Гроза уходила на юг – с неба словно стягивали толстое темно-синее одеяло. Солнце выглянуло из-за его края, и бесчисленные капли на листве заиграли радужными искорками.
Человек выбрался из-под ели, стряхнул воду с потертой оленьей шкуры, которой укрывался вместо плаща. Первым делом он вытащил из ножен длинный меч и осмотрел лезвие. Клинок, смазанный костным жиром, серебристо сверкнул. Сухими остались и запасные тетивы в заплечном мешке.
Впереди лесную поляну окаймлял молодой липовый лес. Птицы в нем пробовали голоса, радуясь концу ненастья.
Человек поправил перевязь меча, глубоко вздохнул и пошел вперед, утопая по пояс во влажных цветущих травах. На опушке он придержал шаг.
- Я Берен, сын Барахира с Дортониона! Вот кольцо Фелагунда, друга моего отца! Проведите меня к королю!
Вспугнутая сорока затарахтела впереди, молодой зайчишка свечкой взлетел из черничника и махнул прочь. Веприца выставила темную морду между дудками жирных болотных трав, шумно сопя и поводя ушами.
- Если вы меня видите – укажите мне дорогу к королю Финроду!
Лес густел, в нем стояла влажная духота. Потом потянуло сладким ароматом цветущего клевера. На склоне холма нечасто стояли березы. У корней их человек заметил блестящие коричневые шляпки грибов.
- Вот и ужин на сегодня, - произнес он негромко, наклоняясь к добыче.
А когда выпрямился, увидал в шаге перед собой невысокого лучника.
Стрелок словно возник из воздуха – ни одна травинка в березняке не шелохнулась, даже скандальные дрозды не чиркнули, продолжая заниматься своими делами. Серые миндалевидные глаза смотрели на человека внимательно и холодно, маленькая рука лежала на рукояти меча.
Берен медленно выпрямился, чувствуя направленное в основание черепа жальце стрелы.
- Я сын Барахира, друга Финрода Фелагунда. Вот кольцо короля, подаренное моему отцу после боя в Топях Серех…
- Мы узнали кольцо Арафинвэ, - голос лучника прозвучал шелестом листьев. – Следуй за мной, сын Барахира.
Среди могучих вязов на вершине холма скрывалась невысокая башня. В глухом нижнем этаже ее пограничники Нарготронда предложили Берену пищу и отдых.
Человек отодвинул блюдо жареной дичи:
- Простите великодушно, но я уже много лет не ем мяса. Может, разрешите мне сварить похлебку из моих грибов?
- А сыр и творог тебе придутся по вкусу?
- Такой замечательной еды я не пробовал уже много дней.
- Поставь сушиться свою обувь и отдыхай.
- Вы позволите мне сразу же продолжить путь? Я тороплюсь к королю.
- У тебя важные известия, Берен Барахирион?
- Да… - человек посмотрел на вымощенный камнем пол. – Очень важные.
- Хорошо. Сейчас я приведу коней.
Неоседланные кони неторопливо рысили без дороги через леса. Эльф ехал впереди, приоткинувшись на круп коня, и вроде не обращал внимания на своего спутника. Как-то сами собой открывались впереди полянки, ложились под копыта удобные броды.
Берен не старался запомнить дорогу. Если придется возвращаться ни с чем, его так же проводят до границы ничейных земель. Надо было думать, что он скажет королю.
Много лет назад Берен уже видел Финрода.
В холодной зимней ночи вдруг бешено заржали стоявшие во дворе под навесом кони. Красный свет плясал на полу, пробиваясь в узкие оконца дома. Вскочили с постелей и женщины. Первая мысль была о лесном пожаре, а с такими вещами не шутят даже зимой в краю мачтовых сосен… Но отец остановил бросившихся было за топорами людей.
- Началось… - произнес он глухо и тут же крикнул. – К оружию! Дружина, на коней!
В сумерках утра всадники спустились с отрога в ущелье Ривиля. Здесь снега было по колено коням. Дружинники все время менялись. Передние одерживали лошадей, чтобы дать им отдохнуть на пробитой тропе, а их места занимали другие. С рассветом открылась волнистая равнина. Из-под сугробов там и тут торчали засохшие камыши, отмечая кочки и островки среди болота. По ним держала путь дружина. Даже в морозы лед над ключами тонок, и можно ухнуть вместе с конем в липкую засасывающую грязь.
Отец разбирался в лошадях. Дружинные кони вели свою родословную от жеребцов, подаренных Беору королем Финголфином. Ступали они осторожно и уверенно, угадывая незамерзшие зажорины под обманчиво-белым снегом. И первыми почуяли врага – насторожились, упершись в повода и подбираясь для скачки. А потом и люди услышали далекий вой орды и лязг железа по железу.
Будь под ногами твердая земля, отец пустил бы дружину лавой, чтоб таранным ударом опрокинуть противника. Так уже было не раз: одетая в сталь, отлично обученная конница раскаленным ножом рассекала толпы орков, обращая злобного, но трусливого врага в бегство. Сейчас же вождь приказал разбиться на три отряда и ехать рысью, держась всхолмленных участков топи.
Снег впереди был весь истоптан и смешан с грязью. Все чаще под копыта злобно фыркающим коням попадались трупы в толстых стеганых тягиляях. Кто-то дрался здесь, отступая все дальше к северу, упорно и умело отбиваясь от наседавшей орды. Вдруг отец придержал коня. На изломанном тростнике среди пяти орочьих туш лежал воин в серебристой кольчуге.
- Им совсем плохо приходится – мертвых не подбирают… Опустить копья! Растягиваться вправо, рыси прибавить – вперед!
Вокруг холмика кипела серо-бурая гуща шлемов. Орки, стрелявшие навесом через головы копейщиков, едва успели обернуться, как их втоптали в снег передние всадники. Конница выстроилась тремя остриями и глубоко врезалась в толпу врагов. Берен, скакавший за отцом, увидел на вершине холма стену лазурных щитов. На эту голубую стенку и бросались орки, не пытаясь сомкнуться перед новым противником. А дружина Дортониона уже расчищала себе путь мечами. Размах таранного удара замедлился.
Орки, наконец, сообразили встречать конных копьями. Теперь все зависело от выучки коней и умения рубить мечами с седел.
Чалый конь отца прянул от вороненого наконечника – меч отсек держащую ратовище лапу. Под удар сверху подвернулся низкий шлем – орк осел, схватившись за разрубленную башку. Навстречу Берену метнулся орк, размахивая ятаганом. Тот успел ударить сулицей между бляхами тягиляя, а его буланая кобыла с яростным визгом хватанула зубами темную морду…
Уже близко тесный ряд лазурных щитов… А орки все продолжают переть на обороняющихся, вцепляясь лапами и зубами в щиты, стараясь опрокинуть или вырвать воина из строя. Ползут по трупам своих и прыгают сверху на копья… Качнулся один щит, воин упал на колени и бессильно распластался на снегу. На его место шагнул другой и взмахнул мечом, снося головы двум прытко метнувшимся к пробоине оркам. Серебристо-синие лучи самоцвета на очелье его шлема, казалось, ослепили орду – ближние отшатнулись. Но тут же разразились злобно-ликующим воплем, и сразу три копья ударили в подставленный щит.
Невыносимо долго одолевали всадники Барахира отделявшие их от холма десять лошадиных прыжков. И, едва оказавшись перед лазурными щитами, принялись сбивать орду со склонов.
- Держи! – отец подбросил на седло Берену эльфа.
Тот обхватил легкое тело, заглядывая в запрокинутое бледное лицо. Из-под шлема эльфа текла кровь, бусинками катясь по блестящей кольчуге.
«Сомкнись!» - запел рог. Всадники на рыси перестроились, охватив тех, что везли отбитых эльфов и своих раненых. Отец тоже прижимал к себе кого-то, закрыв тому голову полой плаща. Бой кипел впереди и позади, кони оседали на задние ноги, просясь в скачку. Но орда, словно обезумев, бросалась на всадников и преграждала дорогу к горам. Трещали застрявшие в тушах копья, кони рушились на трупы…
Вдруг впереди протрубили карьер. Кобыла Берена без посыла взяла с места длинным прыжком следом за остальными воинами. Дружина вырвалась из кольца прямо на юг, а навстречу стеной серебряной метели мчалась подмога под звездным знаменем.
Сполохи огня бегали по шатру. Берен во все глаза смотрел на эльфийского короля, беседующего с отцом.
Эльфы не были невидалью для людей. В поселках и в крепости над северными обрывами охотно принимали тех из племени Беора, кто приходил учиться мастерству или желал вступить в дружину. И эльфы иной раз оказывались у людских жилищ, забредая случайно или из свойственного Старшему народу интереса ко всему вокруг.
Однажды видел Берен и князей Дортониона, когда те прискакали к отцу во главе небольшой дружины. Его, тогда совсем ребенка, поразило видение серебряных всадников на светло-серых конях. А когда двое самых прекрасных витязей сняли свои высокие шлемы, и золотые волосы рассыпались по синим плащам… Берен тогда так и не решился приблизиться к этим витязям и рассматривал их через щель в занавесе, разделявшем отцовский дом на две половины…
Волосы Фелагунда струились гладко, как у Ангрода, а глаза были того же тревожного серо-голубого цвета, что у Аэгнора. Король Нарготронда полулежал на куче мехов. Берен уже знал, что отец буквально вырвал Финрода из лап целой своры орков. Твари навалились толпой, меч короля застрял в их гуще. И потом, когда Барахир скакал прочь от холма, орки безумно бросались к нему, пытаясь сдернуть эльфа с седла. Отвязались только после того, как отец своим плащом накрыл приметный шлем Фелагунда.
- С рассветом ударим вдоль края топей, - тихо говорил эльф, водя точеным пальцем по карте. - Мы должны удержать проход между склонами гор и болотами. Иначе вражьи полчища растекутся по всей долине Сириона. И отрежут тех, кто сейчас бьется в Дортонионе. Я бы хотел, Барахир, чтоб ты ударил первым. Атакуешь и сразу отойдешь за стену щитов. Пусть враг ввяжется в бой с тобой. А я на галопе зайду им в тыл – и раздавим тварей!… А если не раздавим, то хоть сильно поубавим войска Морготу.
- Ты хочешь сам идти в бой, Король? - отец качнул головой. – Побереги себя! Когда ты оказался у меня на руках, я боялся, что у тебя ни одной кости целой не осталось. Да еще по пути здоровенная тварюга вцепилась тебе зубами ниже колена…
Финрод передернул плечами в неодолимом отвращении:
- Не надо!.. Но завтра я уже смогу сесть в седло. Мы пришли сюда сражаться с Врагом, Барахир. Не на жизнь, а насмерть. Но ты сегодня спас меня от участи худшей, чем смерть. Если б не твоя доблестная дружина, меня и других, кто, к несчастью, уцелел бы в бою, тащили бы в Ангбанд… на потеху Морготу.
Фелагунд оперся локтем левой руки об изголовье, приподнялся, куснув губу, и снял с пальца переливающийся цветными искрами перстень.
- Это кольцо сделал мой отец Финарфин. Он надел его мне на руку там, на берегу Амана, когда мы прощались с ним… Я даю его тебе, Барахир, как залог моей вечной благодарности за твою сегодняшнюю помощь. Этим кольцом… - он попытался вздохнуть поглубже и снова прикусил губу, - … знаком надежды на освобождение от Проклятья – клянусь тебе, что выполню любую просьбу: твою, Барахир, или твоих родичей и потомков, как это будет в моих силах!
Он положил кольцо на ладонь отца и устало откинулся на ложе. Барахир осторожно сжал пальцами узкую кисть Финрода:
- Король! Я принес присягу твоим младшим братьям на верность и своему народу – на защиту от врага. А тебе сейчас клянусь, что я, мои родичи и потомки отплатят тебе за дружбу такой же верной дружбой!
Фелагунд улыбнулся и положил правую руку поверх руки отца.
Наутро была битва, трудное наступление до Ривиля, потом бесконечный отход на юго-запад с непрерывными боями, возвращение в опустевший разоренный Дортонион.
На облизанных пламенем северных склонах не уцелел никто. Судьба живших в лесах оказалась немногим лучше. Кое-кому удалось избежать гибели и плена, уйдя в долину Сириона, пока они и дружина Нарготронда сдерживали врага.
Строгий Ангрод, насмешливый Аэгнор, светлые витязи их дружин, мастера и певцы из крепости среди сосен – все полегли в Битве Внезапного Пламени. С ними брат отца Бреголас и множество людей Дортониона. Их пережженные добела, отмытые весенними водами кости нашли они с отцом, когда вернулись в свою землю для мести врагу. Леса вокруг Тарн-Аэлуин стали домом небольшой дружине на долгие годы, пока не погубила последних бойцов измена…
Почему он, Берен, не пал тогда вместе с отцом и остальными?!
Кони спустились по пологому травянистому склону к реке. Эльф-проводник направил своего прямо к лунной дорожке на темных водах.
- Течение здесь небыстрое, но все же держись за гриву, сын Барахира.
Берен мог бы сказать светловолосому лучнику, что много раз одолевал вплавь реки и без коня. Но предпочел промолчать. Этой ночью небо над лесами расчистилось, и звезды показали, что его конвоиры повернули прямо на юг. Прежде они ехали на юго-запад от Теснины Сириона. За рекой лес был так же густ, и ничто не указывало на близость города. Казалось, ночная езда приведет прямо к берегу Моря…
Анар скрылся за ближним лесом.
Два всадника неторопливо ехали по затянутому вечерним сумраком лугу. Один из них движением колен придержал своего светло-рыжего коня и обернулся к спутнику:
- Посмотри, Туркофинвэ, золотые облака на лиловом небе. Словно над Тирионом…
Тот чуть вскинул голову и тут же усмехнулся:
- Да, похоже.
- Издали угадывалась Туна по лучистому сиянию над кровлями города… Ты помнишь?
- Безусловно помню. И как алмазом с бесчисленными гранями смотрелся Тирион с ближних гор. И красно-золотой цвет облаков над Форменосом вот, как сейчас… Скажи: дашь ты мне полсотни своих следопытов, или я поеду к истокам Гинглита только со своей дружиной?
- Пограничная стража поможет тебе в поиске, как всегда.
- Весной я доходил почти до Топей и видел башню Тол-Сириона… - всадник тряхнул головой – рассыпались по плечам волнистые черные волосы. – Стараниями Гортхаура вокруг крепости посохли леса. Черные остовы деревьев торчат из мертвого щебня, а в Сирион стекают вонючие ручьи.
Его спутник, вздохнув, промолчал.
Наползающие с Запада тучи погасили последние лучи заката, и всадники пустили коней рысью.
В ночной тьме провожатые вывели Берена к обрывистому склону горы. Портал высотой в три человеческих роста скупо освещался парой факелов. Из тьмы проема возник эльф в кольчужном доспехе.
Берен хорошо знал эльфийскую речь. Страж спросил пограничника, не с донесением ли он прискакал. Тот ответил, что всего лишь привел неизвестного адана с приречья Сириона, а на рубеже все спокойно.
- Пришелец желает видеть короля. Он назвался Береном, сыном Барахира с Дортониона, а эти имена вызывают бешеную ненависть у прислужников Врага. И еще – он показал кольцо Арафинвэ.
Страж с удивлением посмотрел на оборванного охотника.
Словно капли дождя, простучали сзади копыта. Берен оглянулся и увидел Финрода. Тот сидел на неоседланном коне, блестящий рог лука торчал из-за его плеча. А спутник короля уже соскочил с темно-серого коня и весело болтал с двумя воинами.
- Король! – Берен одним движением оказался на земле. – Дозволишь ли войти в твой дом ищущему помощи?
Финрод вгляделся:
- Я рад видеть тебя живым, Берен Барахирион! Мои ворота открыты для всех, не служащих Врагу, а тебя здесь примут с почетом. Идем!
Легкие пальцы эльфа коснулись руки охотника.
За мощными створками портала был вымощенный розовым гранитом зал. Сильный, но не резкий свет струился из ниш округлого свода, подобный свету ясного зимнего дня.
- До нас дошел слух, что последние защитники Дортониона погибли. Я рад, что это оказалось неправдой.
- Это правда, король. Из дружины отца уцелел лишь я один по случаю, не знаю, счастливому или несчастному.
Финрод недоуменно приподнял брови.
- Кажется мне, что было бы лучше погибнуть с остальными.
- У тебя на душе большая тяжесть, я вижу. И пройденный трудный путь не прибавляет спокойствия, - в серо-голубых глазах была тревога и сострадание. – В Нарготронде ты сможешь отдохнуть в безопасности.
- Благодарю, король. Но дозволено ли мне будет встретиться с тобой вскоре… и наедине?
Финрод чуть улыбнулся:
- Хоть завтра утром. Ты расскажешь мне о делах своих и отца и сообщишь, в чем нуждаешься.
- В твоей помощи, король!
Берену показалось, что Фелагунд едва заметно вздрогнул, ясные глаза его потемнели.
- Род Беора имеет право просить у меня любой помощи.
- Важные новости с Севера?
Берен глянул на вставшего рядом с королем незнакомого нолдо. Тот стягивал перчатки с широкими крагами и не скрывал досады, что Финрод застрял у порога ради какого-то бродяги.
- Туркофинвэ, это Берен Барахирион. Дружина его отца причинила столько вреда Морготу, что тот оценил головы Барахира и его сына разве чуть дешевле, чем самого Финдекано.
Черноволосый нолдо оставил в покое перчатки. Взгляд темно-синих, почти фиолетовых глаз его испытующе уперся в лицо адана. Потом он наклонил голову – уважительно, но холодно.
- Мой брат Туркофинвэ Феанарион, которого синдар и эдайн называют Келегормом.
Берен поклонился в ответ.
… Один из неистовых сыновей Феанора в Нарготронде! Значит, он не погиб в этой войне.
Келегорм сдернул вторую перчатку и повернулся к Финроду:
- Войско Врага идет на Нарготронд? Тогда я сейчас же выйду ему навстречу!
От порывистого движения взлетели иссиня-черные волнистые пряди, в фиалковых глазах сверкнули голубые искры.
- Нет, на Севере все спокойно. Берен пришел ко мне.
Двое вождей нолдор стояли рядом. Красота Келегорма напомнила Берену ночную грозу, Финрод же походил сейчас на зимний рассвет. На мгновение беорнингу захотелось уйти опять в леса из-под этих сводов. Но тут же захлестнула его страстная надежда – Фелагунд придумает, как выполнить условие жестокого Тингола… или посоветует, как обойти его.
Келегорм, уже шагнув в сторону дальней резной арки, оглянулся на адана через плечо, словно о чем-то догадываясь. Огромный серебристый пес толкнул Феанариона массивной головой под локоть. Тот рассмеялся и почти бегом исчез в ярко освещенном коридоре.
- Я буду ждать тебя завтра утром, Берен Барахирион, - Финрод мягко улыбнулся. – А сейчас тебя проводят в покои для гостей.
Берен, благодаря, низко наклонил голову.
Не световая бойница, а широкий арочный проем открывался из просторной комнаты наружу. В обрывистом склоне горы были прорезаны такие выходы на узкий скальный карниз. Далеко внизу поблескивали под лучами Итиля петли лесных речек, отливали бледно-голубым кроны деревьев. Здесь же, на высоте, дул едва заметный ветерок, внося в подгорный чертог запахи леса. Свет забранного в бронзовую сетку кристалла умерял экран из зеленого нефрита.
Сидевший за широким столом нолдо вскинул голову – в покой, громко стуча когтями по шлифованному камню, вбежал серебристо-серый волкодав с черной спиной. Пес ткнул сидящего носом в щеку.
- А, Турко…
Вошедший Тиелкормо присел в кресло у проема наружу. Волкодав улегся на меховой ковер у его ног.
- Хорошо поохотились с Финдарато?
Тиелкормо чуть повел плечом – так, неплохо. Потом усмехнулся:
- Я привез очередной подарок дочери Артаресто. Попался олененок почти золотой масти. Белых оленей мы с тобой видели, а такого, пожалуй, не встречал никто. Дева была в восторге и потащила нового воспитанника в свой зверинец.
- Скоро вокруг города разведется множество оленей, лисиц и белок невиданных мастей.
- Не забудь еще почти белого бобренка, Куруфинвэ.
- А кроме оленей и бобров никто не встретился?
- Волки. Обычные волки, лесные охотники. Очень светлой масти. Видно, даже они уходят с Севера, прочь от Морготовых тварей.
Волкодав, вздохнув, положил голову на колени Тиелкормо. Тот задумчиво почесывал его за ушами. Рука нолдо казалась совсем маленькой на этой громадной голове.
- А в воротах повстречался странный адан… Тебе известно имя Барахира, кунга атани Дортониона?
- Того, что положил копье к ногам младших братьев Финдарато? Слышал, что он круто насолил Моринготто, прежде чем пал, не покинув своих лесов.
- Адан тот назвался Береном Барахирионом.
- Значит, дортонионские атани не все погибли?
Тиелкормо запустил пальцы в собачью шерсть:
- Он очень странно смотрел на меня, этот адан. Словно… боялся меня, что ли.
Куруфинвэ повернулся на стуле:
- Ты подозреваешь в нем вражеского лазутчика?
- Нет, что ты! Финдарато сразу узнал его – они виделись прежде.
- Значит, разум твоего Барахириона помутился в странствиях. Он хоть принес важные вести?
- Во всяком случае, не принес плохих и срочных. И, как я понял, пришел он не в Нарготронд, а к Финдарато.
- Ну, тогда это их дело… Хочешь, развеселю тебя?
Куруфинвэ скинул кусок холста с небольшого железного устройства. Подсоединив кривую рукоятку, быстро раскрутил что-то внутри, снял рукоять и повернул рычажок. Раздался железный щелчок.
- Что это за уродство? Будто четыре зубастые лягушки смотрят из одной лужи.
- А дотронься до него… Да не рукой, чудище! Толкни, вот, палкой…
Щелчок, звонкий металлический лязг – и Тиелкормо отпрянул с подавленным испуганным вскриком. Одна из железных «лягушек» вцепилась пастью в середину палки.
Куруфинвэ расхохотался:
- Здорово прыгнула?! Я хочу поставить пружину посильнее, чтоб взлетала на четыре локтя!
- Зачем нужна такая гадость?! Капкан – это подло и жестоко. Попавший в него зверь долго мучается от боли и жажды…
- Это не на зверя, Турко. Представь себе, если рассажать таких лягушек вдоль троп с Севера. Что сделает урук, когда одна-две прыгнут на него и схватят?
- Завизжит по-поросячьи и бросится бегом к хозяину.
- А за ним его друзья-приятели. Причем, воем и топотом они оповестят все сторожевые посты в окрестностях трех лиг от места события.
- Ну а если «лягушку» потревожит зверь?
- Нетрудно подобрать пружины так, чтоб крупному зверю захват не причинил вреда, а под мелким не сработала защелка.
Произнося это, Куруфинвэ незаметно подвигал устройство к краю стола и вдруг толкнул его. Оскаленная железная пасть взвилась в воздух. Но в тот же миг черно-серебряный волкодав прыгнул наперерез. Ударившись о его плечо, захват отлетел к стене.
- Да не бойся, ты далеко стоял… - засмеялся Куруфинвэ, глядя на отскочившего к самому проему брата.
Тиелкормо с такой же силой и стремительностью, как его пес, бросился к Куруфинвэ. Тот не успел уклониться и упал на колени. Руки его оказались заведены к самым лопаткам.
- Турко, перестань! Ну ведь в самом деле больно!
Волкодав, недовольно рыча, принялся расталкивать Феанарионов массивной мордой. Потом ухватил зубами край рукава Тиелкормо и потащил в сторону. Тот не отпускал брата.
- В следующий раз ищи другой объект для таких шуток, Атаринке. Лучше я поймаю тебе дикого горного тролля. Ему твой юмор наверняка покажется умным и тонким… Ой!
Он выпустил запястья Куруфинвэ, сам свалившись на пол. Пес его, отчаявшись разнять хозяев, ткнулся оскаленной пастью ему в живот и чувствительно прихватил через одежду кожу.
В этот момент распахнулась дверь, ведущая внутрь горы. На пороге замер нолдо, одетый по-рабочему в кожаную куртку. Темно-синие его глаза удивленно расширились:
- Что вы делаете?
Братья вскочили на ноги. Куруфинвэ обнял вошедшего за плечи правой рукой, а левой ласково пошлепал по щеке:
- А что делаешь ты? Кто разрешил тебе работать, пока не совсем зажила рука? Хочешь порвать запястье еще раз?
- Отец, я ничего и не делал… Просто, уже созрели кристаллы, которые мы тогда вместе поставили расти. Я только расколол тигель посмотреть…
- Посмотреть? – Куруфинвэ взъерошил сыну волосы. – И что увидел?
- Восемнадцать кристаллов цветом от вишневого до ярко-алого. Самый большой – с мой кулак, самый мелкий – с дикую сливу. Пойдем, покажу, как они светятся.
Тиелкормо потрогал свои волосы, проверяя, высохли ли они.
- Я пойду отдыхать.
- Возьми с собой этого мастера, - Куруфинвэ подтолкнул сына в спину. – И оставь в спальне завтра утром. Пусть даст зажить сухожилию.
- Ну, отец…
- Я не трону эти камешки, пока ты сам ими не займешься.
Тиелкормо снисходительно усмехнулся, пропуская Тельперинкваро в боковую дверь впереди себя.
Небо в восточной стороне из почти черного стало синим, потом налилось густой голубизной и начало розоветь.
Финдарато выпрямился, опершись пальцами на каменные перила скальной галереи. Он было прилег здесь, на открытом воздухе. Но отдохнуть так и не удалось. На память приходили образы матери и отца, родного города. Потом стали открываться точные до мельчайших деталей картинки. Бортик фонтана и мозаичное дно за ним: стелящиеся растения из цветного стекла, а на бортике лежит уроненная кем-то лента… Отпечатки конских копыт на сырой тропе заполняются дождевой водой… Ленивые волны разглаживают на песке след босой ноги…
Финдарато присел на скамью – не спится, так занять время чтением. Книга скоро соскользнула на колени. Снова навалились какие-то совсем не важные воспоминания. Балкон дома в Альквалондэ – так здорово было сидеть, просунув ноги между балясинами и поглядывать вниз в высоты в тридцать локтей… Резво прыгающий по ступеням и ныряющий в густой чубушник мяч… Брошенное поперек недописанного листа перо…
Воспоминания лезли непрошеными. Вроде бы тоска по оставленным в Валиноре за долгие годы утихла, оттесненная каждодневными делами. Иногда вдруг захлестывала порывом холодного ветра и почти тут же отступала. Отчего этой ночью давно привычная печаль словно навалилась глыбами вечного льда?..
Ну, не у Артаресто же просить утешения! Того самого надо поберечь. Слишком нежен он для Смертных земель. Младшие были тверже… или легкомысленнее? Ныне они, павшие с честью, ждут в сумерках Мандоса. Ждут братьев и сестру, пока еще живущих под небом?
Солнце вспыхнуло над краем дальних лесов. Финдарато встал, потер пальцами виски. Ночная печаль таяла под слабыми еще лучами, как иней.
В одном из залов искусно проведенная сквозь камень вода низвергалась каскадом в большую чашу из голубого стекла. Тенелюбивые деревья и травы росли, казалось, прямо из пола. Туя, можжевельник, иглица, а под ними ландыш и почти черные листья южной лилии. Это место казалось дном узкого горного ущелья. Голубые отблески на струях воды заставляли глянуть вверх, чтобы увидеть клочок неба. Но над головой был выложенный темно-синей плиткой потолок и толща горы.
Когда смутная, но сильная тревога привела к этим пещерам старшего Арафинвиона, он думал лишь о безопасной уединенности подземного города. Помогавшие ему гномы тоже строили неприступную крепость: с мощными воротами, потайными бойницами над ними, резко изгибающимися галереями, подставлявшими незваных гостей прямо под копья. И чем четче обрисовывался облик крепости, тем чаще приходила горькая мысль: однажды эти ворота придется захлопнуть навсегда и остаться под каменной громадой – без неба и леса.
Первым Финдарато создал именно этот уголок, подражающий ущельям восточных гор. Потом, когда он сам и другие садоводы набрались опыта, им удалось приучить к подземелью плющи, олеандры, букс, потом виноград, яблони и вишни, яркие цветы. Растения смогли довольствоваться светом белых кристаллов. Маленькие подобия лесов и садов – не станут ли они томить безнадежной тоской народ Нарготронда, когда выход в мир закроется?
Финдарато смотрел, как с его пальцев падают искрящиеся капли.
Сын Куруфинвэ, впервые увидев подземные сады, недоуменно повел плечом: зачем это нужно? А недавно вдруг явился с предложением устроить в двух новых залах особое освещение.
- Я так подберу кристаллы, что будет казаться: прямо за спиной Анар тонет в Море. Или еще: что он вот-вот появится в небе.
Темно-синие глаза Тельперинкваро светились азартом, щеки раскраснелись.
- Перенести сюда закат и восход?
- Ну да! – энергичный кивок взметнул черные волнистые кудри. – Да и вообще: можно сделать и чтоб свет и тьма сменяли друг друга, как наверху. Надо только подумать и посчитать. Получится не хуже, чем на небе.
В эти минуты Тельперинкваро был удивительно похож на отца своего отца. Также полон радостной страсти достижения цели. И, конечно, в голову ему не приходят те времена, когда искусная механика его заменит народу настоящие рассветы и закаты…
Финдарато провел мокрой ладонью по волосам.
Он всегда любил новые места и еще там, за Морем, часто отправлялся подальше от населенных мест. Шел или ехал, не торопясь, впитывая разнообразие мира. И однажды, покинув Нэвраст, поехал он через весь Белерианд на его северо-восток. Хотелось не только навестить старших Феанарионов в их теперешних владениях, но и почувствовать просторы Смертных земель.
Путь вывел Финдарато с десятком спутников к опушкам липовых лесов. Два дня они ехали по лугам среди лесных мысов, а на третий им навстречу вымахнул бурый олень ростом почти с коня. Никто не успел выдернуть лук из налучья, как огромный серебристый пес взвился из трав, полоснув клыками оленя по горлу. Рогач рухнул на скаку, забился, выдыхая кровавую пену. Когда подоспели еще собаки, бока оленя уже опали. За собаками появились охотники.
Тиелкормо сидел на коне удивительной масти – по каштановой шерсти скакуна были словно раскиданы крупные золотые кольца. Конь этот, подбегая рысью, зло перекладывал уши и косился на оленя, как хищник.
Феанарион принимал Финдарато в небольшой крепостце, поместившейся между рукавами лесной речки. За частоколом была баня, просторный зал для пиров, а над ним уютные спаленки. Кроме оленины гостям подали копченую лососину и всевозможную птицу. Кони прекрасно отдохнули в просторной конюшне. Но вот против сколько-нибудь сильной орды крепость не продержалась бы и дня.
На это замечание Тиелкормо только иронически улыбнулся:
- Враг на Севере, toronja. А мы далеко на юге. Этот частокол поставлен от лосей, чтоб сено не слопали.
Главное укрепление Феанарионов оказалось куда внушительнее. Его каменные стены и башни выплывали из-за леса, синея в полуденном небе. А навстречу гостям скакал Куруфинвэ. Предупрежденный посланным вперед гонцом, он был одет нарядно. Под черной кожаной безрукавкой вышитая серебром темно-сиреневая рубашка – как добились мастерицы такого глубокого и мягкого цвета? Иссиня-черные волосы прихвачены обручем, сплетенным из тонкой скани с крупными фиолетовыми аметистами, плащ тоже фиолетово-пурпурный. И в тон одеянию пятый сын Феанаро холоден, как январский закат. Горделивый кивок гостю, едва заметная улыбка приветствия…
Недалеко от стен питавшая рвы горная речка разливалась, образуя озерцо. Оттуда слышались детские голоса, смех. Финдарато, проезжая, оглянулся на купающихся . Тут Куруфинвэ вдруг повернул коня к бережку. Соскочил на траву и вбежал в воду, не обращая внимания, что начерпал в сапоги, что кайма его плаща намокла. Один и мальчишек бросился к Феанариону, тот подхватил его на руки и прижал к себе, целуя с какой-то жадной нежностью. Даже повернулся спиной ко всем, ревниво заслоняя ребенка. А мальчик глянул на приезжих с удивлением и любопытством и тут же улыбнулся радостно…
Финдарато запомнил Тельперинкваро ребенком. В Нарготронд же приехал мастер и воин… Точнее, не приехал – его привезли, бесчувственного, обмотанного бинтами, на седле, следом за носилками Тиелкормо. Куруфинвэ прискакал с последними воинами – те защищали отступающих от преследования. Этот сидел на коне прямо и уверенно. Но когда попытался спешиться, зашатался и едва не упал навзничь, потеряв стремя.
То была страшная зима. Финдарато уже знал о гибели Ангарато и Айканаро. Феанарионы полагали, что только они двое уцелели из братьев. Король Нарготронда разослал во все стороны конные отряды с приказом собрать в пещерный город всех живущих на его землях. Снаружи оставались лишь воины. Стоило отдать приказ – и хитроумные механизмы наугрим захлопнут ворота, сбросят сверху громадную скалу, наглухо перекроющую портал.
- И что дальше? – спросил Куруфинвэ, когда Финдарато поведал ему секрет портала. – Сидеть под землей до скончания времен, забыв о чести и возмездии Врагу?
- Возмездие оказалось нам не по силам, даже когда мы держали Врага в осаде. А что мы можем теперь?
- Собрать в кулак уцелевших и ударить!
- Кто же уцелел, кроме нас?
- Надеюсь, народ Киръатано. И, наверняка, Дориат.
Финдарато отвел взгляд:
- Эльвэ принял бы меня и мой народ, если бы нам негде было укрыться. Но военной помощи он не окажет никому.
- Нас он не принял бы, даже если б нас рубили на куски у его порога! – глаза Куруфинвэ сузились, как у разъяренного барса.
«Вы и сами предпочли бы лечь мертвыми, чем просить защиты у короля Огражденных земель», - подумал Финдарато. Но вслух ничего не сказал. Возможно, Эльвэ имеет желание и даже право ломать гордость Феанарионов, поставив перед выбором: погибнуть с дружиной и народом или смиренно просить помощи у отвергшего когда-то союз. Финдарато любой недружеский жест по отношению к братьям казался надругательством над законами мироздания.
Оправившиеся от ран дружинники Аглона усилили войско. Еще ценнее было присутствие Тиелкормо. Он как-то сразу ухватывал суть военного столкновения, умел предвидеть действия противника и предлагал наилучший план отпора. Финдарато, не доверяющий слишком быстрым и неожиданным решениям Феанариона, пытался спорить. Тиелкормо, снисходительно поглядывая на короля, чертил цветным стержнем по карте знаки, наглядно показывающие его правоту. А через несколько дней в поле он эту свою правоту блестяще подтверждал, быстро и почти без потерь истребляя очередную банду или целую орду.
После потери верховьев Сириона защитой стала скрытность. Тиелкормо с дружиной летал по лесам подобно Оромэ, и ни один орк не уворачивался от их стрел и мечей, чтобы донести хозяину об укрепившихся тут нолдор.
Трудно сказать, любили ли Тиелкормо в городе, но восхищение он вызывал. Как и его брат-мастер…
Занятый мыслями, Финдарато не заметил, как оказался на мостике через подземный поток. Здесь горячие родники вливались в ледяную глубинную речку, и вода курилась паром. Вода четырех гранитных купален не только освежала входящих в нее, но и разглаживала рубцы старых ран.
Просторный чертог двумя большими световыми окнами открывался на запад. Рано утром в нем царил полумрак, спокойный и мягкий.
Финдарато поднял со стола большую раковину. Прижатый ею лист карты, шурша, свернулся в трубку. В раковине волны далекого Моря пересыпали песок…
В дверь заглянул светловолосый лучник в пятнистой зелено-бурой куртке:
- Король, разреши войти?
Финдарато положил раковину:
- Донесение?
- Да, - лучник прикрыл за собой двери. – На севере заметили небольшую орду, пробирающуюся к Полусветным водам. Голов полторы сотни, легко вооруженные – без щитов.
- Что хотите предпринять?
- Отряд идет следом. Если орда не уклонится к югу – пропустим на тот берег и там выбьем.
- А если повернут обратно – пусть уходят беспрепятственно. Постоянные исчезновения банд за Тейглином могут навести Врага на соображения.
Пограничник, было нахмурился, но тут же кивнул:
- Понятно, король.
За пограничником зашел один из рулевых. Речные суда плавали по Сириону до самого Моря почти без опаски. Морготовы твари по-прежнему боялись всяких вод. На острове напротив устья строились укрепления. Киръатано сразу понял опасения Финдарато, и его народ участвует в возведении боевых башен над бухтами…
Высокая нолдэ молча поставила на стол черную вазу, полную белых и пурпурных крокусов. Финдарато вскинул радостно-удивленный взгляд.
- Да, король, цветут.
- Это же замечательно, Эльорэ!
- Так спустись и посмотри сам. Девушки хотят услышать похвалу своим трудам от тебя самого. Они так старались перенести в подземелье весну.
- Конечно, зайду!
Садовница ушла. Финдарато прикоснулся кончиками пальцев к влажным венчикам. Едва заметный тонкий запах был тревожен и почему-то печален…
Берен Барахирион хочет говорить с королем Нарготронда. Солнце уже поднялось высоко, и человек успел придти в себя после своего бесчувственного сна.
Берен проснулся с ощущением пустоты вокруг. Будто оказался он в странном теплом сугробе или в неподвижной воде. Воздух был свеж, сух и прохладен… Напрягшиеся мышцы охотника расслабились. Он же в Нарготронде, городе Фелагунда!
Берен позволил себе полежать, рассматривая полированный гранит потолка и узоры настенных ковров. Он уже не помнил, когда просыпался, а не вскакивал, поднятый рогом или внезапным чувством опасности. Да еще эльфийская постель из пуховых мешков, покрытых тонким полотном… Вчера врачевательница каким-то снадобьем смазала ему колено, и совсем ушла ставшая привычной боль в разбитом когда-то суставе. Лутиэн снимала эту боль прикосновением ладони…
Берен рывком сел, отбросив легкое одеяло. Финрод обещал принять его рано утром, а он все валяется в постели!
Дверь приоткрылась. В покой боком проскользнул эльф с подносом в руках. Поставив его на стол, улыбнулся человеку и кивком пригласил приняться за еду.
Как большинство беорингов, Берена не сбивала с толку внешность эльфов. Завтрак ему принес совсем юный эльда: вон с каким любопытством поглядывает на гостя. Сейчас он сильно удивится.
- Благодарю тебя за любезность. Но не мог бы ты принести какую-нибудь пищу без мяса?
Услышав правильную речь на синдарине, юноша не столько удивился, сколько обрадовался:
- Тебе понравятся пирожки с ягодами? И сыр? Я быстро!
Покончив с едой, Берен спросил эльфа:
- Не затруднит тебя узнать, когда король сможет уделить мне время?
- Не затруднит! – фыркнул тот. – Ведь король велел вести тебя к нему сразу, как только ты захочешь этого.
Финрод шагнул навстречу гостю и за руку проводил к легкому столику у светового проема.
- Ты хорошо отдохнул?
- Спасибо, король. Я не спал под крышей уже много дней.
- Расскажи, что было с твоим отцом и дружиной после того, как мы расстались у Тейглина, - тихо попросил Финрод.
Рассказывая, Берен не сводил глаз с короля. Тот смотрел на столб света, но беорингу казалось, что Финрод видит больше, чем повествуют слова.
- … И я остался один, король. Только тогда я покинул совершенно безлюдный Дортонион. Ведь пепелища деревень уже заросли молодыми осинками, а на развалинах крепости твоих братьев цветет кипрей.
- Немногие уцелевшие с Дортониона пробрались сюда, в Нарготронд. Я знаю, какой огненный прибой хлестал по северным склонам… - губы Финрода дрогнули. – Берен, ты виделся с теми эдайн, что ушли в Бретиль. Скажи, не доходили до тебя слухи, что… один из князей Дортониона взят в плен?
У эльфов такие огромные глаза, в них не утаишь мысль. Фелагунд боится, что ему ответят «да».
- Людям трудно поверить в гибель тех, кого они любят, король. Но я сам допрашивал пойманных орков. Тела Ангрода и Аэгнора – да будут славны их имена до конца мира! – поглотил огонь.
Финрод коснулся пальцами прядки на своем виске. Страх в его глазах сменился тихой печалью.
- Они так отважно бились, король, что никто не смог бы подступиться к ним.
- Ты хочешь остаться у нас в Нарготронде? – спросил Фелагунд, помолчав. – Или попробуешь вернуться в Бретиль к своему племени?
- Нет, король, - Берен сглотнул колючий комок. – Я пришел просить у тебя помощи. Не с Дортониона шел я сюда, а из Дориата.
Финрод откинулся в кресле.
- Случилось так, что я оказался среди расщелин Нан-Дунгорфеб. Там приходится идти не туда, куда хочешь, а куда получится. И мой путь вывел меня к границам Дориата. Я не помню, как блуждал в покрытых светящейся мглой лесах. Наверное, разум мой дремал, и Завеса не вытолкнула меня… мне же на горе… А на горе потому, король, что вернула меня в мир дочь Тингола!
Берен, не замечая, что делает, с силой опустил кулаки на резную крышку стола.
- Ты родич Тингола, король, ты бываешь в Дориате. И если ты видел ее…
- Видел, - кивнул Финрод, внимательно глядя на адана.
- Можешь не верить, но Лутиэн любит меня. А я ее. Ваш эльфийский закон дозволяет любящим считать себя супругами без всяких дозволений и церемоний. Будь я по-прежнему сыном кунга Дортониона, я бы рискнул… И твои братья, они не отказали бы нам в защите. Но Берен-бродяга не может быть мужем королевны… Я просил руки Лутиэн у Тингола.
Финрод, прикусив губу, покачал головой. Берен отвел взгляд от его расширенных глаз.
- Ты угадал, король. Тингол был потрясен, а потом взбешен. Верно, лишь заступничество Лутиэн спасло меня от немедленной смерти…
Фелагунд сдвинул тонкие брови:
- Не может Элу Тингол пасть так низко, чтоб убить просящего защиты!
- Ты не видел его в этот миг! Он был готов броситься на меня, как на злейшего врага, и прикончить голыми руками. Тингол не видит в Смертных землях никого, достойного руки его дочери. Пожалуй, лишь от тебя он принял бы сватовство без обиды. Но ты и твои братья по вашим законам – близкая родня его дочери, а остальных голодрим Тингол ненавидит.
- Ты ошибаешься. Элу понимает, что мы, Изгнанники - жертвы хитроумной лжи Моргота и собственного безрассудства.
- Может быть, ты лучше знаешь короля Дориата. Но к нам, смертным, он полон презрения. Лутиэн еще и мудра, она вынудила отца поклясться, что он не лишит меня жизни. Но, клянусь, он чуть не забыл данное слово, когда узнал, что его дочь любит смертного и уже дала свое согласие на брак!
- Если Лутиэн высказала согласие вслух, никто не вправе препятствовать вам соединить свои жизни, - твердо произнес Финрод.
- Тингол обезумел от любви к дочери – что ему законы там, в Огражденной земле! Нам оставалось лишь бежать прочь от Дориата. Но не мог же я вести прекраснейшую из живущих в чащобы, заставлять ночевать на голой земле у костра, бродить под снегом и дождем!
Финрод улыбнулся:
- Привел бы ее сюда, в Нарготронд. Или наш город тоже кажется тебе недостойным красоты и величия дочери брата моего деда?
Берен запустил пальцы в свои густо побитые сединой темно-русые волосы:
- Мне не пришло это в голову… А Тингол мог потребовать выдать нас ему. Ты бы не решился поднять оружие на синдар Дориата!
- Ну, так нелепо он никогда бы не поступил. А разлад его с дочерью я бы уладил. Вытерпел бы еще сколько-то упреков, пока Тингол смирился бы со случившимся.
- Теперь поздно говорить о том, что можно было бы сделать. Лутиэн призналась отцу, что любит смертного, а я… - Берен тряхнул головой. – Пусть Тингол был бы трижды королем, но я не собирался сносить его оскорбления. Безумие короля заразило меня. И я заявил, что добьюсь права на обладание его сокровищем несмотря ни на что!.. Вот тут Тингол поставил мне условие, а я его принял…
- Условие? – голос Финрода странно зазвенел.
- Если есть в моей жизни что-то достойное памяти, так это минувшие весна и лето, король! Пусть бы Тингол казнил меня прямо на ступенях трона – я не знал бы мучений потери!
Берен уронил голову на руки. Финрод отошел к рабочему столу, перебрал лежавшие на нем перья и цветные стержни, оглянулся. Широкие плечи беоринга судорожно дергались. Тогда Арафинвион коснулся ладонями его затылка, забирая на себя горечь и отчаяние.
Вдруг Берен резко вскинул голову и схватил Финрода за руки:
- Именем моего отца и твоим кольцом заклинаю: помоги мне, король!
Тот смотрел на залитое слезами лицо Барахириона, и в душе его нарастало знобящее предчувствие.
- Я сделаю все, что в моих силах… чтоб помочь тебе выполнить условия Тингола.
Тут Берен опомнился. Разжав руки, он виновато посмотрел на красные пятна на тонких запястьях Финрода.
- Прости, король… И… удержи свой справедливый гнев. Потому что Тингол потребовал в доказательство того, что я достоин его дочери, принести ему Сильмарилл...
Финрод не смог сдержаться и отшатнулся к стене.
- Да! Не меньше! А я обещал ему священный камень Феанора. И лишь оказавшись за пределами Дориата, пришел в себя и понял, что за безнадежную клятву дал там.
Финрод снова смотрел на золотистый столб света.
- Помоги – или прикажи меня убить. Потому что без Лутиэн жить я не хочу!
Арафинвион, глядя перед собой, обошел столик и присел на подлокотник своего кресла.
- Тингол хотел избавиться от тебя, не больше. Но выходит так, что погубит он многих и многих. Феанор и его сыновья принесли такую клятву, что теперь скорее разрушат весь мир, чем позволят хоть кому-то завладеть Сильмариллами. Ты видел Келегорма у ворот? Здесь, в городе, живут и его брат Куруфин с сыном и множество их дружинников. Они сейчас обороняют Нарготронд – умело и отважно. Их уважает наш народ… и я тоже. Мне не хочется и думать, что они скажут, когда узнают о твоей цели… - и, предваряя слова Берена, он коснулся лежащего на столе кольца. – Клятва, данная твоему отцу, обязывает меня. Я обещал выполнить любую просьбу. Попытаюсь сдержать слово.
Берен удивился выражению глаз короля. Печаль в них смешалась с усталостью и удовлетворением. Словно путник с последнего холма увидел давно покинутый им дом – и разглядел опутавший распахнутую дверь вьюнок. Но тут Финрод поднял голову и твердо сжал губы:
- Я прикажу проводить тебя в оружейную. Подбери себе кольчугу и шлем. Лучше – работы Куруфина и его помощников. Их брони в упор не пробивает орочий арбалет. Если хочешь, можешь поменять и меч. Моргот вряд ли подарит нам Сильмариллы по доброте душевной!
Финдарато сбежал по шершавым ступеням в обширный зал. Там столбом стояла тонкая каменная пыль, как ни старались камнерезы увлажнять гранит и туф. Артаресто, уперевшись коленом в верхнюю перекладину лесенки, перебирал на ладони кусочки малахита.
- Я бы очень хотел, братец, чтоб ты отошел с этого места и не загораживал свет. А то, как я узнаю истинный оттенок вот этой пластинки?
Он приложил выбранный кусочек к незаконченному дубовому листку в настенной мозаике. Узор продолжил жилки соседней плитки.
Финдарато шагнул в сторону, окидывая взглядом стену. Там, набранный из молочно-опаловых и бледно-золотистых халцедонов круг Итиля просвечивал сквозь росистые ветви деревьев. Нижний угол стены пока что серел голым гранитом.
- Если тебе сейчас нечем заняться, подай мне коробку с яшмами, - не оборачиваясь, попросил Артаресто.
- Я как раз хотел предложить тебе отдохнуть от работы, - Финдарато подал ему коробку.
- Пока что я не устал.
- А увидеть живые крокусы хотел бы?
Тот повернул голову так резко, что лесенка под ним качнулась:
- Неужели расцвели?!
- Пойдем, посмотришь на них.
Пока младший брат, стоя на коленях, любовался цветами, Финдарато молчал. Наконец, тот выпрямился.
- Замечательно!.. Что-то случилось? Плохое? – Финдарато только тут позволил себе сбросить маску спокойной веселости, и брат встревожено взял его за руку.
- Вон там есть скамейка, сядем на нее.
Артаресто долго не мог произнести ни слова. Потом закрыл лицо ладонями.
- Ты погибнешь, melin. И все, кто отправятся с тобой. И город… Неужели нет никакой возможности…
Финдарато грустно улыбнулся:
- Сам знаешь, что нет.
- Ты возьмешь всю дружину?
- Я еще и сам не знаю, как будет правильно поступить. Наверное, безразлично, пойдем в этот поход мы с Береном вдвоем или все войско Нарготронда.
- Зачем тогда идти?! Ведь и Берен это понимает!
- Понимает разумом. А чувством надеется на невозможное. Давай тоже попробуем найти в себе такую надежду. Вдруг что-то изменится в мире?
- Не изменится! Предсказано было, что нам, Изгнанникам, не дано коснуться Сильмариллов!
Финдарато смотрел на полупрозрачные цветы.
- Я должен идти либо против судьбы, либо против чести.
Артаресто прижался щекой к плечу старшего брата. Тот обнял его:
- Держись. Хотя бы до моего ухода. Тебе теперь править народом Нарготронда.
На закате к Финдарато привели гонца из Дориата. Сестра догадалась, куда направится Барахирион, и послала своего дружинника с предупреждением. Но воин нарвался на бродячую банду орков, потерял коня, сам был ранен, долго петлял по лесам, отрываясь от преследователей. Измученного дружинника забрали врачеватели, а король развернул запачканное кровью и зеленью письмо.
Тингол, придя в отчаяние от всего произошедшего, писала Артанис, распорядился лишить свою взрослую дочь свободы. Он надеется, что Лутиэн больше не увидит Берена, который по человеческим меркам уже немолод и, скорее всего, погибнет в лесах. Со смертью адана утратят силу слово Лутиэн и обещание Тингола.
«Великие силы пришли в движение, будь осторожен, брат», - просила она.
Финдарато бросил письмо в ящик. Сестра права. Но великие силы эти уже подхватили его. Оставалось лишь быть стойким и надеяться.
Артаресто утром уехал к устью Нарога. Он чувствовал, что не сможет притворяться ничего не ведающим. Берен позволил себе отдаться отдыху и более не стремился встретиться с королем.
Финдарато старался незаметно для других закончить все дела. В душе он прощался с городом и миром. Стараясь ничем себя не выдать, обходил залы и балконы. И через несколько дней после прихода беоринга столкнулся в одной из верхних галерей с Тиелкормо.
Феанарион заступил путь королю и уперся в глаза Финдарато взглядом холодным и острым, как копье.
- Ты узнал все от дружинника моей сестры?
- Ему никто не приказывал молчать.
Из бокового коридора вышел Куруфинвэ, одетый в грубую рабочую куртку. Финдарато оперся лопатками о полированный гранит стены.
- Мы поклялись, что никому не дозволим завладеть Сильмариллами, - произнес жестко Куруфинвэ. – Лишь мы имеем право – и можем! – распоряжаться ими. Или ты забыл ту первую ночь на Туне?
- Не забыл, - Финдарато выдержал его ледяной взгляд. – Но и я не могу отступиться от своей клятвы.
- В Сильмариллах судьба Арды, и наша борьба идет за нее!
- Для меня моя честь значит не меньше, - Финдарато произнес это с открытым вызовом. – Честь любого эльда, не говоря о короле – честь всего народа.
- Король поведет дружину улаживать любовные делишки своего вассала? – Куруфинвэ презрительно наморщил нос. – Не думаю, чтоб страсть Берена к дочери Тингола оказалась близка всем в Нарготронде!
- Действительно. Одно дело – союзническая помощь в войне, а другое – вот такая безумная блажь. Неужели ты сам не понимаешь? – в голосе Тиелкормо неожиданно прозвучало искреннее сочувствие.
Финдарато горько усмехнулся:
- Конечно, это совсем не та помощь, о какой думал я, обещая ее Барахиру. Но достаточно только начать. Сказать себе: эта просьба невыполнима – ее можно и не выполнять. В следующем случае заявить, что союзник оказался недостойным нас. Дальше сообщить, что вообще не клялся, тебя превратно поняли… Это будет удобно, верно? Только найдутся ли тогда такие, что взглянут на нас с доверием… или хотя бы без презрения?
Куруфинвэ побледнел:
- Ты решил учить нас благородству?!
- Нет, лишь напомнить о нем.
- По-твоему, что было бы благородным с нашей стороны? Поднять наших аглонцев, поскакать вместе с тобой и положить всех у ворот Ангамандо?!
- Мы дотуда и не дойдем, - иронически глянул на короля Тиелкормо. – Хорошо, если нас перебьют севернее Барад-Эйтель. Чтоб хоть на что-то рассчитывать, надо собирать всех: и нолдор, и синдар, и лесных охотников. А твой Берен и его выдумка – только помеха такому союзу!
- Помех достаточно и кроме Берена…
Куруфинвэ стиснул зубы.
- Мы это не забыли, - Тиелкормо вел себя спокойнее брата. – А теперь вот рождается новый раздор. Безусловно, в таком походе погибнут все. Но если – я в это не верю нисколько – если нам удастся сорвать с Моринготто венец… Как решишь ты, Финдарато Арафинвион, чье право на Сильмариллы выше? Вызовешь меня на поединок?!
Финдарато молчал, прямо и бесстрашно глядя на напрягшегося Феанариона. И тот убрал руку с поясного ножа.
- Ты волен поступать, как считаешь правильным. Но Нарготронд на этот раз за тобой не пойдет. Дружина и город не погибнут из-за пустяка, - бросил Куруфинвэ высокомерно.
Тиелкормо положил руку на плечо брату, и они вместе пошли прочь. У арки коридора Тиелкормо обернулся и, странно улыбнувшись, бросил Финдарато:
- Отправляйся через долину Хисиломэ – большая часть пути будет безопасной.
Финдарато не подошел к покрытому парчой королевскому сиденью. Остановившись на верхней ступени тронного возвышения, он оглядел собравшихся в большом зале.
Тысячи светлых глаз смотрели на своего короля. Главная мысль была едина для всех: война! В одних просыпается гнев, и ждут они призыва к бою. Другие уже полны болью и отчаянием и готовы скрыться в подземелье навсегда… А у нижней ступени встали оба Феанариона, одетые в синий шелк и опоясанные мечами. На миг они встретились взглядами с королем. Недобрая насмешка была в их глазах.
Финдарато сплел пальцы рук, глубоко вздохнул:
- Я напомню вам о доблести и верности рода кунга Барахира. Пришедшие из безвестных земель Востока, они сразу встали рядом с нами против Моргота и ни разу не посрамили своей чести. Здесь стоят воины Тол-Сириона – вместе с вами эдайн отражали набеги орд с севера. Я вижу тех, кто пришел с опаленных нагорий Дортониона… а многих из них привезли на носилках. Может, вы еще видите звезды лишь потому, что кунг Бреголас и его дружинники пали там, сдерживая натиск нечисти…
Финдарато стиснул пальцами свой пояс, обводя взглядом собравшихся, и шагнул вниз с возвышения:
- Ты, Галвинг, и ты, Эаргил! В Топях Серех нам вместе грозили гибель или жуткий плен, не поспей кунг Барахир с сыном дружиной нам на помощь.
Двое воинов кивнули, внимательно глядя на короля.
Финдарато снова встал на верхнюю ступеньку:
- Когда конники Барахира вынесли нас из погибельного кольца, я поклялся кунгу придти на помощь его роду и потомкам. И сейчас наша помощь понадобилась сыну Барахира. Он пришел в Нарготронд через заполоненные бандами леса и принес залог моей клятвы – перстень моего отца…
Финдарато заметил движение вдали, у стен зала. Но стоявшие впереди опытные воины по-прежнему были сдержанно-молчаливы.
… Да нет, одернул себя Арафинвион, вряд ли суть просьбы Берена постарались распространить сыновья Феанаро. Действительно, никто не приказывал дружиннику Артанис молчать. А такая новость никого не оставит равнодушным…
- Теперь я обязан сдержать слово, данное погибшему кунгу и помочь его сыну… добыть Сильмарилл в вено отцу его невесты королю Элу Тинголу!
Многие в зале зажали себе рты, чтобы не вскрикнуть, а иные не успели этого сделать. Взгляд Финдарато зацепил два бледных лица на фоне серо-розовой колонны. Темно-синие глаза Тельперинкваро расширены почти ужасом, а рядом с ним светловолосый воин жестко прищурился, и губы его кривятся в холодной усмешке… Феанарионы окаменели спиной к королю.
- И я обращаюсь к вам, воины Нарготронда: кто поможет мне выполнить наш общий долг перед Береном Барахирионом?
Тиелкормо шагнул на нижнюю ступень и бросил через плечо на Финдарато взгляд, полный победительной ярости. Голубой молнией сверкнул над его головой вскинутый меч.
- Этот меч ведом Врагу! Столько пролил он крови орков и прочей нечисти, что эта кровь залила бы тронный зал Нарготронда по пояс стоящим здесь! Не знал он покоя, пока были силы в держащей его руке… и впредь знать не будет! Эльдар, смотрите! На этом мече клялся я в беспросветной ночи Тириона беспощадно преследовать врагов! И еще клялся я, и мой великий отец, и братья – что ни мощь Валар, ни сила Моргота, ни закон, ни любовь не защитят пожелавшего завладеть Сильмариллами! Ибо лишь мы, сыновья великого Феанаро в силах владеть ими!
Слова Тиелкормо обжигали морозным ветром, отталкивали слушающих от короля. И чувство нарастающего одиночества охватывало дрожью и холодной слабостью.
- У нас есть силы и умение управлять мощью, заключенной в Сильмариллах. Тот, кто по глупости или жадности схватит камни нашего отца, погубит себя и многих!
Льдисто-голубой меч прочертил сверкающую дугу и остался обнаженным в чуть вздрагивающей руке.
Куруфинвэ шагнул вперед, заслонив брата:
- Эльдар, послушайте и мое слово. Поистине, честь дороже жизни, а союзнический долг следует исполнять. Но разве речь короля была о союзническом долге? Если бы Берен позвал нас на защиту его народа – промедлили бы мы, размышляя? Сами знаете – наши кони уже летели бы на север по левому берегу Нарога! А сейчас мы стоим в сомнении. Ведь не о жизни людей из верного нам племени Беора идет речь, не о защите рубежей. Берен желает породниться с королем Дориата. Тингол же, просидев жестокую войну в своем зачарованном лесу, потерял представление о силе Врага.
Куруфинвэ искоса глянул на Финдарато, и тот вспомнил другое имя двоюродного брата. В этот момент тот необычайно походил на Феанаро. «Сейчас ты сам все поймешь», - говорил пронзительный и холодный взгляд.
- Чтоб только пробиться к воротам Ангбанда, нам придется сперва вернуть себе Тол-Сирион. Оставлять в тылу такую крепость нельзя. Но вы помните, что совсем недавно у нас не хватило сил его удержать! Даже если все сложится удачно, и Тол-Сирион окажется наш… впереди встанет вся сила Дор-Даэделоса, - Куруфинвэ вскинул голову. – Конечно, лечь всем в пепел Анфауглита, выполняя данную когда-то королем клятву – смерть честная и гордая. Но беззащитным останется покинутый нами край и сам Нарготронд. По нашим телам хлынут в долину Сириона новые орды орков, а с ними гадкие, невиданные нами еще твари. Может, найдутся среди них и такие, от которых не спасут замурованные врата. И оставленные нами без защиты погибнут в зубах нечисти или будут уведены в плен. Решайте, эльдар! Каждый вправе пожертвовать собой! Но можно ли жертвовать другими ради такой смехотворной цели?!
Финдарато непроизвольно поднес ко рту ладони. Он почти не ощущал сочувствия собравшихся. Губы стали непослушными, пальцы не гнулись. Как на льдах Хелкараксэ…
И все увидели, как голова короля стала медленно клониться на грудь.
Артаресто метнулся вверх по ступеням:
- Финдарато!
Тепло опустившейся на локоть узкой ладони оттеснило леденящую слабость.
Финдарато вскинул голову. Только что прозрачно-бледное, его лицо вспыхнуло гневным румянцем, глаза блеснули. Он сорвал с головы серебряный обод с синей самоцветной звездой и бросил к ногам:
- Феанарион прав! Каждый вправе пожертвовать или собой, или своей честью! И если вы готовы нарушить данную мне присягу, то я свою клятву сдержу!
Только что уверенно глядевший в зал Куруфинвэ беспокойно шевельнулся. Стена отчуждения давала трещинки. Финдарато облизнул застывшие губы:
- Может, найдутся среди вас те, кого не поразило Проклятье, и у меня будут спутники в походе?
Волнение в толпе – и к нему поднимаются: всего десять… Горькая радость заставила Финдарато улыбнуться. Все же его не бросили. А те встали рядом, не удостаивая взглядом остальной народ.
Эдрахиль, разведчик, наклонился и поднял венец Нарготронда:
- Для нас десятерых ты – король. И останешься королем хоть в пустыне Анфауглита, хоть во тьме Ангбанда. А этот венец… кому прикажешь его отдать?
Финдарато взял венец, повернулся к младшему брату:
- Отныне ты будешь править городом и землями… - и звонко. – До моего возвращения!
Ободок лег на мягкие золотые волосы.
«Терпи. Пусть никто не увидит слез».
Артаресто стиснул кулаки.
Феанарионы с усмешкой переглянулись и шагнули прочь сквозь расступающуюся толпу.
Артаресто, одолев себя, твердым и ясным голосом разрешил собравшимся разойтись. Эдрахиль увел свою крохотную дружину готовиться к походу.
- Мне тоже надо собраться.
- Финдарато! – Артаресто схватил брата за запястья, тот поморщился. – Я зайду к тебе прямо сейчас, можно?
- Ты теперь король.
- Не говори этого, toronja!
- Заходи. Этот день и следующий еще принадлежат нам.
Артаресто захлопнул за собой двери, сорвал с головы венец и с ненавистью отшвырнул в угол. Потом опустился в кресло у стола и уронил голову на руки. Недавно еще любимый всеми Финдарато отвергнут и обречен…
Артаресто с силой зажмурился. Из тьмы перед ним выплыл сияющий огнями зал. Финдарато один перед всеми, как нарочно, одетый во все белое, на фоне сине-золотых занавесей. Фигура короля тает, словно уносится во тьму. А у подножия двое: неколебимые, как ледяные утесы. На лицах безжалостная уверенность в своей правоте… О, могучие, высокомерные, жестокие! Это ваша вина, ваше преступление!
Пронзительный взгляд Куруфинвэ, всегдашняя едва заметная улыбка Тиелкормо… Артаресто обожгло ненавистью, он даже застонал сквозь зубы. Он не мог себе представить, как будет встречаться с ними в галереях города, когда Финдарато уже…
Стало холодно так, что застучали зубы. Артаресто сжался в кресле, кутаясь в меховой плащ.
Таким беспомощным и усталым он чувствовал себя только раз – под секущим дождем на берегу безымянного притока Тейглина.
Когда к Минас-Тириту подступили орды, он был почти спокоен. Стены крепости вряд ли смогут разгрызть оборотни и орки. С низким гулом срывались с тетив двухсаженные стрелы – каждая прокладывала улицу в толпе орущих врагов. А потом заработали широкие стволы, выплескивающие струи горящего горного масла. Орки бросились прочь, оставив на фасах груды трупов. Воины на забралах проводили их насмешками. Из прежнего опыта известно было: тяжел первый натиск Морготова войска. Получив отпор, оно раз-другой делало вид, что атакует, и убиралось прочь до следующего нашествия.
Но в сумерках орки и прочая тварь ринулась на стены с утроенной яростью. Этот второй навал отбили к рассвету. Как нарочно, небо затянули непроглядные тучи. Серый день был недолог. И вместе с тенями надвигалось томящее предчувствие какой-то беды. А когда настала ночь, орда бросилась на третий приступ с небывалой яростью.
Сам Артаресто стоял на башне. Он видел, как меняются у бойниц воины, как раз за разом срабатывают механизмы, сбрасывающие с забрал камни и деревянные «ежи». В движениях бойцов виделась неуверенность, как от тяжкой усталости. Со всех сторон на стены лезли толпы, скрежетало железо, и даже на высоту ста локтей доносился запах дыма и мокрой шерсти.
Ночь и дым не ослабляли эльфийской зоркости. Артаресто увидел, как на другом берегу речной протоки появился всадник. Конь под ним… нет, не бывает коней таких громадных и с красными горящими глазами – животное под ним, тускло-черной масти, упиралось, не желая идти к воде. А сам всадник, окутанный черным плащом с головой, медленно поднимал руку.
Артаресто встретился с ним взглядом. Словно острый кусок льда вошел в грудь Арафинвиона. Задыхаясь от боли, проваливался он в какую-то мерзкую гущу, безмозглую, но живую и хищную…
Очнулся от жары. Разбросал меховые одеяла и увидел, что находится в подбашенном зале. Вовсю топился камин, а на ворохах тростника лежали закутанные по глаза раненые.
Чудовищный всадник ударом своей воли свалил многих. Эльдар потеряли сознание, эдайн почувствовав неодолимый ужас, выронили оружие и застыли на забралах мишенями для орков. Пострадавших тяжелее других нолдор словно сковало невероятным, мертвящим морозом. Их с трудом привели в себя, отогревая горячей водой и живым теплом. Самого же лорда вернуть к жизни почти не надеялись.
Артаресто поднялся было на стену… и снова очнулся под башней. Всадник встретил его появление злобным хохотом, небрежно ткнул в его сторону пальцем в железной перчатке…
Дети Арафинвэ обладали выдающимися способностями к осанвэ. Этот дар стал проклятием Артаресто. Самый ласковый и открытый из сыновей Эарвэн, он так и не сумел отгородиться от злобного майа. Позже он узнал, что истязал его Гортхаур, умнейший и жесточайший из Совращенных. А тогда боль и пронизывающий холод мутили сознание. Стены содрогались, вниз несли все новых раненых… Артаресто решил оставить крепость.
Воины с трудом сдерживали напор преследователей, давая уйти безоружным и увезти раненых. Необходимо было оторваться от врага, сбить его со следа. Но орды висели на плечах. Без конца то хлестал, то моросил дождь. Едва заметный рассвет переходил в сумеречный день и тут же гас, не давая отдыха.
Артаресто собрал вокруг себя три сотни дружинников и встал на гребне между двумя разлившимися речками. Где-то за толщей серо-лиловых туч уходил за Море Анар. Вернется он нескоро после долгой ночи поздней осени. Хорошо, если хоть кому-то удастся дождаться его. Но за это время отступающие, может быть, успеют спуститься до дубрав над Тейглином. Лорд Минас-Тирита не сумел выполнить свой долг на его стенах, так попытается здесь, у безымянных речек…
Они отбили первую атаку и с трудом сдвинули щиты. Следующая стала бы для них последней.
Из леса за спинами минас-тиритцев вымахнул всадник на красно-рыжем коне. Высокий шлем с алым навершием и светящимся камнем в очелье, синий плащ со звездой. Чуть придержав коня, встал в ряд догнавшей его дружины. Конница пронеслась мимо воинов Артаресто, перестраиваясь на ходу плотно, колено к колену, и врезалась в толпу орков.
Когда орда рассеялась, Куруфинвэ поравнялся с Артаресто:
- Вас обошли по соседнему водоразделу. Мы едва поспели. Следуй за нами на махах – надо выходить из кольца.
Нагоняя отступающих, проезжали мимо втоптанных в грязь орочьих туш, разлагающихся на глазах трупов оборотней разных пород.
Тиелкормо встретил их на пойменном лугу перед Тейглином. Не только бабки, но и морда его храпящего коня были забрызганы бурой кровью.
- Удрать мы никому не дали, - махнул рукой в сторону приречных кустарников Феанарион. – Помогай переправляться, Куруфинвэ, а я взойду на верхнюю террасу берега.
Артаресто подозвал к себе горстку своих дружинников:
- Я с тобой, Туркофинвэ.
Тот насмешливым взглядом окинул его шлем без навершия, грязный, посеченный доспех и небрежно кивнул:
- Да сколько угодно, братец!
Дружина Тиелкормо рванулась вверх по склону. Артаресто и его воины едва поспевали за ними.
Аглонцы встретили появившихся из тумана орков стрелами, а потом ударили копьями. Орда замялась, попятилась и показала спины. Артаресто скакал и рубил в обе стороны, вкладывая в удары свою оскорбленную гордость и горечь поражения.
Вдруг орки хлынули обратно, прямо под мечи всадников. Передние дружинники смешались, подавая коней в стороны. Тошнотворное чувство прикосновения к чему-то мерзкому заставило Артаресто откинуться на круп коня. Нолдор уже не атаковали, а отбивались от беспорядочно напирающей твари. Потом кони стали осаживать, вскидываться на дыбы, тащить всадников прочь с поля. Артаресто снова ощущал озноб и липкую гадость в воздухе.
Чудовищный всадник неспешно рысил к месту боя, раздвигая орду. Кони эльдар срывались с его пути в паническую скачку без дороги. Под иными кони валились и бились потом на земле, как смертельно раненые. Майа глухо захохотал, нацеливая свой палец на обоих вождей.
- Эй-ей! – Тиелкормо привстал на спине своего золотисто-буланого коня, упирая в седло таранное копье.
Буланый взвизгнул, заложив уши и развернув ноздри, и полетел на врага. А перед конем трехсаженными прыжками мчался черно-серебряный остроухий волкодав. Последним темпом пес взвился в воздух, и его клыки вонзились в затылок твари, на которой восседал майа. Уродливое животное наклонилось вперед, взмахнуло когтистыми лапами, пытаясь сбить с себя собаку. Но тут же ноги его подогнулись. Издав тонкий пронзительный вопль, чудище рухнуло набок. Майа неуклюже свалился в перетолченную лапами и копытами грязь, поднялся и стал медленно отступать.
Волкодав еще рвал хрипящее, барахтающееся животное. Буланый махнул через тушу, настигая майа. Тот с протяжным воплем выбросил перед собой руки. Конь Тиелкормо заплясал на месте, словно ему преградила путь стена.
- Хей! Хей-я! – толкал его вперед Феанарион и не мог заставить сделать шага.
Майа снова захохотал. Тогда Тиелкормо обеими руками метнул в него тяжеленное таранное копье как сулицу. Длинный блестящий наконечник вонзился в черноту. От режущего визга заложило уши, темная фигура превратилась в вихревой столб и исчезла.
Эльдар гнали орду на север, пока не утомились их кони. Орки не ступили на Талат-Дирнен, и Враг не узнал, куда ушли защитники Тол-Сириона.
Финдарато тогда ни словом не упрекнул младшего брата. Наоборот, видя, что тот ранен душевно, успокаивал и утешал. Боль от соприкосновения с гадкой злобой Гортхаура медленно, но проходила. К Феанарионам Артаресто испытывал глубокую благодарность и начал даже восхищаться их холодным бесстрашием и презрением к своим и чужим страданиям.
И вот чем обернулась их всегдашняя самоуверенность! Они заставили город предать Финдарато!
Артаресто вздохнул со всхлипом, потер глаза, взглянул на часы. Механизм, приводимый в движение водой, не только указывал время, но и вызванивал на стеклянных колокольчиках разные мелодии. Игрушка, сделанная сыном Куруфинвэ… Не прошло и получаса, как они расстались с Финдарато в большом зале, а кажется – он просидел в этой комнате целую зиму. Ведь пальцы не гнутся от холода…
Артаресто, прислушавшись, убедился, что в галерее никого нет, и выскользнул за дверь.
Финдарато стоял у стола, перебирая какие-то свитки. Он повернулся к открывшейся двери и сразу подхватил брата в объятия.
- Не надо, Артаресто. Слезы не облегчают боль, а растравляют рану, как и положено соленой воде.
Тот взглянул на него с отчаянием:
- Неужели ничего нельзя сделать?!
Финдарато чуть улыбнулся:
- Можно. Придумать, как обмануть Моринготто. Пока у меня не получается.
Артаресто снова прикусил губу.
- Вроде, у меня тепло, а твои руки ледяные. Пойдем, сядем к огню.
Они устроились в широком кресле вдвоем.
- Я боюсь за тебя, Артаресто…
- Ты – за меня?!
- Да. Я уйду, и что бы со мной не случилось – это будет только со мной. А ты остаешься, чтобы отвечать за целый народ. И самое трудное, что достанется тебе…
- Феанарионы?
Финдарато кивнул.
- После сегодняшнего… я их видеть не могу!
Старший качнул головой, по-прежнему согревая в ладонях пальцы брата:
- Их тяготит их собственная Клятва. Они хотели бы собрать все силы нолдор, соединиться с Эльвэ и Киръатано – и ударить. Ради грядущей победы они пойдут на все.
- И на подлость!
- Разве они говорили сегодня неправду?
Артаресто не знал, как возразить:
- Но… это какая-то не та правда! Нельзя, недопустимо вот так обрекать других на гибель!
Финдарато смотрел в пламя:
- Все эти дни я думал: что же случилось. Феанаро и братья поклялись на Туне. Я дал слово Барахиру. Берен обещал Эльвэ принести Сильмарилл. И вот, вдруг, эти клятвы соединились в цепь, сковавшую нас. Сперва мне казалось, что кто-то должен уступить.
- Ты не можешь!
- Еще меньше – Феанарионы. Слово Берена можно было бы обойти: не обязательно ему возвращаться в Дориат. Но и он не должен отступать с выбранного пути.
Артаресто поднял голову с подушки.
- Ложь, измену, бесчестие придумал и сделал своими инструментами Моринготто. И я думаю: каждая уступка слабости, каждое, даже малое отступничество прибавляет ему сил. А честь и мужество, пусть и в безнадежной борьбе, приближают его конечное поражение. Стоит жизнь такой цели?
- Но почему погибнуть должен ты?!
- А почему бы и не я? Разве я худший из нолдор? – Финдарато снова улыбнулся. – И еще погибнут очень многие, прежде чем… блеснет для нас, Изгнанников, надежда.
Артаресто в отчаянии мотнул головой:
- Ну почему Эльвэ пришло в голову требовать Сильмарилл?!
- Потому что он говорил с Береном в покоях Менегрота, - Финдарато едва заметно улыбался с закрытыми глазами. – Если бы они беседовали в лесу, король Дориата приказал бы доставить Итиль для украшения тронного зала…
Тут он внезапно поднял голову и глянул на брата серьезно:
- Нет, Артаресто. Наверное, так исполняется наша судьба. Мне кажется, что заклятие вражды, лежащее на камнях Феанаро развеется, если взявший их в руки бескорыстно отдаст их.
- Феанарионам?
- В конце концов, конечно, им. Чтоб распалась гнетущая нолдор цепь.
Артаресто тоже выпрямился в кресле:
- Но… удастся ли тебе добыть Сильмарилл?
- Речь не обо мне, а о том, кому это удастся. Чтоб он не стремился к обладанию, а был готов отдать во имя справедливости!
Артаресто уткнулся ему в грудь. Финдарато обнял брата. Потрескивал огонь в камине, шуршал от легкого сквозняка брошенный на столе свиток. Оба Арафинвиона видели ленивый накат в Альквалондэ, оставлявший пену на крупном песке, амарантовое небо и сияющие облака на нем…
Проем в скальной стене закрывала створка с частым переплетом, забранным цветными стеклами. Свет проглядывавшего между летящими тучами Итиля в них вспыхивал всеми оттенками опала.
Тиелкормо устроился прямо на медвежьем ковре, опираясь спиной о бок своего волкодава.
- Если бы Артаресто действительно был способен быть королем, он бы догадался, как спасти брата.
Сидевший на широком диване Куруфинвэ обернулся к нему. Тиелкормо усмехнулся:
- Приказал бы запереть его на время. А Берена выгнать восвояси. Чтоб тот в лесах, на просторе подумал, имеет ли право обещать будущему тестю чужое достояние!
Куруфинвэ тихо засмеялся:
- Думаю, это сделает Финдекано, когда Финдарато окажется в долине Митрима. Я послал к нему двух всадников с сообщением о безумной затее в Нарготронде. Еще двоих – в Химринг. Когда Моргот прознает об этой вылазке – а он наверняка прознает! – на Финдекано и Майтимо снова двинутся орды. А нам следует готовиться встречать нашествие у Тейглина. Отныне защита Нарготронда полностью ложится на нас.
Тиелкормо кивнул, поглаживая собачьи уши.
Тельперинкваро повернулся от стола к отцу:
- Но ведь Финдарато вернется!
- Если и вернется, то уже не королем! – бросил Тиелкормо.
Сын Куруфинвэ, сдвинув брови, смотрел на мерцающие стекла.
- Кто скажет, что мы не пытались удержать Финдарато? – тронув его за плечо, произнес успокаивающе Куруфинвэ. – Освободить его от клятвы могла только смерть Берена…
Тельперинкваро отшатнулся.
- Но законов гостеприимства мы не нарушили, - Куруфинвэ мягко взъерошил ему волосы. – Когда мы сдержим Клятву и вернем Сильмарилли, мы будем в силах исправить все, почитаемое неправедным в совершенном. Мы вправе выбирать свой путь, как Финдарато – свой.
Два факела, защищенные нишами карниза, едва освещали портал. Одиннадцать воинов бесшумными тенями проскользили с предвратной площадки в муть моросящего дождя. Шаги двенадцатого гулко отдались в проеме портала. Уходящих провожали лишь двое стражей. Да еще в узкой бойнице в склоне горы мелькнул отсвет серебристо-синего самоцвета.
|
|