Союзники

Около 20 года Первой эпохи

Среди скалистых стен вилась узкая расщелина, поросшая по дну сочной горной травой. Из земли выпирали голубоватые камни, отполированные зимними метелями. Над расщелиной плавной скользил орел, высматривая короткохвостых мышей. Вдруг он наклонил крыло и ушел вверх - из-за утеса выбежали два пса.

Могучие звери, вдвое крупнее северных волков, толкались на бегу, играючи хватали друг друга за плечи и загривки. А за собаками появился всадник. Конь его, блестя сухой и чистой золотистой шерстью, галопом одолевал длинный подъем.

Расщелина кончилась нешироким лужком на седловине горы. Всадник на скаку соскользнул с лошадиной спины, оттолкнул подбежавших собак и встал над обрывом. Перед ним во все стороны виднелись горные вершины, синие и туманно-голубые. А внизу, под ногами темнело затененное ближними горами озеро. Отсюда оно выглядело не слитком стекла, как с невысокого южного берега, а кристаллом мориона, переливающегося в глубине вроде бы непроглядной черноты темно-блестящими бликами. Не Хелеворн, а Морнимириэ¹…

Всадник был по-эльфийски зорок. Он различал далеко за озером на берегу очертания возводимой городской стены и дозорную башню на восточном перевале. С вершины этой башни он недавно смотрел на подернутые белесой дымкой предгорья, спускающиеся к неизведанным землям. Там угадывались леса и реки… Он тогда едва не поддался желанию тут же спуститься в этот новый край.

Все равно он будет первым из нолдор, ступившим на равнины восточнее Эрэд-Луин!

Орел пролетел у самых ног эльфа, поворачивая к расщелине. От зеленой площадки до темной воды озера было куда больше ста локтей.

Эльф вдруг сел на траву и стал разуваться. Обе собаки удивленно уставились на него, сопя черными носами.

Раздевшись совсем, эльф строго посмотрел на псов - те отошли к спуску в расщелину - коротко разбежался и прыгнул с обрыва. Тугой удар воздуха в лицо и грудь, плотная, как кожа поверхность воды, пузыри щекочут, скользя по телу от кончиков пальцев до лодыжек…

Он вынырнул, встряхнул головой, отбрасывая с лица медно-рыжие волосы, и лег на спину. С вершины обрыва слышался возмущенный лай собак. При взгляде вверх дыхание у эльфа захватило еще сильнее, чем в момент прыжка. И тут же захотелось снова испытать восхитительное чувство полета.

Он нашел место, где можно было, цепляясь за трещины в камнях, выбраться на берег. Но, оказавшись на щебнистой осыпи, досадливо шлепнул себя ладонью по колену. С этого места на берегу до площадки над обрывом надо было пройти не меньше двух лиг: сперва перебираясь через валунник, а потом по той же зеленой расщелине. А одежда и обувь остались наверху…

Эльф кусал губы от досады и смеха. Каков он будет, когда товарищи-охотники найдут его!

Обе собаки с рычанием перемахнули камень и налетели на эльфа, стараясь лизнуть в лицо. Тот наклонился над остроухими головами и внимательно посмотрел в отливающие золотом глаза. Собаки тут же перестали прыгать. Насторожившись, они обернулись к валуннику и прыжками помчались прочь.

Эльф устроился на теплом камне, обняв голые колени. От загорья мысли его перешли на земли к югу от истоков Гелиона. Леса и леса, рассеченные реками. В лесах поселения лайквэнди². Мягкие душой, любящие покой и простор лесные охотники с радостью приняли союз с нолдор. Еще бы! Совсем недавно Морготовы орки сильно потрепали их. Не встань дружины его и братьев у северных рубежей - лайквэнди превратились бы в дичь для Врага и его прислужников. Жили бы в чащобах, вечно прячась и томясь страхом…

Эльф вдруг резко опустил голову, закрыв ладонями вспыхнувшее лицо. Непрошеным явилось воспоминание, всегда обжигавшее мучительным стыдом.

Когда вздрогнули и загудели стены Форменоса³, он тоже спрятался. И не мог теперь простить себе этого. Пусть приход Врага застиг его раздетым, за умыванием. Теперь-то он бросился бы в бой с голыми руками… И лег рядом с дедом?.. Да пусть! Зато не жило бы в душе это чувство позора. И ничуть не легче оттого, что испугался не он один.

Эльф с подавленным стоном куснул свое запястье. До сих пор, вспомнив тот день, хочется ему бить себя по щекам. Когда Лехте, жена Куруфинвэ, схватив маленького сына, ускакала в Тирион, он тоже чуть было не умчался - прочь ото всех и своего позора. Замерз бы где-нибудь в горах или бросился в водопад. Но у рухнувших ворот сошел с коня бледный, еле держащийся на ногах отец. И запылали факелы…

Псы бросили скомканную одежду на камни и подсунули головы эльфу под локти, обдавая горячим дыханием. Он с силой потрепал их колючие загривки, безуспешно пытаясь уклониться от длинных алых языков.

Вдруг собаки замерли. Их хвосты вытянулись палками, шерсть вздыбилась вдоль шеи и спины, черные губы чуть приподнялись. Смотрели они в сторону озера.

Эльф, едва успевший надеть рубашку, вспрыгнул на валун. По поверхности воды расходились круги, словно там плеснула рыба. Но величиной эта рыба должна была бы превосходить морского дельфина. Эльф пожалел, что его лук остался на вершине утеса.

Уже одолев половину валунной россыпи, он резко обернулся. Ему пришло в голову, что в непроглядных глубинах Хелеворна могут обитать хищные чудовища… Хорошо, в следующий раз он перед прыжком с этой скалы наденет на себя пояс с кинжалом!

Вороная кобыла наклонила белозвездную голову и тихо заржала. Ее жеребенок, черно-блестящий, без единой отметинки, дважды подкинул задними ногами на залихватском галопе, прежде чем ткнулся мордочкой в бок матери. Посопел, пытаясь достать до вымени. Что-то легко коснулось курчавой гривки. Жеребенок сделал вид, что напугался, подскочил на месте со всех четырех копыт, потом обнюхал тронувшую его руку.

Карнистиро поглаживал шею жеребенка, его уже плотные плечи. Когда пощекотал храп, вороной схватил зубами его пальцы и чувствительно сжал. Эльф не подал виду, что ему больно. Приручая животное нельзя ни пугать его, ни показывать свой страх. Он продолжал гладить жеребенка.

Кобыла с силой ткнула Карнистиро головой в плечо, тоже требуя ласки. Эльф положил левую ладонь на ее широкий лоб.

Золотистый скакун ревниво заложил уши и ударил копытом. Кобыла тоже угрожающе раздула ноздри.

Карнистиро прикрикнул на лошадей. Это ведь не собаки, им просто строгого взгляда мало…

Кобыла сделала шаг, загораживая жеребенка собой - на луг галопом влетели два дружинника.

- Оп-па… Карнистиро похлопал ее ладонью по могучей лопатке и обернулся к всадникам. - Что случилось?

- Лорд, наш разъезд повстречался у Аскара с каким-то неведомым народом, разумным, организованным и, видно, искушенным в ремеслах. Народ этот объясняется на языке синдар и знает короля Эльвэ⁴. Встреченные очень удивились, когда узнали, что мы заняли верховья Гелиона. Они согласились прибыть к нам в крепость, чтобы узнать о нас побольше…

Дружинник говорил торопливо и взволнованно. Нолдор не видели до сих пор никаких разумных существ, кроме эльдар. Орки были не в счет - не народ же они, а орудия Моргота.

Карнистиро взлетел на спину золотистого коня, тот принял с места машистой рысью.

- Ты видел их, этих пришельцев?

Дружинник вдруг прыснул в рукав и смутился под недовольным взглядом темно-голубых глаз.

- Видел… правда, они смешные! Ростом чуть выше моего локтя, зато плечи - как у медведя! Лица до глаз заросли длинным волосом, и из этих зарослей торчат короткие носы!

Удивление на лице Карнистиро постепенно переходило в веселье.

- Когда им предложили коней, они отказались лезть на спины, как выразились "диких зверей". Пришлось посылать за повозкой. Потряслись они в ней немного и заявили, что лучше пойдут пешком!

Карнистиро смеялся, наклонив голову.

- Ходят они, правда, здорово - не отставали от рысящих лошадей. С собой они имели какую-то поклажу, ее разрешили везти лошадям. Их поместили в горнице левой пристройки… А умывшись, они достали большие гребни с длиннющими зубами и стали ими расчесывать волосы у себя на лице!

Теперь хохотали все трое.

- Как зовется этот народ? - вытерев слезы, спросил Карнистиро.

- Сами себя они зовут… - дружинник задумался, - кажется, хадход⁵.

Расчесывая мокрые волосы, Карнистиро вспомнил гребни этих… хадход и снова засмеялся. Что за причудливый народ оказался у него в соседстве, чего ждать нолдор от такого народа?

Эльфы по своему обычаю поднялись со скамей навстречу гостям. Карнистиро жал губы, сдерживая улыбку. В просторный зал вошли семь прямо-таки квадратных существ. И действительно, длинные волосы, черные или рыжие, свисали с их лиц ниже богато украшенных поясов, стягивающих яркие куртки. А за этими чеканными или витыми поясами из толстой скани торчали увесистые боевые топоры.

Самый высокий из хадход на полторы ладони не доставал головой до плеча Карнистиро. Он, видно, был предводителем, потому что шагнул вперед и заговорил от их имени:

- Князю пришельцев поклон от подгорного народа. Наши сердца радуются, что столько доблестных пришло в этот край, где взялись уже рыскать низкие твари с севера.

- И мы рады встрече с народом, свободным от власти Моргота… так зовем мы северного Врага. Мы готовы защищать и вас, как своих союзников…

Хадход недовольно заворчали. Угольно-черные глазки предводителя сверкнули гневом:

- От века кхазад не нуждались ни в чьей защите, а сами давали ее просящим! Стойте крепко на занятых вами землях, а мы будем стоять в своих горах - и иного союза нам не надо!

Сузились в ответ темно-голубые глаза нолдо:

- Поле с нами делить вы не желаете?

- Если князь пришельцев пошлет за помощью к королю Тумунзахара, не получит он отказа, как не получал его доселе никто из взывающих!

Карнистиро сумел подавить неудовольствие:

- Что же, такой союз мы и хотели бы предложить вашему народу, встретившись с королевскими посланцами.

Предводитель хадход погладил длинную блестящую волну волос, лежащую у него на груди:

- Я старшина цеха оружейников, князь, и в Совете Тумунзахара сижу справа от короля. Можешь считать меня посланцем.

Карнистиро наклонил голову в легком поклоне, одновременно пряча усмешку. Оказывается, этот народ еще и гордился своей буйной растительностью!

В пиршественном покое предводитель хадход занял положенное ему место во главе стола с привычным величавым достоинством. Взяв полный кубок, он обернулся к сидящему справа Карнистиро:

- Как называют тебя, князь пришельцев, и как звали твоего достойного отца?

- Мое имя Карнистиро, и отцом моим был прославленный Феанаро… - на слове "был" эльф чуть споткнулся, но жестко одернул себя и закончил. - Синдар же называют меня Карантиром. А как звучит твое имя, старшина оружейников?

Тот глянул на нолдо и небрежно ответил:

- За рекой ваши родичи звали меня Англунг⁶. Так и ты называй.

- Город же ваш зовется…

- Не выворачивай язык, князь. По-вашему имя его будет Ногрод.

Объемистый, резаный из серо-розового оникса кубок старшина Англунг опорожнил раза четыре, прежде чем заговорил с Карнистиро снова.

- То, что вы стали там, на холмах - хорошо. Через эти земли кхазад с незапамятных времен ходили со своими изделиями туда, в Огражденное Королевство. И вдруг дорогу перерезали эти ночные воры. Теперь они, думаю, сюда легко не пройдут.

- Никак не пройдут! А если прокрадутся - оставят тут свои кости! - звонко произнес Карнистиро, тряхнув головой.

Англунг вдруг тронул грубым пальцем его огненно-рыжую прядь:

- Ну да, Карантир⁷. Так тебя и надо звать. Я бы и сам догадался.

Хадход деловито опустошали блюда и кувшины. В манерах их было столько же основательности, сколько в широких толстоногих фигурах.

Прислуживавший за столом младший дружинник шепнул Карнистиро, что синдар зовут пещерный народ ноэгит. Точность имени рассмешила того.

- Весельем за столом принято делиться, как хорошим блюдом, - наставительно заметил Англунг.

- Верно ли, что в Дориате зовут ваш народ ноэгит?

- Глупые и завистливые синдар употребляют это слово. Умные и благодарные же называют гонхиррим⁸.

Карнистиро покраснел.

- Видел я кладку стен твоего города, князь, - положив на стол обглоданную кость глухариной ножки, продолжил Англунг. - Что же, для эльдар неплохо! Но у нас ученики кладут лучше. Если захочешь, князь, я потолкую со старшиной каменщиков. Сойдемся в цене за работу - у тебя будут настоящие стены.

И хадход снова погладил темные волосы, густо растущие с подбородка. Карнистиро прыснул. Дурацкие гребни так и вертелись в памяти. Нос Англунга побагровел, а глазки заблестели прямо свирепо:

- Что тебя снова развеселило, князь?

- Мне не приходилось встречать разумных, у которых волосы росли бы где-либо еще, кроме как на голове.

- Сия растительность зовется бородою и означает достижение кхазад зрелого возраста. Длинная же борода есть знак жизненного опыта и мудрости. Голые щеки и тонкий стан приличны ребенку, а не мужу, - и Англунг охватил ладонями талию Карнистиро.

Тот вывернулся, перехватив правую руку старшины.

Англунг, видно, был задет за живое:

- Я мог бы раскрошить кости такой вот ручки, но это будет недостойно гостя.

- А ты попробуй, - сквозь зубы сказал Карнистиро.

- Наслышан я, что у вас заживают любые раны. Но ты нескоро сможешь держать что-нибудь в этой руке, князь!

Узкая ладонь нолдо⁹ исчезла в темной ручище. Англунг ждал стона или хоть прикушенных губ. Карнистиро смотрел на него, и в темно-голубых глазах все ярче разгоралась насмешка. Старшина пустил в ход всю силу, накопленную у кузнечного горна, но казалось, что сжать он пытается твердое теплое дерево. Только под самый конец тонкие пальцы вроде подались…

- Гибкий лук опаснее толстого бревна, - бросил нолдо.

- Прежде чем Анора пламя,
Звезды померкнуть заставив,
Вспыхнуло в небе высоком,
Ярко они отражались
В росах встречи могучих,
Что проливали обильно
Шлемов дробители вражьих
Воинов Тумунзахара! - встав и уперевшись кулаком в бедро, произнес каштановобородый спутник Англунга.

- Стоило пошевелиться
Лиху Тангородрима -
Как заложили ворота
Хадход в свои подземелья
И показаться наружу
Только тогда и решились,
Как на края Ард-Галена
Нолдор с мечами явились! - поймав ритм, ответил Карнистиро.

Англунг усмехнулся, а произнесший стих хадход презрительно махнул рукой:

- Князь меченосной дружины,
Что приплыла из-за Моря,
Видно, не пробовал меда
Славы сражения кубков.
Как у мальчишки-задиры,
Что не держался за черен
Ястреба пляски железа,
Речи его неискусны.

Карнистиро и сам понял, что не смог сплести такой же причудливой речи. Но оставить кому-то последнее слово?!

- Пусть ваши речи узорны,
Словно плетеные гривны -
Не на словах, а на поле
Нолдор покажут уменье,
Чтобы Морготовы орки
Вашими бородами
Там, в подземельях Ангбанда
Пола не подметали!

Легкий деревянный стул отлетел к стене. Англунг вскочил, ощупывая свой пояс. Остальные хадход тоже поднялись. Бороды их встопорщились, как у лосей.

- Никто еще не счел нас слабым народом! Если князь верен законам чести, он вернет наши топоры и сам выйдет во двор и встанет против меня со своим оружием!

Карнистиро с презрительной улыбкой глянул на хадход с высоты своего роста:

- Все ваше имущество сложено в подклети под предоставленными вам комнатами. Идите, вооружайтесь.

Но тут каштановобородый певец заступил путь Анлунгу:

- Достойный муж не дозволяет хмелю принимать за себя решения. Слово было сказано, и вызов принят. Пусть же условия поединка будут обговорены завтра, когда холодный разум одолеет кипение крови.

И снова Карнистиро почувствовал стыд. Чего он понаворочал прежде, чем на блюдах остыло жареное мясо! Вступил в нелепую перебранку с теми, кого хотел привлечь в союзники, обидел и под конец назначил поединок! Этот широконосый науг оказался куда умнее его, вождя нолдор! Если б не он - сейчас пролилась бы кровь. И кто знает, чего бы она стоила потом для великого дела победы над Морготом!..

Хадход раскланялись и удалились с важностью знающих себе истинную цену. Дружинники тоже стали расходиться, взглядом спрашивая разрешения у своего лорда.

Карнистиро покрутил в руке песочные часики, отлитые из зеленого стекла. Хоть бы одернул его вовремя кто-нибудь!.. Но тех, кого он послушался бы, всего двое. И стоят они там, на холмах, лицом к Врагу. А он за их спинами создает новых врагов!... За волосы, что ли, самого себя оттаскать?… Была бы борода, как у наугрим - удобнее было бы и дернуть!

Карнистиро горько рассмеялся, не в силах удержаться.

Наутро певец хадход, назвавшийся Макрумом¹⁰, пришел, чтобы выслушать условия поединка, который сразу объявил почетным.

- Принято у нашего народа в таких состязаниях определять сильнейшего мужа среди соперничающих в доблести, князь. Ты можешь выставить и свою дружину по числу друзей своего соперника - мы с радостью выйдем на столь славное соревнование.

- Нет, - твердо сказал Карнистиро. - Встретимся мы с Англунгом. В полном доспехе со своим оружием. И драться будем до первой крови или невозможности продолжать бой.

- Мы зовем такие игры не боем, а полем почета, - Макрум поклонился, достав бородой до полу. - Поскольку вызов был брошен тебе, твои условия приняты.

На лужайке под строящейся стеной отметили толченой известью квадрат. Желающие посмотреть на поединок устроились на сваленных тут камнях и бревнах.

Хадход приблизились широким тяжелым шагом, и Англунг ступил на отмеченное поле. Был он поверх кольчужной рубахи одет в кованую кирасу с пластинчатым набедренником. Наручи выше локтя по краю усажены дюймовыми зубцами, поножи закрывали ноги выше колен. Затыльник овального шлема был набран из узких заходящих пластин, а на очелье красовалась оскаленная морда какого-то уродливого животного. Двумя руками в кольчужных рукавицах хадход держал огромный двулезвийный топор. Верхняя половина каждого лезвия была остра, нижняя разделена на толстые зубцы, способные разодрать любую кольчугу. Весь доспех и сам топор украшала золотая насечка, а в глазах чудовища на шлеме светились изумруды.

Карнистиро с мечом и легким щитом почти вбежал в квадрат. Трепетал шелковый лоскут на шишаке его высокого шлема, сверкал гладкий металл наручей. Нолдо казался серебряно-голубой искрой на темно-зеленом лугу.

Англунг опустил маску на шлеме, подбросил топор и, лязгнув доспехом, шагнул навстречу эльфу. Тот невесомо прыгнул вперед и в сторону - чуть зашелестели кольца его кольчуги.

Англунг вышел с желанием покалечить этого нолдо и целился в его не прикрытые железом ноги. Карнистиро стремительно уходил, то и дело звеня мечом по толстой стали кирасы и наплечников. Он только один раз принял щитом удар топора и тут же вынужден был отскочить к самой белой линии, чтобы освободиться от обломков.

Нолдорский меч выбивал из подгорной стали видимые даже днем искры, оставлял на ней глубокие царапины. Но, казалось, хадход и не ощущает наносимых ему ударов. Он упорно теснил эльфа, заставляя прыгать в сторону. Карнистиро приходилось оглядываться - заступивший за белую черту считался "побежавшим с поля" и признавался побежденным. Несколько раз меч и топор встречались со звоном - у нолдо немела рука.

Сочная трава сделалась скользкой, вся истоптанная железными подковами сапог Англунга. Но хадход все также неторопливо и неутомимо наступал, словно не нес на себе три пуда стали. Карнистиро же чувствовал, как его правое запястье наливается вязкой болью. В душе зашевелился гнев. Он вышел показать высокое искусство боя, а его пытаются загонять на этом лоскутке луга простой грубой силой… Нет, не простой - топор так и целит ниже колен, чтобы нанести серьезную, но не смертельную рану.

Хорошо же, старшина наугрим! Смотри, способен ты на такое?!

Меч перелетел в левую руку, нолдо взвился в воздух чуть ли не на половину своего роста и, вкладывая удар не столько вес тела, сколько размах прыжка, опустил клинок серединой на пластинчатый назатыльник. В тот же миг Карнистиро ощутил скользящий удар в левую ногу.

Эльф упал на колени, а Англунг свалился ничком, разбросав руки. Не успел он повернуться, как Карнистиро поставил ногу на его кирасу, уперев острие меча в ожерелье кольчуги.

- Не шевелись, почтенный хадход! Мой меч остер - лишишься половины своей прекрасной бороды!

- Твоим мечом теперь только деревья пилить, - глухо донеслось из-под маски. - Весь иззубрился. Стыдно хорошему бойцу держать в руках такую поделку. Убери ногу, твоя кровь уже течет на мою рубаху.

- Сперва признай свое поражение!

- Твоя кровь смочила траву раньше, чем я упал.

- Тогда оставь мне на память отрезанную бороду!

- Ну, я тебе добавлю…

Карнистиро успел ударом ноги отбросить топор, прежде чем Англунг дотянулся до него. Тут науг¹¹ стиснул рукавицами его лодыжку и колено.

- Я сломаю тебе ногу голыми руками!

- Ты пробовал сломать пальцы.

- Сейчас упадешь сам.

- А если на рукоять меча?

Карнистиро чувствовал, что его сапог полон крови. Надо было что-то придумывать и скорее…

Нолдор не знали пока поединков насмерть. Четверо дружинников подбежали к Карнистиро. И тут же на "поле" ступили остальные хадход с оружием в руках.

Англунг, встав, поднял маску:

- Ты не можешь стоять без чужой помощи - ты побежден, князь!

Карнистиро оттолкнул руки дружинников, шагнул вперед, приподнимая меч:

- Продолжим?

Тут певец хадход громко заговорил по-своему, тыча пальцем в бороду старшины. На вздыбленных черных волосах алели крупные капли. Англунг, сбросив рукавицу, провел ладонью по бороде, посмотрел на размазанную кровь и досадливо хмыкнул:

- Удача оказалась на твоей стороне, князь. Отныне мой род не вправе поднять оружие на твой. Честь, а не любовь скрепляет наш союз.

- Пусть будет так. Для совместной борьбы достаточно честной верности.

- Ты действительно силен. Нога разрублена почти до кости, а ты стоишь.

Карнистиро горделиво вскинул голову:

- После обеда, старшина, обговорим условия союза.

Англунг откровенно усмехнулся, глянув на потеки крови на сером сапоге эльфа, и перешагнул белую черту.

Рану под коленом пришлось зашивать. А для восстановления сил и надежного заживления требовался долгий сон.

Карнистиро, глядя на целителя прозрачными от гнева глазами, потребовал, чтоб разбудили сразу после перевязки. И никто давно не решался возражать своему лорду.

Вместе с сознанием пробудилась тупая, ломящая боль. Голова тяжко кружилась. Даже укрепляющий настой почти не помог. Но Карнистиро встретил хадход в большом зале, поднявшись навстречу и высоко держа голову.

- Король пришлет послов к тебе, князь, для закрепления союза, произнес Англунг, пытливо глядя на нолдо. - В знак же нашего уважения прими этот меч. Его ковали для короля Огражденного Королевства. Но Тингол более полагается на мощь своей королевы, чем на оружие мужей. В твоей же руке не посрамит он искусства кхазад и добудет великую славу.

Старшина оружейников осторожно положил меч на колени Карнистиро.

Эльф вытащил клинок из ножен. Меч казался продолжением руки - так идеально был сбалансирован. Карнистиро даже показались лишними золотая плетенка в доле и рубины на рукояти. Оружие было прекрасно само по себе. По полотну бежали синие и голубые узоры, похожие на плотные розы. Захотелось испытать гибкую прочность и остроту клинка. Но сил оставалось лишь на ответную речь да пару шагов.

Карнистиро встал и обеими руками подал Англунгу золотую цепь. Звенья ее были выплетены в виде цветков вьюнка, цепляющихся друг за друга усиками и листьями. Каждый цветок в серединке искрился пурпурным камешком.

- Прими от меня это, почтенный старшина… Может быть, при следующей встрече, ты расскажешь мне, как куется такой узорный металл?..

- Князь разбирается в кузнечном деле?

Карнистиро, тряхнув головой, вернул себя к главному делу:

- Да, учился ему - там, за Морем. А в залог будущего союза передай королю вот этот ларец.

Окованная по краю блестящей медью крышка поднялась - бороды хадход встопорщились, а маленькие глазки вытаращились. Крупные жемчужины переливались розовым и серебристым в свете послеполуденного солнца.

Карнистиро чувствовал, что сползает в беспамятство. Перед ним уже плескали в борт лодки волны Эльдамарского залива, сохло горло от морской воды, и холодила ладонь только что добытая со дна раковина…

- … и прощай, князь, - услышал он.

Англунг и его спутники поклонились бородами до полу. Нолдо поднялся со стула, бледный и горделивый.

Едва двери за хадход закрылись, Карнистиро осел на пол. Снова пришлось целителям останавливать кровь и накладывать швы на открывшуюся рану. Твердо встать на ноги он смог лишь через две полные недели. А пока лежал у себя в спальне, без конца любовался подаренным мечом.

У подножия вечно укрытой дождевыми тучами горы конный отряд нолдор расстался с хадход. Те наменяли в верховьях Гелиона немало добра на изделия оружейного ремесла и не могли бы доставить его домой без повозок. Здесь же, у отрога, старшину Англунга ждало множество носильщиков-наугрим.

- Храбр, щедр и искусен в бою ваш князь, - сказал дружинникам на прощанье Англунг. Если бы его почтенный отец не жалел для сына лоз, тот стал бы великим королем.

Смысл его речи нолдор поняли, лишь познакомившись с обычаями людей. А тут они умчались прочь потешаясь над волочащимися по земле бородами носильщиков.

Около 310 года Первой эпохи

Палисад горел во многих местах. Подростки и дети, таскавшие воду из реки, валились с ног, но не успевали окатывать пали. А тлеющие бревна шатались от ударов окованных железом таранов. В щели между ними то и дело просовывались наконечники пик. Орочьи пики имели по два крюка ниже наконечника. Зацепив, они вырывали куски мяса.

Все, кто был в силах держать оружие, стояли на пристрое: немногочисленные мужчины, яростные растрепанные женщины, подростки постарше. На головы атакующих летели бревна, камни, горшки с углями.

Из землянки выскочила старуха. На руках у нее спали два ребенка.

- Куда? - попытался остановить ее подросток с ведром. - Прячься в погреб, бабушка!

- Дурак! Чтоб моих внуков сожрали эти твари?! Пусти!

И, уронив развязавшийся платок, она бросилась к крутому берегу. За ней, плача, побежала молодая женщина. Догнать старуху ей оказалось не по силам - женщина была на последнем месяце беременности. Старуха прижала к себе детей и рухнула с обрыва. Женщина замерла на миг, оглянулась на пылающую ограду и бросилась следом.

Целая связь палей медленно повалилась внутрь. Но на месте ее падения вспыхнуло такое пламя, что нападавшие отбежали назад.

Стоявшая на пристрое высокая женщина в кожаном доспехе перехватила левой рукой высунувшуюся снизу пику и рванула на себя. Из-за палей выскочила безобразная клыкастая голова. Секира тут же раскроила ее до глаз.

Вокруг вождя собрались лучшие бойцы города. Только у них были доспехи, усиленные железными накладками, щиты и настоящие боевые топоры. Но их оружие тупилось от ударов по железным шлемам врагов, зазубривалось, встречаясь с кривыми черными ятаганами.

Орк по приставленному шесту вскарабкался на частокол и прыгнул вниз, с визгом размахивая ятаганом. Мальчишка ловко швырнул камень прямо в оскаленную пасть. Орк схватился за морду, выронив оружие. В тот же миг молодая женщина в разорванном выше колен платье схватила его за горло. Орк рвал когтями ее спину, но женщина всей силой гнула его назад. Орк взвыл - его позвоночник с хрустом сломался.

Две крупные твари в чешуйчатых кирасах вскочили на спины другим и перемахнули на пристрой. Один из них бросился в ноги женщине-вождю, другой вцепился в распустившуюся черную косу. Женщина всадила топор в загривок первой, а вторую одновременно поймала за нижнюю челюсть и толкнула на заостренные пали. Орк застрял в разошедшейся щели, громко вопя и брыкаясь.

И тут затрещала ближняя связь частокола.

- Со щитами - за мной! - вождь бросился к пролому…

Звонкая и чистая песня труб прорезала рев пламени и вой орков. А в следующий миг под разрушенным палисадом забушевал стальной ливень. Длинные стрелы летели из леса, равно пробивая темные доспехи, низкие шлемы и шерстистые тела орков. Ни одна из них не воткнулась в бревна или в землю - все находили цели. Защитники городка замерли, потому что орки с паническим визгом бросились прочь от частокола.

Из леса летящим галопом вынеслись всадники. Одни продолжали стрелять на скаку, другие уже выхватили мечи. Передний, на черном, с серебряной гривой коне, врезался в толпу орков. Казалось, вокруг него вертится сияющий смерч. Равно летели в стороны рогатые шлемы, косматые головы и обрубки черных ятаганов.

Не отстали и другие. Скачка замедлилась. За всадниками оставалась усеянная темными неуклюжими телами луговина.

Если жители городка еще не понимали, кто пришел им на помощь, то орки, видно, знали этих конников. Оборона их рассыпалась в беспорядочном бегстве. Но всадники умело обходили и заворачивали бегущих к крутому берегу реки. Скоро вода закипела от валящихся с обрыва тел. Кто пытался защищаться - падал, прошитый насквозь стрелами. Кто бежал - валился, разрубленный беспощадным ударом.

Первыми опомнились мальчишки. Они восторженно закричали и принялись плясать среди догорающих палей. Тут пришли в себя женщины, бросившись тушить занявшийся пристрой и кровли землянок. Несколько молодых, в черных вдовьих повязках на косах, вооружились тяжелыми дровокольными топорами и деловито приканчивали покалеченных орков.

Женщина-вождь вытерла секиру о траву и вышла через пролом на луговину.

Крылатые всадники между тем довершили истребление орды. Их тройки слетались под знамя.

Предводитель направил своего игреневого коня к городку. Скакун легко ступал по траве забрызганными по колено бурой кровью ногами в высоких белых "чулках".

Всадник остановился в нескольких шагах от женщины. Серебряная кольчуга облегала его стройное гибкое тело, узкие сапоги упирались в чеканные стремена. Он снял высокий шлем со светящимся самоцветом в очелье - медно-рыжие волосы рассыпались по плечам. Темно-голубые глаза на зарумянившемся юном лице смотрели весело и чуть насмешливо.

- Приветствую тебя, неведомый спаситель, - произнесла женщина хрипловато. - Прости, не могу отблагодарить тебя даже угощением. Род мой беден и малочислен и к тому же подвергся разгрому. Но мы будем чествовать тебя и твою дружину как подобает свободным и честным людям. Назови лишь свое славное имя.

- Карнистиро Феанарион звали меня на родине, - произнес всадник и вдруг безудержно рассмеялся. - А синдар и эдайн зовут Рыжим Карантиром!

Их уже обступили с одной стороны вооруженные всадники, с другой - жители городка.

- Сойди с коня, славный вождь, и будь нашим гостем.

Женщина, как подобает главе рода, подала Карантиру руку. Тот чуть коснулся ее ладони горячими пальцами и соскочил на траву. Тут же спешились и его воины.

- А как мне называть тебя, воительница?

- Люди называют меня Халет и говорят, что я дочь Халдада-вождя.

- Халет Халдадиэн, да будет славна отвага твоего рода, - Карантир чуть наклонил голову и тут же глянул серьезнее. - Клянусь, мы спешили, как могли, вам на помощь. Но по пути пришлось заняться еще несколькими ордам.

- Вы поспели вовремя, благодарение всему доброму этом мире.

Подошли две старые женщины. Одна несла большой жбан с крышкой, другая - резной деревянный ковш. Халет зачерпнула из жбана малиновый мед.

Карантир отпил несколько глотков и передал ковш своему воину. Ковш обошел чуть ли не два десятка таких же юных бойцов, пока вернулся в руки Халет.

- Мне даже некуда пригласить тебя отдохнуть после битвы, благородный Карантир. Видишь, город почти сгорел…

Тот сжал губы и глянул на пожарище:

В моем отряде есть врачеватели. Они помогут вашим раненым. А мы пока очистим луг от дохлятины. Не проводить же ночь среди этой гадости!

Он одним толчком взлетел в седло. Невзнузданный конь взмыл в свечу, повернулся на задних ногах и помчался прочь. За вождем устремились остальные всадники.

Кого послали нам благие силы, - задумчиво произнесла Халет.

- Это, конечно, эльфы, - сказала одна из старух. - Но, видно, они и среди эльфов самые великие. Поистине, их дружба была бы нам надежным щитом, если они разрешат нам жить среди них.

- Они славные воины, Гундалет. Но признать своим лордом этого мальчишку? - Халет усмехнулась. - Если он свалится ночью с лавки - семь дум передумает, пока долетит до полу. И не следует людям слишком уж сближаться со Старшим народом. Равными мы не станем, а быть везде вторыми - не велика честь.

Карантир встретил Халет у границы лагеря и подал руку, помогая сойти с низкорослого лохматого конька. Рослая мощная женщина не решилась опереться на узкую ладонь. Да и зачем было опираться, если деревянные стремена и так висели у самой травы. Она просто сжала приветственно руку эльфа и ступила наземь. Ответное пожатие оказалось таким, что жесткие пальцы женщины слиплись. Только привычка воина и охотника всегда молчать удержала Халет от удивленно-испуганного вскрика. А темно-голубые глаза опять смеялись.

Воины-эльфы стояли двумя рядами. Когда Халет вступила в коридор между этими рядами, взлетели льдисто-блестящие мечи. Карантир вскинул над головой свой, украшенный золотом и чернью по долу и резко опустил к ногам предводительницы эдайн.

- Честь и слава неустрашимым! - выкрикнул он звонко.

Со свистом опускались клинки, когда Халет проходила мимо воинов, чуть опираясь на руку их вождя.

Они вдвоем присели друг напротив друга на брошенные на траву плащи.

Теперь уже Карантир угощал гостью. То, что налил он из своей фляжки, показалось Халет просто кисло-сладкой водой. Но от первого же глотка свалилась с плеч многодневная усталость, и посветлело на душе. Нет, горе и гнев остались, но пришла уверенность в силах преодолеть несчастье. Трава показалась зеленей, ярче закатное небо.

Она взяла хлеб, непохожий на тот, что пекли хозяйки ее народа: совершенно белый и очень мягкий. Лишь копченое мясо было привычной олениной, однако нежнее и ароматнее осенней глухариной грудки.

Рыжий эльф молча смотрел на нее в упор. Халет уже знала, что у них такая привычка - смотреть в глаза - не считается непристойной.

Когда гостья насытилась, Карантир жестом подозвал одного из своих воинов. Тот подал вождю длинный меч в ножнах из зеленоватой чешуйчатой кожи. Крестовина меча была щедро усыпана камнями, разбрасывающими голубые и оранжевые искры.

- Доблестная Халет, прими в подарок это оружие. Его сделали в подгорном городе ноэгит. Клинок этого меча разрубит орочий доспех, как тряпку.

Халет, сама себя стыдя за детское нетерпение, вытащила меч. Он показался ей легковатым. Но длинное лезвие так гармонично сужалось к чуть закругленному концу, переливалось холодной голубизной великолепной закалки, что трудно было отвести взгляд. В доле у рукояти в золотом пламени танцевала черная ящерица. А сама рукоять, обтянутая такой же чешуйчатой кожей, надежно легла в ладонь. Выпустить из рук меч казалось невозможно - так он был совершенен.

Карантир с довольной улыбкой подал ножны.

- Из какой шкуры сделана обтяжка, благородный Карантир, - чтобы скрыть неподобающую взрослому человеку радость, спросила Халет.

- Какого-то пещерного зверя, доблестная Халет. Ее просто невозможно порвать. Ноэгит ловят этих зверей сетями, а потом убивают большими камнями и шестоперами, сдирают шкуру целиком и режут потом камнерезными инструментами. Шкуру этого зверя не рубит даже лучшая сталь. Когда ноэгит пригласили нас на охоту в свои подземелья, я четыре раза ударил такого зверя своим мечом по шее. Так клинок просто отскакивал! А лапы у этого зверя вытягиваются чуть ли не втрое! Он едва не зацепил меня когтями. Вот тогда я понял, почему ноэгит ходят на охоту в латах!

"Ты не видел горя, рыжий Бессмертный!" - подумала Халет.

- Если бы такие мечи были у нас раньше, не потеряли бы мы столько людей, а я - отца и брата.

Тонкое лицо в миг стало серьезным.

- Как это случилось, доблестная?

- Когда эта нечисть набросилась на наши поселения, отец мой Халдад собрал всех, кого смог. Мы построили этот городок и оборонялись, сколько хватало сил. Ночью мой отец и брат собрали лучших воинов и вышли за палисад, чтоб перебить побольше спящей твари. Но те оказались на диво ловкими…

- Они видят в темноте, Халет! - воскликнул Карантир с каким-то отчаянием. - Плохо, но видят!

- Мы этого не знали. И наши оказались окружены и перебиты у нас на глазах. Брат мой Халдар хотел вынести отца из битвы и сам пал, пронзенный их короткими стрелами. А потом… знай же это, благородный Карантир! - твари разрубили тела погибших на куски и тут же сожрали, похваляясь перед нами отрубленными головами!

Теплая ладонь эльфа легла на ее руку. Темно-голубые глаза странно заблестели. Карантир прикусил губу.

- Я тоже видел такое, Халет… Но мы вырубили тогда Морготову орду подчистую!

Предводительница поняла: этот воитель тоже пережил что-то страшное, и оно живо в его душе. Как же может он вот так заливаться смехом по пустякам, барахтаться в реке, как ребенок… Или он непостижимо силен духом, или безнадежно легкомыслен и жесток.

Карантир задумчиво наклонил голову, поправил золотисто-красную прядь, упавшую ему на лоб.

- Доблестная Халет, край, где вы поселились, почти пуст. Сюда иногда заходят охотничьи отряды лайквэнди, наших лесных сородичей. Они будут вам плохой защитой. Кроме того, здесь сплошные леса, мало пастбищ и земель, пригодных под распашку. Я предлагаю вам перейти на север, за край лесов. Там стоят наши хорошо вооруженные дружины, туда орки и прочая нечисть не показываются уже триста лет. А вашему скоту будет просторно на широких лугах в верховьях Гелиона - так мы зовем эту вот большую реку. Те места, которые покажутся вам подходящими для поселения, я передам в ваше вечное владение, и у вас будут свои земли. Я видел - в битве вы бьетесь большими топорами. Как ноэгит! - он снова улыбнулся. - Вы получите излюбленное оружие, откованное из хорошей стали нашими мастерами и кузнецами подгорного народа. А еще кольчатые доспехи - они лучше ваших кожаных. Вы потеряли двух вождей и с ними лучших дружинников. Чтоб возместить эту потерю, я дам вам оружие и доспехи для двух сотен бойцов!

- Ты невероятно щедр, вождь! - воскликнула Халет. - Все имущество нашего рода не стоит и половины этого оружия!

Карантир нетерпеливо поднял белую руку:

- У вас убито и ранено много взрослых мужчин и женщин. Для переселения вы получите сильных лошадей и припасы на два месяца. Мы будем помогать вам, пока не обживетесь на новом месте, пока не подрастут молодые воины и работники. В чем еще нуждается твой народ, доблестная Халет?

- Ты предложил нам больше, чем мы могли бы надеяться просить. Но что ты потребуешь взамен?

Карантир вскинул голову:

- Союзнической верности! Мы ведем войну, держим Врага в крепкой осаде. И скоро - но, может быть, и не при твоей жизни, доблестная Халет, - мы ударим по его крепости и сокрушим ее наконец! И нелишними будут тогда твердые сердца и тяжкие секиры твоих родичей!

- Что же даст победа?

- Орки, едва не истребившие вас - самые мелкие прислужники Врага. Есть твари и опаснее. Оттуда же, из-за Тангородрима, приходят и смертельные для вас болезни. Будет побежден Враг - исчезнут и его порождения в Смертных землях. Разве этого мало?!

Щеки рыжего эльфа залил яркий румянец, глаза светились.

- Ты сейчас поведал мне много нового, благородный Карантир. Чтоб принять решение, я должна посоветоваться с народом. Если позволишь, я отвечу тебе через пять дней.

Карантир вскочил и подал руку собеседнице:

- Хорошо, доблестная Халет! А пока вы будете думать, мы почистим окрестные леса!

Эльфийские снадобья и перевязки помогли очень многим раненым. Но иногда юные лекари оказывались бессильны. Они только снимали боль и успокаивали, чтоб люди умирали без тоски и мучений. И к пятому дню на мысу между Аскаром и Гелионом вырос черный курган. На нем и собрались главы семей. В большинстве своем это были старые вдовы - почти все взрослые мужчины лежали под свежей насыпью.

За день до совета к разрушенному городку прикатились повозки, запряженные рослыми конями. Несколько эльфийских всадников как-то правили ими одними лишь словами. На повозках оказались еда, одежда и обещанное оружие.

Когда всадники умчались, Халет запретила трогать поклажу:

- Мы еще ничего не решили, и это пока не наше.

Собравшиеся на кургане сели прямо на рыхлую, дышащую землю насыпи. Они надеялись почувствовать желания тех, кто не дожил во плоти до совета.

Халет встала посреди круга - в доспехе и с оружием, но в черной траурной повязке на голове. Все уже знали, что предложил могущественный эльфийский воитель. Но обычай требовал, чтобы на совете оглашалось все, и Халет пересказала свою беседу.

- Может, пойдем все же на север? - предложила Гундалет. - Эльф добр и могуществен, а нас осталось так мало. В моем доме уцелел лишь мой младший сын и две снохи. Остальные - малые дети, а старшая внучка только начала оправляться от раны, благодарение этим эльфам…

- В моем доме вовсе не осталось мужчин, - возразила другая старуха. - А незамужней дочери, видно, суждено сидеть в девках. Но я лучше буду копать мотыгой землю до самой смерти, чем пойду под начало неведомому народу!

- Стыдись, Даррет! Они спасли твоего правнука, когда ты уже собиралась положить землю ему в изголовье! И всех нас не сожрали только потому, что они прискакали на помощь!

- Я готова своими руками вычистить всех лошадей этого рыжего эльфа и облизать его сапожки! Но жить хочу своим умом!

- Поищем свободных земель на западе, Халет, - глухо заговорила третья вдова. - Там живут люди - поселимся среди них. Я уже велела своим собираться.

- И ты туда же, Баилет?! Вспомни - твою дочь уже было схватили эти образины! Кто защитит нас в других землях?!

- А разве не говорил этот Карантир, что и здесь идет война? Даррет права - жить следует среди своих.

- Мужики, вы что молчите? - обратилась Гундалет к двум старикам. - Ты, Халмир?!

- Уйдем отсюда, - глядя за реку, ответил тот. - Здесь земля дышит угрозой. Эти горы… никогда не любил гор…

- Сыновья мои ходили на ту сторону, - добавил второй. - Там луга и перелески, как в старых наших землях. Орки могут перелезть через горы, а уж через такую вот реку - нет, не пойдут. Там и войска не понадобится.

- Ни к чему нам тесниться за частоколом, - подняла голову четвертая вдова. - Людям, как и стадам, нужен простор. Не знаю, как там, на севере. Пойдем на запад.

- Я тоже за западный путь, - твердо сказала Халет. - И мы уйдем отсюда, как только встанут на ноги раненые.

- Пищи мало, - тихо заметила Гундалет. - Орки порезали почти весь скот. На огородах ничего не соберешь - еще июнь на дворе. И лошадей где взять?..

- Река рядом. Другие люди едят рыбу?!. Народ решил - так и будет!

Карантир со своими прискакал утром шестого дня. Снова, как и после битвы, эльфы сразу спустились к реке купаться и мыть лошадей.

Халет приказала накрыть стол под единственным уцелевшим в городке деревом. Сегодня она принимала союзника.

Карантир приехал с четырьмя воинами, спешился на скаку, светлый и радостный.

- Рад сказать, доблестная Халет: орды выбиты до самого Брилтора. А кто попробует убежать за хребет, тех встретят ноэгит на известных им перевалах.

Халет вежливо взяла его под локоть:

- Люди долго ждали, когда же смогут воздать тебе почет, благородный Карантир. Хоть мы и бедны нынче, но не забыли законы чести.

Эльфов усадили на верхнем конце стола, а Карантира справа от предводительницы. Халет сама наполнила ему ковш и подала вырезанный от хребта кусок веприны.

Слушать слова почета следовало вдумчиво, с видом строгим и величественным. Рыжий эльф с ковшом в руке смеялся, поглядывая то на своих, то на людей. Едва старый Халмир закончил речь, как Карантир, встряхнув мокрыми волосами, выкрикнул:

- Слава доблести эдайн на погибель Морготу!

Чуть не захлебнулся, видно, обжегшись крепким медом, со стуком поставил пустой ковш и, как мальчишка, упал на скамью.

- Халет, - заговорил, смеясь, - хочешь испытать свой меч? Там, у ворот, мы бросили шлемы орочьих вожаков. Спорим, с одного удара разрубишь любой?

Принялся отдирать горячий жир с поднесенного куска.

- Воину нужна сила, она приходит от жирного мяса. А ты бросаешь лучшую часть?

- Не люблю, - откровенно поморщился эльф.

Племянник Халет за такие манеры давно получил бы подзатыльник.

Съел он совсем мало и тщательно вытер пальцы извлеченным из рукава вышитым платком.

- Халет, я полагаю, вы уже приняли решение, где будете жить?

- Может быть, благородный Карантир, прежде чем говорить о делах, дождемся конца праздника?

Тот недоуменно пожал плечами, но замолчал. Взял с поднесенного девочкой блюда кусочек смородиновой пастилы и покусывал, глядя в пространство за рекой.

Наконец, главы семей насытились и приготовились слушать вождей.

Халет встала. Поднялся со скамьи Карантир.

- Господин воинов, ты уже слышал слова нашей благодарности. Но род мой желает покинуть тень этих гор, которая давит нас, напоминая о пережитых бедах. За большую реку, которую ты называешь Гелионом, уже ушли наши родичи. Мы хотим идти вслед за ними и поселиться среди них там, на западе…

Глаза эльфа удивленно расширились. А в следующий миг лицо его приобрело холодно-надменное, даже брезгливое выражение. Он повернулся, перепрыгнул через скамью и пошел к пролому в частоколе. Тут же вскочили и четверо его спутников.

Халет остановила одного из них, взяв за руку. Эльф, черноволосый и сероглазый, сделал было движение высвободить руку, но остановился и обернулся к ней.

- Скажи благородному Карантиру, что мы не трогали поклажи на повозках.

- Подарки назад не берут. Это ваше, - бросил через плечо эльф и почти бегом догнал своих.

Карантир и его воины вскочили на своих коней. Трое, не оглядываясь поскакали к своему лагерю, четвертый повернул к Халет:

- Идите на север вдоль берега Гелиона. Наткнетесь на проезжую дорогу. Там, где она пересекает реку, есть брод, пригодный для переправы со скотом. Дальше ищите пути сами.

Не успел Карантир подъехать к своему отряду, как почти все его воины уже сидели на конях. Остальные торопливо подтягивали подпруги. Карантир даже не придержал коня - наоборот, послал его крупной рысью прямо в лес.

Эльфийская конница исчезла, словно ее не было.

Пока выздоравливали раненые, Халет приказала разыскать по лесам спасшихся жителей из хуторов. И в конце лета пополнившийся принятыми сиротами род тронулся прочь от полуразрушенного городка, от зарастающего уже подорожником и мать-и-мачехой кургана. Охраняя повозки и стада, шли, одетые в дорогие кольчуги и шлемы, охотники и пастухи. Но и следов зверообразных врагов не встретилось халадинам до самого брода и дальше, в просторной, рассеченной перелесками зеленой степи.

457 год Первой эпохи

Обгорелый фитиль на свече никто не убирал, пламя вытянулось длинным коптящим языком. Желтый блик прыгал по странице раскрытой книги, выхватывал из темноты тонкую руку, подпершую узкий подбородок, переливался красным в рассыпавшихся по плечам волосах.

Время от времени огонек притухал, задутый порывом сквозняка. За окном который день бесилась метель, то чуть успокаиваясь, то снова бросаясь на бревенчатые стены крепости Эмон-Эрэб. Снегу уже навалило кругом выше колена.

А не так давно здесь снег не лежал - выпадал и тут же стаивал. Южнее Рамдала снега не видели вообще. Прошлой же зимой белым-белы были опушки южного Оссирианда, и не успевшие совсем облететь ветви ломались под тяжестью рыхлых влажных комьев.

Отчаянным усилием они позапрошлой зимой остановили протянувшуюся сюда руку Моргота. Но злобные думы его, обращаясь ветром и морозом, уже властвуют над равниной…

Эльф глубоко вдохнул и по привычке задержал выдох. Ребра давно зажили, а память о боли осталась. Плечо и правая сторона груди теперь покрыты сетью белых шрамов. Перевязывавшие его тогда говорили, что кольца изрубленного доспеха смешались с клочьями мышц в кашу, из которой торчали белые изломы костей. Теперь он снова одинаково владеет обеими руками. Но было полмесяца беспомощности и страха - попасть живым в руки врага, пока пробирались уцелевшие дружинники на юго-запад, сюда, в страну травянистых равнин и перелесков. Боль уняли травы и песни целителя. Однако, никто не мог избавить потерпевшего сокрушительное поражение от стыда и горя. И качался он на плаще между конскими боками, сжимая рукоять кинжала, последней своей надежды.

Без сомнения, все Морготовы слуги имели приказ захватить живьем главных врагов. Орки и прочая тварь, не думая ни о какой тактике, лезли к стягу. Невдомек им было, что лорд Таргелиона¹² никогда не стоит у знамени, а бьется в первых рядах…

Когда багровым огнем вспыхнул северный горизонт, он поднял всю дружину и помчался на помощь Макалаурэ. С половины пути пришлось повернуть обратно - орки уже прорвались через Врата и хлынули вдоль истоков Гелиона на юг, восток и запад. Отходить пришлось в непрерывном бою, подбирая раненых и убитых, отбрасывая преследователей и одновременно прорубаясь через обошедших с юга. Росло темное отчаяние, чувство попавшего в засасывающую трясину. Все вздохнули радостно, увидев синюю голову Рерир и ущелье Хелеворна. А когда вошли в него, наткнулись под стенами на новые орды.

Стены крепости, сложенные руками мастеров наугрим, оказались не по зубам всем Морготовым тварям. Даже когда, струясь между скал, подполз Глаурунг, голубые камни выстояли перед его огнем и когтями…

Эльф поправил волосы, слабая улыбка тронула его губы.

Луки не брали золотую броню Великого Червя. Зато куда как не понравились ему баллисты наугрим, швырявшие камни и двухсаженные стрелы. А горное масло, оказывается, способно хорошо ошпарить драконьи бока. Тогда и выяснилось, что, спасаясь бегством, драконы передвигаются лисьим скоком…

Крепость пришлось оставить - не хватало бойцов, чтоб оборонять ее протяженные стены. Уже отходя на юго-запад, узнали, что пал Аглон, что Тиелкормо¹³ с Куруфинвэ отступают из междуречья Келона и западного Гелиона, уводя с собой всех живущих там атани¹⁴. С северных рубежей вестей вообще не было, и думалось, что Майтимо и Макалаурэ уже погибли вместе со своими дружинами…

Эльф оперся лбом на стиснутые кулаки.

Могло так случиться, что не Нолофинвэ¹⁵, а он сам ударил бы мечом в ворота Ангбанда, вызывая на поединок Моргота. Отчаяние и усталость в какой-то момент превратились в бешенство. Отдав приказ уходить к лесным укреплениям близнецов, он с двумя десятками старших дружинников полетел на север - узнать, что там, живы ли те, кого он любил. У слияния рукавов Гелиона попали в засаду. Вместе с орками им навстречу выскочили тролли какой-то новой породы - четверорукие. Добрую службу сослужил тогда наугримский меч. Он отсекал тролльи лапы и головы почти также легко, как и орочьи. Но споткнулся смертельно раненый конь, и обрушились на упавшего ятаганы и палицы…

Когда близнецы бросились к его носилкам, он огрызнулся:

- Вы еще поплачьте надо мной!

А потом злился на себя - за что обидел их, в чем они виноваты? Виноват только он сам: бестолковый, непутевый, вечно говорящий невпопад и творящий невесть что! И как быть, если они останутся втроем, без старших?

Преследовавшие его орки уткнулись в засеки и искусственные болотца, где их спокойно расстреливали лучники лайквэнди. А весной пришли, наконец, добрые вести: отбит Аглон, держится Химринг, братья живы и сохранили свои дружины.

Вернуть Таргелион пока не удалось, но нолдор крепко стоят на краю Оссирианда. А Финакано¹⁶ - не Нолофинвэ, с ним договориться будет проще.

Огонек свечи захлебнулся расплавленным воском и погас. Эльф откинулся на спинку деревянного кресла.

Он видел Финакано: не теперешнего, с негаснущей искоркой боли в серо-стальных глазах, а того, что по утрам прибегал к ним в сад развлечься новой игрой - фехтованием.

Звон сталкивающихся клинков, иногда взвизг по наплечнику или оковке щита, блеск мелькающей стали. Опасная и влекущая красота стремительного движения бойцов. Тогда это казалось чем-то, объединяющим танец и игру в догонялки, только несравненно более азартным.

Финакано фехтовал со сдержанным изяществом, Майтимо - размашисто и мощно. И брат чаще одолевал Нолофинвиона, чем тот его.

Но еще красивее получался бой, когда Майтимо сходился с Макалаурэ. В движениях юного барда была гибкость струящейся воды и ее же напор.

Они кружились по полянке среди древних платанов, атакуя и уходя от атак: несокрушимый утес и неутомимая волна. Победу решал новый неожиданный финт. Попавшийся на него терял меч или падал на сочную траву. Бойцы сбрасывали доспехи и убегали купаться.

Тут шлемы и кольчуги переходили в распоряжение младших. Мечи от них убирали, оружием становились палки. Случалось, от пропущенного удара захватывало дыхание и выступали слезы. Не беда - тела старших тоже разукрашены синяками. Острая сталь еще не проливала крови…

Вернувшись, старшие братья вытряхивали их из доспехов, осматривали избитые голые ноги и тащили домой лечить свежие ушибы. Защищаться тут приходилось последним оружием - дразнилками.

Тогда он и сошелся с Айканаро¹⁷. Они вдвоем старательно упражнялись в недобром остроумии, заслужив скоро славу ходячей крапивы. Впрочем, они не задумывались, обидны ли их шутки. Нравилось, что последнее слово всегда остается за ними. Не щадили они и друг друга.

Однажды они чуть не сцепились по-настоящему. Сидели: один на полу веранды, другой на нижнем суку дерева - и от нечего делать подкалывали один другого. Айканаро был в ударе и выигрывал состязание. Вдруг обычный лукавый азарт превратился в раздражение. Злобу вызвала насмешливая мордочка младшего Арафинвиона, его ядовитые словечки. Он встал напротив Айканаро со сжатыми кулаками.

- Уймитесь, - предупредил из окна Майтимо.

Они не обратили внимания. Айканаро тоже вскочил, в синих глазах сверкнул гнев…

Старший брат одним прыжком оказался на веранде, схватил их обоих в охапку и посадил в фонтан.

В первый миг они задохнулись - после полуденной жары вода показалась ледяной. А потом обоих одолело безумное веселье. Они хохотали, глядя друг на друга, слабея от смеха и рискуя захлебнуться. Майтимо даже испугался и попробовал вытащить их из воды. Они принялись брызгаться, мгновенно вымочив с ног до головы и его.

- Вылезайте, маленькие чудища.

- Нет, мы тут жить будем. Нам понравилось!

Тот махнул рукой и ушел.

Они потом позволили вытащить себя из воды - скучно же в самом деле долго сидеть в фонтане.

После этого случая они с Айканаро серьезно не ссорились. Нежной дружбы не получилось - две занозы не могли не цеплять друг друга. Но, уезжая с отцом в северные горы, он все же забежал попрощаться с Айканассе, как прозвали того за язычок…

Теперь кости Айканаро засыпаны серым пеплом. Дружины младших сыновей Арафинвэ приняли на себя первый и главный удар и легли почти все. Отходить им было некуда: Аглон и истоки Сириона уже заполонили орки. Немногие уцелевшие нолдор с Дортониона рассказывали: когда Ангарато упал с короткой стрелой в горле, Айканаро встал над ним и долго не подпускал орду. Потом его высокий шлем исчез в бурой массе орочьих куяков. И один раненый видел, как тащили орки кого-то на окровавленном плаще, синем с серебряной звездой…

Эльф поднял голову и увидел, что окно из темного сделалось серо-голубым. Метель незаметно стихла, чистое небо на востоке разгоралось холодно-багряным светом.

Чуть шаркнула открывшаяся дверь. Дириэль¹⁸ глянул на раскрытую книгу, улыбнулся:

- Это столько ты прочитал за ночь?

Непривычно грустный взгляд Карнистиро встревожил его:

- Что, опять болит рука?

- Да ничего у меня не болит! И книга эта… неинтересно мне.

Дириэль уселся на подоконник кресла:

- Небо очистилось, ветер переменился, и завтра потеплеет. Турицы уже начинают телиться, уходят из стад, там остаются одни быки. Самое время устроить охоту на них!

Карнистиро вздохнул, снова задержав выдох, и улыбнулся так, словно его отпустила боль.

В охотничьих стаях близнецов, кроме привезенных из-за Моря псов, были и собаки местных пород. Крупные широкомордые гончие басовито лаяли и топтались, натягивая поводки. Мелкие, черно-пегие, скакали и визжали в истерическом восторге. Валинорские собаки поглядывали на эту суету с насмешливым спокойствием.

С холма вниз кони взяли широкой рысью, равняясь на рвущихся вперед собак. Проскакали немного, как наткнулись на след турьего стада. Через равнину тянулась широкая полоса перепаханного снега. Собаки помчались по ней, смешавшись в беспорядочную ораву.

Оба пса Карнистиро приостановились, обернув к нему остроухие головы. Тот не велел им срываться в загон. Их умение понадобится чуть позже.

Туры высотой в холке равнялись с конями, а весили втрое больше. На свежем снегу они казались глыбами красноватого гранита. Отмахиваясь от собак рогами в полтора локтя длиной, они медленно отступали вниз по склону оврага к незамерзшей речке.

Охотники рассыпались в цепь, эльфы наложили стрелы, люди опустили копья с длинными наконечниками.

Мощные луки нолдор пробивали даже хребтинную шкуру туров, вгоняя стрелы между ребер. Оссириандские лайквэнди, гордясь меткостью, валили быков стрелой в глаз.

Один из туров - между рогами у него уселись бы два лучника - сообразил искать спасения в бегстве по старому следу. Финмор, адан из дружины Амбарто, на скаку ударил его копьем, целясь под лопатку. В момент удара конь адана оступился, наконечник застрял в горбу тура, а Финмор свалился с седла. Бык развернулся, вспахал рогами снег… Огромный пес рванул тура за хвост. Финмор успел вскочить и выхватить меч. Голубой клинок разрубил необхватную шею быка так, что рогатая голова отлетела от гороподобного туловища.

Одиннадцать туш лежало в снегу, и собаки глотали окровавленный снег. Шкуры вспотевших коней атани дымились на легком морозе. Подскакал Дириэль в окружении беснующейся стаи гончих:

- Там, за балкой, еще десяток туров. Пусть дружинники из атани - их кони совсем устали - разделают добычу. А мы прихватим то стадо!

Карнистиро молча выслал коня вперед.

Дириэль припал к гриве своего гнедого, желая опередить Карнистиро. Темно-рыжие волосы его развевались, глаза светились бесшабашным азартом. Но иссиня-черный, без единой светлой шерстинки, скакун Карнистиро не уступал ни вершка. Так и вынеслись они на излог балки и тут же приняли в стороны, изготавливаясь к стрельбе.

Девять быков уложили стрелами, а задержавшуюся в стаде корову прогнали вверх по балке.

В чистом сладковатом воздухе расползался тяжелый запах крови и парного мяса. От вида ободранных туш и разверстых бычьих утроб Карнистиро вдруг замутило. Такое с ним уже случалось: пока лежал раненый, он не то что не ел мяса - подумать о нем не мог. Вильялотэ-врачевательница сказала, что это от орочьего яда. И до сих пор ни с чего накатывало вдруг отвращение к крови

Конечно, не забавы ради постреляли они диких быков. Кроме дружины в крепости и лесных хуторах живут эльдар и атани. И ни одна хозяйка не откажется от свежего куска. Но…

Карнистиро позвал своего коня.

- Ты куда? - подошел Дириэль. - Сейчас поедим и домой…

Руки у него были в крови.

- Проедусь пока.

- Я - с тобой, можно?

- Руки отмой.

- Сейчас!

Подбежавшая вислогубая гончая принялась облизывать ему пальцы.

- Теперь снегом… и чисто.

Их кони медленно шагали по снегу.

- Что, тебе опять нехорошо? - участливо спросил Дириэль.

- Пройдет.

Младший из близнецов обиженно отвернулся, и Карнистиро снова почувствовал себя виноватым.

- Правда, пройдет. Проедем вон до того уремника и вернемся, как раз когда печенка зажарится.

Дириэль глянул на него и улыбнулся. Глаза у него и Амбарто¹⁹ были такого густо-серого цвета, что казались то сиреневыми, то лиловыми. Темно-рыжие волосы их лежали не гладко, а тугими волнами, как черные кудри Тиелкормо. Близнецы были чем-то похожи на каждого из пяти старших братьев.

Оба валинорских пса Карнистиро бежали рядом с вороным конем, а разнопородная орава Дириэля носилась кругами, вспахивая снег. Но почуяли след первыми боевые псы.

- Не по зверю, - бросил младший, глядя на собак.

У тех шерсть встала дыбом от затылка до хвоста, между сошедшимися втугую ушами легли морщины.

- Вперед, - и Карнистиро чуть сжал колени.

Когда под копыта коней попалась колея в снегу, не потребовалось спешиваться. Местные гончие залаяли испуганно и зло. А отпечатки широких башмаков видны были и с коней.

- Скачи за подмогой, - глядя на густой уремник в балке, велел Карнистиро. И забери эту собачью орду.

Видя, что брат готов спорить, остановил его жестко:

- По следам здесь пробежало чуть больше десятка тварей. Что-то тащили на себе, что-то волоком. Я подъеду к излогу и посмотрю, что они делают там, в зарослях. Нарочно покажусь им, чтоб затаились. Вернешься с дружиной, мы их выгоним в поле и постреляем.

Дириэль снял с шеи подвеску в виде пикирующего сокола и отдал одной из боевых собак. Та молча метнулась по снежной целине напрямик к дымкам дальних костров.

- Сейчас все будут здесь, - задорно улыбнувшись, бросил брату. - А собак моих ты недооцениваешь.

Голосистая стая вдруг умолкла. Крупные гончие опустили носы к следу и деловито порысили вперед. Мелкие пестрые, сдавленно поскуливая, пристроились за всадниками.

На склонах балки черемуха, ирга, рябина и тальники сплелись в стену, непроходимую ни для кого, кроме могучих вепрей да юрких лисиц. Налетчики прорубили себе тропу ятаганами, не позаботившись загородить проход срубленными ветками. Но и пешими пришлось бы идти по нему согнувшись.

- На четырех вползали, - сказал Карнистиро. - Давай проедем в сторону, может, найдем проход.

- Овраг весь такой, - качнул головой Дириэль. - Если только снизу по водотоку подняться. Да и там чаща.

- Предлагаешь сидеть и ждать, пока твари выползут из оврага где-нибудь в другом месте и удерут?

- Ну, не кидаться же прямо на их болты! Собаки чуют, что орки сидят на самом дне, а до дна двадцать саженей сплошных зарослей. В них даже стрелы застрянут. Я вышлю всадников с собаками на оба берега балки, они перехватят налетчиков, когда те попробуют вылезти.

Дириэль оглянулся на дымки охотничьего лагеря - всадников еще не было видно.

- Зевнули твои патрули, братец. Твари уже пошарили где-то, если тащат добычу.

- След идет от засек, а не к ним… - возразил Дириэль.

Псы Карнистиро вдруг сделали скачок вперед на прямых лапах. И сами эльфы тут же услышали из зарослей тонкий плачущий крик.

Карнистиро прыжком оказался на снегу у самого прохода.

- Стой! - Дириэль вцепился в его рукав и заливисто свистнул.

Гулкий басовитый брех губошлепистых гончих смешался с визгливым лаем черно-пегих, и вся стая ринулась в заросли. За собаками в проход скользнули эльфы, выхватывая мечи. Им досталось зарубить двух орков и приколоть еще трех, пчти насмерть изорванных травильной стаей. Но не меньше десятка собак лежали мертвыми или бились на снегу, окрашивая его своей кровью.

Дириэль упал на колени возле бурой гончей, провел ладонью над ее распоротым животом. Собака приподняла голову, пытаясь лизнуть его в лицо и со стоном зарылась в снег.

- Карнистиро… заколи ее… я не могу…

- Успокой пса, отвезем домой…

- Нет, ее не довезешь…

На полянку выбрался Амбарто, а за ним, мечами расширяя проход, вбегали дружинники.

Опытные в боях обе собаки Карнистиро между тем были заняты делом. Одна, не двигаясь с места, огрызалась на зачем-то осаждающих ее гончих. Другая полосовала клыками кожаные мешки.

- Смотрите, что они тащили с собой! Запаслись едой!

Амбарто держал на вытянутых руках ребенка. Дружинники бросились помогать псу.

В мешках нашли пятерых человеческих детей. Самому старшему было не больше семи лет, младшему около двух. Семилетний мальчик с громким плачем обхватил Амбарто за шею. Остальные почти задохнулись в мешках, их пришлось трясти, чтобы начали дышать.

- Честное слово, орда пришла с севера! - с надрывом выкрикнул Дириэль, гневно глянув на дружинников.

- Однако, кого-то они пограбили, Карнистиро ткнул носком сапога разрезанный мешок.

Один дружинник взял в руки выпавший на снег кожаный пояс, весь звенящий от подвешенных к нему бронзовых украшений.

- Ни у одного народа я не видел таких вещей.

- Не может быть, чтоб тварей было так мало, - жестко глядя на братьев, произнес Карнистиро. - Эти сторожили добычу, а сама орда бродит где-то поблизости.

- Я, как получил знак, послал в крепость за подмогой, - сказал Амбарто. - Финмор и Гундор останутся со своими десятками и с нами пойдут по следу. Остальным - дождаться повозок и везти всю добычу домой. Не волков же кормить добытым мясом!

Он попытался отдать ребенка дружиннику. Но тот закричал и крепче вцепился в волосы эльфа.

- Свою добычу тебе придется везти домой самому! - засмеялся Карнистиро.

- Тогда позови своего пса. Он, кажется, собрался драться со всей стаей.

На подзыв пес ответил глухим ворчанием и не сдвинулся с места. Под передними лапами у него лежало что-то вроде грязного тюка.

- Он поймал орка живьем! - воскликнул Гундор. - Стоит на нем и держит тварь мордой в снег!.. А ну, гад, вставай, пока ноги есть!

Пес, присев рядом. Настороженно следил за поднимающимся орком. Тот сперва постоял на четырех лапах, потом оторвал передние от снега и повернулся к охотникам. Ноздри его толстого плоского носа шевелились, раскосые глаза, казалось, смотрели в разные стороны.

Карнистиро вытащил меч. Орк с визгом скорчился, закрыв голову передними лапами.

- Подожди, лорд, - Гундор тронул орка сапогом в зад и произнес что-то скрипуче-шипящее.

Орк дернулся и перестал визжать.

- Ты говоришь на их языке? - поразился Карнистиро.

- Да вот говорю! О мудром побеседую вряд ли, а вот откуда они, сколько их и куда бегут, спросить могу.

Близнецы тоже подошли поближе, но тут ребенок на руках у Амбарто зашелся отчаянным криком.

- Ой, уходи скорее! - Дириэль зажал уши. - А то малыш заболеет от страха, а мы все оглохнем!

Амбарто кивнул и шагнул к проходу.

Гундор еще раз легонько пнул орка, послушал его шепелявое бормотание.

- их было три сотни. Там на севере у реки - Гелион, наверное - они напали на людей, которые шли к бродам. Много побили, взяли добычу… А этим показалось мало, они пошли на юг… сотня их с небольшим… Остальные ночью хотят пробраться в деревню за лесом… Тут народ богатый, не то что те, на севере… Потом пойдут обратно.

- Спроси, где они пролезли через засеки! - приказал Дириэль.

Орк тряс головой в знак, что не помнит.

- По следу найдем, если не скажет, - Карнистиро приподнял меч.

- Скажет! - и Гундор снова заговорил на орочьем.

Тут орк заорал так, что гончие шарахнулись, а боевые псы вскочили на ноги.

- Обветшала засека у устья соседней балки. Они порубили поросль, а старые заломы уже осели. Так и прошли. И возвращаться собираются тем же путем. Все, тварь можно прикончить?

- Сделай это, Гундор, - велел Дириэль.

Кони ступали, разбрасывая рыхлый снег.

- Как ты заставил орка все рассказать, Гундор? - спросил Карнистиро.

- Пообещал ему кое-что, - с жестокой усмешкой ответил адан²⁰.

- Что?

- Не спрашивай, лорд. Ни мне, ни тебе ответ удовольствия не доставит.

Метель заровняла ночную тропу орочьего отряда, но собаки вели след, даже не наклоняясь к снегу.

Боящиеся леса твари устроились в прозрачной тополевой роще, куда всадники без труда въехали рысью.

Орки выскакивали из снежных ям и тут же валились почти насквозь пробитые стрелами. Хороший доспех оказался только на одном, самом крупном и темнорожем, видимо, вожаке. Его убили двумя стрелами в морду. Нескольких умело прикончили боевые собаки.

Поклажи при этих орках не было: только хлеб и вяленое мясо в поясных сумках. Эльфы к мясу боялись притронуться, хотя собаки показали, что это конина.

Трупы орков бросили в роще - если лесные мыши и вороны не побрезгуют, к весне останутся одни кости.

Амбарто встретил братьев в сенях.

- Ну и добыча мне досталась! Пока доехали, чуть половину волос не выдрал! И в баню пришлось идти с ним - только там и согласился отпустить меня. Но вот отмыть его добела не удалось. Он, оказывается, темный, как орк!

- Ну, ты скажешь! - возмутился Дириэль.

- Правда, желто-коричневатый какой-то. И остальные дети тоже.

- Новой племя, - уверенно сказал Карнистиро. - Наверное, пришли из-за гор с Востока. Там ведь немерянные пространства…

- Горячая вода осталась? - спросил Дириэль. _ Я до орочьих мешков дотрагивался.

- Воды полно, баня топится, сейчас будет готов ужин, и посмотрите на этих детей!… Карнистиро, - Амбарто ласкающим жестом тронул плечо брата. - Поешь с нами или тебе отдельно в спальню чего-нибудь подать?

- Не знаю!… Нет, правда, не знаю. Потом.

Двое суток в седле излечили Карнистиро. Конечно, мясо взрослых быков грубее даже оленины. Но тушеное с травами и молодым вином, оно сделалось мягким, как гусятина. За столом было шумно. Дружинники похвалялись меткими выстрелами, точными ударами копий. Орков истребили легко, в дружине не оказалось даже раненых. Правда, травильная стая Дириэля лишилась восьми собак, но двух гончих довезли живыми и надеялись вылечить.

Собаки близнецов вертелись по палате. Их морды то и дело показывались над столом, и в пастях исчезали хрящи, корки пирогов, мелкие кости. Губастые гончие Дириэля вообще позволяли себе выхватывать куски у хозяина. Боевые псы считали ниже своего достоинства просить подачки и равнодушно лежали у стены. Позовут - они неспешно подойдут, возьмут предложенное. А путаться под ногами и визжать - фе!

- Лорд, покажи, что подарил тебе случай! - крикнул со смехом лучник-эльдо.

Скоро вошла Вильялотэ и две пожилые атанет с детьми на руках. Старший, переодетый в белую рубашку и синие шаровары, вдруг вырвался от нолдэ, с восторженным криком подбежал к Амбарто и уселся рядом с ним. Остальные крутили расчесанными головами, разглядывая воинов, собак, оружие на стенах.

- Действительно, желтые и раскосые, - разочарованно произнес Дириэль.

Дружинники засмеялись.

- Дети здоровы, - сказала Вильялотэ. - Ничего серьезнее царапин у них не было. Правда, от испуга их пришлось лечить сном. Но никто из атани не понимает ни единого слова этих детей.

- Карнистиро, ты знаешь восточные наречия, - Амбарто придвинулся поближе к брату. - Послушай, что он говорит.

Мальчик произнес несколько слов, показывая на стол.

Карнистиро усмехнулся:

- Понять нетрудно - хочет яблочной пастилы. Но слов я не понимаю.

- Гундор, а поговори по-орочьи! - со смехом предложил старый дружинник-адан.

- Не смей в доме! - крикнул сереброволосый синдо.

- Пусть попробует - вдруг его поймут!

Гундор попросил взглядом разрешения у Дириэля, подошел поближе и что-то произнес.

Мальчик прижался к Амбарто, обхватил его за шею, повернулся к дружиннику и выкрикнул резкое слово.

- Он тебя обругал! - расхохотался Дириэль. - Крепко обругал, чувствуется!

- И вымазал мне волосы пастилой… Да отцепись! Гундор тебя не съест, он честный и храбрый адан, а не Морготова тварь!

Карнистиро наклонился к мальчику и заговорил на диковинном языке. Тот прислушался, вдруг нахмурился и ответил.

- Его зовут Ультхад. Это единственное, что я понял.

- А на каком языке?

- Я-то спросил на хадходламбэ.

- Ты знаешь язык наугрим? - поразился Амбарто.

- Спросить: как зовут, какого рода, сколько стоит… И еще ругательства: "кривые руки", "голова с трещиной" и такое прочее.

- Ну спроси еще что-нибудь!

Мальчик слушал заинтересованно, даже перелез поближе к Карнистиро. Но из его ответов нолдо не понял ничего.

- Дети быстро учатся чужому языку, - сказала Вильялотэ. - Скоро Ультхад заговорит на нашем.

Малыши тем временем разбрелись по залу. Дружинники усадили их к себе: старшие из естественной любви к детям, младшие - из любопытства. Длинные мягкие волосы эльфов неодолимо притягивали детские руки, и скоро две девочки уже плели косички лучникам.

- Заберите их, уважаемые, - велел женщинам-атани Амбарто.

Малышей унесли. Но Ультхад презрительным жестом отмахнулся от женщин, на всякий случай ухватившись за пояс Карнистиро.

- Считает себя взрослым, как видно! - засмеялся нолдо.

- Но руки вытирает о свою одежду, - заметила Вильялотэ.

- Это еще не самое плохое, что может сделать человек.

Обветшалую засеку немедленно обновили, проверили всю наружную полосу укреплений.

Южные ветры без конца приносили снег, густой и мокрый. Потом начало сильно таять. Каждая канавка сделалась ручьем, а балки превратились в глубокие потоки. Жители оказались заключенными в своих хуторах, и плохо было тем, кто не запасся загодя топливом. Даже дружина редко покидала крепость на Эмон-Эреб. Лишь эльфы на своих конях изредка рисковали проехать по снежной каше.

Карнистиро ждал, когда хоть чуть просохнет степь, чтоб вернуться на север Оссирианда. Он рассчитывал пройти с дружиной по предгорьям и вернуть свою крепость у Хелеворна. Пока старшие браться держат Химринг и обороняют Аглон, необходимо организовать им хорошую подмогу с юга и закрыть, наконец, врагу дорогу между истоками Гелиона.

Ультхад действительно быстро научился говорить на синдарине. Первым делом он рассказал, что племя его перевалило горы прошлой осенью и поселилось в предгорьях. Род же его отца, обиженного братьями и дядьями, прошел вдоль какой-то реки и осел на заливных лугах перед началом прошедшей зимы. Они - пастухи, разводят овец и коров и живут большими семьями в переносных шатрах из жердей и войлока. Народ их многочислен и воинственен, у них много мужчин и коней.

- Как же получилось, что Морготова нечисть похватала вас? - спросил однажды Дириэль.

- Напали ночью на кочевье, - высокомерно ответил мальчик. - Там были одни женщины и старики, все мужчины караулили стада. Если бы я дотянулся до ножа, эти твари узнали бы вкус собственной крови!

- Они его знают, - с усмешкой ответил Карнистиро. - Они едят друг друга. И вас хотели съесть.

Ультхад съежился было, но тут же одолел страх:

- Мой отец отомстил бы за меня! По взмаху его правой руки в седла садятся шесть тысяч мужчин, и нет между ними слабого!

- Хорошо сказано! - засмеялся Дириэль.

- Мой отец, могущественный рекс Ульфанг, достойно отблагодарит благородных князей за спасение его сына!

- Как сойдет вода, я отвезу вас всех к родителям, - сказал Карнистиро.

Дружина тронулась в путь по первой траве. Над равниной висели, заливаясь, жаворонки. Самцы дроф, не обращая внимания на всадников, распускали хвосты и верещали, бросая вызов друг другу. Турицы привели подросших телят в стада. Когда воины проезжали мимо, они сгоняли свое потомство в кучу и становились в круг рогами наружу, выталкивая наружу громадных быков. Те ревели и гребли землю копытами, но не нападали, если к стаду никто не приближался.

Ультхад ехал самостоятельно, умело держа поводья в одной руке. Сын рекса, попривыкнув к эльдар, уже считал равными себе лишь Карнистиро и его братьев. С дружинниками разговаривал надменно, потешая их этим. И в походе предпочитал держаться рядом с вороным конем лорда Таргелиона. Разговоры же заводил неожиданные.

- Князь, почему ты носишь длинные волосы, а кос не плетешь?

- Зачем? - Карнистиро даже обернулся к нему.

- Мужчины должны брить голову или вплетать в косы священную бронзу, - Ультхад показал на свои шесть косичек, звенящих от подвесок. - А то злой дух схватит за волосы.

- Ну, я, пожалуй, этому духу отрублю руку, а потом и голову.

- Дух невидим, князь! - Ультхад даже топнул ногой в стремя.

- Вполне видим. Днем это тень, а ночью светящийся силуэт. Но такие духи, без roa, никого схватить не могут. Которые же воплощены, видимы, как все живое.

Мальчик усмехнулся с видом превосходства:

- Ночью является дух, подобный черному облаку. Он сосет кровь у людей и скота. И может разорвать железными когтями!

Темно-голубые глаза Карнистиро сузились:

- Этого духа я знаю! Однажды он попробовал наших стрел и перестал являться сюда. А теперь набрался наглости? Ну, пусть покажется!

- Его можно убить?

- Предпочтительно выстрелом в морду. Эта лиходейка летает в виде большой и вонючей мыши.

- Этот дух - женщина?

- Иногда являлась людям в виде женщины в сером плаще и наводила на них морок. Так что стреляй сразу, Ультхад!

- Недостойно мужчины бояться женщины, хотя бы и духа, - заявил мальчик, но подал коня так, что коснулся стременем ноги Карнистиро. - А нож лишит ее жизни?

- Наверняка. Только смотри, чтоб она тебя не укусила! - нолдо засмеялся.

Мальчик нахмурился:

- Ты думаешь, что я, как девчонка, боюсь укусов?!

- У нее здоровая пасть и ядовитые зубы.

К Гелиону дружина вышла на закате дня. Пока готовился ужин, все пошли купаться и мыть коней. Ультхад стоял на берегу и поглядывал на плещущихся воинов прямо-таки с отвращением.

Карнистиро нашел бережок покруче и прыгнул с него. Два раза кувыркнувшись в воздухе. Брызг он не поднял, войдя в воду как стрела. Когда-то там, за морем, именно он придумал первым эту забаву - соревноваться, кто сделает больше кувырков и поворотов во время прыжка.

- Что не купаешься, Ультхад? - спросил он, отжимая волосы. - Вода совсем теплая!

- Допустимо ли князю показываться нагим перед народом? - глядя в землю, процедил мальчик.

- Ему надлежит мыться прямо в доспехе? - засмеялся Карнистиро.

- Земля порождает воду для мытья человеку и его стадам. Реки уносят удачу того, кто погружается в них надолго и даже смотрит в поток.

Карнистиро опустил руку с рубашкой:

- Вы что, никогда не моетесь? Как… орки?

- Мужчина может обмыть некоторые части тела, набрав воды в кувшин и отойдя от реки.

- Но там, в крепости, ты ходил в баню со всеми!

- Твоя женщина… эта, с желтыми волосами - насильно заставляла меня раздеваться. Когда у меня будет свой табун, я куплю ее у тебя и заставлю доить овец!

- Вильялотэ?! - Карнистиро засмеялся, уткнувшись в согнутые колени.

Ультхад готов был убежать, но оставался из почтительности.

- Вильялотэ - мудрейшая целительница. Она знает, как надо поступать, чтобы сохранить жизнь и здоровье. Она и меня вылечила, когда орки… в общем, когда меня ранили.

- Тогда я тем более куплю ее, чтобы она лечила меня, мой скот и моих жен…

Карнистиро снова расхохотался.

- И… сколько же будущий рекс заплатит за дочь Перворожденных?

- Сто лучших кобыл! Такой выкуп мой отец отдал за свою младшую жену, а она прекраснее полной луны! И если князь будет смеяться надо мной…

- Он ничего не узнает о ваших обычаях. Идем к костру, Ультхад, еда готова.

Высланная вперед разведка доложила об обширном стойбище у лесной окраины. Карнистиро велел сорока дружинникам надеть доспехи и сопровождать его к рексу желтолицего племени. Всадники взяли на седла спасенных детей.

Увидев полукруглые шатры, Ультхад заерзал в седле.

- Ты узнал свое племя?

- Да-да, князь! В середине стойбища - там, где воткнуты в землю священные знаки - юрта моего отца!

Вокруг самого большого шатра Карнистиро разглядел шесты, увешанные блестящей бронзой и лошадиными хвостами.

- Ты дозволишь мне поскакать вперед, чтобы отец приготовил достойную встречу?

- Езжай!

Ультхад взвизгнул, тряхнул локтями и помчался к стойбищу, распугивая серых овец. Скоро между шатрами забегали люди. Эльдар с лесной опушки видели, как ловят ягнят, волокут дрова и свернутые ковры. А потом к лесу двинулась группа из двух десятков всадников. Среди них виднелась маленькая фигурка Ультхада.

Подъехавшие были высоки ростом, с темно-желтыми лицами и черными волосами. Все они носили усы и длинные жидкие бородки, свисавшие на кожаные одежды. Из-под меховых шапок блестели украшениями многочисленные косички. Уздечки и чепраки лохматых их лошадок тоже были увешаны звенящими побрякушками.

Ультхад держался рядом с самым рослым из всадников. У того на руке висело оружие вроде шестопера, но с каменной насадкой из белого нефрита. И первым делом всадник показал эльдар этот шестопер. Потом опустил оружие, повел широкой ладонью от груди и заговорил.

- Мой отец, могущественный рекс, повелитель семидесяти кочевий, приветствует тебя, князь заморского народа, - дождавшись, когда тот замолчал, начал Ультхад, у которого даже лицо побелело от торжественного напряжения. - Уши его и сердце раскрыты навстречу твоим словам, а глаза рады видеть твой мужественный облик.

Карнистиро, не сдержавшись, откровенно улыбнулся. Велеречивость главы новых пришельцев показалась нарочитой.

- Приветствую вождя могучего племени, - ответил коротко и звонко.

- Мой отец желает поддержать твое стремя, князь одетых в твердый металл, чтобы ты сел в зеленом углу его просторной юрты.

- Мы принимаем приглашение… Ультхад, ты сказал, что мы привезли и других детей? - спросил Карнистиро, когда мальчик перевел отцу его ответ.

- Да, князь. Вели воинам отдать их женщинам прямо на ходу, чтобы не останавливаться на пути к юрте моего отца.

Этот совет был малопонятен. Но воины Таргелиона послушно тронули коней следом за смуглокожими всадниками. Когда въехали в проход между юртами, к дружинникам подбежали несколько женщин в длинных кожаных одеждах и белых шерстяных платках. Они молча выхватили детей и тут же исчезли за дверями шатров.

Эльдар это показалось поступком оскорбительным и диким. Но Ультхад тихо повторял:

- Не останавливайся, князь!

- Да в чем дело? - довольно громко спросил Карнистиро.

- Дурная примета, если гость остановится по пути. Значит, духи юрты не подпускают его.

- Смотрю, духи у вас дома ведут себя как хозяева…

В кругу шестов с подвесками предводитель племени остановился и слез с лошадки, причем стремя ему подержал выбежавший из шатра юноша. Потом он сам, согнувшись, взялся за чеканное стремя Карнистиро, а один из его спутников подхватил нолдо под оба локтя. Дружинникам было дозволено спешиться самим.

Едва ноги Карнистиро коснулись затоптанной травы, как его взяли под обе руки и повели к деревянной резной двери шатра. Представив себе, как глупо он выглядит со стороны, нолдо едва смирил раздражение. Так и ввели его в полумрак шатра и бережно, как раненого, усадили на кучу бараньих шкур. Только тут он заметил, что дружинников ним не впустили.

- Ультхад!

Мальчик с готовностью обернулся:

- Я буду сидеть рядом с тобой, князь, и пересказывать тебе речи моего отца, а ему твои.

- Сперва скажи, почему нашим воинам не разрешено войти в шатер?

- Здесь собираются лишь близкие родичи моего отца, а в твоем отряде нет твоих родичей… Не вставай, князь! - воскликнул Ультхад с испугом. - Если ты сейчас переступишь порог, духи разгневаются! Твоих воинов накормят и окружат почетом в других юртах.

Карнистиро перевел дыхание и сел прямо, как свечка. Он поклялся себе, что вытерпит все эти глупости до конца - ради союза против Лиха с Севера.

От мягкого сиденья пахло овцой, в воздухе чувствовалась маслянистая гарь. Лица хозяев в полумраке шатра казались совсем черными. Карнистиро подумал, как удачно это племя назвали вастаками - опаленными солнцем. Сами же себя он называли гузр - быки.

Рекс Ульфанг уселся рядом с нолдо, и тут же на таких же ворохах шкур, на меховых подстилках и просто на войлоке расселось не менее полусотни молодых старых мужчин. Несколько женщин расстелили цветные платки и поставили на них блюда с вареной бараниной.

Ульфанг оперся ладонями о свои колени и заговорил.

- Долгий путь прошло наше племя от зеленых равнин у восточного моря до зеленых равнин у глубоких рек. Шли мы в снежные зимы, кочевали засушливым летом, стада наши топтали увядающие и цветущие травы. И вот, встретили мы милостивого владыку, повелителя стальных воинов, что снизошел до помощи ничтожным, не отказал в защите слабым, - переводил Ультхад, потом начал запинаться. - Князь, я не в силах передать на твоем языке всю мудрость слов моего отца!

- Ты переводи не слова, а смысл.

Мальчик глянул на нолдо с жалостью:

- Но ты тогда не узнаешь красоты высокой речи!

- Что же ты так плохо учил меня своему языку? - улыбнулся Карнистиро.

Ультхад похлопал глазами. Отец вынужден был подтолкнуть его в спину, чтобы вернуть к делу перевода.

Видно, одним из достоинств высокой речи была ее длительность. Карнистиро подумал, что вряд ли сможет припутать к своим мыслям достаточное количество слов и сделать свой ответ соответствующим стилю вежливости. Родичи же Ульфанга, слушая, сноровисто очищали блюда. Женщины, наблюдавшие в какую-нибудь щель за пиром, быстро меняли пустую посуду на полную дымящегося мяса.

Ульфанг кончил речи и занялся бараниной. Зато отодвинул блюдо белобородый вастак. Он принялся рассказывать, как первый человек их племени вышел из глубокой пещеры и взял в жены дикую корову, от которой родилось двенадцать сыновей. Сыновья привезли себе жен из двенадцати других племен и сами народили детей…

Эту речь Ультхад переводил быстрее и между делом заметил, что рассказывают песнь о происхождении и путях гузр семь дней от восхода до заката.

- И мне ее всю придется выслушать?

- Если захочешь, князь, с достоинством ответил тот.

Уничтожив огромное количество баранины, вастаки²¹ устроились полулежа. Взгляды их постепенно обратились на нолдо.

Карнистиро сделал движение встать.

- Не вставай! - шепнул Ультхад. - Если ты поднимешься на ноги, все должны будут разойтись из юрты.

- Но я могу говорить?

- Конечно! Все ждут твоего слова.

- Ульфанг и вы, достойные его родичи! Если вы пожелаете остаться и жить на левом берегу этой большой реки, все земли от края лесов на юге до слияния рек на севере будут безраздельно вашими. Мой народ поможет вам получить хорошее оружие и доспехи.

Вастаки давно разглядывали надетую прямо на рубашку кольчугу нолдо, а повешенный у входа меч уже вытаскивали из ножен и порезали пальцы об острое лезвие. У этого народа была жадность к дорогим и красивым вещам, как у наугрим. Но если подгорные мастера ценили изделия своих рук, то вастакам чужое казалось еще привлекательнее.

- Как же мои люди белой кости и мои люди черной кости смогут приобрести столь прекрасные мечи и брони? - спросил Ульфанг.

- Если предпочтете быть нашими мирными соседями, то - в обмен на скот. А если заключите с нами союз, то я сразу дам вам оружие и доспех для двух сотен бойцов. Со временем, покупая оружие за недорогую цену - как союзник - ты вооружишь всю свою дружину.

- Шесть тысяч всадников как один выезжают в степь, когда я иду в набег, повелитель стального народа! Хватит ли на всех них мечей и таких кольчатых рубах?

- Мы скуем их, сколько надо. И выменяем у наугрим.

- Против какого врага надлежит нам острить мечи?

- Против тех уродливых тварей, что похитили твоего сына и других детей. И против их хозяина, врага эльдар и эдайн, которого мы зовем Моргот.

Глаза Ульфанга совсем сузились, а рот растянулся в улыбке. Он положил обе ладони на колени Карнистиро:

- Да будет мой народ белой кости и мой народ черной кости твоими пастушескими собаками, твоими доброезжими конями, князь западного народа! Да будут мои сыновья стремянными твоим сыновьям! Где поднимешь ты свое хвостатое знамя, там зачерпнет ветер знамя Ульфанга! Где проскачет твой конь, там выбьют степь до черной земли копыта лошадей племени гузр! Да будут свидетелями мне мои предки!

Ультхад выкрикивал это на синдарине, раскрасневшись от восторга.

Карнистиро встал. Тут же медленно поднялись отяжелевшие от обильной еды вастаки. Приглашенный Ультхадом дружинник принес приготовленный в подарок меч.

Ульфанг схватил оружие, выдернул клинок, щелкая от восторга языком:

- Князь западного народа, я подарю тебе двадцать кобыл! Завтра мои сыновья привяжут их возле юрты! А сейчас тебе приготовят постель здесь, в зеленом углу, в счастливом углу…

- Разве твой сын не говорил тебе, что нам спать не обязательно? - качнул головой нолдо. - Лучше мы проведем ночь на улице.

- Мой глупый сын говорил такое… И без еды вы можете обходиться?

- Дольше, чем люди.

Ульфанг покивал головой, подхватил Карнистиро под локоть и повел к выходу из шатра.

Устроившись у небольших костров на окраине стойбища, дружинники-атани дремали, эльдар просто сидели, любуясь звездным небом.

Карнистиро упал на разостланный плащ. Прохладный воздух ночи казался кисло-сладким после духоты вастачьего шатра.

- Не принести ли полыни? - насмешливо поинтересовался Мэнельдиль, воин из Тириона.

- Зачем?

- Боюсь, что ты набрался блох в гостях у нового союзника. У них и этого скота кишмя кишит.

Дружинники засмеялись

Карнистиро вдруг вскочил, глаза его полыхнули синим пламенем:

- Ты прошел со мной от Лосгар до Эмон-Эрэб! Ты знаешь, сколько нас - и сколько всякой нечисти в Ангбанде. Нам нужен каждый меч, каждый воин, неподвластный Морготу! И если ты этого до сих пор не понял - ты просто дурак!

Он снова лег на плащ, отвернувшись ото всех. Воцарилась неловкая тишина.

Менэльдиль чуть прикоснулся к плечу Карнистиро:

- Прости. Ты устал, а я сказал глупость.

Тот дернул плечом. Воины надолго замолчали.

Карнистиро смотрел на дальнюю опушку леса, и на душе у него было нехорошо. Вот, опять сорвался, набросился на близкого друга. Отругал бы кто такого лорда Тавргелиона как следует…

Неприятное напряжение пульсировало в раненой руке. Боли нет, но есть опасение ее прихода. И тревога, словно слышишь, как кто-то подкрадывается. Хотя вокруг на лигу нет никого, кроме животных. Или действительно, к вастакам зачастили духи и оставили недобрые следы?

Легкий эльфийский сон, наконец, повлек Карнистиро прочь от вастачьего стойбища.

… Со скалы летит зеленовато-белая струя воды и кипит в ледяном ложе. Сосульки свисают с камней и стоят щетиной внизу вокруг бурлящего котла.

- Смотри, не соскользни в воду! - говорит ему Макалаурэ.

Он отбегает от старшего брата шагов на десять и торопливо скидывает одежду. Босые ноги натыкаются на торчащие сосульки, но он все же успевает добраться до падающей воды.

В первый момент кажется, что с утеса плеснули кипятком. Потом вода делается густой и тяжелой, как масло, обволакивает плечи и медленно стекает к ногам… Брат, пробравшись между натеков, рывком за руку выхватывает его из-под водопада.

- Чудище! Одевайся! Да чтобы я еще раз взял тебя с собой!..

Брал не раз и не два… Потом были густые леса Южного Амана, которые еще никто не проходил до конца, горы Севера, морской туманный берег… Город на холме, среди зелени садов - сверкающие стены. И знаком в нем каждый дом, каждый фонтан, каждое высокое дерево. В город этот не вернуться, не одержав победы. А победитель увидит совсем не тот город, который покину…

Ветер гнет голые ветви деревьев. Скоро упадет метель…

Наутро женщины вастаков снова волокли овец к разложенным возле юрт кострам. Собаки таскали по земле сизые кишки. Карнистиро почувствовал накат дурноты. Проклятая отрава, когда же она перестанет действовать!

Ульфанг выслушал князя эльдар на кошме у юрты и согласился заключить союзнический договор прямо сразу, до угощения. Коли ждут огневолосого правителя неотложные дела - не смеет его задерживать новый друг, а празднество можно отложить до новой встречи, скажем, осенью.

Слова клятвы были произнесены перед родичами Ульфанга и дружинниками Карнистиро. Отборных кобыл взяли на арканы, меч уже висел на поясе правителя вастаков.

И Карнистиро повел дружину на северо-восток.

Рекс Ульфанг, оперевшись на спину слуги, взобрался на лошадь. Тут же трое его сыновей тоже оказались в седлах.

- Уф-ф-ф! - фыркнул рекс. - Еду думать!

Никто не посмел последовать за красно-бурым его конем - нарушать размышления главы племени недопустимо.

Лошадка бежала частой рысью, встряхивая звенящим налобником. Отъехав подальше, Ульфанг оглянулся и коротким галопом поскакал к лесному мысу. Там он спешился, привязал лошадь к молодому дубку на опушке, а сам уселся на трухлявый ствол когда-то рухнувшего вяза. Сидел он долго, между делом начищая замшевым рукавом бронзовые подвески на поясе.

Вдруг мирно щипавшая травку лошадь захрапела и попятилась, натягивая чембур. Рекс медленно опустился на колени. Из густого орешника появилась высокая фигура, закутанная от глаз до земли в серый плащ.

- Что скажешь, Ульфанг? - прошелестел низкий женский голос.

При его звуке лошадь рванулась с привязи, сгибая деревце.

Женщина подошла поближе и плавным движением смахнула с головы капюшон. Волосы у нее оказались такими же черными и блестящими, как у вастаков, но лицо - снежно белым. На этом лице, как проведенные кистью, чернели дугообразные брови и стрелки длинных ресниц. Кроваво-красный пухлогубый рот был великоват и изгибался в недоброй усмешке.

Ульфанг поклонился, скользя ладонями по бедрам, и выпрямился, стоя на коленях.

- Госпожа, неловкий мой ум принял решение без твоего соизволения, потому что твои высокие пути долго не пересекались с моими кочевыми тропами…

- Не пустословь! - одернула его женщина. Через лес проехали чужие, я еще чую их след. Кто они? Ты говорил с ними? О чем?

- Госпожа, ко мне приезжал князь заморских пришельцев.

- Какой?

- Волосы у него цвета восхода, а глаза жгуче-голубые…

- Рыжий Карантир! - женщина качнулась к вастаку. - Он еще гостит у тебя?

- Четыре раза взошло солнце с той поры как он отправился в сторону зеленого столба неба.

- На восток? Много ли с ним воинов?

- Четыре десятка, госпожа.

- Ты должен был задержать его у себя, Ульфанг, до моего появления!

- Красноволосый спешил, госпожа.

- Наверняка к своим приятелям, этим отродьям гор! Что же, я устрою ему встречу на полдороге и доберусь до его нежного горлышка! - женщина вдруг облизнула рот длинным тонким языком. В вечернем сумраке блеснули ее иглоподобные зубы.

Ульфанг продолжал стоять на коленях, глядя на колеблющуюся перед ним фигуру.

- Я рассчитаюсь с ним за стрелу, ранившую меня. Оплачет свою меткость… Храбрый, не закричит, - досадливо оборвала себя женщина и жестко спросила. - О чем говорил с тобой эльф?

- Госпожа, я, недостойный рекс ничтожных овечьих пастухов, лишенный твоего мудрого совета, заключил с красноволосым пришельцем договор о союзе…

- Что? - серый плащ взвихрился от стремительного движения женщины.

- Госпожа, договор был заключен не по правилам, не присутствовали при произнесении клятвенных слов рексы, равные по знатности клявшимся.

- Но ты будешь соблюдать клятву, Ульфанг, - твердо сказала женщина. - Если Рыжий Карантир сумеет снова собрать войско, ты будешь дарить ему коней, держать стремя, донимать болтовней, именуемой у вас высокой речью. Будешь преданным и любящим другом и его братьям. Перед тобой и твоими соплеменниками будут распахиваться ворота крепостей и сердца этих белолицых пришельцев… И по моему приказу ты однажды ударишь им в спину! Именем Владыки Сущего! Ты понял?!

- Понял, госпожа… Но красноволосый спас моего сына Ультхада…

- Твоего одиннадцатого сына, рожденного от четвертой жены? Не смеши меня! Тебе обещаны богатые земли на западе, где ты будешь иметь в рабах целые народы. Возьмешь себе жен среди них, и они народят тебе целый табун белолицых детей. А если желаешь добиться особой милости Владыки, позаботься убить, а еще лучше - захватить в плен этого Карантира и его безумных братьев. Я тоже награжу тебя , рекс Ульфанг, за их кровь, драгоценнейшую по эту сторону Морей!… Ты верен Владыке, Ульфанг?!

В голосе женщины вдруг прорвался металлический визг. Рекс, приложив ладони к груди, коснулся лбом травы. Когда он разогнулся, собеседница его исчезла, а за лес, часто хлопая перепончатыми крыльями, метнулась громадная мышь.

1 Хелеворн (синдарин) -"черное стекло", Морнимириэ (квэнья) - "черно-алмазное"

2 Лайквэнди (квэнья) - зеленые эльфы, авари, пришедшие в Белерианд.

3 Крепость Феанора в Валиноре

4 Эльвэ - квэнийское звучание имени Элу Тингола

5 Так звучало в устах эльфов слово "кхазад" - самоназвание племени гномов

6 Англунг (синдарин) - "гнущий железо". Гномы никогда не открывали своих настоящих имен и носили прозвища на синдарине или (позже) вестроне - языке людей.

7 Имя Карнистиро звучало в Белерианде как Карантир, что можно перевести с синдарина как "красный поток".

8 "Наугрим" (квэнья), ноэгит (синдарин) можно перевести как "приплюснутые". Гонхиррим (синдарин) - "повелители камня".

9 Нолдо (квэнья) - единственное число от нолдор - имени племени Феанора.

10 Макрум (синдарин) - "бьющий тяжелым молотом".

11 Науг (квэнья), ногот (синдарин) - единственное число от "наугрим"-"ноэгит", значит "приплюснутый".

12 Таргелион (синдарин) - "за Гелионом", территория от предгорий Эрэд-Луин до восточного Гелиона, которую по договору держал Карантир.

13 Тиелкормо (Келегорм), Куруфинвэ (Куруфин), Майтимо Руссандол (Маэдрос), Макалаурэ (Маглор) - настоящие имена сыновей Феанора.

14 Атани (квэнья), эдайн (синдарин) - люди.

15 Нолофинвэ, Финвэ-Нолофинвэ - настоящее квэнийское имя Финголфина.

16 Финакано - настоящее имя Фингона.

17 Айканаро (квэнья) - "Яростное пламя", настоящее имя Аэгнора. Арафинвион - его отчество от имни отца Арафинвэ-Финвэ-Арафинвэ, которого в Белерианде называли Финарфином. Айканассе - прозвище Аэнора в Тирионе за острый язык (квэнья - "острая колючка").

18 Дириэль (Амбарусса) - настоящее имя Амроса.

19 Амбарто (Дамрод) - настоящее имя Амрода.

20 Адан (квэнья) - человек.

21 Так эльфы называли темнокожие народы, пришедшие в Белерианд позже других. Означает "опаленные солнцем".