Тим Эсгал "Atarinya"

Перевод с украинского выполнен Нолофинвэ

Тирион - тихий город...
Хотя в конце концов было разрешено вернуться в родные дома изгнанникам с Тол-Эрессеа, хотя последние Нолдор Средиземья покинули берега Эндорэ, Тирион так и остался тихим городом.
Тихо было в больших усадьбах, украшенных цветами и статуями из мрамора, вместо детского смеха в них журчали фонтанчики, а вместо нескольких десятков эльфов, которым они могли дать приют, там проживало двое-трое Эльдар, изредка более. Женщина в белом жила в огромном доме одна.
Ее усадьба находилась на окраине Тириона, и была окружена стеной - единственная во всем городе.
За сотни прошедших лет стена, хоть и скрепленная магически, медленно разрушалась, а ее остатки оплетали плющ и барвинок.
А ворота с выбитой на них восьмилучевой звездой так и остались полуоткрытыми со времен Первой Эпохи.
О, Благословенные Земли, где нет старости и смерти - для тех, кто живет здесь, нет и забвения.
Женщина в белом искала себе занятия, чтобы чем-нибудь заполнить свое бессмертие.
Она поддерживала порядок в покоях сыновей и в супружеских покоях, она высекала в мраморе подобия тех, кто ныне пребывал в Мандосе, она обошла пешком весь Аман Благословенный, дошла до Форменоса и долгое время жила в полуразрушенной крепости. Когда она вернулась оттуда, то на могиле Великого Князя Финве и тех нескольких воинов, которые погибли вместе с ним, осталась украшенная резьбою стелла из белого камня.
Женщина в белом очень изредка посещала усадьбу кузнеца Махтана, своего отца, а последние несколько веков не бывала там совсем.
Женщина в белом совсем не посещала своих подруг - верных, несмотря ни на что. Они сами приходили к ней - княгиня Анайрэ, и Великая Княгиня Нолдор Эарвен. Женщина принимала их радушно, однако не грустила, когда они уходили. Ибо в их усадьбах звенели песни и слышался смех более, чем одного Эльда.
Женщина в белом не завидовала подругам, но ей было больно переступать через порог их домов.
Время от времени к ней наведывался белокурый голубоглазый Эльда, прославленный разумом и красотой. Женщина подолгу разговаривала с ним, а он, прощаясь, целовал ей руку и называл любимой тетушкой.
Совсем редко она ходила к морю ...
Альквалондэ резко отличался от Тириона. Тут было все, чего недоставало в притихшем в тоске городе Нолдор - детвора на улицах, веселые юные Эльдар, усадьбы, полные обитателей... Женщина проходила по улицам медленно, гордо подняв голову в белом покрывале, выходила к порту и бродила там по белым мраморным плитам, иногда отдыхала на берегу залива ...
Влево от Альквалондэ она не ходила никогда. А если и ходила, то не доходила до Белой Башни, у верхушки которой застыл навечно воздушный корабль под названием «Виниглот».
Однажды глашатаи прокричали на улицах Тириона известие, что из Эндорэ прибудет корабль, который привезет домой последних Нолдор Средиземья.
Еще долго будут стоять Серые Гавани на краешке того, смертного мира, еще долго князь Кирдан, корабел и музыкант, будет отправлять на Запад тех из Авари, которые все же решили, что жить в мире Бессмертных лучше, чем блуждать миром людей, медленно превращаясь в тени , а то и погибая от людской злобы, однако Нолдор, гордых воинов и великих мастеров, не осталось в Эндорэ.
В честь окончания изгнания будет дан пир - так говорили глашатаи от имени Великого Князя Нолдор Арафинвэ. Да свершится сей праздник к радости и вечному примирению всех Квэнди Амана.
Женщине в белом некого было ожидать с последним кораблем, но она все же пошла в порт.
С места, которое она себе выбрала, было хорошо видно знаменитую каменную арку и причал.
На причале собрались вельможи - женщина в белом отметила, что и второй, и третий Дома Нолдор уже прибыли.
Вот Великий Князь Арафинвэ с супругою Эарвен. Рядом - их сын, единственный Нолдо, вернувшийся из Мандоса, тот самый белокурый Эльда, который звал ее любимой тетушкой. Женщина в белом невольно улыбнулась и прошетала его имя - Артафиндэ. Рядом с Артафиндэ - его жена, красавица-ваниэ Амариэ. Влюбленная пара соединилась после долгой разлуки, и сейчас не может наглядеться друг на друга, хотя уже столько времени прошло от возвращения сына Арафинвэ. Две эпохи, все так ... А к Эарвен прижалась тоненькая светловолосая еllet в праздничном голубом платье с золотым шитьем. Она из Нолдор, рожденных в Эндорэ - припоминает женщина в белом - имя ей Келебриан, и это дочь Артанис, сестры Артафиндэ. Злосчастная еllet была в плену у орков, из орочьих лап ее вырвал муж с сыновьями, но вынужден был отослать жену на Запад, потому что не смог вызволить ее из объятий черной тоски. Женщина в белом помнит, как полумертвую Келебриан снесли с корабля на руках. Однако, лечение в садах Ирмо дало свои результаты - Келебриан снова здорова и весела. Правда смех ее иногда слишком весел, будто надтреснутый колокольчик, но ведь у нее впереди вечность, не так ли?
А вот княгиня Второго Дома, вельможная Анайрэ. Ей повезло меньше, чем Эарвен, к которой вернулся сын, и которая ждет возвращения дочери. Все трое ее сыновей в Мандосе, не говоря уже о супруге, князе Нолофинвэ, и дочь там, красавица Арэльдэ. Однако, подле княгини стоит золотоволосая ellet, похожая на ваниэ. Это - Итарильдэ, дочь среднего сына. Ей, и ее мужу - Адану удалось добраться сюда морем еще до Войны Гнева. Женщина в белом хорошо помнит, что говорили о них в те времена. Рассказывали, что Вышние Валар были в растерянности от присутствия смертного в Благословенных Землях, однако, сошлись на том, что Адана Туора можно оставить в Валиноре. Более того, по благословению Валар, его жизнь продлилась неизмеримо по сравнению с жизнью смертных Эндорэ. Даже знаменитые короли погибшего Нуменора прожили меньше, чем проживет этот широкоплечий воин с волосами цвета расплавленного золота. Однако, для него все равно наступит час старости и смерти - не скоро, но наступит. Туор об этом никогда не думает - женщина в белом, всегда жаждущая новых знаний, принимала его у себя, вместе с Итарильдэ и Анайрэ, и долго разговаривала с этим человеком. Туор был первым и единственным Аданом, которого женщина в белом видела в своей жизни, он показался ей милым и вежливым, но ведь по одному нельзя судить обо всех.
Рядом с этой парой, которая до сих пор вызывает легкий интерес у альквалондских Телери, стоит Аданэдель, светловолосый, как и его родители. Это Эарендиль, победитель дракона Анкалагона и капитан «Виниглота». Интересно, изволила ли явиться его супруга? Женщина в белом не может сдержать отвращения, увидев рядом с героем Войны Гнева его жену Эльвинг. Не так и давно этой госпоже поведали о том, кто такая она, женщина в белом, и Эльвинг назвала ее женою чудовища и матерью тварей. Бедный Эарендиль был очень расстроен, и прислал женщине в белом длинное письмо с извинениями. Женщина в белом на письмо не ответила, хотя Эарендиль был ей очень симпатичен - добрый и искренний мореплаватель очень напоминал своего отца-Адана.
Это все, что осталось от Второго и Третьего Домов. От Первого же осталась только она - женщина в белом. Ее невестка, жена пятого сына, живет у своих родителей. Проклятие Судьи сбылось полностью - не выжил даже внук женщины в белом, которого отец маленьким мальчиком внес на руках на корабль, отбитый у Телери.
«Справедливости более чем достаточно...» - шепчет женщина в белом, а ее острое зрение уже различает на горизонте белый парус. Корабль ...
Квенди все прибывают - встречать корабль вышел князь Альквалондэ, Ольвэ в сопровождении придворных, а с ним - все родственники княгини Эльвинг из Нового Дориата. Некоторых из них женщина в белом помнит с давних времен собственного детства - Эльвэ Тингола, его брата Эльмо...
А вот сын Эльмо родился уже после того, как Вышние пригласили Квенди в Валинор .... Как же его ... А ... Галадон ...
Синдар прибыли сюда разными путями. Иные - на кораблях, а иные - через Мандос, через смерть и воскрешение. Счастливые и веселые, они блуждают лесами Амана, как когда-то бродили лесами Эндорэ, распевая звонкие песни. А для своего князя Эльвэ и его супруги Майэ Мелиан возвели они, с помощью Нолдор, величественный дворец в самом сердце Нового Дориата. Вот уже у причала корабль - творение князя Кирдана, и медленно опадает белый парус.
Женщина в белом всматривается в тех, кто появляется на сходнях. Вот высокий мужчина в белоснежном наряде, возраст его трудно определить, как трудно определить и происхождение. Он идет, тяжело опираясь на посох, но лицо его словно молодеет с каждым шагом.
Величественным старцем ступил на сходни человек с посохом, а на мраморные плиты порта встал юный с виду красавец-Майя, и уста женщины в белом прошептали его имя - Олорин.
Двое человечков рядом с ним обомлели от такого преображения, и Олорин доброжелательно улыбается им. К женщине в белом доходили слухи о Войне Кольца, хотя в последнее время она совсем перестала интересоваться новостями. Однако, о таких существах она слышала: это перианы, или же хоббиты.
Один из перианов очень стар. Не с виду - на самом деле. Женщине в белом не приходилось видеть старых существ - таких старых, ибо Туор до сих пор выглядит как юноша. Человечек едва семенит мохнатыми ножками, опираясь на палку, и приветливо кивает собравшимся вельможам. Его осторожно поддерживает под руку второй периан. Женщина в белом видит его лицо, еще молодое, утонченное, словно у Квендо, с тем особым выражением страдальческой сосредоточенности, который женщина в белом видывала у тех из переселенцев, кто побывал во вражеском плену, или потерял близких. Сосредоточенный и в то же время опустошенный взгляд существа, которому уже нечего терять.
Вот это, пожалуй, и есть главный герой Войны Кольца. Женщина в белом думает с горечью, что милосерднее было бы оставить это смертное существо по ту сторону моря. Здесь он будет лечить измученную душу в садах Ирмо, повеселеет как Келебриан, снова обретет спокойствие духа как Финдарато, однако придет время, и со дна души снова поднимется муть, и страшные воспоминания вцепятся в душу, как ngauro в неосторожного Квендо.
Со сходней тем временем спускается величественная пара. Высокий пышно одетый Синда (Эльфа подобного роста нечасто встретишь среди этого народа) идет об руку с высокой же красавицей в белом, расшитом золотом платье. Волосы еllet переливаются золотом и серебром. Женщина в белом улыбается, вспомнив, как ее вспыльчивый супруг попросил у этой девы прядь волос. Всего лишь как образец для какой-то поделки. О, эта Артанис ... Артанис Нервэн Алтариэль. Она отказала своему родственнику так резко, что об этом несколько лет сплетничал весь Тирион.
На причале Келебриан бросается к матери, а та прижимает ее к себе. Между тем высокий Синда обнимается с Галадоном и Эльмо;... Он им родня - вспоминает женщина в белом. А зовут его ... Ей рассказывали ... Ну, как одно из деревьев на Тол-Эрессеа ... А, вспомнила ... Келеборн.
С корабля тем временем сходят еще трое эльфов - по виду Нолдор. Все трое - темноволосые и, кажется, светлоглазые. У первого из них волосы уложены в причудливую прическу, и женщина в белом невольно опускает глаза - неизвестный Эльф показался ей похожим на ... Она не хочет об этом думать, но память, безжалостная память бессмертной, подсказывает ей, что подобные прически носили двое братьев Финвионов. Ее муж, и его младший брат ...
Двое Эльфов рядом с ним похожи друг на друга, как отражение в зеркале. Близнецы ... Женщина в белом чувствует, что ей на сегодня уже достаточно чужой радости и начинает выбираться из толпы. Краешком глаза видит, как Эльф с высокой прической обнимает Келебриан, но переводит глаза на сходни корабля. Сходни пусты ...
- Артанис последней покинула твердыню, - говорит про себя женщина в белом, и несколько Эльдар удивленно оборачиваются к ней, - о, эта Артанис ... Но кто такие эти трое?
Собственно, узнать об этом она может и сегодня. Приглашение на бал у Великого Князя Нолдор Арафинвэ лежит на столе в каминной зале ее усадьбы. Женщина в белом так его и не развернула. И на бал не пойдет - не нужно ей веселье, которым прикрывают тоску по тем, кто сейчас блуждает Туманными Чертогами. Пусть Эарвен утешается сыном и дочерью, не вспоминая о тех трех сыновьях, что ныне в Мандосе, пусть Анайрэ обнимает внучку и гордится правнуком, победителем дракона, забывая про тех, кто упал на землю Эндорэ поверженными, но не побежденными ... К тому же, на балу будут синдарские гости и Телери из Альквалондэ, и кто нибудь да и прошипит ей в спину: «жена убийцы, мать тварей». Нет, лучше поработать над очередной статуей, или сделать какую-нибудь милую сердцу безделушку для подарка ... кому вот только.
Женщина в белом возвращается в свою усадьбу. Заходит во дворик, уставленный мраморными подобиями Эльфов, и упорно работает до восхода Итиля.
На следующее утро она собралась продолжить работу, которая не дает заснуть воспоминаниям. Не спеша, нагрела на спиртовочке воды, всыпала в заварничек листья quenilas, достала тетрадь с произведениями мудреца из Гондолина, Пеноголда, которую ей передал Эарендиль вместе с извинениями. Quenilas - это листья беседы, а с кем лучше беседовать жене и матери погибших, как не с погибшим же мудрецом.
Спустя некоторое время она переодевается в рабочую рубаху и штаны, волосы заплетает по-мужски, в одну тяжелую косу ... Из потускневшего зеркала на нее смотрит высокий стройный Эльда, рыжеволосый и зеленоглазый. Черты лица у нее резковаты, и лицо напоминает лицо юноши, но муж называл ее своим Ясным Огнем. Пока не променял ее на творение своих рук, и не ушел в неизвестность ...
Женщина, одетая уже не в белое траурное одеяние, которое она носит постоянно, а в коричневую рубашку, черные брюки и полотняную накидку до колен, выходит из дома на оплетенную диким виноградом галерею и медленно спускается по лестнице. Ступает на заросшую травой дорожку сада, и вдруг чувствует спиной чей-то взгляд.
Женщина не из пугливых, причем доподлинно знает, что здесь, в Валиноре ей ничего не угрожает. Но вдруг из глубин памяти всплывают давние дни ее детства там, в Эндорэ, детства под звездами, когда покой рыжеволосой девочки оберегали вооруженные копьями воины.
- Майтимо? - вдруг слышит она голос Эльфа. Незнакомый голос, исполненный какой-то безумной надежды, - Майтимо? Это вы?
Она оборачивается и чуть не вскрикивает от неожиданности и ужаса. На мгновение ей кажется, что она видит Феанаро, взволнованного и встревоженного, потом черты незнакомца внезапно стягиваются, застывают - и вот уже перед ней Нолофинвэ, брат ее мужа, исполненный холодного спокойствия. Вот только волосы Нолофинвэ никогда не заплетал вот так - в две косы, перевитые лентами. Но она знала еще одного Эльда, который гордился такими косами ...
Незнакомец уже понял, что перед ним еllet, и лицо его приняло выражение приличной случаю вежливости. Женщина теперь понимает, облегченно вздохнув, что лицо незнакомца вовсе не так уж и похоже на лик ее meldo. Определенное сходство, конечно есть - Эльф явно из рода Финвэ, и он очень напоминает ... ну да, действительно, Нолофинвэ - этим сосредоточенным выражением лица, и его сыновей - Финдекано прической и нежным изгибом губ, а Туракано - высоким выпуклым лбом и миндалевидными разрезом глаз ...
- Я покорнейше прошу прощения, - говорит Эльф, одновременно склоняясь перед хозяйкой дома, - я напугал вас ... Но мне на минуту показалось, что я вижу того, кого не ожидал увидеть здесь ... И поэтому ...
Теперь женщина окончательно узнает его - это Нолдо, прибывший с последним кораблем, тот, что обнимался с Келебриан. Он сменил прическу и наряд - тогда на нем было тяжелое одеяние зеленого цвета из неизвестной ткани, ныне же - легкий бархатный жилет, синий, расшитый серебряными звездами, такие же штаны и белая сорочка с кружевным воротничком. Ellet из Второго Дома явно ожидали родственника ... Но кто же это? Женщина тщетно напрягает память, вспоминая, кто еще мог выжить из потомков сыновей и дочери Анайрэ. Келебриан ... У нее был муж, который отослал ее на Запад, а сам остался в Эндорэ.
- Разрешите представиться, - говорит Эльф, - мое имя - Эльронд, а вы ... я знаю, кто вы ... Там, в Эндорэ, я знал ваших сыновей-Феанорингов.
Женщина уже поняла - незнакомец принял ее со спины за ... За ее старшего сына. Майтимо высокий ... был высоким, но и она довольно высокого роста для еllet. Накидка, мужская прическа ... Он действительно знал ее первенца, этот Эльронд.
- Я ... - ее гость запинается от волнения, - я сын Эарендиля и Эльвинг, и родич Второго Дома ...
Он говорит еще что-то, но глаза женщины уже вспыхивают гневом. О, она не Феаноровой крови, однако родила Огненному Духу таких же пылких сыновей. Она вспомнила - именно об этом вот Эльронде говорила ей Эльвинг, когда назвала «матерью тварей». Эльронд, и ... кажется у него был брат. Третье убийство родичей, так это называется, под таким названием записано в летописи. Эльронд и ... Эльрос. Двое малолетних заложников, отвратительное злодеяние, гнуснее него было только убийство подростков - сыновей Диора, братьев Эльвинг.
- Вы пришли, - говорит женщина ледяным голосом, - посмотреть на мать убийц? Смотрите - мое имя Нэрданель, и я не признаю фальшивого раскаяния. Я люблю своих погибших и горжусь ими. Назовите меня матерью тварей и убирайтесь вон!
- Милая госпожа Нэрданель, - говорит Эльронд растерянно и совсем не зло, - я ... я не имел чести знать всех ваших сыновей, но двое из них заменили мне родителей. Я столько времени мечтал увидеть вас ... Я ... Я был для Майтимо ... все равно, что сын. Названный сын ... и тем самым был мой брат для Макалаурэ.
Он склоняет колено перед оцепеневшей Нэрданель, и почтительно прикасается губами к ее руке. Так целуют стяг перед тем, как идти на битву. Заросли неухоженного сада расплываются у женщины перед глазами. Она медленно оседает на землю, последним проблеском разума услышав, как Эльронд зовет ее по имени.
- Аmme Нэрданель ... Вы очнулись, матушка?
Горячая ладонь у нее на лбу. Из нее струится целебная сила, которая дает облегчение телу и духу.
- Вы ... - запинается она, - вы - целитель, глубокоуважаемый Эльронд?
- О, немного. Совсем немного. Вам лучше?
Лучше, конечно лучше. Она лежит на диване в каминном зале - гость внес ее в дом на руках. Какой позор, она не падала в обморок еще ни разу. Даже тогда, когда ее впервые назвали матерью тварей. Даже тогда, когда узнала, что пришлось пережить ее первенцу. Даже тогда, когда ей рассказывали о смерти сыновей, едва сдерживая злорадство. Даже тогда, когда поняла, что к ней не вернется даже Тельперинкваро, единственный внук, последняя надежда.
- Лучше. Эльронд, вы ...
- О, почтительное обращение к тому, кто настолько моложе. Зовите меня Эльронд, просто Эльронд - и никак иначе.
Нэрданель медленно поднимается на ноги, не обращая внимания на протесты гостя. Извиняется, выходит из залы, и идет в гардеробную, где надевает платье из зеленого бархата, к платью подбирает изумрудное ожерелье, волосы распускает, и надевает поверх золотой же обруч-оберег с изумрудом посредине. Обруч работы Феанаро, бусы тоже, где-то должны быть еще и серьги, да, вот и они. Впервые женщина сожалеет, что отпустила дев-еllet из семей, породнившихся с Первым Домом. Тогда усадьба не выглядела бы опустевшей.
Эльронд ... Он родился где-то ... В конце Первой Эпохи, незадолго до Войны Гнева. Не так уж он и молод - ныне заря Эпохи Четвертой. Приемный сын ее Майтимо ... А куда же девался его брат, тот ... Эльрос? Погиб?
Когда она неслышной походкой еllet входит в зал, Эльронд поднимается с кресла, и еще раз кланяется, легко и непринужденно. Нэрданель приглашает его в гостиную, где принимает обычно своих подруг. Здесь уютно, и гобелены на стенах, и посуда для заваривания quenilas, воду для которого она сразу же ставит греться.
- Присаживайся, Эльронд, - говорит она, - и прости за беспорядок. Я живу здесь одна.
- Я вижу, - говорит он гневно, и Нэрданель снова вздрагивает - немного сходства все же есть ...
- О, не потому, что меня обрекли на одиночество, - говорит она успокаивающе, - я сама так захотела.
- Но кто-то ведь говорил вам те злые слова.
- Квенди не злые, - улыбнулась Нэрданель, - всего лишь некоторые из них ... Меня давно уже никто не обижает. А потом - я и не дам себя в обиду. Я смогла достойно ответить даже госпоже Эльвинг, которая вела себя ... немного несдержанно. «Это же его мать! О, как я могла забыть! Вернее нет, не забыть - просто не укладывается в голове, что этот Нолдо, так похожий на Финвионов, действительно ее сын...»
- Прости, - говорит она, - я не должна была ...
- Не за что извиняться, - говорит Эльронд, а взгляд его становится ледяным, - я не настолько люблю еllet, которая дала мне жизнь, чтобы обижаться на справедливое о ней мнение. И да - я ее ненавижу. Почему вы так смотрите?
- Потому что потрясена, - тихо отвечает Нэрданель, - связь родителей и детей священна, и я никогда и ни от кого не слышала таких слов.
- А если еllet сама разрубила эту связь?
- Не верю в самую возможность подобного.
Эльронд вздыхает. Руки он стиснул перед собой на столе - узкие сильные ладони воина и музыканта.
- Может, вы позволите, - спрашивает наконец, - рассказать вам ... Свою историю. Она тесно связана с жизнью ваших двух сыновей. Я мечтал об этой встрече две эпохи.
- Конечно, позволяю, - говорит Нэрданель успокаивающе, - и внимательно выслушаю.
- Возможно, - говорит Эльф робко, - некоторые из моих воспоминаний принесут вам боль.
- Я так давно ни с кем не говорила, - Нэрданель ставит на стол фарфоровые чашечки, тоненькие, как лепестки вишни, - о своих сыновьях ... О Феанаро. В Тирионе это считается дурным тоном - говорить о тех, кто в Мандосе. Лишь Финдарато рассказывал мне о том, как они все там жили ...в Эндорэ. Как воевали. Однако, ему так тяжело вспоминать...
- О, я имел честь познакомиться с прославленным Финродом Фелагундом, - говорит Эльронд с уважением, - меня рекомендовала Галадриэль ... то есть Артанис.
- Галадриэль? - Улыбается Нэрданель, - так ее звали там?
- Открою вам страшную тайну, - сказал Эльф серьезно, - она терпеть не может свое синдарское имя.
- О, эта Артанис, - на бледные щеки Нэрданель выступил румянец. Сейчас супругу Феанаро можно назвать прекрасной. Гость понимает, что нужно начинать повествование.
- Как вы уже поняли, милостивая госпожа Нэрданель, я - потомок брата вашего мужа, Нолофинвэ, которого в Средиземье звали Финголфином. Его сын Тургон, вы его знали как Туракано, имеет дочь Идриль, известную вам как Итарильдэ. Эта Итарильдэ при жизни своей в потайном граде Гондолине вступила в брак с Аданом из доброго рода воителей, имя которому Туор. В свое время они отправились на корабле отыскать путь на Запад, и исчезли в море без вести. Лишь после Войны Гнева мы узнали, что они достигли берегов Благословенной Земли. Имя сына их, Аданэделя Эарендила, известно всем, кто хоть раз слушал странствующих певцов.
- Победитель дракона и спаситель Средиземья, - улыбается Нэрданель, и Эльронд серьезно кивает головой.
- Именно так, госпожа - победитель и спаситель ... Итак, с отцовской стороны я происхожу из рода Финвионов, однако, и род моей матери не менее славен. Мой предок по линии матери - князь Эльвэ Синголло, которого еще называли Тинголом. Женою его была Майэ Мелиан, следовательно в моих жилах есть кровь Майяр.
«Вот откуда способности целителя, - думает Нерданель, с интересом прислушиваясь к певучему голосу гостя, - обычно целительницы - это девы и женщины, мужчины почти не наследуют этого дара. Затянуть себе раны могут все, а вот спасти другого ... Кровь Синдар и кровь Майяр ... Однако, этот Эльронд совсем не похож на Синда.»
- О дочери Тингола Лутиэнь и о ее любви к Адану Берену вы должны были слышать ... хотя бы от вельможного Финрода.
- Я слушала «Le о Leitian», - улыбнулась Нерданэль, - в исполнении лучших певцов Тириона.
- О, красивые слова! У меня свое мнение об этой истории. Однако, любовь ... Что ж, пусть будет так. Хотя благодаря им, да еще Эльвэ Тинголу в Дориат попал один из Сильмариллов.
- Они же не могли не знать! - вырывается у Нэрданель.
- Не могли, - отвечает гость, - заклятый камень погубил сначала Тингола, тогда Наугрим, убийц Тингола. Потом Сильмарилл хранился у Лутиэнь, а после смерти ее и Берена, перешел к Аданэделю Диору, моему деду . Как видите - кровь Аданов у меня и от матери, и от отца.
Эльф прикрывает глаза, и речь его льется, словно шелест речных волн.
- Мы с братом родились в Гаванях. Не в Серых Гаванях, в Гаванях Сириона. Небольшой городок из белого мрамора возле устья величественной реки, белый маяк на берегу. В хорошую погоду с маяка было видно очертания острова Балар...
Еще до нашего рождения Нолдор проиграли битву, ту, которую назвали потом Битвой Бессчетных Слез - Нирнаэт Адорнэдиад. В те времена ее звали просто - Последней. Спустя некоторое время пал Нарготронд, потом Гондолин. Гавани Сириона - град, принадлежавший князю Фалатрим Кирдану, был переполнен беженцами из Белерианда, часть же из них, как и сам князь Кирдан, потерявший две своих твердыни, нашла убежище на острове Балар.
Князь Кирдан, который был в свое время союзником Фингона Отважного, известного вам как Финдекано, предоставил приют уцелевшим Нолдор Хитлума и беглецам из других разгромленных твердынь. Так в Гаванях Сириона оказались Туор и Итарильдэ с моим будущим отцом - Эарендилем.
А через некоторое время в Гавани прибыли и беженцы из взятого Маэдросом Руссандолом и его братьями Дориата.
Эльронд берет тонкими пальцами чашечку quenilas и делает глоток, а Нерданель опускает ресницы и невольно вздыхает.
Дориат ... Убийство родичей. Что ж, гость предупреждал, что ей больно будет слушать. И это - Маэдрос ... Эльронд говорил на Квэнья, утонченном древнем Квэнья, так говорили ее сыновья, так говорит и она сама. Но порой в его речи проскальзывают синдарские слова и названия. Она знает имена своих сыновей на синдарине, но никогда их так не называла мысленно и не хочет называть.
- Наши будущие отец и мать познакомились и поженились именно в Гаванях Сириона. Я говорю «наши», потому что мы с братом Эльросом были неразлучны, как все близнецы. Отец ... Я уважаю его, как воина, как победителя дракона, как «спасителя Белерианда», хотя после этого спасения земли, омытой кровью Нолдор, просто не стало ... Но он исчез вместе со своим кораблем так, как исчезал до того не один раз. Мы просто не успели понять, что у нас есть отец.
Мать ... Мы любили ее, любили так, как каждый Эльф любит свою аmme. Когда отец отсутствовал, она правила градом, сидя на высоком троне в большой зале. Она велела называть себя княгиней, хотя не имела на это никакого права - Дориата, где она могла бы княжить, уже не существовало, а Гавани Сириона принадлежали Кирдану. Однако, она заставила всех называть себя - княгиня Эльвинг. Она была прекрасной, когда сидела на троне в платье из серебристой парчи, с Наугламиром на нем - величественной пекторалью, в середине которой сиял Сильмарилл. Кажется, ее не беспокоило то, что Финрод, первый владелец Наугламира, погиб страшной смертью, что на самоцветы пекторали брызнула кровь ее прадеда, убитого гномами, что за камень в середине пекторали пали ее отец и мать. Пектораль добавляла ей величия, к которому она неистово стремилась.
В Гаванях Сириона тогда жили Фалатрим, подданые Кирдана, Нолдор и другие беглецы из Гондолина и Нарготронда, а также дориатские Синдар. Во времена нашего с братом раннего детства их было примерно поровну. После того, однако, как наш отец отправился в свое последнее путешествие, в Гаванях Сириона не осталось ни одного Нолдо ... кроме разве что нас с Эльросом.
Мать ненавидела Нолдор. Я могу ее понять - гибель родных, страдания во время бегства ... Однако мы, Эльфы, не можем долго удерживать ярость в сердце. Мы не забываем, часто не прощаем, но злость и обида медленно угасают в наших душах, будто истлевают, становятся пеплом. Иначе невозможно: бессмертная ненависть и ярость - это же жуть!
Но мать была дочерью Аданэделя. Вам наверняка неизвестно, что человек может ненавидеть до конца дней своих.
Мы росли под рассказы о взятии Менегрота и песни о падении Дориата. Нас пугали Феанорингами, так, как других маленьких эльфов пугали орками и волколаками. «Не будете слушаться - придут Феаноринги, заберут вас и оставят в лесу одних, как Элуреда и Элухила».
Элуред и Элухил - это братья нашей матери, тоже близнецы...
- Я знаю эту историю, - вырвалось у Нэрданель, - ее рассказывали мне чаще, чем следовало бы.
- Я прошу прощения, - произнес гость, - однако был вынужден напомнить ...
Он взял чашку, снова наполненную Нэрданель. Рука воина и музыканта чуть дрожала.
«Мы даже не знали имен тех, кто давал Клятву вернуть Камень Феанора. Камень Феанаро ... Для нас они были - Феаноринги, ночной кошмар, дурной сон ... Другие Нолдор никогда нам не рассказывали о них, они вообще мало общались с «княжичами», ибо замечено было, что того Нолдо, который часто беседовал с сыновьями Эарендиля, дружинники-Синдар княгини Эльвинг отводили на причал, откуда отплывали парусники на остров Балар. А впоследствии и общаться стало некому, поскольку все Нолдор перебрались из Гаваней на тот же Балар, под покровительство сына Фингона Отважного, князя Эрейниона.
Если мы все-таки слышали о Фингоне Отважном и уважали Тургона Гондолинского, ну, а уж о Финроде Фелагунде даже наша мать вынуждена была говорить с уважением, то Феаноринги были для нас тайной за семью печатями.
Однажды, когда мать сидела в окружении девиц и дам из Дориата и вышивала золотом, в комнату вошел cano лучников-Синдар Меретир, почтительно склонил колено и что-то доложил. Мы с братом не услышали его слов, Эльросу удалось разобрать лишь - «посланники».
Посланники могли быть только от князя Кирдана. Или от Орофера, князя Лаиквенди. Однако мать почему-то побледнела, потом встала и удалилась в опочивальню в сопровождении разволновавшихся девиц.
Любопытные от природы, мы с братом тайком выбрались на галерею, где, как сказал Меретир, ожидали посланники.
А посмотреть было на что - посланники были близнецами. Как мы! Двое высоких рыжеволосых воинов, одетых в черный бархат. Они были уже не юными, но мы никак не могли определить их возраст. Возраст Эльфа - в его глазах, а серозеленые глаза близнецов были полны веселой насмешки. Они потихоньку переговаривались - протяжно, нараспев. Я узнал звуки Квэнья - этому запретному языку нас с Эльросом потихоньку учил один из Нолдор Хитлума, лучник Великого Князя Фингона, который единственный остался в живых из его ближней дружины. Учил, пока ему не предложили отбыть на Балар ...
- О, посмотри-ка, брат, - вдруг произнес один из них, заметив, как мы выглядываем из двери, ведущей во внутренние покои, - близнецы!
- Близнецы-Нолдор, - сказал другой чуть удивленно, - неужели здесь еще остались гондолинцы?
- Идите сюда, - позвал первый, - кто вы?
- Я Эльронд, - сказал я, выбираясь из своего убежища. Страха я не испытывал, ведь на галерее была охрана, - а он - Эльрос.
- Нет, - хихикнул брат, - это я Эльронд, а он - Эльрос.
Рыжеволосые близнецы засмеялись молодо и звонко. Подобные шутки им были не в диковинку.
- Я Амрод, - сказал один из них, - Именно Амрод, а не Амрас. Не наоборот.
- Нет, это я - Амрод, - усмехнулся другой, - а он - Амрас.
- А вас нельзя перепутать, - сказал я с большой долей злорадства.
- О, а почему? - Поднял бровь первый.
- Потому у вас волосы разного оттенка, - сказал я серьезно, - и поэтому сразу видно, где Амрод, а где Амрас.
Рыжая коса первого близнеца действительно была с едва заметным красноватым оттенком меди, а волосы второго - ярко-рыжими, словно ясный огонь.
- Поймали нас, Амрас, - сказал первый с деланным сожалением.
- Это потому, - улыбнулся Амрас, - что ты всегда хотел быть похожим на Старшего больше, чем я. Вот Валар услышали твои молитвы, и твои волосы потемнели.
Разговор становился интересным, и мы подошли поближе.
- Какого вы рода, маленькие Нолдор? - Поинтересовался Амрод.
- Мы - потомки Финголфина, - ответил я с гордостью, - Того самого, который сражался с Морготом один на один. Сыновья Эарендиля, внуки Тургона.
- О-ай, - сказал Амрод, - потомки Финголфина ... Вам здесь хоть позволяют вспоминать об этом?
- Мама сердится, - влез в разговор Эльрос, - а отец бы позволял, наверное.
- Князя Эарендиля нет в граде? - Поднял брови Амрас.
- Отец отплыл на корабле искать путь на Запад, - ответил я, - и еще не вернулся.
Близнецы переглянулись, и Амрод сказал на Квэнья:
- Umea ...
Он полез в дорожную кожаную сумку, висевшую у него на поясе, и вынул оттуда подобие дельфинчика, искусно вырезанного из зеленого светящегося камня.
- Это тебе, - произнес, вкладывая мне камень в ладонь, - потомок Финголфина ...
Эльрос надул губы. Амрас засмеялся.
- О, мы знаем ... Знаем ... Нельзя что-то дарить близнецам одно на двоих.
Из своей сумки он достал черепашку, вырезанную из такого же камня. Черепашка мягко светилась.
- Держи, - положил он ее в ладонь Эльросу, - она приносит счастье.
- А вам ... - робко спросил мой брат, - разве не нужно счастье?
- О, мы и так счастливчики, - улыбнулся Амрод.
- Потому что рыжие, - добавил его брат.
В эту минуту на галерее появилась княгиня-мать. С многочисленной свитой, в сопровождении вооруженной охраны. На её белом платье переливались самоцветы Наугламира. И тот камень ... Сильмарилл. Он не просто сиял ... Он пел! Если все живое родилось из музыки, то душу этого камня пропело Божество.
- Прочь от моих детей! - сказала княгиня. Она хотела произнести это величественно, однако ее голос сорвался на почти человеческий визг. Однако рыжеволосые близнецы не улыбнулись. Они смотрели на камень, только на камень. Их нежные лица внезапно постарели на сотни лет.
Мать вырвала из руки Эльроса черепашку и швырнула ее на пол. Эльрос заплакал. Он всегда плакал тихо, как дождик.
- Вот кто пожаловал к нам, - произнесла княгиня, - княжичи-бродяги! Куда вы подевали свои земли?
- Госпожа, - наивежливейше ответил Амрод, - в последние годы мы не можем гордиться победами, однако, позвольте напомнить, что и вы находитесь здесь по милости князя Кирдана, который отдал вам власть над этим городком и побережьем вокруг. Так что мы с вами ныне равны: мы безземельные князья, а вы - княгиня без княжества.
У матери отнялась речь. Амрас подмигнул брату и сказал на Квэнья:
- Старший гордился бы тобой - ответ был прелестен.
- Старший меня убьет, - на том же языке ответил его брат, - я погубил переговоры.
Свидетелями переговоров мы не были, потому что в Зал Собраний нас не пустили. Черепашку я нашел и отдал заплаканныму брату.
Эльронд развязал кошель на поясе и вынул оттуда два обработанных камешка. Игрушки, которые Нолдор мастерили между сражениями, чтобы было чем занять руки.
Нэрданель взяла камешки и прижала их к лицу. Через две эпохи, через пространство и время она почувствовала знакомое тепло ладоней своих младших, услышала их звонкий смех...
«Если я заплачу сейчас перед этим ... потомком Финголфина, то наверное умру от стыда. Он хороший, этот Эльронд, по крайней мере мне так кажется, но моих слез мне бы не простили ни Феанаро, ни сыновья.
- Я, - продолжил Эльронд, глядя в сторону, - снова пробрался на галерею, как раз когда посланники ожидали ответа собрания. Если бы в Гаванях остались Нолдор из Гондолина, возможно что-то решилось бы иначе, однако дориатцы во всем поддерживали свою княгиню, а Фалатрим ... В последнее время они чувствовали себя гостями в собственном городе.
Я прятался в нише, возле тех самых дверей, что и в первый раз. Близнецы меня заметили. Когда они проходили мимо меня, то приостановились, и Амрод произнес вполголоса:
- Завтра, потомок Финголфина, спрячься где-нибудь подальше вместе с братом. Здесь будет опасно.
- Мы не хотим, чтобы вы погибли от случайной стрелы, - добавил Амрас.
Я почувствовал нечто вроде оsanwe - близнецы обычно чувствуют других близнецов сильнее, чем просто Эльфов - но ничего не понял, кроме тревоги, которой пропитаны были души рыжеволосых воинов.
Я не понял даже, кто они такие, ибо представлял себе Феанорингов не иначе, как с когтями и клыками. И не сказал ничего даже Эльросу. Тем более, что мать пришла в женские покои успокоенная и довольная, сказав встревоженным девицам:
- Они не осмелятся!
Но они осмелились. Еще и как...»


Взволнованный воспоминаниями, Эльронд встал и прошелся по зале, сжав руки на груди, пытаясь успокоиться.
- Я говорю слишком много, - сказал наконец, - я отнимаю у вас время, а еще даже не коснулся сути ...
- О, мое время! - отозвалась Нэрданель, - я давно уже не знаю, куда его девать.
Вдруг ей пришло в голову, что брат Эльронда мог погибнуть во время нападения на Гавани. От случайной стрелы. Но ellet вспомнила с облегчением, что гость сказал вначале: «я был для Майтимо названным сыном. Таким же, как мой брат для Макалаурэ".
Итак, близнецы пережили взятие города ... Феанорингами. И этот Эльронд не питает ненависти к ее детям. Приемный сын Майтимо ... Ее первенец обожал возиться с детворой.
«Мы просидели битву в маминой опочивальне, - снова услышала она протяжный голос гостя, - от ее приближенных дев и жен нам не было никакого утешения, потому что они все время теряли сознание - то по очереди, то все вместе. Вдруг в опочивальню вбежала мать. Я никогда не забуду ее наряд: платье из серебристой парчи и сверху - накидка из перьев. Мы уже знали, что на нас идут войной свирепые и ужасные Феаноринги, поэтому кинулись к маме, ища защиты, но она оттолкнула нас, и подбежала к деревянной панели, за которой был сокрыт потайной шкап. Открыла, вынула шкатулку. Щелкнули замочки ...
Когда мать обернулась к нам, то на ее груди сияла пектораль. А Камень ... Он не просто светился, как обычно - он пылал. Он бился, он сжимался как живое сердце. Я думаю, что Сильмарилл чувствовал хозяев ... Как и они его.
Мы подбежали к ней. О Камне мы знали то, что поется в «Le o Leitian», то есть почти ничего. Фалатрим, кажется, считали его чародейским оберегом, который может защитить их от Тьмы с Севера. Поэтому они тогда и поддержали дориатских Синдар. Ну, а для нашей матери Сильмарилл был символом высокого рода и княжеского титула. «Это тот самый камень, добытый моими предками. О да, Берен и Лутиэнь ... В этот вечер для вас споют «Le o Leitian». О, это была невероятная любовь. И величественный подвиг. Да, в короне самого Моргота ... Сильмарилл».
Лицо Эльронда исказилось даже не ненавистью - презрением. «А в твоих жилах, дорогой гость, - подумала Нэрданель, - достаточно крови Аданов, чтобы пронести это через две эпохи».
«Мать оттолкнула нас, - продолжил Эльф, - отшвырнула как ненужную вещь. И выбежала из опочивальни. Между тем звон мечей и шум битвы звучали уже во дворе нашего дома с мраморными колоннами, который мать предпочитала называть дворцом. Я решил вооружиться - кроме того, что Феаноринги были убийцами родичей, и оставляли маленьких эльфов в лесу на растерзание волколакам, в свое время я услышал о них от дориатских жен и дев еще много страшноватых сплетен. Не буду их здесь все перечислять, чтобы не ранить вашего сердца, но одного я боялся больше всего - рассказывали, будто Феаноринги держат при себе рабов-Эльфов из Синдар и Нандор.
Из оружия в спальне нашелся только ножичек для чистки яблок. Его я и ухватил покрепче. Вы смеетесь?»
- Ты отважен, Эльронд Эарендилион, - сказала Нэрданель, - с ножичком для чистки яблок против первых мечников Валинора... и Эндорэ?
- И Эндорэ, - сказал Эльронд, - и я это знал. Даже их враги признавали их воинское умение. Но какая там отвага ... У меня подкашивались ноги, а мой брат вообще сел на пол. Лязг мечей уже слышался почти за дверью, наконец дверь распахнулась - и в спальню ворвались двое Эльдар.
Надо сказать, что в моем воображении Феаноринги были ну ... чем-то единым. Как многоголовый змей ... Я даже не знал, сколько их было - слышал только, что мой дед Диор убил при взятии Дориата «троих из них».
Эльронд перевел дыхание. Нэрданель смотрела на внука того, кто победил в бою ее сыновей, с болезненным интересом ожидая продолжения рассказа.
"Те двое эльфов показались мне такими же высокими, как тополя нашего парка. Оба они были без шлемов, но в кольчугах и в багряных плащах, один - рыжеволосый, на минуту мне показалось, что это Амрод, или Амрас, но у воина было другое лицо ... Он ... Он так похож на вас, госпожа Нэрданель, у вас почти те же черты лица, и оттенок волос, и глаза, напоминающие прозрачно-зеленые виноградины. Второй - темноволосый, сероглазый, немного ниже ростом. Лицо его было схожим с ликом Итиля, скорбное даже посреди сражения, какое-то прозрачно-белое. А первый воин показался мне похожим на пламя факела, чей огонь уничтожает прежде всего самого себя.
Они быстро осмотрели покой, увидели шкатулку на столе и переглянулись. Темноволосый протянул к ящику руки, словно пытался нащупать невидимую нить. Рыжий стоял неподвижно, меч он держал в левой руке, а на правой было то, что мне показалось латной рукавицей. Темноволосый обернулся и указал взглядом на шкатулку. Рыжий кивнул.
В это самое мгновение Эльрос не удержался и чихнул. Я забыл сказать, что мы забились в угол между шкафом и столиком. Рыжеволосый развернулся для удара ... Удара с левой. Молниеносно. И тут он увидел нас. Не будет преувеличением сказать, что он остановил меч прямо над моей головой. Остановил в воздухе. Я и сейчас словно вижу тот взблеск клинка ... »
Эльронд замолчал и снова присел к столу. Нэрданель смотрела на него, смотрела с непомерным удивлением. Сын Эарендиля сумел простить ее сыну меч, сверкнувший над его головой, однако не сумел простить свою мать за то, что Камень Феанора стал для нее дороже детей.
- Дитя мое, - сказала она мягко, - я сочувствую тебе, ибо смертный страх, перенесенный в детстве, остается в памяти навечно. Я это знаю, потому что родилась в Эндорэ, до того, как Валар позвали нас сюда, в Благословенные Земли. Я прошу у тебя прощения за своих сыновей.
- О, не стоит, не стоит извиняться, - отвечал гость, - этих ужасных вещей могло не произойти, если бы ... Если бы мои синдарские родичи... Но речь не об этом.
"Итак, рыжеволосый воин стоял напротив меня с мечом, который был чуть ли не длиннее меня, а у меня в руках был тот самый ножичек. И вдруг Эльда улыбнулся, неожиданно ласково. Меня эта улыбка только раззадорила, и я сказал:
- Вы - Феаноринг?
- Князь Маэдрос к вашим услугам, - ответил рыжеволосый.
- Я вызываю вас на поединок! - Заявил я.
- С превеликим удовольствием, - сказал Эльда серьезно, будто его каждый день вызывало на поединок существо, вооруженное столовым ножом, - где-то через две сотни лет, и до первой крови. Как тебя зовут?
- Он - Эльронд, - сказал брат, - а я - Эльрос ...
- А кто тебя просил признаваться? - Обозлился я, - трус!
- О, твой брат не виноват - я догадался и сам, - сказал Маэдрос примирительно, - вы - сыны Эарендиля, а значит мы родичи, хоть и дальние.
- Родичи ... - сказал я злобно, чтобы заглушить страх - с такими как вы ... Орки из Ангбанда вам родичи.
- У орков клыки, - отозвался Эльрос рассудительно, - и когти ... А это - просто Нолдо.
- Дети мои, - сказал Маедрос успокаивающе, - я не желаю вам зла. Ни вам, ни вашей матери. Я пришел за тем, что мне принадлежит. И только.
- Мама схватила ваш камень, - снова вмешался Эльрос, - и куда-то побежала. Он у нее на сеточке, такой красивой. Там сияют самоцветы ...
- Наугламир, - произнес темноволосый Нолдо.
- Эльрос! - Крикнул я, - да помолчи же!
В эту минуту в опочивальню вбежал совсем юный эльф, в кольчуге и шлеме. Меня поразили его глаза - синие, словно озера, они будто занимали пол-лица и были наполнены слезами, как водой.
- Вельможный князь Нэльяфинвэ ...
Вестовой заговорил быстро, и я перестал его понимать. Я немного знал классический Квэнья, на котором говорили ваши сыновья, на котором говорю сейчас сам, однако у молодых нолдор, рожденных в Эндорэ, было несколько отличающееся от классического произношение, так называемый нолдорин. Я смог разобрать только имя матери, и еще что-то о воинах, которые отказались драться против nisse, и обратили оружие против своих. Потом он выпалил что-то непонятное и те, невыплаканные слезы, брызнули из его глаз.
- Которого из братьев? - Спросил тот, кто назвался Маэдросом. Помню, что я в эту минуту раздумывал, как его все таки на самом деле зовут, и решил, что наверное Нэльяфинвэ, ибо это имя квэнийское.
- Обоих ... - произнес вестовой едва слышно.
Темноволосый Нолдо закрыл лицо ладонью. Нэльяфинвэ, или может все же Маэдрос, сохранял спокойствие. Страшным было это спокойствие - так молчат под пыткой.
- Пойдем, - произнес он наконец, - Макалаурэ, бери детей.
Темноволосый содрогнулся.
- Брат, - произнес он, - может не ...
- Ты смотришь на меня так, будто у меня выросли клыки, - сказал Маэдрос непослушными губами, - я только предложу обмен. Один Сильмарилл на два бриллианта.
- Думаешь - обменяет? - Спросил Макалаурэ неуверенно.
- Она же nisse, - со страшноватой улыбкой произнес Маэдрос, - и мать ... Обменяет. Бери бриллианты, брат. Замечательные дети, и тоже близнецы. О, мои Амбаруссар ...
Макалаурэ наклонился и поднял с пола Эльроса. Брат задрожал.
- Успокойся, - произнес Макалаурэ глубоким голосом, который словно проникал в глубины fеа, - все будет хорошо. Мы идем к твоей маме.
- Я пойду сам, - сказал я, - не прикасайтесь!
Маэдрос пожал плечами.
- Руссэ, - сказал он в вестового, - возьми это дитя за руку и держи покрепче. Нам нужны оба заложника.
Нас вывели через садовые дверцы. Позже я понял, что Маэдрос не хотел вести нас там, где произошло сражение. Мимо мертвых ... Но мы все таки увидели убитых - перед маяком. Нолдор укрылись за заслоной из садовой ограды. Отдельно сидели несколько Эльфов - без оружия и под охраной. Пленники были незнакомыми мне темноволосыми воинами - я знал в лицо всех маминых гвардейцев.
- Аркуэнон, - позвал Маэдрос, и к нему подбежал один из его дружинников, бледный от сдерживаемого гнева.
- Мы их обезоружили, - прошипел эльф, - и ожидаем вашего приказа, вельможный Нэльяфинвэ.
Он имел в виду тех воинов, которые отказались идти в атаку и повернули оружие против своих. Я так и не понял, что случилось. Позже мне рассказали, что мать обратилась к атакующим, призывая их не воевать против nisse. Еllet для Эльфа священна, а дети - святыня для обоих. Жаль, что никто не догадался спросить, где она оставила своих сыновей.
- Труби, Аркуэнон, - велел Маэдрос, - переговоры.
Серебряная труба закричала звонко и пронзительно. Маедрос выждал минуту и поднялся из-за завала в полный рост. Сзади кто-то охнул - кажется это был Руссэ. Высокий Феаноринг был ныне прекрасной мишенью для синдарских стрел.
- Квенди! - Произнес Маэдрос громко, - мы не желаем дальнейших смертей. Мы пришли за тем, что принадлежало нашему отцу, согласно Клятве, которую мы дали всем наши родом. Я обращаюсь к княгине Эльвинг и предлагаю обмен: Сильмарилл Феанора на двух сыновей Эарендиля. Клянусь, что не буду мстить за смерть своих братьев - на войне как на войне. Слышите, Синдар? Обмен - и мы уходим.
Ответом была тишина. Маэдрос сказал не оборачиваясь:
- Макалаурэ, Руссэ - возьмите мальчиков на руки и станьте рядом.
Они выполнили приказ - его брат поднял на руках Эльроса, который притих от ужаса, как мышка, а синеглазый Руссэ взял меня под мышки, хотя я брыкался изо всех сил, и тоже поднял над головой.
Через несколько минут, которые показались всем нам слишком длинными, из окошка-бойницы мелькнул белый шарф, привязанный к стреле.
- Они сдаются, - сказал с облегчением темноволосый Макалаурэ, - хвала Валар за их маленькие милости.
- Аркуэнон, - сказал Маэдрос тихо, - прикажи воинам вынести оттуда ... погибших.
Эльдар отодвинули ограждение, и вышли забрать тела. Руссэ поставил меня на землю, и я тут же начал осматриваться, ища возможности побега. И вдруг оцепенел - мимо меня пронесли Амрода. Синдар стреляют метко - он умер сразу. Стрела вошла выше кольчужного воротника. Следующим был Амрас, его я узнал только по огненным волосам. Лицо воина превратилось в кровавую маску...»
Эльронд замолчал, поняв, что сказал лишнее, но Нэрданель отозвалась, сама удивляясь тому, как ровно звучит ее голос:
- Не осталось Нолдор, свидетелей той схватки. Никто не вернулся. Аркуэнон ... Я знала Аркуэнона. А тот Руссэ наверняка родился уже в Эндорэ. У моего Нэльо был другой вестовой - Морнемир, мой родственник, из семьи Махтана.
- Этот достойный всякой уважения Эльда погиб в Нирнаэт Адорнедиад, - сказал Эльронд, - по крайней мере, так мне рассказывали. Однако, может на сегодня достаточно?
- Нет, - сказала женщина, - говори. Я впервые говорю со свидетелем, который видел ... Видел гибель моих младших и говорит об этом с сожалением.
- Мне действительно было их жаль, - продолжил гость, - даже тогда. И я оцепенел на месте, и больше не думал о побеге. Между тем из дверцы маяка стали выходить воины. Они оставляли оружие у ступенек - мечи, луки ... Некоторые тоже были в крови.
- Кто ваш сano? - Спросил Маэдрос спокойно.
- Я, Меретир, - сказал сano. Его куртка цвета увядших листьев была вся в ржавых пятнах, а лицо очень бледным даже серым, как у смертельно раненого.
- Мы выполнили свою часть договора. Где княгиня Эльвинг?
Меретир резко поднял голову. В карих глазах Синда смешались воедино страх и ненависть.
- В-вельможный Маэдрос, - каждое слово Меретир произносил словно через силу, - я прошу вас выслушать меня, а поступить как вздумается. Княгиня Эльвинг находилась на вершине маяка, там, где открытая площадка для фонаря. Когда мы передали ей ваши условия, она рассмеялась и сказала, что лучше погибнет, чем отдаст вам этот камень - свидетельство доблести ее рода. С тем она кинулась с площадки вниз - мы не успели ее остановить. Однако, Валар не оставили в беде внучку Берена и Лутиэнь - перед нашими глазами она обернулась белой чайкой, и полетела на Запад. Камень же сиял на груди птицы, словно путеводная звезда.
Маэдрос выслушал его, не моргнув глазом. Затем велел Аркуэнону отправить воинов обыскать маяк, и осмотреть сверху море - не видно ли где лодки. Темноволосый Макалаурэ вздохнул прерывисто:
- Возможно, - сказал он на Квэнья, - дориатец говорит правду. Я не чувствую зова Сильмарилла.
Ожидание затянулось и становилось невыносимым. В конце Аркуэнон подошел к своему князю и сказал:
- Вельможный Нэльяфинвэ, мы обыскали башню, и осмотрели все вокруг, однако не нашли ни камня, ни княгини. Но мы заметили несколько кораблей, идущих сюда от острова Балар.
- О нет, - сказал рыжеволосый, - сын моего Финдекано ... Эрейнион ...
- Они наверное заметили что-то неладное, - тревожно сказал Аркуэнон, - мой князь, мы не можем сражаться с ними...
- И не имеем права сдаться, - прошептал Макалаурэ, - Клятва ...
Маэдрос смотрел на море, где только зрением Эльда можно было разглядеть белые точки парусов, и о чем-то размышлял. Потом перевел взгляд на убитых братьев - я уже успел понять, что они братья, эти трое рыжих. Когда он потом взглянул на меня, то я подумал, что мой путь в Туманные Чертоги будет очень коротким. Еще бы - ведь передо мной стоял Феаноринг, свирепый и злобный. Который не получил желаемого, но потерял самое дорогое.
Меретир, он был храбрым, наш сano! - подошел к нему и сказал чуть слышно:
- Вы можете утолить вашу жажду крови. Это моя стрела отправила в Мандос одного из рыжеволосых. Убейте меня, но пощадите ее сыновей.
- Тогда, в Дориате, - сказал Маэдрос протяжно, - ты сказал при всех Квенди, моих воинах и пленных Синдар, что я приказал стрелять туда, где прятались женщины. Ибо там была Аммале, которой я обьяснился в любви, встретив ее на Празднике Единения, а она сказала, что дивится тому, как отвратительный калека осмелился поднять глаза на красавицу из Дориата. Ты обвинил меня в преднамеренном убийстве nissi. Сейчас ты хочешь обвинить меня в детоубийстве?
- Элуред и Элурин, - сказал Меретир, - сыновья Диора и братья княгини.
- Воины из дружины моего брата Келегорма оставили их одних в лесу после того, как убедились, что их сестра исчезла вместе с Камнем. Напомнить тебе, почему они это сделали, Синда?
Меретир чуть дрогнул. Маэдрос положил ему на плечо руку, и Синда согнулся под тяжестью железной латной перчатки. Странной какой-то перчатки - она похожа была скорее на руку из стали.
- Трое моих братьев, - сказал рыжеволосый, - погибли в Дориате ... От руки Диора, который был Аданэделем, полукровным. Трое моих братьев сражались с ним, уже будучи ранеными отравленными дротиками. С ядом в крови ... Я покарал тогда воинов Келегорма за их деяние, и лично разыскивал сыновей Диора. Они были уже подростками, и смогли убежать, а Эльф, как известно, в лесу не погибнет. Неподалеку был лагерь бродячих Лаиквенди - я думаю, что это они приютили мальчиков. А теперь слушай меня внимательно, Меретир. Мне все равно, взлетела ли ваша госпожа в небо белокрылой птицей, или вы спустили ее в лодку по шелковой лестнице. Она была плохой сестрой, и стала плохой матерью, потому что чужая да еще и заклятая драгоценность стала ей дороже братьев и сыновей. Я беру ее сыновей в заложники, Меретир. Пусть княгиня прибудет за ними на холм Амон-Эреб - с Сильмариллом. Только за такую цену она получит обратно своих близнецов.
Вот тут я испугался до смерти. До этого момента я надеялся, что все закончится - так или иначе. Надеялся на появление мамы в сияющем Наугламире. Надеялся, что она отдаст грозному Феанорингу его проклятый камень и скажет гордо: «Мои сыновья мне дороже этой вашей стекляшки ...» Или как-то иначе. Я ждал ... Все это время, с тех пор, как я увидел тела рыжеволосых близнецов, я ожидал, что придет мама и избавит нас от этого кошмара.
Гость вдруг перегнулся через стол, и сжал Нэрданель обе руки.
- Вы, - сказал, - вы отдали бы Сильмарилл за ваших Амбаруссар?
- Я отдала бы все за любого из моих сыновей, - ответила Нэрданель, растроганная до слез.- Сильмарилл ... Вышние Валар! Если бы за все камни мира, заклятые и не заклятые, можно было бы выкупить из Мандоса хотя бы одно мое дитя - я бы сделала это. Я бы отдала за них честь и гордость, я несколько раз ходила в Валмар, в Круг судьбы, и просила милости - как милостыни. Я просила вернуть мне хотя бы одного из семи. Мне же отвечали - справедливость!
- О, справедливость, - сказал Эльронд с горьковатой улыбочкой, - я немного знаю эту госпожу, и не верю в справедливость. Но я продолжаю.

Погибших и раненых положили на носилки, сделанные из обломков заграждения. Маэдрос еще раз посмотрел в мертвые лица и произнес вполголоса обычные слова прощания:
- Путь ваш на Запад пусть будет прямым ... Дух отправится в Мандос, имя останется в песнях ...
- Мой князь, - сказал Аркуэнон, - а что делать с теми из наших, кто сложил оружие, и ...
Маедрос посмотрел на виновных Эльфов. Те сбились в кучу и не поднимали глаз.
- Я, Нэльяфинвэ Феанарион, - сказал князь на Квэнья, - освобождаю вас от присяги, данной мне и роду Феанаро. Идите своим путем, Эльдар.
- Вельможный Нэльяфинвэ! - Не удержался Руссэ, - это же предатели! Из-за них погибли ваши братья!
Рыжеволосый мгновение смотрел на своего вестового застывшим взглядом, полным боли, затем молвил тихо:
- Мы совершили неправедное дело, воин, и поэтому поступок тех Эльдар нельзя назвать предательством. Едем!
Вельможам подвели коней, удивительных лошадей с умными глазами. Раньше я таких не видел. Казалось - будто они вот-вот заговорят. Когда Феаноринги сели, причем перед рыжеволосым конь опустился на колени, и Маэдрос оказался на его спине, помогая себе только левой рукой, Аркуэнон подхватил Эльроса и передал его Макалаурэ. Меня на коня к Маэдросу подсадил Руссэ, за что я сразу же возненавидел молодого вестового. Рыжеволосый обнял меня и прикрыл полой багрового плаща. Его воины тем временем сделали несколько носилок из обломков заграждения, и положили на них раненых и мертвых. И мы покинули притихшие Гавани - Фалатрим князя Кирдана во время короткого боя просто попрятались по домам, не желая быть замешанными в междоусобицу.
В лагерь Феанорингов мы прибыли под вечер. Нас с братом оставили возле одной из палаток, у костра, почти без охраны. Это, видимо, был шатер Маэдроса, который он делил с братом. Неподалеку положили убитых близнецов, две Нолдэ-целительницы в мужской одежде и с мечами на поясе, вынули стрелы из их тел, и омыли мертвым лица. И только тогда старшие дали волю горю.
Они не плакали, нет, но тот, кого брат называл Макалаурэ, принес из палатки арфу и заиграл. От звона струн мне захотелось плакать, а потом я услышал голос, который проникал в глубины духа, голос, переплавленный в скорбь ... К палатке, рядом с которой лежали убитые, медленно сходились воины. Темноволосый Феаноринг играл, а я видел ... Видел, будто наяву, эту усадьбу, чистую и светлую, переполненную Эльдар. Видел сады Валинора, видел ваше лицо - сыновья ваши, amme, больше всего горевали о том, что причинили вам боль. Макалауре называл рыжих близнецов вашими любимцами, милыми вашему сердцу, он страдал от того, что погибли они в междоусобице, и даже ветер не принесет вам весть о том, ибо пролив напротив залива Дренгист навечно закрыт туманом ...
- Я чувствовала гибель каждого из них, - глухо сказала Нэрданель, - мне не нужно было для этого восточного ветра!
- А потом, - сказал Эльронд, вздохнувши, - потом Маэдросу тот самый Руссэ подал скрипку, уже, видимо, настроенную для игры. Рыжеволосый взял смычок и вложил в перчатку - я заметил, что на железной кисти сгибаются пальцы, как на настоящей руке. Приложил скрипку к плечу, и заиграл ... заиграл танец Солнцестояния, священный для Эльдар, призывающий к битве. Кто-то начал отбивать такт мечом по щиту, и музыка взлетела в небо, расправила крылья и исчезла в звоне стали. Он проводил братьев как воинов, он, который не желал плакать, и презирал жалость.
У меня тем временем была еще одна забота. Эльросу было плохо, очень плохо, наверное он почувствовал себя плохо еще в дороге, но убитый горем Макалаурэ не заметил этого. Брат тихо погружался в забвение, в черную тоску - это смертельное оцепенение, в которое впадали Квенди при тяжелых душевных страданиях, могла преодолеть только неумолимая сила воли. Попавших в плен черная тоска спасала от дальнейших мучений - пленные Эльфы тихо угасали, равнодушные к пыткам и оскорблениям. Синдар пользовались этим выходом почти всегда, Нолдор - почти никогда. Как я узнал потом, большинство Нолдор считали такой путь позорным, и старались сохранять ясность разума, выискивая пути к бегству, а добровольный уход на суд к Намо считался среди них признаком малодушия. «Не торопись, ибо встретишься с Судьей! Глупый Нолдо, ты забыл, что ты проклят?" Я до сих пор не могу представить себе, что же это было за проклятие, если Эльдар предпочитали претерпеть до конца все муки, которые для них придумывал Моргот, но не идти в Мандос по собственной воле. Было еще несколько оговорок - например, попав в плен вместе с Людьми, Нолдор не пользовались этим выходом потому, что его были лишены соратники. Финрод и его воины претерпели такую ужасную муку из-за того, что рядом был Берен ... О, эта воинская честь ... Кстати, возможно мои слова покажутся вам невежливой похвальбой, но мы с Эльросом не были обычными близнецами, похожими как две половинки яблока. Мы были, скорее, зеркальным отражением, и многие говорили, что у меня воинственный дух Нолдо, а Эльрос унаследовал кроткую душу Синда.
- Я не имела чести знать твоего брата, - невольно улыбнулась Нэрданель, - но, наверное, так оно и было. Ты из рода Финвионов, Эльронд Эарендилион, я видела твоих родителей, у Эарендиля почти ничего не осталось от рода Финвэ, но ты ... Знаешь, когда ты вошел во двор, я испугалась. Ты показался мне похожим на ... На тех, кто в Мандосе.
- О, очень благодарен вам за это сравнение, - сказал гость, - хотя не думаю, что я так уж похож. Ведь в моих жилах так мало крови, которая ... Жена Тургона Гондолинского, Эленве, погибшая во время Ледяного Похода, была, если верить преданиям, из Ваниар. Ее дочь стала женою Адана, то есть ... Ну, а по матери я вообще Синда с примесью крови тех же Аданов ...
- И Майяр, - сказала Нэрданель ласково, - в твоем случае, Эльронд, кровь Финвионов победила всех. Но рассказывай дальше, дитя мое. Не думай, что утомляешь меня, я так давно ни с кем не говорила.
- «То, что с моим братом-то неладно, заметил Маэдрос. Он осмотрел Эльроса - это было тогда, когда его вестовой принес нам нехитрый ужин, вздохнул, и позвал певца.
- Я боюсь за твоего заложника, - сказал Маэдрос на Квэнья, - мне кажется, что он во власти черной тоски.
Макалаурэ осторожно поднял Эльроса на руки, и тот вдруг обнял его за шею. Что привиделось брату - я не знал, при черной тоске невозможно оsanwe. Меня пронизывал ужас - впервые в жизни я не чувствовал своего близнеца - но я старался держаться.
Темноволосый Феаноринг запел, ласково гладя моего брата по волосам. Пел он на Квэнья, песенку простенькую и нежную, наверное колыбельную. О свете двух деревьев.
- Жаждали света, за светом мы шли - вдруг запела Нэрданель, и Эльронд вздрогнул как от удара, - Свет мы на Западе дивном нашли. Блеск серебра и золота звон - Лаурелина, Тельперион!
- О, это она, - произнес гость, - эта песня спасла Эльроса. Макалаурэ пел ему весь вечер, забыв о собственной боли. И эту, и многие другие. Рыжеволосый Феаноринг сидел рядом, опустив голову на руки. Кольчуги они с братом давно сняли, и сейчас на них были черные бархатные куртки - такие же, как на погибших близнецах.
- Пой ему, - просил Маэдрос брата, - пой ... Удерживай fеа на поверхности!
- Я пою, - бледно улыбнулся quentaro, - а как твое дитя?
- О, этот не затоскует, - в голосе рыжеволосого прозвучала невольное уважение, - истинный Нолдо!
«Истинный Нолдо» сидел рядом с ними и сосредоточенно жевал дорожный хлеб. Не скажу, чтобы я был недоволен похвалой. Когда Эльрос заснул на руках у певца, и тот осторожно положил его на расстеленный плащ, я тоже лег и притворился спящим.
- Мой единственный ныне брат, - услышал я голос Маэдроса, - прошу тебя, отрежь у наших младшеньких по пряди волос ...
- Ты так и зовешь Амбаруссар младшенькими, - тихо сказал Макалаурэ, - будто они все еще такие ... были такими, как сыновья Эарендиля.
- Для меня вы всегда были младшенькими, - сказал Маэдрос, - все шестеро ...
После долгого перерыва Маэдрос снова заговорил:
- Когда они были детьми, у них был одинаковый цвет волос. И они смеялись, когда мы их путали. Когда у Амбарто потемнели волосы?
- Когда они княжили в Восточном Белерианде, - голос певца - Амбарусса еще говорил: Амбарто очень хочет быть похожим на Старшего.
Эльронд расстегнул куртку и достал из-под рубашки овальный золотой медальон, украшенный Звездой Феанора, которая была выложена из алмазов.
- Это ... это работа моего мужа, - сказала Нэрданель глухо, - я дала ему в дорогу, когда мы ... Неважно ...
Гость повозился с застежкой, расстегнул цепочку, потом осторожно открыл крышечку.
Среди тоненьких золотых перегородочек эллет увидела пряди волос. Белокурые с пепельным оттенком ... Черные, как крыло ворона ... Темно-каштановые с багровым отливом ... Огненно-рыжие. Просто рыжие, темного оттенка ... Просто черные ... Рыжие с оттенком бронзы ... Они, эти пряди, окружали середину медальона, в которой лежала ее собственная рыжая прядь, которую она когда-то отрезала для своего мужа.
- Здесь семь прядей, - выдавила она наконец ... - Семь ...
- Как мне рассказывали, - тихо отозвался Эльронд, - тело великого Феанаро после того, как его дух отбыл в Туманные Чертоги, рассыпалось пеплом. Поэтому Старший не смог сохранить памяти об отце.
- Я не о том, - сказала Нэрданель глухо, - последние две ... Ведь даже тел ... не нашли.
- Маэдрос отдал мне медальон с семью прядями перед тем, как они с братом отправились в шатер Эонве за двумя оставшимися Сильмариллами, - ответил гость, - они не надеялись выжить. Они лишь исполняли Клятву. До конца.
- Мне можно, - спросила ellet, - это взять?
- Я хранил это для вас, - ответил Эльронд, - Маэдрос очень хотел, чтобы я отбыл на Запад еще тогда, после Войны Гнева. Однако прошло две эпохи, пока я заставил себя. Я все-таки привез вам это ... хоть и поздно.
Он поднялся.
- Я вижу, - сказал, - что вам надо побыть одной, amme. И не осмеливаюсь более докучать вам своими рассказами. Если бы вы позволили мне прийти завтра и отрекомендовать свою семью ... И закончить повесть моей жизни, если вы захотите ее дослушать.
- О, ну конечно же, - прошептала Нэрданель, - Келебриан ... Я знакома с ней, правда не коротко. И ваши сыновья, я видела, как они сходили с корабля.
- Мои близнецы, - сказал Эльронд с гордостью, - мои соколы, нацеленные на битву. Я воспитал истинных Нолдор. Элладан и Элрохир счастливы будут увидеть вас - ведь вы мать храбрейших воинов всех эпох.
Он поцеловал ей руку и тихо вышел - Нэрданель даже не поняла, когда он исчез. В руке у нее остался медальон. Семь прядей волос ... Семеро сыновей ...
Огонек в усадьбе Феанаро горел почти до утра, пугая тех Эльдар, которые спускались к морю полюбоваться звездами. Многие, особенно из молодых, считали, что «усадьба проклятых» покинута, и в ней никто не живет. Нэрданель бродила с Феаноровой лампой по покоях сыновей, прикасалась к вещам, защищенных магией Валинора от тлена и старения, и впервые на ее устах расцвела робкая улыбка. Приход Эльронда принес ей какую-то неожиданную еstel - женщина начала надеяться ... На что? Она не ведала и сама. Но еstel потому и зовут безнадежной надеждой.
Утро она посвятила саду. Заросший травой, он давно не испытывал целительной воли хозяйки. Сейчас из-под земли брызнули цветы, трава и плющ спрятались, застыдившись, деревья радостно зашевелили ветвями, а вишенка вдруг вспомнила, что не цвела уже сотни лет. Женщина, уже не в белом, а в изумрудно-зеленом, гордо ходила тропинками сада, лаская деревья, прикасаясь к кустам. К усадьбе, которая давно уже не слышала птичьего щебета, прилетела птичка ... Еще одна ...
Когда Эльронд с женой и сыновьями подошел к воротам с восьмилучевой звездой, он не узнал усадьбы. Келебриан смотрела на изменившийся дом удивленно - она была уверена, что имение покинуто. В Тирионе много было заросших травой домов, или совсем пустых, или таких, где медленно угасала жена или дева, из тех, кто не решился некогда идти за родней.
Келебриан родственницы не узнала, хотя видела ее несколько раз на приемах у Великого Князя Арафинвэ. На галерее стояла рыжеволосая красавица в изумрудном платье, и ее глаза сияли ярче изумрудов в княжеском венце. Элладан и Элрохир не удержались от восклицания восторга. Эльронд действительно воспитывал сыновей на старинных сказаниях, и учил уважать кровь Финвионов. Жена «самого Феанора», живое воспоминание о древних временах, мать самых храбрых воинов Средиземья. Двое молодых воинов, которые сделали охоту на орков своей профессией, а жизнь - бесконечной битвой, считали, что они могут с надлежащим почтением поцеловать лишь подол платья княгини Первого Дома. Но Нэрданель, смеясь, протянула им руки, потом обняла Келебриан и пригласила всех на галерею.
Сама она питалась лишь дорожными хлебцами, которые сама и выпекала. Однако, для дорогих гостей открылись кладовые, которые регулярно пополнялись по воле Великого Князя Арафинвэ. Келебриан чистила ножичком апельсин и смеялась высоким срывающимся смешком. Трое ее воинов смотрели на жену и мать с обожанием, и выполняли наименьшее ее пожелание. Однако, жена Эльронда устала быстро, очень быстро и виновато попросила о возможности отдохнуть. Скоро она и заснула на диване в большой зале, сыновья же Эльронда, увидев оружейную Феанаро, застыли на пороге, а, получив разрешение, ворвались туда порывом ветра.
- О, это надолго, - едва улыбнулся Эльронд, - подруга у моих сыновей - война, одна на двоих.
- Они будут скучать здесь, - сказала Нэрданель.
- Я не мог, просто не мог их оставить! Достаточно и того, что ...
- Что?
- Об этом потом ... Вы позволите рассказывать?
- Да, но выйдем в сад. Он изменился, ты заметил?
- О да!
Нерданель указала гостю на кресло в беседке, оплетенной белыми цветами. На столике стояла ваза с фруктами. Эльронд взял яблоко, в левую руку взял ножичек и начал снимать кожуру.
- Ты левша? - Не удержалась Нэрданель.
Гость едва покраснел.
- Нет, - сказал, - мой наставник был левшой. Я до сих пор лучше дерусь левой. Однако, я продолжаю.


Твердыня на холме Амон-Эреб оказалась деревянным городищем с крепкими коваными воротами и сторожевыми башнями. Дорога туда была тяжелой - запутанная лесная тропинка со многими препятствиями. Сначала я пытался запоминать дорогу, чтобы сбежать, потом понял, что это мне не удастся. Да и не мог я бежать без Эльроса. А тот, как на диво, не отходил от Макалаурэ, которого называл Маглором, как и молодые воины-дружинники. Не выдавая своего знания Квэнья, я уже понял, что Маэдрос и Маглор - это имена князей на синдарине, Нэльяфинвэ и Канафинвэ - на Квэнья, ну, а Майтимо и Макалаурэ - пожалуй аmilesse, ибо кроме Маэдроса певца так никто не называл, как и рыжеволосого никто не называл Майтимо, кроме брата. Я чувствовал себя лазутчиком во вражеском стане, и поэтому старался узнать как можно больше. И злился на Эльроса, брат однозначно признал Маглора своим покровителем. «Хозяином» - злобно прибавлял я про себя, не забывая о том, что у Феанорингов есть рабы-Синдар.
Нас встретил сероглазый высокий воин, чем-то похожий на Маглора. На голове у него была сложная прическа из переплетенных косичек, а сам он выглядел озабоченно и немного рассеянно.
- Что, милый дядя? - спросил он Маэдроса, заинтересованно глядя на то, как нас с братом, утомленных дорогой, снимают с седел. - Вы видели Эарендиля? О чем-то договорились? А где Амбаруссар?
- Был бой, - ответил Маэдрос, - Амбаруссар ныне в Туманных Чертогах. А камень ... Камень снова ускользнул из наших рук.
Воин обреченно опустил голову.
- Беда, - сказал он, - проклятие снова настигло нас ... А что это за дети?
- Ее сыновья, - сказал Маэдрос, - она забрала камень, но покинула их.
- Ее ... и Эарендиля?
- Это потомки Нолофинвэ, - сказал рыжеволосый и улыбнулся, взглянув на меня, - не забывай об этом.
Из дальнейшего разговора, который велся, конечно же, на Квэнья, я понял, что Маэдрос надеялся разрешить дело с Сильмариллом мирным путем. Он хотел договориться с Эарендилем, как с родственником. Если бы Эарендиль не согласился сразу, старший Феаноринг попросил бы помощи у Эрейниона, который ныне был Великим Князем горстки уцелевших в сражениях Нолдор Средиземья. О Эрейнионе Маэдрос говорил с нескрываемой нежностью, наверное, он хорошо знал князя с острова Балар.
- Самым ужасным было то, - говорил он воину с косичками, - что там, на Баларе, заметили что-то неладное. Те из моих воинов, которые обыскивали маяк, увидели в проливе корабли Кирдана. Всю дорогу сюда я ждал погони ... Сражаться с сыном Финдекано - это было бы последним падением в моей злосчастной жизни.
Его собеседник неумело провел рукой по рукаву черной куртки Феаноринга, то ли утешая, то ли жалея. Тот коротко вздохнул и пошел к брату, который о чем-то разговаривал с теми Эльфами, что встречали прибывших.
Я говорил уже, что все укрепления были сделаны из дерева, притом так умело, что твердыня словно выросла на холме. Она была его ... логическим завершением. Посередине стоял большой дом с шатровой крышей, там была зала собраний, и покои вельмож, вблизи от дома стройными линиями, словно лучи, виднелись домики - как я потом узнал, для женатых Эльфов. Холостые воины жили в таких же домиках по нескольку Эльдар. Воин с косичками взял за руки меня и Эльроса и повел к большому дому. Мы прошли через трапезную с большим камином, поднялись по лестнице на галерею, и наш спутник открыл одни из дверей. За ними была большая комната с широким, во всю стену, окном. Застекленным окном - таких роскоши не было в Гаванях, я слышал о таком только в сказаниях о Гондолине. Перед окном стоял длинный стол, на котором были разбросаны какие-то инструменты. Мебели в комнате было немного - стол, кресла, буфет, все резного дерева, все замечательной работы. В нише, которая должна была заменять опочивальню, за завесой находилось ложе, слишком широкое для одного эльфа. Стены украшали вышитые гобелены, на которых изображены были мирные сцены из жизни Эльдар - танцы, музицирование, застолье.
- По приказу светлейшего князя Нэльяфинвэ, - церемонно произнес на синдарине воин с косичками, - вам обоим отведены покои его погибших братьев, которые тоже были близнецами. Располагайтесь здесь, обедать будете с князьями внизу, одежды же вам сошьют наши девы и жены. Меня можете называть Келебримбором, ибо мое квэнийское имя вашим синдарским язычкам не выговорить ...
Нерданель вздохнула.
- Келебримбор, - повторила она задумчиво, - Тельперинкваро... Я звала его Тьелпе. Я так и не увидела его взрослым.
- Здесь в большом зале, - Эльронд указал рукой на дом, - есть два портрета. На одном изображены вы, а мужчина - наверняка князь Феанаро?
- Да.
- Если пририсовать ему прическу из смешных косичек, то это и будет Келебримбор.
- Так похож? - спросила Нерданель с нежностью в голосе.
- Одно лицо. Он очень этим гордился. Он ... Он был моим другом. Я ... Но это совсем другая история. Я хочу закончить эту.
Итак, у нас были собственные покои, обедать мы должны были за одним столом с князьями, и будто бы никто нас не обижал. Но я был очень мнительным созданием - когда мы въехали в городище, то я заметил на его улочках много Эльфов, похожих с виду на Синдар, или Нандор, а то и на Лаиквенди: эти светловолосые охотники время от времени добирались в своих странствиях и до Гаваней. Хотя все они были хорошо одеты, а лица их исполнены покоя и радости, характерных для Авари, я заподозрил, что это и есть те самые рабы - разве родичи Телери, от которых происходили эти три народа, будут добровольно жить в твердыне братоубийц?
Я рассказал о своих опасениях брату, но мой чуткий Эльрос только головой покачал.
- Брат, - сказал он слабым, но спокойным голосом, - мне нравится певец - он добрый и ласковый. Мне так плохо ... Я никак не могу забыть, как мама ... Как мама оттолкнула нас. Мне хочется свернуться в клубочек и спать, спать, и не просыпаться, а вокруг сгущается туман ...
Я вцепился ему в руку и поклялся, что, если он покинет меня здесь, и сбежит один в Туманные Чертоги, то о его трусости будут петь от Амон-Эреба до острова Балар.
- Певец меня не отпускает, - прошептал брат, - его душа похожа на лунный свет. Мы вдвоем идем по дорожке, ведущей в море. По лунной дорожке - и он держит меня за руку.
Глаза Эльроса будто застилал тот туман, о котором он рассказывал. Я не ожидал, что он выживет - черная тоска убивала медленно, но верно. Я тоже не хотел жить, потому что не верил никому. Мать, моя мать разорвала связь между нами - словно рассекла мечом. Почему я должен верить незнакомым Эльдар, о которых слышал только плохое? Я перебрал в памяти все рассказы дориатских дев и выбрал из них самые оскорбительные для рыжеволосого князя. План мой был таким - если Феаноринги хотят усыпить нашу с Эльросом бдительность для того, чтобы обратить в рабство, то лучше уж погибнуть сразу и с честью. Рыжеволосый мне показался более вспыльчивым, чем его брат - его я и выбрал в качестве оружия судьбы.
Нас пригласили не на обед, потому что уже было поздновато, - на ужин. За нами пришел Эльф-подросток. У него были длинные волнистые волосы, сияющие серебром словно у Синда, удлиненные глаза цвета стали, и узкое, как клинок, лицо Нолдо. Я никак не мог определить, к какому народу он принадлежит. Пока я ломал над этим голову, он молча взял нас за руки и повел по лестнице вниз.
В каминной зале были накрыты столы для обычной воинской трапезы. За последующие столетия я бывал на множестве подобных - и как гость, и как хозяин. В Гаванях мать давала балы, причем приглашен туда был не каждый Эльф, девы и жены скользили по зале словно лебеди, а уж смотрели на собеседника так, будто одаривали золотым кольцом. Немногие из присутствующих удостаивались чести обедать за столом княгини, и приглашенные часто становились мишенью для довольно злых насмешек. Впрочем, такое бывало и раньше: возможно, вы слышали историю о том, как еще в Дориате Эльф-Нандо по имени Саэрос зло насмеялся над моим родственником-человеком, Турином сыном Хурина?
Вы качаете головой, вы не слышали ... Вам и не нужно этого знать - этот рассказ не принесет чести ни Эльфам, ни Людям. Утонченные насмешки - это чисто дориатский обычай, у Нолдор все было проще. Хотя порой двое Эльдар прямо из-за стола шли в оружейную, выяснять отношения в поединке до первой крови, а за трапезой часто бывала прямо таки перестрелка шутками, эти шутки все же не были злыми. По крайней мере, Маэдрос всегда следил, чтобы это было так, а не иначе. Келебримбор много времени спустя рассказал мне, как Старший заставлял своих вспыльчивых братьев сдерживать свой нрав. И сурово карал за обиды, нанесенные гостям. Однажды он выслал Куруфинвэ, отца Келебримбора, на дальний рубеж за неудачную шутку над гостями-Гномами.
Здесь тоже вельможи сидели отдельно, но не на возвышении. В зале постоянно звучала музыка, пели и музицировали по очереди все, кто того желал. Одни воины уходили на посты, другие возвращались с обхода. Подросток, похожий на Синда и на Нолдо одновременно, провел нас к княжескому столу. Оба Феаноринга уже сидели там в окружении близких. Два кресла рядом с ними были пусты.
- Будьте моими гостями, сыновья Эарендиля, - сказал Маэдрос ласково, - и садитесь за стол.
Эльрос попытался залезть на высокий стул, но не смог, и Маглор подсадил своего подопечного. Брат поблагодарил его взглядом - он был слишком слаб, и едва сошел вниз. Я остался стоять.
- Садись, - сказал Маэдрос, - ужин стынет.
- Я не буду есть, - ответил я вызывающе, - и не буду сидеть рядом с вами!
- Твой брат болен, но вышел к ужину, - пожал плечами рыжеволосый, - ты хочешь, чтобы тебе подавали ужин в постель?
- Я хочу вообще не видеть вас, - начал я подготовленную в комнате речь, - все Феаноринги - злобные и свирепые существа, братоубийцы, исполненные гордыни, а вы - вы хуже всех! Вы убивали Квенди еще там, в Западных Землях, в Альквалондэ - я старательно выговорил это слово на квэнья, - и убивали в Дориате. У нас, в Гаванях тоже - убивали. Вы - трус, вы ползали у ног Моргота и целовали его сапоги, и поэтому он вас помиловал, и дал возможность убежать. Вы предали друга - того самого Фингона из Хитлума, он был вашим Великим Князем, а вы не пришли на битву. Мой прадед Тургон пришел - а вы, вы не пришли, и Фингон тщетно всматривался в даль, ожидая прихода вашего войска. За это предательство Моргот сохранил жизнь всем братьям Феанорингам, но мой дед Диор прикончил троих из вас, чем доказал, что вы не только трусы, но и слабаки! Вы убили жену Диора и братьев моей матери, а значит вы - убийца nissi и детоубийца!
Вдруг я понял, что Маэдрос уже не сидит за столом, он стоит, стоит у камина, возвышаясь надо мной во весь свой немаленький рост, и левая рука его тщетно ищет рукоять меча на правом боку. Я рассчитал правильно, но забыл об одной важной вещи. В моем воображении Феаноринги всегда были вооружены до зубов, однако на ужин в кругу приближенных не берут мечей. Майтимо как-то признался мне, что если бы у него тогда был при себе меч, то его заслуженно назвали бы детоубийцей. Он стерпел бы от ребенка-заложника все несправедливые и справедливые обвинения, кроме одного: я осмелился сказать ему, что он предал друга!
Нерданель внезапно поднялась из-за стола.
- Пойдем, Эльронд Эарендилион, - сказала она, - я покажу тебе кое-что.
Небольшой закрытый дворик в глубине сада был весь уставлен мраморными подобиями Эльдар. Но Эльронд сразу бросился к парной скульптуре как раз напротив входа.
Высокий Эльда обнимал за плечи другого Эльфа, немного ниже ростом. Они наверняка сказали друг другу что-то очень смешное, потому что высокий смеялся уже открыто, а тот, что пониже, пытался сдержать смех. Волосы второго Эльда были заплетены в косы, перевитые лентами.
- Майтимо, - сказал Эльронд с такой нежностью в голосе, что у Нерданель что-то заныло в том месте, где, как она считала, уже давно не было сердца, - Майтимо ... А тот, второй, это наверняка Фингон, Финдекано ...
- Они были оtorniya - побратимами, - сказала Нерданель, - ближе, чем родные братья. Я хотела подарить это Финдекано, но тогда между моим мужем и Нолофинвэ, отцом Финдекано, были ... определенные разногласия. Я не успела - скульптура осталась здесь. Время от времени сюда приходит Анайрэ - посмотреть на сына ...
Женщина обошла дворик и остановилась у единственной закрытой полотном скульптуры.
- Посмотри, - сказала, - однажды Майтимо приснился мне ... таким.
На мраморной, какой-то перекошенной глыбе висело тело Эльфа. Именно висело - художнику удалось добиться такого эффекта, хотя в действительности скульптура была высечена в глыбе. Запястье в кольце страшной цепи, изогнутое страданием тело, лицо, исполненное муки и несломленной еще гордости. Эльронд застыл перед камнем, потом закрыл лицо руками.
- Это ... - прошептал, - это... Как вы смогли? Как?
- Когда меня в очередной раз называют матерью тварей, - сказала Нерданель, - я снимаю полотно и смотрю. Долго смотрю. Справедливость! Я тоже давно не верю...в справедливость.
Эльронд взял полотно и бережно накрыл им скульптуру.
- Я этого не знал, - сказал, словно оправдываясь, - я вообще тогда ничего не знал! Но вы ... Вы - великий мастер, госпожа.
- Мой муж считал, что я занимаюсь ерундой, - сказала Нерданель с легкой насмешкой. - Мало кому известно, что дочь великого Махтана неплохой скульптор. Я умею даже ковать мечи - не хуже Феанаро. Однако Великий Мастер никогда не признавал во мне даже искорки таланта. Он всегда говорил - твои лучшие скульптуры - это твои сыновья.
- Справедливость,- произнес Эльронд, - не удивляюсь, что вы в нее не верите. Но пойдемте ... Я вижу здесь подобия Амрода и Амраса, а вон там Маглор с арфой. Мне кажется, что я в Мандосе, наедине с тенями погибших.
В беседке Нерданель налила гостю горячего quenilas и спросила:
- И что же сделал тогда Майтимо?
- Оставил меня без сладкого, - ответил Эльронд с мрачной улыбкой, - такое нечасто можно увидеть. Это страшное и прекрасное в своей ярости лицо внезапно стало спокойным. Будто вулкан втянул в себя лаву.
- Дитя мое, - сказал Маэдрос ровно, - иди в свои покои. Лаирасул принесет тебе ужин. Поучись немного вежливости - не помешает. И еще, Лаирасул ... Сладкого гостю не подавай.
Лаирасулом, оказывается, звали среброволосого подростка. Он схватил меня за руку, довольно невежливо, и потащил вверх по лестнице, причем шипел, словно змей:
- Я отлупил бы тебя, дориатский лягушонок! Твои предки вели праздную жизнь в Гондолине и Дориате, в то время, как мой князь с братьями и воинами удерживал северный рубеж! Трус и потомок трусов - ты осмелился плюнуть в лицо самому отважному воину Эндорэ! Твой прадед Тургон оставил Виньямар и Невраст, открыл оркам дорогу к Хитлуму от залива Дренгист. Князь Финголфин, а затем Фингон Отважный вынуждены были разделить свое войско, чтобы прикрыть западное крыло. Тургону, видите ли, явился Вала Ульмо! Вала Ульмо являлся и королю Финроду, но Фелагунд не отозвал своих братьев Ангарато и Айканаро из Дортониона, где они и погибли! Моего князя предали гнусные вастаки, смертные, которым Моргот пообещал Хитлум, как вознаграждение. Они обернули против моего князя оружие, и он не успел, слышишь - не успел спасти Великого Князя Фингона. Если ты еще раз повторишь вслух эту мерзость, я отрежу тебе твой гадкий орочий язык!
Когда я остался один в комнате погибших близнецов, то не стал сидеть тихо и не преисполнился раскаяния. Я обследовал все шкафчики, все ящички - и все-таки нашел то, на что надеялся: длинный охотничий нож в кожаных ножнах. Нож я спрятал под ковриком и начал простукивать стены, потому что чувствовал за гобеленами сквозняк. Я нашел в одной из стен за гобеленом незапертые дверцы, которые вели в соседний покой. И едва успел замаскировать следы своих поисков до прихода Эльроса.
Эльроса привел в комнату Маглор. Певец грустно посмотрел на меня, но не упрекнул ни словом. Вслед за ними Лаирасул внес поднос с ужином. Личико юного пажа или слуги было преисполнено негодования - он грохнул подносом об стол и исчез, словно дым.
Эльрос, однако, не хотел оставаться один, без своего покровителя. Он залез к Маглору на колени и спрятал лицо в его распущенных волосах.
- Ну что мне с тобой делать, - ласково сказал певец, - хочешь ночевать у меня?
- Спойте, - прошептал Эльрос, - я не хочу уходить, не хочу плутать в тумане. Спойте - и я увижу море и лунную дорожку, по которой уплыл корабль Эарендила!
Маглор посмотрел на меня.
- Переночуешь здесь? - спросил, - Не боишься?
- Не видеть никого из вас является для меня большим счастьем и несказанной радостью, - ответил я с чисто дориатской вежливостью, - также желаю, чтобы вас не видели ни Итиль, ни Анара.
- Ты хорошо умеешь ранить словами, - сказал певец, - только прошу тебя - оттачивай свое умение на мне. Не на моем брате, он и так страдал предостаточно.
С этими словами он вышел из комнаты, неся Эльроса на руках. Я подождал минуту, потом забрался за гобелен и немного приоткрыл дверцы.
Соседний покой походил на мой, только обставлен иначе: два рабочих стола, на них какие-то подставки и приспособления, письменный стол с ящичками. А у стола стоял Маэдрос, и Лаирасул оправлял на нем ночной убор - бархатный халат цвета спелой вишни. Рукава у халата были длинные и закрывали кисти рук. Лаирасул - теперь я не сомневался в наличии у Нолдор рабов-Синдар, да еще таких гнусных, которые обожают своих хозяев - оправил пояс халата, и Маэдрос опустился в кресло у стола. Лицо Феаноринга было таким бледным и измученным, что я даже обрадовался этому.
- Может, вы желаете послушать музыку флейты? - предложил Лаирасул, - я позову Руссэ, он как раз вернулся с дежурства.
- Нет, дитя мое, - ответил Маэдрос своим серебристым голосом, словно надтреснутым на высоких нотах, - я хочу побыть один.
Лаирасул тихо исчез. Маэдрос взял перо - взял в левую руку, из чего я заключил, что он, наверное, левша, и посмотрел на противоположную стену. Там висело выжженное на дереве изображение невероятно красивого Эльда, волосы которого были заплетены в две косы, перевитые лентами.
- Ты не знаешь, Финдекано, во что я превратился, - сказал Маэдрос тихо, - хорошо, что не знаешь. Клятва... Я говорил тебе когда-то, что это порча Моргота. Так оно и вышло. Теперь и Амбаруссар где-то там, рядом с тобой. О, Судья не даст нам, сыновьям Феанаро, погибнуть в справедливой битве, как тебе. Мы все поляжем в братоубийственных стычках, тем более, и осталось нас - я и Макалаурэ. Ты хоть приснись мне, мой отважный брат, мой Астальдо. Назови меня орочьим отродьем - только бы увидеть тебя таким, каким ты был в Химринге, в день нашей встречи ... Веселым, исполненным жизни. А песню помнишь ли - про дружбу орла и сокола. О, сокол мой ...
Он достал из ящичка оправленную в кожу тетрадь и начал ее листать. Читал долго, потом что-то писал на отдельном листочке. Тогда он медленно прочитал вслух из той тетради:
«Руссандол, я верю в нашу победу, иначе само существование мира не имеет смысла. Ночь прошла, Майтимо, милый ... Я уже вижу лучи рассвета».
- Последним, что ты увидел, были огненные бичи барлогов, - прошептал Маэдрос, - и в этом моя ... моя вина. Это я взял на службу вастаков, это я поверил, что Ульдор с родом его сдержат слово, это я не успел заслонить тебя от булавы Готмога, хотя бы и собственным телом ... Это я ...
Со вздохом он положил тетрадь и листочек в ящик стола и поднялся с кресла. Свет лампы Феанора, которым была освещена комната, погас, что мне не очень-то мешало - я владел эльфийским зрением и прекрасно видел в темноте. Однако в мою щель сейчас видны были только столик и пустое кресло.
Я выбрался из-за гобелена и упал на широкое ложе, некогда принадлежавшее Амроду и Амрасу, с одним желанием - отомстить и умереть. Я не осмеливался признаться даже самому себе, что ненавижу я не рыжего Феаноринга, а темноволосую эллет в серебристом платье и с сияющим камнем на груди.
На следующий день я не вышел ни к завтраку, ни к обеду. Этим, кажется, никто особо не обеспокоился, однако мне принесли в комнату поесть и оставили одного. Эльрос все время был с Маглором - мой брат и тот предал меня.
Через окно я увидел, что Маэдрос куда-то ушел вместе с Келебримбором. Воспользовавшись этим, я тут же проник в его комнату с намерением отомстить.
Наверное, во мне все же многовато человеческой крови, если принять во внимание все то, что я натворил. Удивляюсь только, как никто не прибежал на шум, а впрочем, днем в нижней зале не было никого, равно как и в спальнях второго этажа. По комнате кружил вихрь из изорванных листков, исписанных стихами, все статуэтки я сбросил со столика на пол, какие-то странные зажимы и тисочки погнул и поломал, чернила разлил, вывернул в эту лужу одежду из шкафчика ну и напакостил еще много чего. После чего отправился в комнату близнецов и стал ждать последствий.
Последствия не замедлили явиться - когда стемнело, ко мне ворвался Лаирасул. Он схватил меня за перемазанные чернилами руки и отвесил такую оплеуху, что я пошатнулся. Однако тут же сумел освободиться и вцепился юному Эльфу ногтями в лицо. Лаирасул был старше меня и уже учился искусству войны. Поэтому скрутил он меня сразу, ухватил за косички и поволок в комнату Маэдроса через потайную дверцу.
Феаноринг стоял посреди разгромленной комнаты не разгневанный - потрясенный. На нем было коричневое полотняное одеяние, пропахшее дымом и кузницей. На правой руке у него я увидел все ту же стальную перчатку. Помню, что удивился - что это он ее постоянно носит, даже когда на скрипке играл, и то не снял с руки.
- Это сделало оно, - объявил, тяжело дыша, Лаирасул, и Маэдрос взглянул на меня не гневно, а так, как гордый пленник смотрит на своих мучителей, - противный орчонок даже еще не смыл чернила с лап. Мой князь, позвольте только - и паршивец долго будет вспоминать сегодняшний день.
Маэдрос молча смотрел на разлитое чернило. Лужа закрасила ему носок сапога из замши.
- Лаирасул, - сказал он тихо, - я разбил много живых драгоценностей ... И пролил на землю много красных чернил. Из тех вещей, что у меня остались, в Мандос не взять ничего - а значит, не стоит и расстраиваться. Однако, я не потерплю беспорядка в своих покоях. Пусть виновник этого безобразия уберет тут все ... по возможности. Но - не смей действовать силой. Я вижу - ты его бил?
- Мой князь, - сказал Лаирасул отнюдь не виновато, - оно царапалось не хуже дикой кошки. Я должен был защищаться.
Я пытался смотреть на Феаноринга зло и бесстрашно. Но меня поразил этот его взгляд, взгляд создания, которое терпит боль, ни о чем не прося и ни на что не надеясь.
- Ты меня услышал, Эльронд Эарендилион. - сказал князь, - Убери за собой беспорядок. Ты не умеешь держать себя в руках, совсем как твой родич Турин. Мне рассказывали, что, когда этого воина приютил в Дориате князь Тингол, какой-то Эльф из народа Нандор сказал что-то плохое о матери и сестре этого Турина. Любой Эльда вызвал бы на поединок насмешника, перешедшего границу дозволенного. Однако, Турин не удовлетворился поединком, а начал издеваться над неосторожным Нандо, и это издевательство закончилось смертью. Глумиться над противником могут только орки ... или люди. Я убивал - в Альквалондэ, в Дориате, в Гаванях. Убивал Квенди. Но мой меч ранил только hrоа, и никогда - fеа. Тебе, дитя, возможно, стоит разобраться, к какой расе ты принадлежишь - слишком много разной крови в твоих жилах. Лаирасул - проследи, чтобы он сделал все как следует. Но руку на него не поднимай.
- Слушаюсь, мой князь - буркнул Лаирасул.
Маэдрос вышел, а среброволосый Синда, похожий на Нолдо, зашипел на меня, словно дикая кошка:
- Ты все слышал.За работу.
- Не дождешься, - огрызнулся я, - можешь меня убить.
- Не дождешься, - сказал Лаирасул с не меньшим ехидством, - я ... Я тебя высеку! Вот!
- Что? - не понял я.
- Когда я был совсем маленьким, - сказал Лаирасул с нехорошей улыбочкой, - то отец однажды взял меня с собой в поселок вастаков. Они тогда были нашими союзниками. И там я видел, как секли провинившегося раба. Я не собираюсь с тобой долго возиться. Или ты тут все убираешь, или я беру ремень, и приступаю к наказанию.
Весь вечер я чистил загаженную комнату. Сердце мое сжималось от ужаса - наконец я увидел истинные лица своих пленителей. Я был рабом, и этот Лаирасул тоже раб, только привилегированный. И он может меня высечь!Я даже чернильное пятно оттер песочком под пристальным взглядом среброволосого слуги. И вернулся в свою комнату не просто усталым, но смертельно измученным.
Брат не ночевал со мной и этой ночью. Слабый духом, как худший из Аданов, он жаждал песен Маглора, чтобы жить в рабстве. Я вынул из тайника нож и стал ждать.
За гобелен я заходить боялся, однако сидел рядом с ним и услышал голоса Маэдроса и Лаирасула. Затем наступила тишина. Я выждал еще довольно долгое время и осмелился открыть дверцу.
Комната была слабо освещена - в окно заглядывал полный Итиль. Я медленно крался по полу, который полдня отмывал от чернил. За занавесом виднелось низкое широкое ложе, пол перед ним был устлан волчьими шкурами. Я сжал в руке нож - страх перед позорным наказанием придавал мне силы и храбрость.
Маэдрос лежал на ложе, закинув за голову руку. Левая рука свисала вниз, на запястье я заметил странный шрам - как будто от тугого браслета. Обычно у Эльфов не остается на теле следов от ран, однако я заметил еще один рубец - на руке, выше локтя, округлый рубец, который охватывал шею, какие-то ужасные сморщенные шрамы на груди ... Спал Феаноринг неспокойно - иногда стонал сквозь зубы, вздрагивая всем телом. Рядом, на тумбочке, лежала книга и стоял графин с какой-то багровой жидкостью. Рядом с графином - небольшой бокальчик, наполовину пустой.
Я приготовил нож и подошел поближе. Опять удивился - на груди спящего ясно вырисовывался рубец в виде тенгвы «m». Как раз напротив сердца.
В ту минуту, когда я взмахнул ножом, спящий взмахнул рукой. Я был уверен, что он меня не видел, и все-таки спал. Однако удар был слишком сильным для такого мальчишки, каким был я ... Я отлетел чуть не на середину комнаты и потерял сознание.
Очнулся я лежащим на ложе. В подушках. Маэдрос смачивал мне губы влагой, которая оказалась калиновым вином. На его покрытой шрамами груди виднелся свежий порез, который перечеркивал эту странную тенгву. Но я смотрел не на дело своих рук. Я смотрел на руку рыжеволосого, которую увидел впервые без той перчатки. Смотрел на обрубок - у него не было кисти правой руки.
- Ну, - сказал Маэдрос, - что это ты надумал? Я же мог тебя убить!
- Да убейте же меня, - сказал я в отчаянии, - пожалуйста!
Маэдрос не ответил - теперь он осторожно обмывал себе тот порез. Все тем же калиновым вином.
- Дитя мое, - сказал, вернувшись к ложу, - я понимаю, что любить меня тебе не за что. Но такая ненависть тебя сломает. Почему ты не можешь смириться и просто выждать?
- Я никогда не смирюсь с тем, что стал вашим рабом, - сказал я в подушку.
- Ну что за глупости, - вздохнул Маэдрос, - где это тебе рассказывали ужасы о сыновьях Феанора? Могу даже поспорить, что все сведения обо мне и других моих братьях ты черпал из рассказов дориатских жен и дев.
- Но здесь, в городище, много Авари, - сказал я, - и они ...
- Мои воины, - сказал князь, - большинство из них служит у меня еще со времен Химринга.
- А ваш слуга?
- Лаирасул - оруженосец? Сын моего начальника стражи и ellet из народа Нандор. Его мать погибла, а отец, Аркуэнон, является моей, - Маэдрос слегка улыбнулся собственной шутке, наверное давно привычной, - правой рукой.
- Он угрожал меня высечь, - сказал я едва слышно.
- Аркуэнон? - спросил Маэдрос растерянно.
- Нет, этот ваш оруженосец, похожий на Синда.
- Какие глупости, - сказал Феаноринг с улыбкой, - успокойся ... Эльдар никогда не применяли подобных наказаний.
- Когда-то Эльдар не убивали Эльдар, - отозвался я из-под подушки, - но мир меняется.
- Не настолько, - возразил Маэдрос. - С тобой все в порядке? Выбирайся на свет.
Я отложил подушку, сел и схватился за грудь.
- Больно? - Спросил князь.
- Немного, - ответил я, хотя мне было очень больно дышать - а вам?
- Тоже немного, - сказал Маэдрос, присев рядом, - но не переживай. Я молчал ... И вдруг Феаноринг обнял меня. Ласково, как отец провинившегося сына.
- Давай договоримся так, - сказал он улыбаясь, - завтра я начинаю учить тебя сражаться на мечах. Ты хочешь отомстить - хорошо, но меня называют первым мечником Эндорэ, и поэтому наши силы не будут равны, даже когда ты вырастешь. Ты станешь моим учеником, об этом, кстати, мечтает половина гарнизона городища. Но за это ты перестанешь творить беспорядок в моей твердыне. Согласен?
Я медленно поднял голову и посмотрел в прозрачно-зеленые глаза своего врага.
- Вы, - сказал растерянно, - будете учить меня владеть мечом ... чтобы я смог вас убить?
- Чтобы мы были равны в битве, - поправил Маэдрос, - а все остальное - судьба.
Я уже понял, что за мою глупость меня не только не убьют, но и не накажут. И не удержался от того, чтобы утолить свое любопытство.
- Эти старые шрамы ... Здесь будто какая-то буква? И эти ожоги ...
- Это сделали в Ангбанде, - коротко ответил Маэдрос, - тенгва - это квэнийское «m». Первая буква слова mole - "раб".
Меня словно обдало жаром. Я словно понял в одно мгновение, чего натерпелся этот Эльда.
- Я бы такого не пережил, - сказал я еле слышно, - я бы сразу умер, если бы со мной сделали такое ...
- Когда со мной сделали такое, - протянул Маедрос, - я валялся на полу ... только не у ног Моргота, а у ног Саурона. Слышал о таком?
- Еще бы!
- Полумертвым от боли. А Черный Мая вежливо разъяснял мне, что означает это клеймо. И тут я будто услышал голос отца.
- Феанора?
- Да. Отец покинул этот мир, он умер на моих руках, я это помнил, но голос его звучал в моем разуме. «Мой Старший, - сказал этот голос, - эти существа - глупцы. У них настолько короткая память, что они пометили тебя первой буквой твоего имени».
- М-маэдрос? - прошептал я.
- Нет ... Мое еpesse - Нэльяфинвэ, а аmilesse - Майтимо. Моргот долгое время жил в Валиноре, и знал наши имена, в том числе и те, которые мы не открываем всем и каждому. Когда я попал в его лапы, он называл меня Майтимо, насмехаясь над нашим обычаем хранить аmilesse для самых близких. Конечно, то, что я услышал тогда, не было голосом Феанаро - скорее голосом моего духа. Но мне вдруг стало смешно - Черный Вала, Моринготто, ужас Арды не может запомнить имени единственного пленника. И я засмеялся. В тот день меня больше не допрашивали, и дали отдохнуть достаточно долгое время. Их испугал смех. Понимаешь?
- Они подумали, что вы сошли с ума, - сказал я неуверенно.
- С ума сходят Люди, - сказал Маедрос, - нам, Эльдар, отказано в этом. Только черная тоска может поглотить нас и принести нам погибель. Против нее есть только одно оружие - смех.
Я поколебался, стоит расспрашивать дальше. Но все таки спросил:
- А руку вам ... где? В бою?
- Нет, там же, - сказал князь слишком спокойно, - Меня приковали к скале... За руку. Тогда как раз впервые взошел Итиль.
- Это, наверное, страшно, - прошептал я, - стоять на скале?
- Я не стоял, - сказал Маэдрос сухо, - я висел. На цепи.
Тут меня затрясло. Я представил себе это - только представил, и похолодел от ужаса.
- Больно ... было? - прошептал я через некоторое время.
- Очень, - сказал князь, - но я старался терпеть. Затем пришел он... Финдекано Астальдо. Князь Фингон ... тогда еще княжич. Это долгая история, и не для детских ушей. Руку мне отрубил он - не мог иначе освободить от браслета из ангбандского железа.
Я молчал довольно долго. Потом сказал еле слышно:
- Какое наказание я заслужил? И почему вы до сих пор не позвали стражу?
- Забудем, - сказал Маэдрос примирительно, - иди к себе и попробуй уснуть. А завтра я ожидаю тебя на площадке для тренировок. Брата тоже приводи - вам обоим не помешает научиться владеть мечом.
Идти в пустую комнату, где словно витали тени рыжеволосых близнецов, мне не хотелось, но я покорно слез с ложа на пол.
- Кстати, о наказании, - сказал князь, - ныне Итиль виден полностью. В это время, дитя мое, мне снится то, о чем я хотел бы забыть. Порой я начинаю кричать, или метаться на постели. Ранее ко мне приходил кто-то из братьев. В последнее время - один из Амбаруссар...
- Я видел их на переговорах, - прошептал я, - они были как вы - рыжеволосые. Один говорил, что волосы у его брата потемнели - потому, что он хотел быть похожим на Старшего.
- Мой брат Маглор, - сказал Маэдрос ровно, - заботится сейчас о Эльросе. Некому побыть со мной рядом. Поэтому ты останешься в моем покое до утра, но спокойного сна я тебе не обещаю.
- Это наказание? - спросил я повеселевшим голосом.
- Наказание, - сказал князь, - и очень суровое.
- Но что мне делать?
- Ложись, - кивнул Маэдрос на ложе, - и спи. Когда я чувствую, что рядом со мной кто-то свой ... ну, словом, не ангбандская тварь - то сплю спокойно, и ночные кошмары не посещают меня. Когда ты появился так неожиданно, то мне как раз снились казематы Твердыни Севера. И крысы. Зубы у них были весьма острыми, и твари так и норовили вцепиться в горло. А я был прикован к стене - ошейник, цепь ... Руки тоже были скованы. Однако я пытался отбиваться.
Я представил себе и это, и тогда произнес едва слышно:
- Простите меня! За то, что я сказал тогда ... Я ... я не должен был ... Я совсем ничего о вас не знал, да и сейчас знаю очень мало, но вы не могли ползать в ногах у Моргота, как не могли и предать.
- А вот жалеть меня, - улыбнулся Маэдрос, - не надо. Я этого не люблю.
- Не буду, вельможный Нэльяфинвэ.
Маэдрос прижал меня к себе и сказал ласково:
- Зови меня Майтимо ... Без «вельможный». Мы ведь родня.
- Вы доверили мне аmilesse?
- Эльф, - сказал Маэдрос серьезно, - который чуть не убил меня, имеет полное право называть меня Майтимо. Ну, что ты снова дрожишь, дитя мое? Я совсем на тебя не в обиде.
Он посадил меня к себе на колени. Потом начал напевать про давно угасший свет двух деревьев, не заботясь о том, пойму ли я староквэнийские слова, которые звучали еще в Валиноре.
Так у него на руках я и уснул.


Последние слова Эльронда заглушил звон мечей. Его сыновья, которым стало тесно в оружейной, выбежали на дорожку парка, увлеченно фехтуя. Нэрданель невольно вздохнула, вспомнив те далекие дни, когда ее муж учил сыновей и родственников Первого Дома владеть оружием.
- Нам пора, - сказал гость виновато, - сегодня вечером мы обещали быть у Великого Князя. Всей семьей. Мне приятнее было бы остаться здесь.
- А как же бал и танцы до утра? - спросила Нэрданель, улыбнувшись, - там обычно весело. Это я нигде не бываю.
- Я пробыл здесь всего несколько дней, - сказал Эльронд хмуро, - но мне уже кажется, будто в Тирионе танцуют на могилах родичей. О погибших не вспоминают - это неприлично. О жизни в Эндорэ не рассказывают - это неприлично. Вспоминать о князе Феанаро тоже неприлично, не говоря уже о его семье.
- О, не суди родственников слишком строго, - грустно улыбнулась княгиня, - каждый из нас кого-то потерял, и многие винят в этом именно Феанаро.
- Те, кто отсиделся здесь, сейчас решают, о чем можно говорить, - сказал Эльронд с горькой насмешкой, - и какие петь песни. Мне вообще не везет с песнями. Вчера был банкет у Олорина, и, по просьбе Бильбо, певец перевел на Квэнья одно из его произведений.
- Старый ... хоббит сочиняет песни? - Спросила Нэрданель заинтересованно.
- О, это очень интересное и мудрое существо, - сказал Эльронд с неподдельной нежностью, - однако он считал, что сделает мне приятное, сложив песню о полете Эльвинг. Белая чайка с Сильмариллом на груди! Я и в Ривендейле не мог слышать эту песню, а слушать доводилось, во имя все тех же приличий. Эстель помогал Бильбо в написании этой баллады, и почувствовал неладное, но он не знает правды. Я и ему не рассказывал того, что открыл вам. Дочери тоже. Равно как и Келебриан. Сыновья знают. И Галадриэль. Больше никто.
- Кто это - Эстель? - спросила Нэрданель, заинтересовавшись необычным именем.
- Мой приемный сын, - пояснил Эльронд, внезапно нахмурившись, - он Дунадан. Человек.
Княгиня поняла, что в жизни ее гостя не одна тайна. У Эльронда, оказывается, была дочь, но она не прибыла вместе с ним на корабле. Где она сейчас? Осталась в Эндорэ? Блуждает бесплотной тенью по туманным чертогам? Приемный сын-человек, чей век краток, словно вспышка пламени. Впервые Нэрданель пожалела, что почти ни с кем не общалась в последнее время и не расспрашивала тех, кто возвратился в Аман, как другие эльфы.
- Все это неважно сейчас, - сказал гость, будто услышав ее мысли, - однако, я прошу разрешения вернуться, скажем, завтра, и закончить повествование.
- Приходи, всегда, когда только захочешь - сказала княгиня, - перед тобой и твоими родными у меня всегда открыты ворота.
Из дома выбежала Келебриан, свежая, словно цветок. Нежное личико ее сияло любовью и счастьем.
- Meldo, - позвала она Эльронда, - я спала не слишком долго?
- Как раз столько, сколько нужно, - улыбнулся Эльф, - твои сыновья успели разгромить оружейную великого Феанора.
- О, неразумные дети, для чего им здесь оружие? Я не люблю оружия, госпожа Нэрданель, хотя я и дочь воительницы.
Нэрданель нежно обняла еllet.
- Я тоже его не люблю, - сказала ласково, - но порой без оружия не обойтись.
- Здесь так уютно, - восхищалась Келебриан, а муж смотрел на нее, словно на любимое дитя, - так спокойно! Так безопасно! О, благословенная Земля ... Отец моей матери, князь Финарфин - настоящий светоч Тириона. А княгиня Эарвен похожа на Майэ, так она прекрасна. Единственное, чего мне здесь не хватало - вас всех. Тебя, Эллерондэ, детей, мамы, отца. Хвала Валар, мы наконец снова все вместе, кроме ... кроме Арвен. О, в самой большой радости есть капелька страдания. Но мне стыдно радоваться, госпожа Нэрданель, ведь ваше страдание очень велико.
- Однако, теперь в нем есть капелька радости, - сказала Нэрданель с легкой улыбкой.
Келебриан поцеловала ее в щеку и понеслась прочь, похожая в своем красочном наряде на большого мотылька. Нэрданель вспомнила, что эта хрупкая ellet год была рабыней орков, пока родные не нашли ее, и невольно вздохнула. Эльронд говорил, что ее сыну сотни лет снился Ангбанд, и та жуткая скала. Что снится Келебриан? Смогли ли сады Ирмо усыпить ее боль? И что произошло с ее дочерью ... Арвен? Кажется, Арвен.
На третий день Эльронд пришел один, с каким-то тяжелым свертком, который оставил в прихожей. После обычного угощения Нэрданель сама начала разговор:
- Как же ты жил дальше, дитя мое? Неужели Майтимо все таки взялся учить тебя биться на мечах?
- Да, - ответил гость, и лицо его просияло от удовольствия, - как я гордился этим, вы даже не представляете.
Собственно, учили нас оба брата - Маэдрос учил владеть мечом, а Маглор - голосом и арфой. Певец тоже неохотно брал учеников - он удерживался на грани черной тоски лишь усилием воли. Братья неохотно говорили об этом, но я понял из отрывков бесед, что у Маглора была супруга из Синдар, а может из Нандор, во всяком случае некоторые его песни посвящены были среброволосой красавице. Имени ее я не запомнил, а может при мне его и не называли, однако Маэдрос обмолвился как-то, что возлюбленная Маглора погибла при падении Химринга. Тогда же, когда и мать Лаирасула, и многие другие жены воинов. Гибель же трех братьев, которых называли шальной Троицей, подкосила певца и вовсе, а уж гибель близнецов Амбаруссар чуть не добила, если бы не Эльрос. Между этими двумя возникла какая-то ... мистическая связь. Мой брат чувствовал Маглора без оsanwe. Просто чувствовал. Как и я - Маэдроса. Отцовская любовь к Эльросу вернула Маглору смысл жизни. Ну, а что чувствовал Майтимо, глядя на меня и обучая меня владеть оружием - я не берусь угадывать.
Келебримбор сделал нам два меча, по руке и росту. Утром нас поднимали вместе с воинами, и мы шли учиться. Учил нас, как я уже говорил, Маэдрос лично, поэтому я до сих пор бью с левой лучше, чем с правой. После того был завтрак, потом снова - мечи, обед, после обеда - занятия Квэнья, чистописание, чтение книг. А после ужина нас звал к себе Маглор, и мы учились владеть арфой и голосом. Скучать нам было некогда - не то, что в Гаванях, где мы порой не знали куда себя девать от скуки.
Лишь один случай нарушил этот стройный порядок. Майтимо был замечательным рассказчиком, он часто повествовал нам, как Нолдор жили здесь, в Эндорэ. Как воевали, как веселились в промежутках между боями и сражениями. Рассказывал о своих погибших братьях, не скрывая их недостатков и своей мучительной и горькой любви к своим младшим родичам. Рассказывал о своем отце Феаноре, о вас, о Тирионе. Ничего не приукрашая - одну лишь истину. Про меч у груди князя Нолофинвэ, про пылающие корабли Лосгара мы впервые узнали от него. Рыжеволосый Эльф ненавидел ложь, потому что Повелителем Лжи был Моргот, его личный враг.
Больше всего Майтимо любил рассказывать о Фингоне Астальдо - спасителе, побратиме, родиче. Он знал и его сына, того, который жил сейчас на острове Балар. Майтимо показывал нам свои рисунки - он прекрасно рисовал своей загрубевшей от оружия левой рукой. На рисунках темноволосый улыбающийся Эльда держал на руках малыша, который звонко смеялся, играя его косами. Был и еще один рисунок - Майтимо и малыш Эрейнион сидели подле дерева, и Эрейни держал в руках рыжего бельчонка. Маэдрос сказал, что племянник всегда называл его: «Рыжий и пушистый», а еще - «Майтимо-бельчонок».
Однажды, после того, как Маэдрос признался нам в любви к этим зверушкам, мы с братом решили подарить ему белку. Наверное не надо обьяснять, что Эльрос очень изменился за время жизни на Амон-Эребе. Из нежного отрока медленно но верно вырастал воин, а моя вспыльчивая натура под влиянием песен Маглора немного смягчилась, и мы все больше и больше становились похожими друг на друга.
Эту вылазку мы задумали вдвоем. Майтимо часто водил нас к озеру неподалеку от холма. Ходили мы туда только вместе со взрослыми - или с братьями Феанорингами, или с кем-то из воинов. Не то чтобы они боялись, что мы сбежим - времена были неспокойные. Блуждающие Лаиквенди рассказывали о том, что орочьи стаи снова начали появляться в этих лесах. Эльфов защищал сам лес, могучий лес Восточного Белерианда. Однако, твари пытались что-то вынюхать - наверное, Ангбанд, оправившись от потерь Последней Битвы (народы Средиземья проиграли ее, всё так, но и нечисти стало гораздо меньше) готовился нанести удар с целью полного уничтожения тех, кто так и не покорился ему.
Но мы сбежали к озеру одни, с невинными личиками заявив часовым, что князь Маэдрос ожидает нас на берегу. Мы рассчитали, что успеем приманить зверушку - зверьки охотно шли Эльфам в руки - и вернемся заблаговременно, пока нас не успели хватиться.
Придя к озеру, мы пошли берегом и время от времени подражали цоканью белки. Зверьков не было - однако мы не теряли надежды, и тут же начали играть в лазутчиков.
Лазутчики из нас были неважные - тех двух Эльфов мы просто не заметили. Они словно отделились от деревьев. Одеты они были как Лаиквенди, в коричневое с зеленым, но косы у них были с серебристым отливом, как у Синдар, или Нандор. И лица у них были похожи как две капли воды. Близнецы!
Мы не испугались - с чего бы это? Единственное, что могло нам грозить от сородичей - это то, что cano синдарской стражи Меретир пришлет отряд, чтобы освободить нас. Освобождаться мы сейчас решительно не хотели - жизнь на Амон-Эребе устраивала и меня, и брата.
Однако, эти Эльфы нам были незнакомы - среди Синдар Меретира не было двойняшек. А они с любопытством рассматривали нас.
- Вы из того городища, маленькие Нолдор? - спросил один из них.
- Из него, - охотно ответил Эльрос. Сколько я ему говорил, чтобы придерживал язычок.
- А как вас зовут?
- Я - Эльрос, - сказал брат доверчиво, - А это - Эльронд.
- А кто ваш отец?
- Эарендиль, - сказал брат, - он пропал в море ... Давно. А маму звали Эльвинг.
Эльрос сказал - звали ... Будто о погибшей. Для нас мама умерла в тот момент, когда отшвырнула нас с дороги, спасая камень Феанора.
- Эльвинг? - воскликнул один из двойняшек, - так вы ее сыновья! Так это правда, что вы заложники у этих чудовищ!
- Все в порядке, - сказал второй, и попытался меня обнять, - мы свои. Мы из Дориата ...
- Дориата давно нет, - сказал я мрачно. Из-за язычка Эльроса мы попали в беду - и я это чувствовал.
- О да, - заторопился первый из двойняшек, - но ведь мы, мы родом из Дориата, и ваши родственники, злосчастные дети. Я - Элуред, а это - Элухил. Мы - сыновья Диора и братья вашей матери!
- Так вы не погибли в лесу? - вырвалось у меня.
- Нет, - Синда чуть не плакал от искренней радости, - нас подобрала семья блуждающих Лаиквенди. О, какое счастье, что мы вас нашли. Пойдем, пойдем подальше отсюда.
Вот это в наши планы как раз не входило. С одной стороны я, конечно, обрадовался, увидев маминых братьев, которых она всегда вспоминала с любовью. А с другой стороны ... Я не хотел покидать Амон-Эреб. Я не желал оставлять Маэдроса наедине со снами об Ангбанде - каждое полнолуние я ночевал в его покоях, отгоняя ночные кошмары. Я хотел стать мастером меча, а брат ... Брат наверняка мечтал превзойти Маглора в искусстве пения. Он тоже не хотел покидать учителя и доброго друга.
И тут мы услышали знакомый голос. Майтимо не шел - бежал лесом к озеру, зовя нас. Он выбежал на открытое место, это он, который всегда ходил, сливаясь с тенями деревьев!
Диоринги тоже его увидели. И узнали.
- Наконец-то мы отомстим, - прошептал Элуред, а Элухил молча сорвал с плеча лук. Я тут же вошел в оsanwe с Эльросом. Это были уже не шутки - настоящая беда. Майтимо нужно было спасать.
- Эллерондэ! - крикнул Маэдрос, - Эллеросэ! О, неразумные дети ...
- Аtarinya! - закричал я на Квенья, - Аtarinya!
Близнецы подняли луки. И в тот же миг мы бросились на них, подбивая руку, сбивая прицел. Диоринги растерялись - нужно было видеть их лица. Известно, что Эльфы промахиваются из лука очень редко, а Синдар - никогда, однако, они промахнулись ... Почти.
Маэдрос преодолел расстояние между нами с невероятной скоростью. Он схватил одного из Синдар за капюшон - мы ведь так и висели у Диорингов на руках, вцепившись в них, словно щенки, и ударил по голове обрубком правой руки. На искалеченной руке Майтимо всегда носил если не металлическую накладку, то кожаный чехол с металлическими заклепками. И то и другое он мог использовать как оружие. К счастью Диорингов, в тот раз у него был на руке чехол. Второго брата он оглушил еще быстрее, потому что мы повалили родича в траву да еще и упали на него.
Маэдрос осмотрел нас, потом - недвижных близнецов-Синдар и сказал не сердито, но укоризненно:
- Глупые Нолдор, я же не велел вам выходить самим за ворота! Хорошо, что вы встретили Эльфов, а не каких-то тварей, а то и злых Людей. Кто эти Эльфы? Воины Меретира?
- Нет, - ответил я, с ужасом глядя на левое плечо Майтимо, в котором торчала синдарская стрела, - они ... Они наши родственники. Это сыновья Диора, братья нашей матери. Ну, Элуред и Элухил ... Те самые.
Валар свидетелями, если бы я раньше не верил, что Маэдрос не имел отношения к тому злодеянию, то поверил бы сейчас, увидев на его лице облегчение и радость.
- Хвала Валар за их маленькие милости, - сказал он, - по крайней мере мы не детоубийцы. Это замечательная весть ... Однако, от вас я не ожидал такого поступка. Если вы хотели встретиться с родственниками, или даже уйти с ними, то должны хотя бы предупредить меня.
- И вы бы нас отпустили? - вырвалось у меня, - а как же Сильмарилл?
- О, Сильмарилл, - радостная улыбка моего князя медленно угасла, - не думаю, что ...
Он не договорил, но я понял его. Майтимо уже не верил в самую возможность обмена. Не верил, что Эльвинг обменяет камень на ... на нас. Я уверен - она не обменяла бы Сильмарилл даже на нас и на Элуреда с Элухилом вместе взятых.
- Майтимо, - быстро заговорил я, - клянусь, мы не знали, что они здесь!
- Мы хотели сделать вам подарок, - перебил Эльрос, - белочку. Рыжую, да еще и пушистую ... И неожиданно выпустить в трапезной во время обеда!
- Дети, - покачал Майтимо головой. Он заметно побледнел, кровь пропитала рукав коричневой куртки, а Диоринги должны были вот-вот прийти в себя. Я не желал их гибели, но за Майтимо ... Я дрался бы с ними, несмотря на разницу в возрасте и росте. Они ... Они были мне чужими. Как и Эльвинг. Разумом я понимал, что это моя кровная родня, но мое сердце сжималось от боли, когда я смотрел на раненого Феаноринга.
- Дитя мое, - сказал он мне, - ты тверже духом, поэтому должен мне помочь. Стрела ...
- Я выну, - сказал я. Руки у меня тряслись, но я храбро взялся за древко.
- Не тяни на себя, - ровно сказал Маэдрос, - стрела пробила мышцу, и только, но дернув ее обратно, ты усилишь кровотечение и расширишь рану. Протолкни ее вперед - пусть наконечник выйдет с той стороны. Надеюсь, эти сыновья Диора ничем его не смазали ... по дориатскому обычаю.
Я протолкнул... Сколько потом мне приходилось удалять стрел и из собственного тела, и из тел моих воинов! Это был мой первый урок.
- И довольно жестокий, - вздохнула Нэрданель. Она словно видела перед собой побелевшее от боли лицо сына, которому удаляет из раны стрелу подросток-Эльда.
- О да, - согласился гость. - Я не задавал вопросов, не знал, почему Маэдрос не послал одного из нас за воинами, не приказал связать этих двоих... хотя бы тетивами луков. Я продвигал стрелу в ране ... А тогда обломал ее у тонкого конца и осторожно вытащил из раны, не касаясь наконечника.
- Теперь, милый, - ласково сказал Майтимо, который во время всей этой операции даже глаза не закрыл, - оторви мне от рубашки кусок полотна и останови кровь. Я скажу тебе, где завязать. Ты умница, Эллерондэ, ты ведешь себя как истинный Нолдо-воин. Затягивай ... Вот здесь ... Сильнее. Ладно. Теперь раненый не изойдет кровью и даже вновь сможет идти на битву.
Эльрос сидел рядом, и я видел, что брат вот-вот сомлеет. Этого только мне не хватало. Я боялся всего ... Боялся, что опомнятся Диоринги - я вовсе не желал им зла, и не хотел, чтобы Майтимо их покалечил. Но я также не хотел, чтобы они убили рыжеволосого. Братья стреляли на поражение - между глаз и в горло. Не их вина в том, что они промахнулись. Майтимо в это время встал.
- Эллероссэ, - сказал, - Собери луки, колчаны со стрелами и вынь у этих достойных Эльфов ножи из ножен.
Эльрос так и сделал.
- Видишь вон то дерево, - сказал князь, - залезешь на него?
- Конечно, - сказал брат, который всегда прыгал по веткам, как та самая белка, которую мы хотели поймать.
- Залезь-ка повыше и там все это и повесь. Негоже оставлять Эльфов без оружия - времена нынче тревожные. Кстати - там сидит белочка. Рыжая, да еще и пушистая.
Эльросу было уже не до белок, однако приказ он выполнил и прибежал назад со зверушкой на плече.
Между тем братья опомнились. На них жаль было смотреть.
- Зачем вы это сделали, - спросил нас Элуред, - он был бы уже мертв!
- Этот Эльда со своим братом, - сказал я, - заменили нам отца и мать. Я признаю свою родню по крови, но узы названного отцовства сильнее ее голоса.
- Я посоветовал бы вам - сказал Маэдрос вкрадчиво, - убраться отсюда подальше, о, сыновья Диора, и больше не возвращаться к холму Амон-Эреб. Иначе вы рискуете получить в ответ на свой одиночный выстрел залп из нескольких луков. Эти двое детей останутся здесь по собственной воле. Вы слышали, что сказал Эльронд.
- Это колдовство! - воскликнул Элухил, - это нолдорское чародейство! Ты заколдовал наших племянников, рыжий!
- Возможно, - улыбнулся Майтимо, - однако это дела не меняет. Удачи вам, о сыновья Диора. Вы даже не представляете, как я счастлив, увидев вас живыми и здоровыми. Синяки и шишки быстро заживут.
С этими ехидными словами Маэдрос взял Эльроса за руку, а я вцепился названному отцу в его кожаный нарукавник. Белочка прыгнула Майтимо на плечо и спряталась в густых волосах. Мы повернулись спинами к моим родичам и пошли в сторону твердыни. Ох, как мне хотелось оглянуться, чтобы убедиться, что близнецы не добрались до луков! Однако, братья если и сняли уже с верхушки дерева свое оружие, то не решились нас преследовать.
Несколько дней мы искупали свою вину.
Майтимо возлежал на ложе, хотя Аркуэнон, его «правая рука» обмолвился однажды, что подобная рана не заставила бы князя даже сойти со стены твердыни во время битвы. Я носил ему обеды, Эльрос играл на арфе. Вечером я читал раненому книги философа Румила. Было полнолуние, Итиль смотрел в окно покоя, однако Эльф с ангбандским клеймом на груди спал спокойно, с улыбкой на устах. А рана ... рана затянулась быстро, как всегда затягиваются раны у сильных и не истощенных Эльдар.
С тех пор я начал называть Майтимо «аtarinya». Маглора я так почему-то не звал, однако его так называл Эльрос. Он был очень привязан к Майтимо, но своего Макалаурэ обожал безмерно.
Следствием нашей встречи с родственниками было то, что однажды к нам пожаловал князь Лаиквенди Орофер. Лаиквенди вообще-то давно отделились и от Синдар, и от Нандор, и князей своих у них не было, но с приходом Нолдор, многие Зеленые Эльфы, движимые любопытством и жаждой приключений, стали союзниками Амрода и Амраса. Рыжеволосые близнецы быстро научили их искусству войны, и из среды Лаиквенди вышло несколько князей, принимавших участие в сражениях и бывших неплохими воинами ... под руководством Нолдор. Самостоятельные решения Лаиквенди давались тяжело, а дисциплина - еще труднее. Вот и Орофер погиб сам и погубил своих лучников из-за отсутствия воинской дисциплины.
Однако, это случилось гораздо позже. А тогда Орофер прибыл к нам с сопровождением из лучников-Лаиквенди и со своим сыном - симпатичным подростком-Эльфом, сверстником Лаирасула. Подростка звали Трандуилом, впоследствии он стал мне лучшим другом ... особенно после того, как я потерял почти всех родственников и друзей, а его сын, Леголас, отличился в Войне Кольца. После всех церемоний, Орофер вежливо поинтересовался у Маэдроса, который и принимал гостя, судьбой заложников из Гаваней. Мы тем временем вместе с Лаирасулом и Трандуилом жизнерадостно носились по трапезной, пытаясь поймать все того же юркого бельчонка. Посмотрев на наши с братом счастливые лица, Орофер пожал плечами, и поведал, что воспитанники одной из семей Зеленых Эльфов требуют от него объявить войну Нолдор с холма Амон-Эреб за то, что те, мол, издеваются над малолетними сыновьями Эльвинг. Поскольку он, Орофер, видит, что с маленькими заложниками, о которых шла речь, все хорошо, мало того - они сами хотят остаться в городище, то ни о каких боевых действиях не может быть и речи. Более того, он покорнейше просит великого Маглора взять в обучение его сына Трандуила, а вообще-то хотел бы, чтобы мальчишка владел как арфой, так и мечом.
Маэдрос к концу этой тирады едва сдерживал смех, и все таки прыснул серебристым смешком. После он объяснил мне, что хитрый Лаиквендо нашел способ угодить обоим сторонам. Диорингам он скажет, что не может воевать с Нолдор, ибо они оставили у себя его сына, а Трандуил тем временем будет учиться в Маглора играть на арфе, ну, а владеть мечом придется обучать юношу ему, Маэдросу.
Собственно, так и произошло. Мои родственники больше не посещали Амон-Эреб, а юный Трандуил со временем стал одним из самых утонченных князей Эндорэ; о его же дворце в таинственном лесу, полном опасностей, говорили, что это - второй Менегрот. К сожалению, он не очень-то любит вспоминать о том, кто учил его владеть мечом, пером и арфой. Вот только меч он лучше держит в левой руке ... Как и я.
А теперь, amme, я расскажу о самом главном. Почему я не верю в справедливость... Я носил это в себе две эпохи. Меня звали Эльрондом Мудрым, у меня действительно хватило мудрости на то, чтобы держать себя, и не рассказывать о пережитом. Шло время, из двух маленьких Эльфов мы с братом превратились в стройных подростков того возраста, когда Эльф уже не ребенок, но еще и не взрослый. Когда с виду он является мудрым бессмертным существом, но мудрости той в нем - ни на грош. Мудрость приходит с веками, да и то не ко всем. Некоторые из нас сотни лет только поют да танцуют, не думая и не желая совершенствоваться. Потому что у нас впереди вечность ... Это слова Майтимо - о вечности, у него с этим высказыванием было, видимо, связано некое тяжелое воспоминание, а потому произносил он его с горькой иронией.
Наступили дни, когда мы начали ощущать дрожь земли и какую-то странную тревогу. Она, эта тревога, носилась в воздухе, к городищу подходили испуганные животные, птицы садились нам на руки и что-то пытались рассказать. А однажды утром к Амон-Эребу прибыла эльфийская дружина.
Это были Нолдор, молодые, спокойные, сдержанные. Над их головами развевался синий стяг с серебряными звездами. Их командир проехал в открытые настежь ворота и соскочил с коня, а Маэдрос уже шел ему навстречу, чего никогда не делал для нечастых гостей, остановился напротив молодого Эльфа, косы которого были перевиты серебряными лентами и уже начал было склонять колено, но командир схватил его за плечи, и не дал поклониться.
- Дядя Майтимо, - сказал он, - милый дядя ... Рыжий, да еще и пушистый!
- Эрейни, - сказал Маэдрос растроганно, - мальчик мой, как же ты вырос!
Они не виделись давно, очень давно - с самой Дагор Браголлах, когда путь между Хитлумом и Химрингом был перекрыт орочьими ордами. Сын Финдекано был невероятно похож на своего отца, так, по крайней мере, рассказывал Маэдрос, вот только глаза у князя Фингона были синими, как грозовое небо - наследие матери Финголфина, которая была из Ваниар, а Эрейнион унаследовал серые холодные глаза Нолфингов.
Вечером, на праздничном ужине, Эрейнион сказал притихшим Нолдор Первого Дома:
- Мои родственники! Я не буду ныне напоминать вам о Гаванях, и взятии заложников. Исправить уже ничего нельзя, тем более, что, хвала Богам, сыновья Эльвинг не пострадали. Сейчас у нас общие заботы - я узнал от своих лазутчиков, которых посылал к заливу Дренгист, что Запад наконец пришел нам на помощь. На восточном берегу высадилось войско, говорят, что состоит оно из Ваниар и тех Нолдор, что осталось в Тирионе. Кроме того - в войске множество Маяр, воеводой является Эонвэ, любимец великого Манвэ и его глашатай, возможно - даже сам Вала Тулкас примет участие ... Мы выступаем на север, и зовем вас с собой.
Мы выступили на следующий же день.
Городище опустело, беременных женщин и детей, которые не могли идти за войском, Эрейнион отправил под охраной в Гавани. Оттуда они должны были переправиться на Балар, и жидать, чем это все закончится. Вместе с Нолдор Эрейниона шли Фалатрим князя Кирдана, жаждущие расквитаться с Ангбандом за близких, погибших в последней битве, и при падении Бритомбара и Эглареста. В войске юного короля были также те Нолдор из Третьего Дома, которым удалось уцелеть после падения Нарготронда, а также наши с Эльросом земляки-гондолинцы. Они надеялись, кроме всего прочего, спасти из ангбандских темниц своих пленных родичей. Когда рядом развернулись знамена дома Феанаро, кое-кто проводил их неприязненным взглядом, однако особых столкновений не произошло - не до того было.
О, как мы мчались, мчались верхами, почти не останавливаясь. Леса закончились, дважды нам пришлось прорубаться сквозь орочьи стаи, и тогда мой клинок впервые попробовал их черной крови. Потом мы увидели холм, на нем - развалины величественной твердыни. Близко не подъезжали, однако Майтимо сказал мне, что это - Химринг.
Быстрее ... Быстрее ... Мы неслись мимо поселений вастаков ... Людей старались не трогать - их короткий век исключал любую месть. А вастаки страшились нашего войска, которое мчалось, словно подхваченное ураганом.
Многие женщины-Нолдэ ехали вместе с воинами. На одном из привалов Майтимо познакомил меня с эльфийкой, чьи волосы сияли сразу и золотом и серебром. Госпожу эту звали Артанис ... Артанис Нэрвен Алтариэль, Галадриэль на синдарине. С нею ехали муж и дочь. Синда Келеборн - так звали дориатца - был не в восторге от этого путешествия. Впоследствии Келебриан призналась мне, что ее мать ушла за войском против воли мужа, да еще и взяла с собой ее, на ту пору еще совсем юную деву. Злополучный Синда, миролюбивый от рождения (Келеборн не принимал участия ни в одной битве, как впрочем, и большинство уцелевших дориатцев) вынужден был сопровождать жену и дочь к стенам Ангбанда. На Феанорингов он вообще смотреть не мог, а Артанис (я говорил, кажется, что она не любит своего синдарского имени) на привалах часто приходила к нам в гости.
Вообще, у Майтимо собирались все, кто остался в живых из нолдорской знати. О, как же их было мало! Майтимо, Макалаурэ, Келебримбор - Первый дом; Эрейнион, его сестра Эрнис и мы с Эльросом - Второй Дом (старшее поколение Второго Дома погибло все); Артанис и Келебриан - Третий Дом ... Распри и споры были забыты - мы сейчас были одним. Анфауглит - выжженная степь. За годы, прошедшие после Дагор Браголлах, он покрылся травкой, зеленой, нежной, робкой. Мы неслись вперед. Земля дрожала под ногами, раскачивалась, словно палуба корабля. Еще одна орочья стая, и конница просто с марша разворачивается для атаки ... Меч у меня в руках. Я - воин, я - мститель за тех, кого не знал, но кого успел полюбить. Прорвались! И Майтимо кричит в хмурые небеса имя Финдекано, погибшего здесь, где-то здесь ...
Эльронд прервал рассказ и закрыл лицо руками.
- Мы опоздали, - сказал он глухо, - это была не наша битва. Мы, Нолдор, которые пошли за Феанаро, должны были только лишь гибнуть - от оружия, пыток и горя ... Мы не должны были побеждать - за нас это сделали другие. Те, кто не решился пойти в Исход, одержали победу - плод наших пятисотлетних усилий. Ибо они были послушными... Мы прибыли в Дор Даэделот уже после взятия Ангбанда.
- Это Майтимо говорил тебе эти слова? - осторожно спросила Нэрданель.
- Нет, не он, - сказал Эльронд, - о да, я дитя перед вами, и перед ними. Не мне бы это говорить. Я родился в Гаванях, а не в Тирионе, я не плыл на кораблях, отбитых у Телери, не жег те корабли в Лосгаре, не шел по льду Хелькараске. Но ведь он... Он же мог предупредить!
- Кто он?
- Эонвэ, - выдохнул Эльронд, - у них же были орлы ... И палантиры. У нас был палантир - на Амон-Эребе и у князя Кирдана. Мы успели бы, если бы выступили раньше, всего лишь на несколько дней!
Когда мы прибыли - все было уже кончено. Мы разбили лагерь - неподалеку лагеря победоносного войска. Эрейнион пошел к князю Финарфину - здесь его зовут Арафинвэ. Вместе с Артанис ...
Ясное дело, что их приняли с почестями, и трудно себе представить радость Арафинвэ, который уже не надеялся встретиться с дочерью. Князь Тириона, Великий Князь Нолдор, принял и нас всех - то, что осталось от нолдорской знати. От него мы с Эльросом узнали, что наши родители живы, что мать осталась в Валиноре, а отец, Эарендиль, здесь, и что он великий герой, победитель дракона Анкалагона.
Моргота взяли в плен; Эльдар ходили смотреть на него, особенно те, кто родился в Эндорэ и не мог видеть Валу Мелькора. Майтимо колебался, а потом они с Маглором пошли сами и повели нас. Закованный в кандалы и ошейник великан произвел на меня огромное впечатление - это действительно был сгусток зла, но зла, которое притягивало и завораживало. Он узнал Маэдроса, еще бы. И сказал ...
- Те слова? - спросила Нэрданель грустно.
- Те слова ... А потом засмеялся так, что у меня чуть не заложило уши, и спросил у Маэдроса: «Злорадствуешь, эльфенок? Смотри внимательно, Майтимо: может быть, тебе теперь перестанут сниться мои темницы. Однако есть одна вещь, которая всегда будет тебе напоминать обо мне - клеймо раба на твоей груди».
Майтимо не ответил. Он стоял, словно прислушиваясь к чему в глубинах своего духа. Потом улыбнулся насмешливо, обнял меня за плечо левой рукой и повел прочь.
Вы не поверите, amme, но я почувствовал, да, почувствовал злобу Моргота. Что-то в поведении Майтимо так рассердило божественного пленника, что он даже зарычал от ярости.
- О, он ужасен, - еле выговорил я после, - князь Финголфин был великим воином, если решился вызвать на поединок это существо... Но вы его разозлили, Моргота ... Чем, аtarinya?
- Тем, что не злорадствовал, - ответил Майтимо медленно, - у меня нет жалости к нему, но нет и злорадства.
А земля продолжала дрожать, горы гремели обвалами, а потом, после очередного землетрясения, неподалеку запахло морем ...
Море ... Оно подступило так близко. Лагерь несколько раз переносили с места на место, земля дрожала. Поговаривали, что это следствие вмешательства Стихий, и что часть Белерианда затопит вода.
И вот здесь они впервые заговорили о Сильмариллах.
Они - это Майтимо и Макалаурэ. Как-то вечером мы лежали в их палатке и слушали этот разговор, мы ведь были их пажами и оруженосцами. Лаирасул, как и Наурон, оруженосец Макалаурэ, получили статус дружинников.
Сильмариллы были у Эонвэ - их вынули из венца Моргота, из того венца, который превратили в ошейник. Я до сих пор с ужасом вспоминаю хозяина Ангбанда - Саурон по сравнению с ним малое дитя. Мне приходилось видеть освобожденных пленников - никакие сады Ирмо не вернут им спокойствие духа. Одна только сила воли, возможно. Как у Майтимо ... Только она.
Итак, Камни. Братья решили идти к Эонвэ и требовать у него свою собственность. Вы же знаете, amme, что они были правы - владельцем вещи по нашему обычаю является ее творец, или тот, кому творец завещал свою работу. Даже подаренную кому-то вещь творец мог потребовать назад - правда, никто этим правом никогда не пользовался. Гномы добавили к этому право покупателя, однако, когда они напали на Тингола, они как раз и требовали у него Наугламир по праву творцов, забыв о том, что Финрод Фелагунд, первый владелец Наугламира, щедро расплатился с гномами за работу. «Фелагунда нет, - говорили гномы, - завещания он не оставил, следовательно, Наугламир наш.»
На следующее утро братья собрались и пошли. А вернулись вечером ...
В палатке были только мы - хвала Валар за их маленькие милости. Феаноринги вошли со спокойными лицами, Майтимо даже улыбался уголком рта. И вдруг Макалаурэ упал на расстеленные одеяла, рухнул как сломанное деревце - и застонал, не от боли - от унижения и позора.
Они не говорили, что там было, вслух не говорили, но я посмотрел в глаза аtarinya и оsanwe рассказало мне все ... И то, как они шли лагерем, а на них смотрели Эльдар из войска Эонвэ ... Воины-Ваниар в сияющих кольчугах, Нолдор из Тириона. И сколько они ожидали, пока их соизволили принять. И про короткий разговор, в котором им посоветовали вернуться в Валинор на суд Валар. И о том, как они вышли из той палатки просто в толпу любопытных, и кто-то уже назвал их братоубийцами, словно бросил в спину камень. И как все рассматривали их кольчуги из махтановой стали, потускневшие от времени, своей и чужой крови, и простенькие шерстяные плащи, крашеные червецом в багряное, и как некий мая из приближенных Эонвэ произнес поучительную речь о посрамлении гордыни ... У Майтимо, моего аtarinya, хватило душевных сил на пренебрежительную улыбку, и на поддержку брата, с которым он все время держал осанвэ. Они покинули лагерь победителей, а некоторые из прибывших не постеснялись еще и сказать, что этим князькам было тесно в Тирионе, они искали себе земли и власти, а сейчас они могут назвать своей только ту землю, на которой стоят.
Прибежал Эрейнион; он был тогда у Арафинвэ, и поздно про все узнал. Он обнял Майтимо, но мой аtarinya сказал тихо, но твердо:
- Эрейни, милый, ты же знаешь, что я не терплю, когда меня жалеют.
Два дня Макалаурэ не выходил из палатки. Эльрос был у него, а я ходил за Майтимо хвостиком и пытался услужить как только мог. Ночью Феаноринги долго шептались, я разобрал только, что Макалаурэ готов уже вернуться и пойти на этот суд Валар, а старший с ним не согласен. Вспоминали они Феанаро и погибших братьев, и ту Клятву, которую Майтимо мне как-то повторил, а я запомнил ее дословно ... Утром они уже были спокойны и и даже улыбались - видимо о чем-то договорились. Спрашивать мне было неудобно - обычно у аtarinya не было от меня тайн, но сейчас ...
На третью ночь я проснулся словно от толчка. Эльрос тоже уже сидел на своем одеяле. Земля снова вздрогнула, землетрясения продолжались время от времени, но не это разбудило меня. Феанорингов не было в палатке, это еще ничего не значило, они могли куда-то выйти, может проверить стражу, ибо вокруг лагеря бродили уцелевшие орки, перепуганные, но еще опасные. И тут я подскочил, словно ошпаренный, увидев подле себя медальон, который отдал вам, amme. Медальон Майтимо, где он хранил то, что осталось от его семьи. Все поняв, я открыл защелку. Прядей волос вокруг вашей было семь.
Я надел цепочку с медальоном на шею. Эльрос, уже вооруженный, протянул мне меч. С кем мы хотели драться? Я не знаю. С судьбой, с проклятием Судьи, с самым Эонвэ. Я знал одно - что больше не позволю его унижать. Мы не позволим унижать их. Мы с братом сейчас думали словно одной головой - слова были не нужны, оsanwe тоже.
И мы опоздали, на добро или на беду - не могу сказать. Когда мы выбежали из лагеря, нашего небольшого лагеря, казавшегося таким невзрачным рядом с лагерем войска с Запада, то почувствовали их обоих. Феаноринги шли в обход нашего лагеря, в направлении горной гряды, которая медленно становилась скалистым морским берегом. Долины за ней уже затопило море, а скалы все дрожали, и из трещин в земле вырывался огонь.
Севернее грохотал Тангородрим - вулкан извергался, выплескивая из себя остатки лавы туда, где некогда находился Ангбанд. Словом, ночка была! Но мы не испытывали страха, мы бежали, словно гончие по следу. И вдруг почувствовали - братья разделились.
Эльрос сразу же свернул налево, я направо. Я уже говорил вам о мистической связи: мы даже не усомнились в том, что выбрали правильное направление. Я бежал вперед, бежал из последних сил - и вдруг увидел среди скал знакомую высокую фигуру.
- Аtarinya! - закричал я, - аtarinya!
Майтимо остановился. Он был одет как воин - все в ту же старую кольчугу и червленый плащ. Медленно повернулся ко мне ... В стиснутой левой руке что-то сверкнуло.
О, я сразу узнал этот блеск, знакомый мне с детства. Я бросился к Майтимо, и аtarinya улыбнулся мне, устало и как-то растерянно.
- Дитя мое, - сказал он, - зачем ты пошел за мной?
- Я боялся за вас, - выдохнул я, - я хотел помочь вам. Но вы ... Как вам удалось?
- О, - сказал Майтимо с усмешкой, - воинам с Запада требуется воинская выучка ... Мы с Макалаурэ обезвредили часовых голыми руками.
Я задрожал.
- Никого не убили, - сказал Феаноринг ласково, - успокойся.
- У вас кровь на кольчуге, - прошептал я.
- Моя. Я не мог даже меча добыть ... с Сильмариллом в руке. Оно и к лучшему. Однако, тебе не следует быть здесь, дитя мое. Возвращайся в лагерь.
- А ... А вы?
- Сыночек, - сказал Майтимо, - я должен вернуть Феанаро его камень.
Я понял и испугался.
- Не покидайте меня, - сказал я, - пожалуйста.
- Я должен, милый. Клятва...
Что-то запекло мне в груди, и я сказал:
- Наверное, камень Феанора - большая драгоценность. Из-за одного из этих камней нас покинула мать, бросила на произвол судьбы, чего еще не делала по собственной воле ни одна еllet. Теперь меня покидаете вы, аtarinya. Что ж ... Идите в Туманные Чертоги, но знайте - у вас нет сына!
Майтимо сел на плоский камень, а я остался стоять. Отблески пламени из трещины неподалеку танцевали на его лице.
- Дитя мое, - сказал он, - неужели ты думаешь, что мы с братом были способны похитить Сильмариллы из шатра Эонвэ и исчезнуть оттуда как тени? Нет, нас заметили, и мы уже стали спина к спине и приготовились к последнему бою, но тут появился сам Эонвэ и велел пропустить нас. Он сказал, сынок, что нечистые руки не смогут удержать Сильмариллы, благословенные самой Вардой Элентари. И Эльдар расступились перед нами, и мы смогли уйти ...
Мы были так возбуждены, что не чувствовали боли, но потом почувствовали ее сполна. Посмотри сюда, дитя мое.
Он осторожно положил самоцвет на камень рядом и вытянул левую руку. Я с ужасом увидел почерневшие пальцы и ожог на ладони. Словно клеймо ...
Все злые мысли исчезли из моей головы, словно дым. Я опустился на колени рядом и осторожно прижался щекой к этой израненной руке.
- Дитя мое, - тихо заговорил аtarinya, - я думал все эти годы, много думал - почему сбывается проклятие. Почему нам до победы всегда не хватало таких мелочей: часа времени, лишней сотни воинов? Почему жизнь протекла сквозь пальцы - как пыль, как сон ... Из-за нашей гордыни, как говорит Эонвэ? Гордыня была, чего таить, однако была и просто гордость, и сила тоже была. И понял, наконец - все это случилось из-за одной ошибки. Ошибки нашего отца - великого Феанаро. Ты хорошо помнишь Клятву, сынок?
- От слова до слова, - прошептал я.
- Повтори ее передо мной.
- Пусть,
- произнес я страшные слова, звучавшие здесь, в этом месте, словно удары колокола,
это создание будет нам врагом или другом,
служить Тьме, или Свету,
окажется отродьем Моринготто,
или творением Светлого Валы,
Мая, Эльда, или тем, кто придет за нами,
еще не пробужденным смертным существом,
должны знать они,
что ни закон, ни любовь, ни братство,
ни видимый ужас, ни опасность, ни сама Судьба
не защитит от Феанаро и его сыновей
того, кто будет хранить Сильмарилы в потайном схроне, в собственном доме,
или просто держать в руках.
Мы клянемся родом всем,
что до конца своих дней мы будем нести ему погибель,
и преследовать его до конца света.
Наше слово слышит сейчас Всевышний Эру
и Предвечная Тьма, которая примет душу клятвопреступника.
Свидетели же Клятвы - священная гора Таникветиль,
и Манвэ Сулимо да Варда Элентари!
- Я учил тебя, дитя мое, родословной и истории рода Финвионов, - сказал Майтимо, едва разомкнув стиснутые уста, - с чего начался Исход Нолдор? - С гибели Великого Князя Нолдор Финвэ и похищения Сильмариллов, - ответил я, - князь Феанаро поклялся отомстить за отца и вернуть Камни ...
Я запнулся. Что-то здесь было не так!
- В Клятве, - выдавил наконец, - нет ни слова о мести за князя Финвэ. Только Сильмариллы. Только они ...
- Вот оно, - произнес Майтимо, - это и было ошибкой. Камни. Только они. Отец отказался отдать камни Варде Элентари, чтобы она спасла Лаурелину и Тельперион. О, это были не просто деревья! Они были живыми. Они сияли. Они пели ...
- Луч серебра, - прошептал я, - золота звон. Лаурелина, Тельперион!
- Ради спасения живых существ отец не смог отречься от творения рук своих. Возможно, расколов Сильмариллы, он не смог бы освободиться из объятий черной тоски, и погиб бы - однако спас бы светоносные деревья ценой собственной жизни. Вторая ошибка является продолжением первой - для отца вернуть Сильмариллы стало важнее кровной мести.
Майтимо с усилием поправил мне волосы, выбившиеся из кос.
- Я не хочу, - произнес он, - повторять отцовские ошибки. Я любил Феанаро, я люблю его до сих пор, таким, каким он был - несдержанным, отважным, вспыльчивым, порой исполненным гордыни. Ибо он... Он мой аtarinya. Однако - я многому научился на его опыте. Когда я ради Клятвы штурмовал Дориат и пришел с мечом в Гавани Сириона, я был одинок. У меня была только Клятва, а рядом стояли братья, скованные той же Клятвой. Сейчас у меня есть сын. Дитя мое - выбор за тобой. Я могу остаться здесь, в этом мире, таким, каким ты меня видишь сейчас. Я не смогу защитить себя - эти раны не затягиваются. Я не смогу защитить тебя - ты еще совсем юный. Я не смогу защитить Камень - от Людей, или Гномов, для которых это лишь драгоценность, и не более. Пусть со мной останется кучка Эльдар, из тех, кто не захочет возвращаться на Запад - какое я имею право смотреть на то, как за меня будут гибнуть другие? Я имею только два пути на выбор, дитя - остаться с тобой в Эндорэ: слабым, беспомощным, дважды заклейменным. Клеймо на груди от Моргота, клеймо на ладони - от Валар ... Разве что на лбу у меня не написано - «братоубийца». Или - вернуться в Валинор. Вместе с братом и вами, нашими детьми. На суд Валар. Мне безразличен приговор, я уже знаю, каким он будет - пожизненное позорище. Здесь или там. Я вытерплю это, дитя мое, ибо ныне тебе нужен аtarinya. Пусть спустя время ты увидишь Эарендиля, победителя дракона и спасителя Средиземья, и голос крови заговорит в твоем сердце, и ты отвернешься от меня, потому что дети, как и женщины, любят победителей - я никогда не пожалею о своем решении. Только нужен ли тебе будет приемный отец, который нарушил Клятву, и тем растоптал воинскую честь и гордость Нолдо?
В ту минуту моя юность рассеялась над тем ужасным местом и осыпалась пеплом. Я постарел на сотни лет. И я сделал выбор.
- Князь Нельяфинвэ-Майтимо, - произнес я, - делайте то, что велит вам сердце, и сохраните воинскую честь. Я же, ваше дитя, хоть и не кровное, буду любить вас всегда - здесь и в Туманных Чертогах. Вы уходите не одиноким - у вас есть сын.
И Майтимо обнял меня обожженной рукой, и мы сидели так во вспышках огня. Долго сидели. А потом он встал, и я встал тоже.
- Помоги мне, оруженосец, - сказал аtarinya.
И я помог ему снять плащ, кольчугу, и пояс с мечом. И заплел рыжие густые волосы в одну тяжелую косу - так, как он любил: волосок к волоску. И принял от него дар - золотое кольцо в виде цветка, которое Келебримбор сделал когда для милого родича, а также - меч работы Феанаро, нож той же работы и кольчугу махтановой стали. И поцеловал его в последний раз, а он сказал, что благодаря мне он узнал, какова любовь отца к сыну, и благодарен мне за это - до конца света. И что он и в Мандосе будет думать обо мне, и это не даст угаснуть его духу.
Наконец он оторвал меня от себя, ибо я не хотел выпускать его из объятий навстречу гибели. Я не знал, что он собрался делать, ведь все оружие Майтимо отдал мне. Аtarinya взял Сильмарилл, лицо его застыло, но не выказало боли. И приказал мне сидеть на месте, и не идти за ним.
Но я таки пошел, крадучись, за стройной фигурой в черном бархате. Майтимо легко шагал по камням, гордо подняв голову ... А впереди зияла трещина в скалистой поверхности, из которой вырывался огонь. И я понял, и в отчаянии упал на горячие камни, а мой аtarinya подошел к пропасти, поднял к звездам руку с зажатым в ней Сильмариллом, выкрикнул имя Феанаро, и кинулся вниз.
Эльронд внезапно оборвал рассказ. По застывшему лицу Нэрданель катились слезы, которых она даже не пыталась вытереть.
- Что я наделал, - сказал гость с отчаянием, - для чего я говорил об этом!
- Нет, я хотела слушать, - возразила женщина, - я хотела. Значит, так ... Мой первенец, мой Старший ... Воинская честь ... О, мое дитя!
- Вы ... - спросил Эльронд осторожно, - вы разве не знали, как ...? Ведь я рассказал его воинам, и многим другим Эльфам, и некоторые из этих Эльфов отплыли на Запад.
- Я же мало с кем говорила, - сказала Нэрданель устало, - но ты не переживай, дорогой гость. Эти слезы облегчат мне душу - я заплакала впервые от Исхода Нолдор. Ты любил моего Майтимо, ты был ему хорошим сыном, дитя мое. Поэтому я буду любить тебя, как любила и люблю своего Тьелпэ. И буду любить твоего брата, Эльроса, который был хорошим сыном моего Макалаурэ. Он наверняка погиб, твой близнец, потому что ты прибыл сюда один. Или, может, он не захотел возвращаться?
- О, я расскажу об этом, - сказал Эльронд, отвернув голову, чтобы не смотреть, как его собеседница осушает глаза белым платком, - если вы захотите слушать дальше эту грустную повесть.
- Говори, - сказала Нэрданель, - я должна знать.
- Я лежал, - вздохнул Эльронд, - лежал на этих камнях до утра. Это чудо, что меня не сожрала какая-нибудь тварь, сбежавшая из разгромленного Ангбанда. Я не плакал - дух мой покрылся ледяной корой, под которой и находится сейчас. Той ночью умер Эльронд, сын Эарендиля, названный сын Маэдроса, а родился тот Эльронд, которого знает ныне Средиземье - Эльронд Мудрый без чувств и сердца. Сильный и справедливый, исполненный покоя. Никто не знал, чего стоил мне этот покой.
Тогда, лежа на горячих камнях, возле пропасти, в которую шагнул мой отец, я дал Клятву, призвав в свидетели силы Света и Тьмы. Я дал Клятву вызволить из Туманных Чертогов своего аtarinya, и всех Нолдор, чьи души сущи в Мандосе, ибо без родственников и друзей Майтимо не будет счастливым, а если уж освобождать - то всех, какое я имею право выбирать.
- О, неразумный Нолдо, - прошептала Нэрданель, - что ты натворил!
- Я все сделал верно, amme, - невозмутимо ответил Эльронд, - утром я завязал дарованное мне оружие в плащ Маэдроса и вернулся в наш лагерь, где и поведал Эрейниону, что случилось. Сын Финдекано заплакал, а я не смог выдавить из себя даже слезинки. Моего брата не было в лагере и между нами стояла стена аvanire. Однако - я уже говорил о той связи, которая была меж близнецами. И я отправился на тот скалистый обрыв, что стал берегом моря.
Искал я долго. Наконец встретил - но не брата, а отряд Эльдар из прибывших с Запада, которые обыскивали местность, истребляя уцелевших орков. На мои вопросы они ответили, что видели некоего полубезумного Эльфа с арфой, игравшего волнам и ветру. Это было более похоже на Маглора - но потом я вспомнил обугленную руку своего аtarinya и вздохнул. Макалаурэ не смог бы сейчас играть волнам и ветру ... Итак - певца уже нет, единственный Феаноринг, у которого душа была нежна, как цветок, отправился в Туманные Чертоги, ступив вниз со скалистого обрыва - в воду, не в огонь. А на его арфе с золотыми струнами играет мой брат, полубезумный от горя.
Эльронд встал, попросил прощения и быстро вышел. Через минуту он вернулся, неся в руках тот самый сверток, с которым он пришел в дом. Когда ткань упала, арфа грустно зазвенела золотыми струнами, словно вспомнив дом и хозяйку.
- Узнаете? - спросил он.
- О, это арфа Макалаурэ, - грустно подтвердила Нерданель. Она уже не плакала, отдавшись какой-то светлой грусти, переплетенной с воспоминаниями.
- У моего брата, - продолжил Эльронд, - была с его аtarinya такая же грустная беседа. Певцу было еще хуже, чем его брату: он мог держать меч в левой руке, однако, на арфе бы играть уже не смог. Quentaro без арфы - что может быть более страшным. Эльрос был свидетелем его погибели, как я был свидетелем погибели Майтимо, и Макалаурэ оставил ему три дара: кольчугу, арфу и меч.
В поисках я провел несколько дней и ночей, а потом еще столько же мы добирались до лагеря. Когда, грязные и уставшие, мы с братом вошли в шатер Эрейниона, то сразу поняли - что-то случилось.
Келебримбор лежал в углу, на расстеленных одеялах, отвернувшись от всех. Ему было труднее всего - он потерял последних из его семьи. Последний потомок Феанора остался сейчас в мире один. Рядом сидела Артанис и готовила ему quenilas. Ее лицо было таким, что я невольно отвел глаза. Ужасная красота - иначе не скажешь. Нервен была зла, такая злая, что ее ярость будто звенела в воздухе. Келебриан притихла рядом. Мне неловко об этом говорить, но именно в этот день я впервые обратил внимание, какой бездонной синевы глаза у дочери Галадриэль.
Эрейнион тоже был здесь, вместе со своей сестрой Эрнис. Он обнял нас и сказал грустно:
- О, все меньше и меньше ... И Макалаурэ?
Эльрос молча кивнул головой.
- Из старшего поколения - одна только госпожа Артанис, - произнес сын Финдекано, - а с нею мы с Келебримбором, двоюродные братья...
- И сестры ... - прошептала Келебриан, а Эрнис вздохнула и обняла ее.
- И вы двое, потомки Тургона. Словом - те, кто родился здесь. Справедливости оказалось слишком достаточно.
- Они отпустили Саурона, - бесцветным голосом сказала Артанис, - они его отпустили.
Я не понял, а поняв - сел на одеяла. Саурон, Черный Мая, был редкостной тварью уже в те времена, это он пытал Майтимо, а Финрода, любимого брата Артанис, после страшных мук обрек на не менее ужасную смерть, и с ним погибли еще десять воинов, лучшие из Нарготронда. Эти знатные пленники были не единственными, кто принял смерть от лап Черного Мая; говорили, что тварь наслаждалась созерцанием пыток. Саурон отдавал на муки и Людей, и даже Гномов. Рассказывали о страшных опытах, которые он проводил над душами пленников, это по его вине пал Гондолин - Маэглин, мой родственник, и сын сестры Финдекано, вельможной Арэльдэ, попал в плен, будучи во власти черной тоски от несчастной любви. Последствия известны - злосчастный Маэглин согласился сотрудничать с тварями, единственный Эльф за сотни лет, и погиб сам, но погубил Гондолин.
- Да как же ... - услышал я голос Эльроса.
- Саурон, - сказала Артанис, - хитрая бестия. Он пришел сдаваться в плен. Сам пришел, ведь для подобных ему позор - пустой звук. И милосердный Эонвэ приказал ему явиться на суд Валар ... По собственной воле. Понятное дело, что на Запад это исчадие Моргота не отбыло.
Я сидел молча. В голове у меня иголкой застряла мысль, что Майтимо с братом тоже предложено было явиться на суд Валар. Устами Мая Эонвэ говорила божественная справедливость, и она, эта справедливость, сравняла тварь, которая калечила Арду вместе с Морготом, и защитников Арды, которые хоть и совершали трагические ошибки, но никогда не были на стороне зла.
- О, - произнесла Артанис, - Валар позаботились, чтобы жизнь в Эндорэ не была скучной. Тогда, в Валиноре, они позволили Морготу свободно гулять Благословенным Краем, пока он не натворил столько зла, сколько уже не смог вынести Аман. Теперь здесь оставили Саурона ... Для чего?
- Потому что мы еще живы, - нараспев произнес Келебримбор, внезапно поднимаясь на локте, и оборачиваясь к нам, - ибо последний потомок Феанора еще не умер от оружия, пыток и горя.
- Келебримбор, милый, - сказала Артанис, - может тебе стоит вернуться на Запад? Ведь разрешение...
- Разрешение? - горьковато спросил Келебримбор, - разрешение жить на Тол-Эрессеа, а наши родные вынуждены будут умолять Телери, чтобы их доставили до этого острова, дабы повидаться с родственниками? Я вынес бы любой позор, но не потерплю позора моих близких, которые совсем не виноваты в том, что произошло некогда в Альквалондэ.
- Может, погибшие Телери уже вернулись из Мандоса, - прошептала Келебриан, - и все давно забыто?
- Телери перевезли войско Запада, - сказал Келебримбор, - а сами даже не ступили на берег Эндорэ, чтобы не воевать рядом с Нолдор. Рядом с теми Нолдор из Тириона, которые совершенно неповинны в той злополучной стычке. Лучше я погибну здесь, в Эндорэ, чем буду в Амане извиняться перед каждым встречным Телери только за то, что я Нолдо.
Он снова упал на одеяла, и спрятал лицо в ладонях, шепча имена сыновей Феанора, оплакивая как тех, что погибли сегодня, так и тех, кто погиб ранее. А мы сидели, сидели молча, и наконец Артанис начала петь тихо, едва слышно. Петь погребальную песнь, и стоном отозвалась на ее звуки арфа Маглора...
Мы пели всю ночь, а наутро нас посетил посланец Эонвэ, золотоволосый воин-Ваниа, и сказал, что полководец хочет видеть сыновей Эарендиля. Воин назвался Глорфиндейлом, другом князя Тургона, тем самым, кто погиб в бою с барлогом, позволив беженцам спастись и добраться до Гаваней. Мы с братом посмотрели на Эльфа, который прошел через смерть и воскресение, с умеренным интересом - раньше мы не сводили бы с него глаз; потом пошли в опустевший шатер Феанорингов, вымылись, оделись в чистую одежду, препоясались мечами работы Феанаро и пошли в соседний лагерь.
Эонвэ принял нас милостиво. Рядом с ним мы увидели мужчину крепкого телосложения, явно полукровного. Мы поняли, кто это, однако ничто не шевельнулось в наших сердцах. Эонве назвал сего мужа Эарендилем, и мы склонили колени перед победителем дракона, а тот заплакал, увидев, как выросли его сыновья.
Эонвэ сказал, что Белерианд уйдет под воду весь. Это было для Нолдор еще одним ударом - все священные для них места, политые кровью родственников, должно было затопить море. Однако на наших с братом лицах не дрогнул ни один мускул. Я сам удивлялся нашему спокойствию, покою смерти, который затем все принимали за спокойствие мудрости.
Нас спросили, хотим ли мы отправиться на Запад, и мы вежливо отказались, чем разбили сердце Эарендиля, который надеялся вновь объединить семью. Тогда Эонвэ предложил нам выбирать судьбу, ведь мы тоже были ... ну, почти полукровные. Мы должны были выбрать, кем остаться в этом мире - Эльфом или Человеком. Я не знаю, всем ли лицам смешанной крови предоставляли право такого выбора: Диор погиб раньше, чем ему могли предложить этот выбор, а у Эарендиля и у Эльвинг я об этом просто не спрашивал, как и у Элуреда с Элухилом, которые отбыли на Запад сразу после Войны Гнева. Так, по крайней мере, рассказал мне Орофер.
Выбор должен был быть полностью добровольным. Эонвэ сказал, однако, что для тех Аданов Белерианда, которые пережили тяжелые времена, и не стали служить Злу, в возмещение утраченных земель будет создан и дан им во владение прекрасный остров у новых берегов Эндорэ. И что жить они будут долгий век, исполненные мудрости и силы. И что им нужен князь - князь с эльфийской кровью в жилах, но не Эльф, чтобы не вводить Людей в искушение уничтожить бессмертного правителя.
- Я выбираю человеческую судьбу, - сказал внезапно Эльрос, - и тот прекрасный остров.
- Нуменор, - мягко подсказал Эонвэ. Я стоял в каком-то страшном оцепенении, я понял брата. На минуту мне захотелось сделать то же, но я напомнил сам себе - Клятва.
- Я выбираю судьбу Эльфа, - сказал я, - и память Бессмертного.
Не знаю, понял ли меня Эарендиль, а вот Эонвэ понял слишком хорошо. Ибо на груди у меня висел медальон, на котором переливалась алмазным блеском Звезда Феанора.
- Дети мои, - сказал Эарендиль, - вы же разлучаетесь навеки!
- Так суждено, - отозвался я, а в голове прозвучало погребальным звоном:"от оружия, пыток и горя".


Вот и все, милая госпожа Нэрданель, я поведал вам о том, что касалось ваших сыновей. То, что было дальше со мной, не так важно, да и долгая это история - на две эпохи ... Проклятие шло за нами, уцелевшими, следом - я видел, как орки подняли на копьях растерзанное тело замученного Сауроном Келебримбора, и я удержал, удержал свой отряд от немедленной атаки и окончательного разгрома ... На моих руках умирал Эрейнион, отважный сын отважного отца, прозванный Гил-Галадом, Звездным Светом, и у меня перед глазами погиб Элендиль, человеческий потомок моего брата. А Эльроса я похоронил гораздо раньше, и дух его отправился непостижимым путем Людей. Я видел также падение Нуменора, когда все его невзгоды и боли смыло одной большой волной, и в голове моей, как удары колокола, билось одно - справедливости стало слишком достаточно.
Я возмужал в бесконечных битвах, которых могло бы и не быть, если бы не непостижимое для меня милосердие Эонвэ. Собственно, Саурон погубил и Нуменор, нашептав последнему его князю мечту о бессмертии. Я женился на Келебриан - а на ком я еще мог жениться, как не на такой как сам, проклятой еще в материнской утробе. Я дружил с Трандуилом, потому что он сражался левой рукой, как и я, хотя никогда не вспоминал, почему ... Я следил за уцелевшими потомками Эльроса и взял на воспитание последнего из них, мальчика, лицо которого напоминало мне брата, хотя Дунандан Арагорн, прозванный мной Эстелем, совсем не походил на Эльфа с виду, а душа его была душою воина. Однако, мне всегда почему-то казалось, что в нем живет душа Эльроса, потерявшая память, путешествуя от тела к телу, счастливая, ибо ей уже не болит предательство матери, не мучают воспоминания о гибели Макалаурэ, не звенит ночами арфа с золотыми струнами. А затем Эстель признался мне, что любит Арвен, мою единственную дочь, утешение моего сердца. Я люблю своих сыновей-соколов, но Арвен для меня была смыслом жизни.
Я не послал Арагорна, как мой предок Тингол, за драгоценностями из короны Саурона, тем более, что тварь, которую уже не раз розвоплощали, имела ныне вид Багряного Ока на вершине башни. Какая там уже корона ... Но я сделал хуже - я сказал Эстелю, что моя дочь выйдет замуж только за князя Гондора, государства, которое было наследником Нуменора. В ту минуту я ничем не отличался от своего и его предка Тингола, потому что задача эта для Адана из древнего, но почти угасшего рода была непосильной.
Арагорн выполнил её. Мой Эстель принимал участие в Войне Кольца, был среди хранителей Кольца, которых я назвал Братством. Четверо хоббитов, двое Людей, Эльф, Гном и Истари - Мая в человеческом теле. Им удалось сделать невероятное - заклятый перстень исчез с лица земли.
Никто не знает, как мудрый Эльронд, чей дом был в Эндорэ последним безопасным приютом, сидел у ложа хоббита Фродо, раненного чародейским клинком воина-призрака, страшного порождения Саурона, и держал в руках Великое Кольцо, которое Саурон сделал, вызнав у Келебримбора тайну изготовления артефакта. О, я не прикасался к Кольцу руками, я нанизал его на цепочку. Я смотрел, а Кольцо нашептывало мне соблазнительно о возможности выполнения Клятвы. Только я понял, что, когда я признаю себя его хозяином, а скорее - слугой, то мне станут безразличны все, кроме себя самого, и мой аtarinya тоже станет безразличен. И я спрятал тогда Кольцо, и начал собирать Большой Совет, и снаряжать Хранителя.
Я потерял Келебриан, думал, что потерял ... Однако, хотя бы в этом мне повезло: vanimelde жива, и, кажется, здорова. Я потерял дочь - Арагорн стал таки князем Гондора, стал вполне заслуженно, и Арвен приняла судьбу смертной, и осталась с ним там, в городе из белого камня, который назывался Минас-Тирит. Несчастливое название - сказал бы Финрод Фелагунд, но Финрод не возвращался в Эндорэ после своего воскресения.
Я оставался в Эндорэ до последнего, потому что всё время искал возможность для выполнения Клятвы. И я ее нашел, amme.
Нэрданель посмотрела на гостя с недоверием, но в ее глазах вспыхнули искры безумной надежды.
- Дней через семь, - мягко сказал Эльронд, - у княгини Анайрэ состоится бал. Вы приглашены ... не только на бал - вас пригласили в заговор. Не боитесь?
- А ты как считаешь? - спросила Нэрданель, глядя ему прямо в глаза.
- О, этот взгляд Майтимо, - произнес гость, - Конечно, нет. Однако, я должен вас покинуть, потому что мы разговаривали несколько часов, и вам нужен отдых. Я оставляю вам арфу - здесь ей будет уютнее. Будьте отважны, милая госпожа. Мы одолеем всё - даже проклятие.
Он ушел, а Нэрданель взяла на колени арфу, сделанную Феанаро для своего талантливого сына, защищенную заговорами от тлена, положила руки на струны и сказала под их тихий звон:
- Эстель ... Надеюсь без надежды.



Следующие несколько дней прошли в давно забытых, но таких приятных хлопотах. Нэрданель вновь призвала к себе тех жен и дев, которые некогда сопровождали на званые балы княгиню Первого Дома, а также свою невестку Лехтэ - жену пятого сына Куруфинвэ-младшего и мать Келебримбора.
Когда Нэрданель объявила всем этим печальным вдовам и нареченным, что они идут на бал, жены и девы сначала оцепенели, потом удивились, потом разгневались, а потом начали торопливо шить и примерять новые платья. Влияние княгини на её придворных дам могло сравниться только с влиянием ее супруга на их возлюбленных. К началу бала платья были сшиты - из различных оттенков багряного, с черной кружевной каймой; прически сделаны, лошади, принадлежавшие Дому Феанаро, повинуясь неслышному зову, прибежали с зеленых угодий, где паслись вместе с табунами Валы-охотника Оромэ, и Нэрданель, окруженная пышной свитой, отправилась в усадьбу князя Нолофинвэ.
Она не была там давно, очень давно - еще с тех времен, когда ее муж насмерть поссорился со своим братом, и даже угрожал ему мечом. Анайрэ приходила к ней сама - поплакать вместе; вернее, плакала одна только Анайрэ, Нэрданель сидела с сухими глазами, и утешала подругу красивыми словами, но с годами Анайрэ стала приходить все реже и реже, особенно, когда в ее пустой усадьбе поселились Итарильдэ с Туором. Да и Эарендил, поселившийся в Белой Башне на берегу моря, к которой, после гибели Нуменора и изменения явного мира, был навечно привязан знаменитый воздушный корабль «Виниглот», очень часто гостил у родных. Правда, без жены - Эльвинг не желала даже знакомиться со своей нолдорской родней.
Поэтому на балу были лишь Нолдор, чему Нэрданель только обрадовалась. Она думала, что в честь возвращения родственников Анайрэ посетят Синдар из Нового Дориата - Эльвинг, ее братья... Появления Элу Тингола она не боялась, потому что знала первого князя Дориата еще с тех времен, когда он звался просто Эльвэ. Однако, дориатцы праздник проигнорировали. Анайрэ с довольно ехидной улыбочкой сказала, что в Новом Дориате был свой праздник в честь родичей, и Эльронд, ее драгоценный отпрыск, там был, вместе с сыновьями и милой Келебриан. Вернулся же он оттуда с таким выражением лица, будто в который раз неудачно штурмовал Барад Дур, или что они там брали приступом вместе с погибшим сыночком ее Финдекано. Кстати, у нее, Анайрэ, есть для милой подруги небольшой сюрприз, и сейчас она его покажет.
Небольшой сюрприз оказался юношей - Синда невысокого роста, и одетым на военный лад - только что без меча на боку. Видно было, что как раз меча ему и не хватает - настолько он к нему привык. Анайрэ сказала, что Синда зовется Ант, на синдарине это означает - дар, поэтому она и позволила себе эту невинную шутку.
- Меня зовут Ант Доронинг, - сказал юноша нараспев, - и я не Синда, я Нандо. А вы, госпожа, наверняка мама князя Маэдроса. Вы так на него похожи. То есть - это он на вас ... Ох ... Извините!
Нэрданель напряглась, продолжая мило улыбаться. Она еще не перестала вздрагивать, когда кто-то из прибывших начинал говорить о ее сыновьях.
- Я из семьи бродячих Нандор, - говорил между тем Ант на изысканном Квэнья, - мои родные погибли еще при свете звёзд - их растерзали твари. Меня спас Финдекано, сын высокочтимой княгини Анайрэ, супруги и матери воинов. Я имел честь знать и князя Нэльяфинвэ, прозванного в Эндорэ Маэдросом, и неоднократно общался с ним как в Дор-Ломине, так и в Химринге, а также лично знал его шестерых братьев. Князь же Маэдрос считал меня своим хорошим другом, ибо князь Финдекано относился ко мне, как к собственному сыну, и разрешил называть себя аtarinya. Рождение Эрейниона, милого моему сердцу, не изменило их ко мне отношения. Поэтому я ныне посетил госпожу Анайрэ, как названную родственницу, о которой столько слышал добрых слов от своего аtarinya, но судьба оказалась милостивой настолько, что дала мне возможность познакомиться и с матерью первого мечника Эндорэ.
- Первый мечник и первый лучник, - сказала Нэрданель, невольно переведя дыхание, - они и здесь были неразлучны - Майтимо и Финдекано. Ты давно прибыл сюда, дитя мое?
«Еще при свете звезд, - пронеслось у нее вдруг, - погибли его родители. Он должен быть лишь ненамного моложе моих Амбаруссар. Однако у него глаза юноши...
- Я погиб в бою, - гордо сказал Ант, - погиб с честью, рядом со своим аtarinya Финдекано. Когда я покинул Эндорэ, он был еще жив, хотя дела наши были совсем плохи. Но я надеялся ... там, в Туманных Чертогах. Все время надеялся. А потом мне объявили, что я могу вернуться в мир вместе со всем своим родом. Но я спросил, здесь ли мой аtarinya Финдекано, ибо, если он тогда был убит, то я могу и подождать, чтобы выйти вместе с ним. Но мне было сказано, что большинство Нолдор останутся в Мандосе надолго. А когда я заявил, что никуда не пойду, то меня просто выгнали из Туманных Чертогов, словно нетрезвого вастака из придорожной харчевни!
Нерданель внезапно засмеялась молодо и звонко, и прижала немного растерянного юношу к себе.
- Ну, что я такого сказал? - спросил Ант неловко, - может, вы не знаете, кто такие вастаки? Это отвратительные существа, вероломные предатели, и говорить о них - пустая трата слов. Но я до сих пор возмущен, и поэтому...
- Вы, - сказала Анайрэ загадочно, - потанцуйте, а потом идите оба к вон той беседке. Так попросил Эльронд.
Ант подал руку Нэрданель, приглашая на танец. Ellet оперлась на эту руку так, как, наверное, опирались на руки воинов девы и жены Нолдэ, чтобы забыться в танце между двумя битвами, и еще раз пожалела, что не отправилась тогда вместе с сыновьями, махнув рукой и на Феанаро, который ей это запретил, и на своего отца Махтана, который грозил ей немилостью Аулэ.
Ант танцевал прекрасно; Нэрданель узнала знакомую выучку - юношу, наверное, учил сам Финдекано, а, может, и ее Майтимо, которые в свое время были украшением всех балов Тириона. Волосы молодого воина были заплетены в две косы, так, как это делал его названный отец, светло-серые глаза исполнены восторга - еще бы, он танцует с родственницей "самого Маэдроса". Милое дитя, подобранное когда-то Финдекано рядом с телами погибших родичей... Неужели и теперь будут говорить, что Нолдор творили лишь только злые дела? Эльронд, давший безумный обет ради её Майтимо, неведомый ей Эльрос, который ушел в небытие,чтобы избавиться от страшной памяти о гибели Макалаурэ. Этот Ант, воспитанный сыном Анайрэ. Таких, наверное, было много там, на том берегу- среброволосых воинов, идущих рядом с Нолдор, сжимающих в руках мечи и луки, мечтающих об Обновленной Арде, где Эльф никогда не станет добычей тварей... Почему же здесь говорят только о беде, забывая о подвигах и славе? Справедливости нет на свете!
В беседке, куда после танца привел ее Ант, за столом, освещенным лампой Феанаро, уже сидели двое - Артанис и Финдарато. Брат и сестра смотрели друг на друга так, что их можно было принять за влюбленных. Даже руки переплели. Финдарато ласково кивнул Анту, и тот поклонился ему, а Артанис поцеловал руку, назвав ее аrphen brennil, на что Нэрвен посоветовала ему оставить эти «дориатские церемонии» и нежно поцеловала в лоб. Юноша действительно прекрасно знал нолдорских вельмож - даже насмешливая Артанис, видимо, любила молодого эльфа. Он еще раз повторил свою историю, почти в тех же выражениях, и Артанис засмеялась, когда юноша рассказал, как его выгоняли из Мандоса.
- Действительно, - негромко сказал Финдарато, - справедливость иногда бывает довольно загадочной. Я в Тирионе, радуюсь теплу, свету, любви родителей, любви Амариэ, теперь ко мне вернулась сестра ... А мои десять воинов, вместе с которыми я прошел через темницы Тол Гаурота - до сих пор в Мандосе. И я даже не спросил о них, когда меня выпускали - я думал, что встречу их здесь.
- Ты обращался в Круг Судьбы? - спросила Артанис.
- Мне объяснили, - сказал Финдарато с горьковатой улыбочкой, - что я, мол, пожертвовал собой ради Человека, я, эльфийский князь, я совершил поступок, невероятный для Эльфа, и поэтому я здесь, а мои воины, мол, только шли за своим королем, и поэтому ничего необычного не сделали.
- Как это так! - вскинулся Ант, - если посчитать, сколько раз Эльфы Хитлума жертвовали собой ради Людей ... Хотя бы тогда, когда нам удалось вырвать старого Лориндола из орочьих лап. Адан-то все равно умер, но, по крайней мере, на руках у сына, а не под пыткой. И ради того, чтобы вынести с поля битвы смертельно раненного человека, погибло с десяток наших лучников, которые прикрывали отход!
- Тут, милый Ант, свои понятия о справедливости, - сказала Артанис с такой улыбочкой, что Нэрданель подобралась внутренне, и посмотрела на племянницу уже совсем другими глазами, - вы всего лишь спасали командующего войском Аданов Хитлума, а мой брат - самого Берена, похитителя Сильмарилла.
- Хотел бы я, - не удержался Ант, - чтобы в меня влюбилась дочь Майэ, которая помогала бы мне в опасном походе. Похититель Сильмарилла! Да он без Лутиэнь не прошел бы и полпути к Ангбанду!
- О, не надо, молодой воин, - сказал Финдарато грустно, - развенчивать легенду. Пусть она живет в песнях - это повесть о двух влюбленных. Мы здесь совсем для другого ... О, а вот и Эльронд.
Эльронд зашел в беседку, и Нэрданель сразу же увидела, что сейчас в нем взяла верх кровь Нолофинвэ. Уже достаточно изучив своего гостя и родича, Нэрданель поняла, что у мудреца из Ривендейла тяжелый, сложный характер потомка Финвэ - огонь Феанаро у него пылает под толстым слоем льда, в которую всегда был закован дух Нолофинвэ. А еще глубже таится нежность и тихая грусть, которыми всегда отличался Арафинвэ. Единственное, чего не было в этом загадочном Эльфе - это чистосердечного веселья Эльфов-Авари, которое не могло стереть даже показное высокомерие бывших дориатцев. Зато быстроты действий, не свойственной Эльфам, хватало с лихвой. Не суеты, нет, но он все делал быстро, слишком быстро для Эльда, который привык считать время сотнями лет. Не успел прибыть - и уже организовал ... заговор, да, заговор против справедливости Судьи Намо!
- Мои сыновья, - сказал он без предисловий, - будут нашей охраной. Мы можем говорить без свидетелей.
Нэрданель сразу же почувствовала себя на войне. Или - в осажденной крепости. Или ... Как там ей рассказывали: "Тиелкормо, мы можем говорить без свидетелей. Ты женишься на Лутиэнь, и в конце концов Дориат будет твоим. С меня же хватит Нарготронда. Этот блаженный Финдарато, который готов пожертвовать собой ради смертного, никогда не вернется назад».
Финдарато ... Финдарато уверял ее, что простил её недостойных сыновей. Финдарато никогда не лжет. Однако, при слове «заговор» Нэрданель невольно начинала думать, что они делают нечто запретное, а значит плохое.
«Эльронд спросил меня, не боюсь ли я. Но я боюсь ... Боюсь, что ради спасения моих детей мы разбудим какое-то большое зло. Эльронд продумал все - Артанис и Финдарато стремятся освободить из Мандоса остальных своих братьев и десятерых нарготрондцев, Ант Доронинг стремится увидеть своего князя и аtarinya, сыновья Эльронда по мановению его руки пойдут на смерть, не спросив даже, зачем, Анайрэ покрывает заговорщиков, ибо у нее в Мандосе три сына и дочь, и внуки там, и ее возлюбленный Нолофинвэ ... Но я уже видела, чем закончилось выступление против воли Валар. Неужели произойдет еще одно братоубийство, во главе которого встанет этот Эльф с холодными, как сталь, глазами? Он родился на войне, его брали в заложники, он вырос во вражеском стане и полюбил своего похитителя больше, чем кровного отца, он всю жизнь воевал, а тут Тирион - город, который никогда не слышал звуков битвы. Что он задумал? Взять кого-нибудь в заложники и требовать справедливости? Великого Князя Арафинвэ, например... О нет, я безумна, ведь здесь дети Арафинвэ. Но тогда - что?"
- Дорогие родичи, - говорил между тем Эльронд, и Нэрданель отметила, какой гордостью вспыхнуло лицо юноши-Нандо. Чистосердечного юноши ... Эльронд теперь может послать его с мечом на валарауко, и Ант пойдет, и погибнет с улыбкой. - мы собрались здесь, чтобы обсудить одну-единственную проблему. Она касается наших родных там - в Туманных Чертогах. Вы сами понимаете, что мы не можем ставить нашим покровителям свои условия, а тем более - учить справедливости Судью Намо. Более того - представьте себе, что Валар все таки склонили свой слух к нашим мольбам, и открыли врата Мандоса. Нолдор выйдут на свет - выйдут те, кто погиб в битвах, кто был замучен в застенках Ангбанда и в подземельях Мордора. И что они увидят здесь? Клеймо братоубийц, и презрительные усмешки тех, кто никогда не видел горя? Жизнь на каком-нибудь острове, или в руинах Форменоса? Будут ли они здесь счастливы? О, нет ... Кто вкусил войны, кто прошел через адские муки и умер, не осквернив чести, просто зачахнет здесь, в Благословенных Землях, где время остановилось навеки.
Мы, Нолдор, - воины и творцы, нам нужно чувствовать себя защитниками, полезными миру, или, по крайней мере - своему роду. Нам действовать нужно, а не только танцевать и славить Валар звонкими песнями. И поэтому я предлагаю другой выход - повернуть время вспять.
Нэрданель обвела заговорщиков удивленным взглядом. Однако Финдарато лишь понимающе улыбался на эту безумную речь, Артанис слушала внимательно и напряженно, а Ант Доронинг задумчиво накручивал на палец кончик косы.
- Я две эпохи думал над этим, - говорил ровно Эльронд, - кое-какими мыслями я поделился со своей родственницей Артанис. Правда, она считала это невозможным, пока не увидела Великое Кольцо.
Я рассказывал присутствующей здесь вельможной госпоже Нэрданель, как сидел у ног Майтимо в последний час его явной жизни, и как он поведал мне, с чего начались беды Нолдор. Без него я не смог бы определить эту точку, с которой события могут пойти по-другому. Я начал бы с Альквалондэ, я попытался бы сделать так, чтобы эта братоубийственная схватка никогда не состоялась. Однако - это поздно, слишком поздно. Даже если бы Феанаро решил строить корабли самостоятельно или приказал всем отправляться в обход, через Хелькараске, все равно произошло бы несчастье - разногласия с Нолофинвэ и его Эльдар, неизбежные жертвы Ледяного Похода, в которых все бы обвинили Первый Дом, братоубийственная война - между самими Нолдор. Нет, беды Нолдор начались с той минуты, когда Великий Феанаро не смог пожертвовать творением своих рук, а значит своей жизнью и душой ради спасения Лаурелины и Тельпериона. Так думал Майтимо, так думаю я...
Я рассказал об этом Келебримбору. И внук Феанаро взялся сделать невозможное - сотворить артефакт, способный заставить повернуть время вспять.
Мы, Нолдор, привыкли вкладывать Силу в красивую оболочку. Келебримбор творил перстни, в которые вложена была Сила Стихий. Нарья - Сила Огня, Ненья - Сила Воды, Вилья - Сила Воздуха. Должен был еще быть четвертый, самый мощный перстень - Сила Арды, сила Земли, защитниками которой мы являемся.
Понятное дело, что Келебримбору не сразу удалось сотворить такое чудо. Он выковал шестнадцать колец, пока добился совершенства. Однако, ни Артанис, ни Эрейнион не подозревали, что рядом с ним притаилась тварь, которая выдавала себя за Майя из Валинора. Майя в человеческом теле. Тварь настолько была уверена в себе, что даже назвалась Аннатаром - именем, созвучным настоящему.
- Артано! - вырвалось у Нэрданель. - О, мой несчастный внук!
- Саурон взялся помогать Келебримбору советами, и поселился в его дворце Бар-и-Мирдайн в граде Ост-ин-Эдиль, что в Эрегионе. Он хорошо все рассчитал, не учел только одного - Келебримбор вовсе не считал Майяр из Валинора выше себя. Он не забыл Войны Гнева, и гибели обоих родичей. Келебримбор тосковал по Майтимо, который часто заменял ему непутевого отца - простите, аmme Нерданель. Первые советы о том, как сделать подобный артефакт, ему давал именно Майтимо - там, на Амон-Эребе, выжимая память, вспоминая все уроки Великого Феанаро. Они могли не выходить из кузницы сутками - мы носили туда им поесть, я и Эльрос ... Поэтому Келебримбор слушал советы заморского гостя, но прислушивался к ним нечасто. Однако, Саурон, по крайней мере, имел возможность следить за событиями в Бар-и-Мирдайн. Я видел его там, когда навещал родственника, я не догадался ... Не догадалась и госпожа Артанис, хотя Нэрвен все таки заподозрила в злых намерениях незваного покровителя своего племянника. Келебримбора вывезли из Валинора ребенком, однако Артанис знала почти всех Майяр Благословенной Земли и не помнила Аннатара. Именно она заставила тварь насторожиться - как раз тогда Черный Майя по расчетам Келебримбора, которые мой неосторожный родственник особо не скрывал, пытался сотворить четвертое Кольцо - Силу Земли.
Сила Земли является непобедимой Стихией. Она правит другими тремя. Однако она не далась в руки твари, которая была среди ее разрушителей с начала времен. Саурон втиснул в Великое Кольцо собственный дух полубога, отдал его изделию столько, что сам стал почти смертным. Он настроил Кольцо на звучание остальных артефактов, он замкнул цепь, однако Великое Кольцо ныне брало силу не от Земли, а от него самого.
Тогда тварь наконец сбросила личину и двинулась войной на Эрегион. Келебримбор почувствовал неладное, еще когда Аннатар внезапно исчез, чтобы доделать артефакт в одиночестве, потом почувствовал силу Великого Кольца, и понял, что попал в беду. Он спрятал свои первые попытки - эти шестнадцать колец - подальше, а три Перстня Стихий отправил под надежную, как ему казалось, защиту.
Так Нарья попал к князю Фалатрим Кирдану, который уже построил на новом морском берегу град Серые Гавани, Вилья - к князю Эрейниону Гил-Галаду, сыну Финдекано, а Ненья - к госпоже Артанис.
Артанис подняла руку, чтобы все увидели сияющий блеск адаманта.
- Дальнейшее известно, - продолжил Эльронд, - Эрегион пал... Я с войском опоздал, опять опоздал, о, это проклятие Нолдор! Келебримбора пытали перед глазами Саурона, требуя Перстни Силы. Я не знаю, сам ли он выдал тайники, или сломался кто-нибудь из его воинов, а, может, Саурон использовал то, чем он славился издавна - причинял страдания душе, не телу. Скажем, заставил Келебримбора наблюдать за мучениями близких ему лиц... Его воинов, возможно - пленных дев, или женщин. Во всяком случае, шестнадцать колец попали твари в руки.
Однако Саурон прекрасно понимал, что это были только первые пробы. У них тоже была мощь, конечно, такая мощь, что под влиянием Великого Кольца пожрала души девяти Людей и довела до погибели семерых Гномов.
Тварь просчиталась в одном - она не могла уже существовать в материальном теле без Великого Кольца. Поэтому Исилдуру, потомку моего Эльроса, и удалось развоплотить Саурона в Войне Последнего Союза.
В той же битве погиб Эрейнион Гил-Галад, я, его хорунжий и глашатай, стоял подле него на коленях, пытался спасти, но моих способностей целителя не хватило на то, чтобы удержать этот звездный дух в израненном теле. Последним движением руки сын Финдекано снял со своего пальца перстень Вилья и вложил мне в ладонь...
Эльронд поднял руку - на ней мягко засветился сапфир.
- А третий Перстень, - произнесла Нэрданель, - остался там, в Эндорэ? Ведь Кирдан...
- Третий Перстень... - протянул Эльронд, а Артанис слегка улыбнулась, - третий Перстень сейчас здесь, в Валиноре.
Кирдан отдал его Истаро, Майя в человеческом теле, которого мы, Эльфы, звали Митрандиром, а Люди - Гэндальфом.
Митрандир пользовался артефактом очень редко - освобожденная мощь Огня не знает своих и чужих. Перстень и сейчас у него - Митрандир, или, если хотите, Олорин, не вернул его Кирдану. Собственно, в том мире эти перстни ныне являются лишь украшением. Гибель Великого Кольца лишила их Силы - там.
- А здесь? - спросил Ант Доронинг, который жадно слушал о том, что происходило после его смерти.
- А здесь они действуют по-прежнему, - пояснил Эльронд спокойно.
- Хорошо, - сказала Нэрданель, - предположим, что это так. Но кому из нас под силу создать Четвертый?
Эльронд ласково улыбнулся ей.
- Замечательный вопрос, аmme. Среди нас нет подобного Мастера, и вряд ли найдется кто-либо в Тирионе, кому по силам повторить путь Келебримбора. Разве что Вала Аулэ со своими Майяр, но мы не можем просить о подобном Великого Кузнеца.
- Но тогда...
- Есть артефакт с подобным действием, - сказал Эльронд, - есть артефакт, который исполнен Силы Арды. И силы звездного неба. И огненного духа Мастера, который его сотворил. Я говорю о Сильмарилле.
- О нет! - только и вымолвила Нэрданель, - только не это. Я ненавижу эти Камни!
- Один Камень взял огонь, - жестко сказал Эльронд, - второй - вода. Думаете - случайно? Я две эпохи ломал голову, что заключает в себе третий. Если Силу Воздуха - то наши попытки тщетны. Однако я был у своего отца Эарендиля в Белой Башне. И проверил - с помощью Вилья. Третий Камень - Земля. Он правил двумя другими. Он - Сила Арды.
- Но почему тогда, - вырвалось у Нэрданель, - мой муж не сотворил четвёртую стихиаль?
- Возможно, просто не успел, - сказал Финдарато, - вы, милая тетушка, не жили в Форменосе, и точно не знаете, чем занимался там Феанаро. Во всяком случае, Майтимо было что-то известно об этом, ибо он навел Келебримбора на мысль о создании Перстней Силы.
- Итак, - подытожил Эльронд, - план будет таким. Уговорить Олорина отдать Нарья кому-то из нас. Как - надо подумать, однако это возможно: Олорин не очень привязан к этому артефакту. Уговорить Эарендиля отдать Сильмарилл. Вместе с Наугламиром - эта пектораль послужит основой для нашего артефакта. Соединить Стихии - на это способен и я, однако лишь под наблюдением госпожи Нэрданель, дочери кузнеца Махтана, и жены Великого Феанаро.
- О, мои жалкие знания! - начала Нэрданель, однако почувствовала вдруг, как в ее душе шевельнулось некое могучее чувство, похожее на то, что она ощущала, высекая статуи из белого мрамора, - однако, все возможно...
- И мы победим, - сказал Эльронд уверенно, - и увидим Арду Обновленную. И наших близких - живыми и счастливыми.
- Но это уже не будем мы, - слабо запротестовала Нэрданель, - это уже будут другие создания!
- Тем, кто родился до точки поворота, ничего не грозит, - сказал Эльронд. - Даже Анту Доронингу, хотя он родился в Эндорэ - однако родился до Исхода Нолдор. Пострадать может младшее поколение - я, Келебриан, мои сыновья ... Собственно - не то, что пострадать, мы можем просто не родиться.
Артанис побледнела и губы ее дрогнули.
- У старшего поколения могут быть другие meldanya, и другие дети, - подытожил Эльронд, - я говорил со своими сыновьями, они согласны отдать души за спасение Нолдор. Относительно же Келебриан, то для нее будет лучше родиться заново, или даже вообще не родиться. Ей не помогли сады Ирмо, внешне она здорова, однако она не может главного - не может любить своего meldo. Те орки ... Словом, она не может, и это ее убивает. Она слишком любит меня. Она тоже согласилась ... на всё.
- Эльронд, - тихо сказал Финдарато, - ты жесток, как ... как Человек. Однако я слушаю тебя и думаю, что ты прав. Со своими ужасными воспоминаниями я справлюсь, но чувство вины перед Эдрахилем и остальными будет мучить меня до конца света. До конца ... Я с тобой.
- Я с тобой, - прошептала Артанис, - потому что мне страшно смотреть в глаза Келебриан. И страшно танцевать и веселиться, когда там, в Мандосе - еще трое Арафинвионов.
- Я с вами, - произнес Ант, - возможно в той жизни я никогда не встречу князя Финдекано, однако я отдам все, чтобы он был счастливым. И вельможный Маэдрос - тоже.
- Я с вами, - прошептала Нэрданель, - но это несправедливо: одна я ничего не теряю. Никакого риска - для меня.
- Мы все рискуем, - сказал Эльронд, - однако риск - дело благородное. Так любил говаривать мой приемный сын по имени Эстель.
Девы и жены из Первого Дома после бала продолжали находиться в полном изумлении.
Нэрданель будто подменили. Трагически-печальная женщина в белом исчезла, вместо нее Тирионом гордо прогуливалась, а то и носилась верхом, словно вихрь, рыжеволосая красавица, одетая во все оттенки зелени. Платья она сейчас меняла чуть ли не ежедневно, прически - чуть ли не ежечасно. Впечатление было таким, что княгиня кого-то, или чего-то ждет, и хочет встретить этот момент во всеоружии.
Лехтэ, жена Куруфинвэ-младшего, тайком считала, что супруга Феанаро выпросила у Валар прощение. Для кого только? Для самого Феанаро? Для одного из сыновей? Для которого? А может - для всех? Спросить об этом Нэрданель никто не решался - княгиня по-прежнему строила своих придворных дам и девиц словно воинство.
Однако еllet исполнились надежды и звонко распевали во дворе старой усадьбы, которая походила сейчас на цветник. И охотно принимали гостей - особенно Эльронда. Шептались, что загадочный родственник наверняка привез княгине известия от ее сына Макалаурэ. Да, ведь говорили, будто он потерял память, и бродит с арфой по берегу моря, там, в Эндорэ, повторяя свои песни морю и ветру. Неужели последнему из Феанорингов удалось выжить, и он должен прибыть сюда, на одном из кораблей Кирдана? Некоторые любопытные девы даже бегали тайком в Альквалондэ, но очередной корабль привез только нескольких Синдар, или Нандор, и одного светловолосого Лаиквендо.
Эльронд же, как раз после прибытия того корабля, пришел к Нэрданель вполне довольным и радостным. С ласковой улыбкой - эльфийка еще не видела его таким.
- Милая госпожа Нэрданель, - сказал он за чашечкой quenilas, - можем ли мы поговорить там, где нас не подслушают любопытные девы?
- О, разве что в моей мастерской, - ответила с улыбкой Нэрданель, - я плохая заговорщица, я не умею скрывать радость.
- О, не надо скрывать, не надо ... Лучше хранить тайну ничего не скрывая. Однако, пройдем в мастерскую?
В уютном дворике, полном мраморных подобий погибших, они присели на небольшую лавку, и Эльронд сказал:
- Я нашел способ, как взять у Олорина кольцо Огня. Но мне нужна ваша помощь!
- Моя? - чуть удивленно переспросила Нэрданель, - ведь я почти не знаю этого Майя, знаю только, что он был учеником Скорбящей Ниэнны ....
- Олорин, - сказал Эльронд спокойно, - сейчас живет в Валмаре, в собственной усадьбе. С ним живут и те два хоббита, которых вы видели на причале. А недавно сюда прибыл еще один участник Войны Кольца. Я имею в виду сына моего друга Трандуила - Леголаса.
- Я что-то не очень ... - начала Нэрданель.
- Я объясню. Леголас хочет увидеть боевых друзей и Митрандира. Я тоже хочу проведать старого приятеля. Мы отправимся семьёй - я, Келебриан, мои сыновья. Кроме того, со мной поедет Эрестор, бывший домоправитель Ривендейла, Леголас, - и вы.
- Но как я объясню свой визит? - спросила Нэрданель растерянно, - ведь я не имею с вашей компанией ничего общего!
- Весь Тирион говорит, что вы ожидаете прибытия Макалаурэ. Что будто бы кто-то сказал вам, что он жив. О, не спешите гневаться, милая княгиня, послушайте! Вы поедете с нами, чтобы расспросить Митрандира, не являются ли слухи о том, что Макалаурэ спасся, правдивыми. Это будет повод. Далее я подхвачу нить разговора и эта нить приведет нас к Келебримбору. И тогда вы попросите у Олорина перстень работы Келебримбора, попросите, как память о внуке, если уж у вас не осталось памяти о сыновьях. Наконец - это ваш перстень, как и два других. По праву создателя - ведь из Первого Дома остались только вы.
Нэрданель посмотрела в серые холодные глаза гостя, хотела сказать что-то резкое - и не сказала. Ибо почувствовала, что поедет. И будет оворить с этим Майя о Макалаурэ, забыв о гордости. И выпросит у него перстень, даже если для этого придется встать на колени.
- В твоем плане, - сказала она, улыбнувшись уголком рта, - есть одна, но существенная ошибка.
- Сейчас вы так похожи на своего Старшего, - сказал Эльронд, - он всегда так улыбался, когда говорил мне: «Эллерондэ, ты все сделал верно, если бы не одна, но существенная ошибка. Бери меч и начинай все сначала».
- Ты знаешь, чем разоружить мой дух, - сказала женщина с давно ею самою забытым серебристым смешком, - однако ошибка действительно существенная. Почему мне вдруг захотелось получить на память о внуке именно Нарья? Почему не твой перстень, или перстень Артанис?
- О, все просто, очень просто, - ответил гость успокаивающе, - у меня вы не можете просить перстень, потому что Эльф дарит перстни собственной и чужой работы многим друзьям, но лишь одной эльфийке. Подарить перстень девице означает сватовство, и хотя вы замужем, а я женат, застенчивость не позволила вам обратиться ко мне с такой просьбой. Относительно же перстня Артанис, то Нэрвен не ладила с Великим Феанаро, не терпит Келегорма и Куруфина, и немногие знают, что к вам она очень хорошо относится, а из ваших сыновей уважала, по крайней мере, двух старших. Вы не осмелились просить перстня у сестры Финдарато, которая в свое время обвинила двух ваших сыновей в смерти брата, а вашего супруга первой назвала братоубийцей. Остается только Нарья.
- В каком же горниле тебя ковали, бывший заложник? - произнесла Нэрданель, - твой разум похож на меч Рингил, который князь Нолофинвэ, как мне рассказывали, выковал из металла, путешествующего между звездами.
- Вы хотите сказать, что я - ловкий интриган с человеческой кровью в жилах? - сказал Эльронд грустно, - я действительно иду вперед, никого не жалея, но иначе нельзя.
- Я поеду с вами, - сказала Нэрданель, - и сделаю все от меня зависящее.
На следующее утро к дому Феанаро подъехал небольшой конный отряд. Кроме семьи Эльронда, Нэрданель увидела незнакомого ей Нолдо из переселенцев, который и представился Эрестором, а также белокурого голубоглазого Лаиквендо, которого ей представили, как Леголаса.
Леголас посмотрел на нее с умеренным интересом. Совсем юный, он был дитя Третьей Эпохи - и сама Нэрданель, и ее сыновья были для этого молодого воина столь далеким прошлым,что уже не интересовали его. Про Великого Феанора он наверняка слышал, потому что усадьбу осматривал с настороженностью и опаской, а самое большое внимание уделил почему-то воротам, украшенным Звездой Феанаро.
Знакомая дорога до Валмара пробудила в сердце Нэрданель много печальных воспоминаний, и поэтому она старалась не слушать звонкий голос Леголаса, который восторгался пейзажами, чистым воздухом, цветами, неизвестными в Эндорэ. Эльронд ему что-то отвечал, потом разговор подхватили близнецы, сверстники Леголаса, и быстро перешли на воспоминания о войнах, наверное, потому, что у них не было других.
- О, гигантские пауки - погибель нашего леса! Однако, если точно взять прицел ...
- Однажды мы с братом напали на след ватаги тварей. Я говорю Элладану ...
- Битва Пяти Воинств? О, я там был, я натягивал лук рядом со своим отцом Трандуилом. Когда гоблины прорвали наши шеренги...
- Я никогда не думал, что Арагорн осмелится поднять войско мертвецов. Когда я увидел эту нежить, то сказал Элрохиру ... - ... а Гимли говорит потом - напрасно ... Таких добрых воинов грех освобождать от службы!
- О, эти Гномы ... Их жадность известна всем.
- Только не Гимли. Он мой побратим, да будет вам известно.
- О, мы не имели в виду Гимли. Это же тот самый отважный Гном, который решился попросить у госпожи Галадриэль прядь волос!
- А главное - получить ее в дар!
- Мама Келебриан говорила, что даже Великий Феанор не добился подобного дара.
- Если друг Элладан позволит ... Эта рыжеволосая госпожа - супруга того самого Феанора?
- Всё так, Зеленый Лист. Мы все недостойны даже ее взгляда.
- Говорят, что деяния Феанора принесли Нолдор бессмертную славу и многочисленные беды.
- Слава, Зеленый Лист, это то единственное, что не умрет и не поляжет, пока стоит Арда. Ради этого стоит выдержать сотни бед.
- Вы, Нолдор, слишком много заботитесь о славе, и мало - о собственных жизнях.
- За славу можно отдать даже душу, друг Леголас. Недаром ты отправился в тот опасный поход.
- Элрохир подразумевает - за славу доброго воина.
- Потому что если это такая слава, как у Саурона - то пусть она осыплется пеплом.
- О, я с тобой согласен, друг Элрохир.
Валмар вырос перед ними неожиданно, потому что его закрывала тень горы Таникветиль. Эльронд, видимо, уже хорошо знал дорогу, потому что уверенно привел небольшой отряд к одной из усадеб, которая притаилась среди цветущих деревьев прямо у подножия горы. У самой усадьбы их нагнал еще один всадник - белокурый Ваниа - и его приветствовали восторженными криками.
Всадником этим был Глорфиндейл, который был тоже приглашен к Митрандиру. Нэрданель вдруг поняла, что она - единственная еllet в этой тесной компании боевых побратимов. Однако она не чувствовала неловкости. Пройдя в резные двери, уважительно открыты перед ней Эрестором, эльфийка увидела себя в большом зеркале - высокая красавица в черном бархатном платье для верховой езды. Платье украшал багряный шарф - в последнее время Нэрданель нравилось дразнить мирных жителей Тириона красно-черным, или черно-красным сочетанием цветов.
Между тем, в гостиной, которая скорее напоминала библиотеку, гостей встречал сам Митрандир в сопровождении двух маленьких перианов. Старший из них искренне радовался встрече, но Нэрданель поразил взгляд младшего - задумчивый, какой-то безнадежный. Похожее выражение она часто видела на лице Финдарато - голубые глаза сына Арафинвэ ныне радостно оживлялись только при виде Артанис.
Вот и этот хоббит немного опомнился и повеселел, увидев Леголаса. А тот схватил его в объятия и закружился с ним по залу, громко смеясь. Старший периан неторопливо подошел к Эльронду и тут же начал бесконечную беседу о искусстве стихосложения. Эльронд слушал внимательно, и резкие черты его лица чуть смягчила ласковая улыбка. Нэрданель опустилась в кресло у маленького столика и взяла в руки свиток, который оказался произведением философа Румила.
- Я слышал, что вы хотели со мной поговорить, многоуважаемая Нэрданель?
Митрандир опустился на кресло рядом. Он наблюдал за веселой суетой в зале с заметным удовольствием в глазах.
- Я знаю, - произнесла женщина, - вы недавно вернулись оттуда. Вы имели возможность путешествовать, то есть ... Я хотела спросить у вас - не слышали вы что-то о ... о моем втором сыне. Говорили, что он потерял память, и ...
Майя покачал головой:
- Увы, - ответил, - я слышал много легенд о безумном певце, однако никогда не видел никого похожего на высокородного Нолдо, которого постигла такая беда.
- Возможно, кто-то из них, - указала Нэрданель на друзей, - мог что-то слышать?
- Не думаю, - сказал Митрандир грустно, - в последнее время Эльфы вели замкнутый образ жизни. В скрытых от чужих глаз лесах или городах. Что же касается хоббитов, то они жили в краях, куда вряд ли пошел бы ваш сын. Он держался бы моря, или Гаваней Кирдана.
- Мне жаль, - прошептала Нэрданель. Она хоть и знала, что этот разговор является только прикрытием, и сын ее погиб на глазах у Эльроса, однако ей действительно было жаль. Еstel ... Без надежды надеюсь.
Между тем, как то обычно бывает на подобных пирах, откуда-то сверху послышались звуки тихой музыки, и Митрандир пригласил гостей полюбоваться танцами дев-Ваниэ из Валмара, и выпить quenilas, а для хоббитов настала пора полдничать, и они воспользовались этим сполна. Глорфиндейл негромко разговаривал о чем-то с Эрестором, близнецы все время поддразнивали Леголаса его побратимом-Гномом, который будто бы влюбился в Галадриэль и вызвал за нее на поединок какого-то Адана из Гондора, ибо тот сказал, что княгиня Арвен красивее Владычицы Лориэна.
- Наша сестра действительно сияет как звезда, вечерняя звезда.
- Однако, госпожа Галадриэль... О, хитрющий Гимли!
- А на чем они дрались, Зеленый Лист, на боевых секирах?
- Нет, Элладан, ты ошибаешься - они таскали друг друга за бороды!
- Что ты, Элрохир - схватить Гнома за бороду, это же ужас! Гимли этого бы не пережил.
- О, какие вы оба злые, - укоризненно сказал Леголас, - не было никакого поединка, все обошлось.
В этот день завести разговор о перстне Нэрданель не удалось. Однако Эльронд не выказывал ни нетерпения, ни спешки. На следующий день все гости Олорина пожелали поехать на соколиную охоту - Нэрданель отправилась с ними, одетая по-мужски, причесанная как Майтимо - волосок к волоску. В черном бархатном костюме из той же ткани, что и ее платье, она была похожа на Эльфа-воина, и воины из Эндорэ поглядывали на нее с восхищением. Более того, когда на привале, у озера Альквайлин, молодые воины начали хвастаться умением владеть мечом, Нэрданель попросила у улыбающегося Глорфиндейла его клинок и легко победила и близнецов, и Леголаса. Четвертым против нее стал сам Эльронд - и она сразу же почувствовала знакомую руку. Левую, ясное дело - Майтимо научился сражаться левой рукой еще здесь, в Валиноре, чем и заслужил славу самого лучшего мечника Тириона. Бой закончился вничью.
- Кто учил вас, госпожа Нэрданель? - поинтересовался Олорин.
- Мой отец Махтан, - ответила Нэрданель, с лица которой еще не сошло выражение суровой отваги, - еще до прихода Эльфов в Аман. И мой муж.
Майя больше вопросов не задавал. Однако остальные Эльфы открыто выражали свой восторг.
- О, невероятная женщина! - восхищались вслух близнецы, а Леголас высказал мнение, что в их Братстве подобное владение клинком было бы как раз кстати.
- Вы не испугались бы, наверное, даже барлога, - говорил молодой воин, улыбаясь, - я, честно говоря, тогда немного растерялся. О, этот мост Кхазад-Дума ... Если бы не Митрандир!
- А скажите мне, друзья, - обратился Эльронд к Леголасу с Фродо, который при упоминании о пережитой опасности, как ни странно, даже похорошел, а Нэрданель подумала, что все пережитые им ужасы ничтожны по сравнению с бременем Великого Кольца, ибо они угрожали телу, а не духу, - что вам запомнилось больше всего из совместно пройденого пути?
- Мне - мост Кхазад-Дума, - мгновенно ответил Леголас со своим спокойным прямодушием хорошо воспитанного Лаиквендо, - там я почувствовал себя беспомощным. О, я слышал, что Эльфы даже вступали в единоборство с подобными существами, однако, я не могу себе представить ...
- Я могу, - сказал Глорфиндейл без улыбки, и все обернулись к молчаливому Ваниа, - только обычно подобный поединок заканчивался гибелью обоих - Эльфа и твари ... в лучшем случае. Я сделал тогда все, что мог, как и мой побратим Эктелион. Я не надеялся выжить, я хотел только остановить барлога, потому что за моей спиной были беженцы из Гондолина.
- В том числе, - добавил Эльронд, - Туор и Итарильдэ ... И их сын Эарендил, который был тогда совсем ребенком. Только благодаря тебе стало возможным мое рождение, Глорфиндейл.
- В худшем случае погибал только Эльф, - печально сказала Нэрданель, - как Феанаро ... Говорили, что он сражался сразу с несколькими такими тварями.
- Одолеть нескольких валараукар, - употребил Глорфиндейл старое квэнийское название чудовища, - невозможно даже для такого могучего Эльда, каким был ваш супруг, госпожа Нэрданель. Я всегда удивлялся, как ему вообще удалось продержаться в кольце чудовищ до прихода подмоги. Я слышал, что воины Хитлума смогли развоплотить нескольких этих существ, но только с помощью различных хитроумных устройств. Однако когда князь Финдекано сражался в одиночку против двух барлогов, то не устоял и он, а он был тогда одним из лучших воинов Эндорэ.
- Я, - звонко сказал Фродо, - больше всего испугался, когда из озера перед Вратами Мории выбралось чудовище, и чуть не затянуло меня под воду.
- Я когда-то видел эти врата, - сказал Эльронд, - замечательная работа!
- Там, - сказал Леголас, - была изображена звезда, подобная той, что блестит на медальоне госпожи Нэрданель. И подобная же звезда - на вратах ее усадьбы.
Женщина поправила цепочку. С тех пор как Эльронд отдал ей эту памятку, она не расставалась с медальоном Майтимо.
- Это Звезда Феанаро, - произнесла она медленно, потому что плохо знала синдарин, - родовой знак Первого Дома.
- Врата делал Келебримбор, - сказал Эльронд, - он дружил с Гномами, как в свое время его отец Куруфин и дядя Карантир. Больше всего мне в этих воротах нравится надпись ...
- «Скажи друг и войди» - произнёс Фродо со звонким смешком, - даже великий Гэндальф не догадался.
- Я знал, - ответил Эльронд, улыбаясь, - но не ведал, что вы отправитесь через Морию. Иначе я открыл бы вам тайну.
Келебримбор был мне nildo, другом. Mellon - повторил он на синдарине. - У нас было много общего.
- О, Тьелпэ, - произнесла Нэрданель, вздохнув, - я помню его еще совсем ребенком. Не знаю даже, каким он стал, когда вырос. Если от сыновей у меня остались кое-какие безделушки, сделанные их руками, и я могу видеть отблеск души своих детей, то Тельперинкваро словно отдаляется от меня. Если мне суждено страдать до конца света, то я, по крайней мере, хотела бы иметь что-нибудь, сделанное его руками.
Она решительно повернулась к Митрандиру.
- Собственно, это второе, с чем я хотела обратиться к вам. Я много слышала о перстнях работы моего внука, и знаю, что вы привезли один из них - кольцо Кирдана Корабела. Сможете ли вы отдать его в дар той, что потеряла все и всех?
Майя на мгновение заколебался, однако ученик Ниэнны был существом добрым и милосердным - насколько Нэрданель могла судить о характере полубога. Эонвэ тоже нельзя было назвать злым или жестоким, однако благодаря ему Саурон две следующие эпохи творил в Эндорэ зло, а двое ее сыновей решили, что гибель лучше бесчестия. Майяр были настолько иными, что порой их поступки просто не поддавались осмыслению. Но Олорин смотрел на нее с вполне понятной жалостью - чувством, которое рыжеволосая княгиня ненавидела от всего сердца. Однако она продолжала смотреть Майя в глаза, держа аvanire, чувствуя, как ее собственные глаза наполняются слезами и думала о том, что терпит все это ради родных, тех, что в Мандосе. Вдруг вспомнился Тьелпэ, таким, каким он играл во дворе усадьбы Феанаро, и слезы все-таки брызнули из глаз еllet.
-О, конечно, - чуть растерянно сказал Олорин, - это довольно опасный артефакт, но тут ведь никому не нужно оружие. Только Эльфы, возвратившиеся из Эндорэ, не могут расстаться с мечами и луками.
- Без оружия, - сказал Эльронд, - мои сыновья испытывают некоторый дискомфорт, как и их приятель Леголас. Однако это пройдет, я надеюсь. А относительно перстня ... Я бы отдал вельможной Нэрданель свое кольцо - оно ведь тоже работы Келебримбора, но не хочу оказаться в неловком положении, нарушая обычай и приличия. Я тоже покорнейше прошу своего старого друга прислушиваться к слезам убитой горем женщины. Взамен я готов отдать вам, Митрандир, все сокровища Ривендейла, привезенные мною из Эндорэ.
Олорин протестующее поднял руку:
- Князь Эльронд, - сказал н\он с улыбкой, - вы, кажется, перепутали меня с каким-то вашим приятелем-Гномом. Я не продаю украшений, однако с радостью преподнесу дар княгине Первого Дома.
Нэрданель невольно задержала дыхание. Так просто! Перстень Тьелпэ в ее руке, словно детская горячая ладошка. Нарья - кольцо Огня ...
Они погостили еще несколько дней, потом неспешно начали собираться, поблагодарив гостеприимного хозяина. Леголас оставался - он собирался немного пожить в Валмаре, а затем отправиться в леса Благословенной Земли искать тех, кто прибыл сюда через Туманные Чертоги. Юноша надеялся увидеть Орофера, отца князя Трандуила, и нескольких других, в свое время погибших Лаиквенди. Глорфиндейл покинул их, проведя до самого выезда из Валмара, и Нэрданель осталась наедине с семьей Эльронда, молчаливым Эрестором и своими сомнениями.
Ее милый гость был каким-то слишком уж отчаянным. Он шел к своей цели, ничего не боясь, никого не щадя. Майтимо презирал жалость - его приемный сын, кажется, не знал, что это такое. Ни один Эльда не решился бы на подобную хитрость, хотя бы потому, что это ранит чувства nisse. Эти чувства были священными для Эльфов, священными настолько, что умереть от несчастной любви считалось почетным. Эльронд же словно забыл, что она - еllet. То ли он действительно видел в ней тень своего аtarinya, и поэтому вел себя с ней как с боевым другом - старшим, мудрым, однако - мужчиной. То ли Эльронд был скорее полуЭльфом, чем Эльфом и вел себя как Адан. Что она знает о людях? Она никогда не расспрашивала Итарильдэ о ее семейной жизни. А если ... если?
Безумная мысль пришла ей в голову. А что, если тогда, в Ривендейле, сидя у постели раненого хоббита, Эльронд все таки примерил Великое Кольцо? Он сумел от него отречься, однако нечто вошло в тело Эльфа. То, что хочет повернуть время вспять. То, что жило в Великом Кольце - располовиненный, может0 расчетверенный дух Черного Майя ... Хотя, Черный не мог, не мог знать таких подробностей из жизни ее сыновей, о которых повествовал Эльронд, но он мог пользоваться его памятью!
Вот врата ее усадьбы ... Весело щебечет Келебриан, прощаясь. Вежливо кланяются близнецы и неразговорчивый Эрестор. Эльронд подает ей руку и проводит в ворота, которые так и остаются открытыми. Смотрит ей в глаза, с улыбкой целует руку. Руку, на которой горит рубин Нарья.
- Милая госпожа Нэрданель, не волнуйтесь так. Я только Эльронд, сын Эарендила... Я готов отдать за вас жизнь, а вместо того ранил вам душу.
Женщина застывает в воротах, как одна из ее скульптур.
- У нас нет оsanwe, - говорит она в наконец, а прозрачно-зеленые глаза уже меряют расстояние до рукояти меча на поясе у Эльронда.
- Я же вам говорил об определенной мистической связи ... - голос Эльронда все так же спокоен, без напряжения и тревоги. - Я чувствовал своего аtarinya без оsanwe, теперь чувствую вас. О, можете взять мой меч - тот самый, работы Феанаро. Тварь, не смогла бы носить его при себе, ее бы выдало сияние махтановой стали. Я уже вынимал его при вас, когда вы показывали свое утонченное владение оружием. Сейчас в Эндорэ почти исчез секрет производства таких мечей, но не в Ривендэйле. Однако этот меч из Первой Эпохи - вот клеймо Великого Мастера: Феанаро. Вы мне верите?
Страх исчез, когда Нерданель коснулась рукояти. Эльронд носил меч на правом боку. Интересно, он левша от рождения, или просто очень хотел быть похожим на учителя? Ей вдруг стало неудобно и смешно от собственных подозрений. Чтобы какая-то частица зла проникла сквозь Завесу, отделяющую явный мир от Амана? Ну что она за неразумная еllet!
- Эльронд, - сказала она, - прости!
- О, не стоит, не стоит извиняться, - сказал Эльф, - значит, первый шаг сделан. О следующем собрании нашего Братства, о, да - у нас уже образовалось Братство - я сообщу вам после. Приятного отдыха, госпожа Нэрданель.
Седмицу спустя в усадьбу Феанаро пришел Ант Доронинг, такой вежливый и утонченный, как будто он всю жизнь провел в Дориате в свите Эльвэ Синголло. Нэрданель очень нравился этот мальчик-воин, который вырос под опекой нолдорских князей и унаследовал от них часть боевого духа. Она уже знала, что Анайрэ объявила молодого Нандо названным родственником и почти не выпускает из усадьбы Второго Дома, желая слушать его рассказы о своем старшем сыне.
- Милостивая княгиня, - сказал юноша, - вы приглашены на ужин к князю Финроду, в его покои во дворце Великого Князя Арафинвэ. Будет также князь Эльронд с сыновьями и госпожа Артанис.
Нэрданель невольно прыснула смехом. Эльронд не изменился - следующее собрание заговорщиков должно были состояться во дворце Великого Князя. Разве нельзя было собраться в усадьбе Третьего Дома, которую Арафинвэ подарил Артанис? Хотя - там же Келеборн, которого бывшая воительница и княгиня Лот-Лориэна не соизволила посвятить в заговор. Однако же и Финдарато женат, и женат на Амариэ, которая понятия не имеет о Эндорэ и о целях Братства. Надо же, она уже стала называть их тайные сходки Братством. Но в Братстве Кольца были только мужчины, а здесь есть уже, по крайней мере, две еllet, если не считать княгиню Анайрэ.
Во дворец княгиня приехала верхом в сопровождении того же Анта. Юноша провел ее потайной калиткой в сад, где стоял небольшой домик. Прежде, при жизни князя Финвэ, в этом домике жили три его дочери, две из которых, Финдис и Фаниэль, сейчас жили вместе с женой Финвэ, Ваниэ Индис, в Валмаре, а третья, которую звали Иримэ, отправилась в Эндорэ вместе с братом Нолофинвэ и пропала без вести при падении Хитлума. Зная Иримэ достаточно хорошо, Нэрданель не сомневалась, что отважная княжна погибла в Нирнаэт Адорнэдиад.
Она спросила о ней у Анта, и тот подтвердил, что видел сестру Финголфина в полном вооружении среди воинов во время выступления, «ну, а потом, госпожа Нэрданель, началось такое, что некогда было оглядываться по сторонам».
Финдарато был один. Он сидел в небольшой библиотеке, где все было приготовлено для принятия гостей. Амариэ не было - она как раз уехала в Валмар навестить родных. Эльронд и тут все рассчитал.
- Вы прибыли первой, - сказал Эльда с улыбкой, - присаживайтесь, прошу! И ты садись, Доронинг. Как тебе здесь - нравится? Привыкаешь?
- Не знаю, что и сказать, - Ант осторожно уселся в кресло, - Конечно, здесь так чудесно, но чему удивляться - ведь тут тысячелетиями не было войны. Все Эльдар ласковые и вежливые - так и лучатся добротой. И все чего-то боятся. То есть - не чего-то, самих себя. Я так понял, что одним стыдно за то, что они ушли в Исход, а другим - за то, что остались.
- Устами этого ребенка, - раздался от двери знакомый женский голос, - говорит сама истина. Приветствую вас, милая Нэрданель. И тебя, дорогой брат.
Артанис ворвалась в комнату, и всех присутствующих словно закружил вихрь. Она расцеловала брата, Нэрданель, даже Анта. Затем плавно опустилась в кресло.
- О, как приятно наконец быть собой, - сказала она с улыбкой, - княгиня Лот-Лориэна, мудрая и величественная Галадриэль, иногда тяготила меня своим присутствием.
- Разве ты была другой? Там? - спросила Нэрданель с улыбкой, - мне кажется, тебя трудно перевоспитать.
- Но перевоспитать очень старались, - фыркнула Артанис, - о, этот Дориат! Если бы вы знали, в каком ужасном лесу мне пришлось существовать на протяжении столетий! Какие там были надменные девы и никчемные мужчины! Не все, конечно - мое ехидство не простирается на Маблунга с Белегом и воинов-пограничников. После гибели этих двоих и смерти Тингола все стало еще хуже. Диор, этот надменный Аданэдель, просто сводил меня с ума, так он гордился собой, и Сильмариллом в чужой пекторали. Клянусь, когда Майтимо штурмовал Менегрот, то я даже не подумала взять в руки оружие и сражаться во имя Дориата и Диора.
- Артанис, - сказал Финарато укоризненно, - так нельзя.
- О, прости ... - вздохнула Артанис, - конечно, это была беда. И для Дориата, и для Первого Дома. Майтимо потерял там трех братьев, и Диор погиб, а молодые лучники Первого Дома не смогли верно взять прицел - и залп пришелся по окну, к которому в панике подбежала княгиня Нимлот, родственница моего Келеборна и жена Диора, со своими приближенными еllet. Эти злополучные девы и жены не ведали даже того, что знает каждый эльфенок-Нолдо: при обстреле ложиться на пол и считать залпы. В колчане должно быть стрел не более, чем ...
- Артанис, - опять укоризненно произнес Финдарато, - прекрати.
- Хорошо, - сказала Артанис, - вот и ты не даешь говорить о прошлом. Каким бы оно не было - но оно было нашим.
Нэрданель, чтобы переменить разговор, рассказала Финдарато о своих вчерашних подозрениях. Поведала с улыбкой, но Эльда серьезно покачал головой:
- Этого просто не может быть, - произнес он, - я немного знаю о силе подобных артефактов. Отказаться от Кольца, вобрав в себя какую-то часть его мощи, не по силам ни Эльронду, ни кому другому. Тем более - кого-кого, но эту тварь я почувствовал бы сразу. Не волнуйтесь, госпожа Нэрданель, Эльронд вовсе не воплощенный Черный Майя. Скорее, он напоминает мне об одном знакомом Адане ...
- Кровь Берена, - хмыкнула Артанис, - Эльронд - Эльф, более Эльф, чем некоторые чистокровные, однако порой она прямо кипит в его жилах - кровь Берена.
- Есть одно отличие, - сказал Финдарато, - Эльронд рискует собой и другими ради всех Нолдор, в Мандосе сущих. А Берен ... Но, я не хочу об этом говорить. Это уже стало песней - пусть. Он выполнил свой обет, я выполнил свой. Мы с ним ничего друг другу не должны.
Сразу после этих слов появился Эльронд со своими близнецами, которых опять оставил на страже у дверей. Нэрданель опустила глаза, чувствуя себя немного неловко - она не знала, что услышал князь Ривендейла из этого разговора.
- Все хорошо, - сказал Эльронд бодро, - дальнейший успех нашего дела зависит от одного создания. Если он сейчас прибудет сюда - то я в успехе уверен. Если же нет - ну, будет немного больше хлопот, и только.
- Кого еще, родственник, ты пригласил в мой дом? - спросил Финдарато.
- Своего отца Эарендила, - хладнокровно ответил Эльронд, - победителя дракона и спасителя Средиземья.
Арафинвионы молча переглянулись. Потом Финдарато сказал тихо:
- Ты рискнул довериться ему?
- Рискнул, - сказал Эльронд, - у нас был долгий разговор. На Белой Башне. Сейчас он или придет, или нет. Однако - мой отец нас не выдаст, он уже потерял одного сына, и не захочет потерять меня.
- То есть, - мягко спросила Артанис, - Эарендил или отдаст нам Сильмарилл, или нет? А что будет, если не отдаст?
- Отдаст, - сказал Эльронд спокойно, - впрочем, на случай каких-либо неожиданностей я договорился с Фродо. Его дядюшка Бильбо прежде именовал себя Похитителем, но дядюшка очень стар, а Фродо мне поможет, в случае чего.
- Не поверю, - прошипела Артанис, - ты втянул в эту авантюру злосчастное существо, которое мы в свое время послали на смерть?
- Фродо хочет жить в мире, - произнес Эльронд, - где не будет ни Великого Кольца, ни его великой миссии. Его душа прожжена насквозь - раны от такого артефакта не затягиваются. Но, госпожа Галадриэль, не смотрите на меня так, будто у меня выросли клыки. Или вы тоже считаете, что я очередное воплощение Майя Артано?
- Ты очередное воплощение Берена Барахириона, - фыркнула Артанис, - О, Валар, за кого я выдала свою дочь? Для тебя нет преград - ты похож на смерч, сметающий все на своем пути. Но Эарендил не придет - он не настолько безумен, как его сын.
В то же мгновение в покой вошел Элладан (или Элрохир) - Нэрданель еще не научилась различать близнецов - и сказал тихо:
- Князь Эарендил, наш родич.
Артанис развела руками с видом полной покорности судьбе.



Эарендил вошел осторожно, будто ожидал какого-то подвоха. Он был одет в серую куртку, почему-то наглухо застегнутую, и такие же штаны. Сейчас Аданэдель очень мало был похож на Эльфа - лоб его прорезали морщины, а глаза были красными и измученными. Он осмотрел покой, уставленный шкафчиками с книжными свитками, и осторожно присел на единственное свободное место: широкий диван у камина.
- Доброго дня вам, мой отец и князь, - первым отозвался Эльронд.
- О, я даже о вежливости забыл, - сказал Эарендил, - прошу прощения у всех, а особенно у еllet ...
Артанис мило улыбнулась, сразу же став той Галадриэль, преисполненной величия, какой ее помнили в Средиземье всю последнюю эпоху.
- Значит так, - начал Эарендил неуверенно, - то, что я услышал от сына, слишком невероятно. То есть - замысел его невероятен. Однако меня больше всего волнует одно - а стоит ли? Действительно - я виноват перед ним ... и перед Эльросом. Если бы я не покинул тогда Гавани...
- Мой отец и князь, - сказал Эльронд, - вы ничем передо мной не провинились. То, что случилось - судьба.
- Я утверждаю, что стоит, - вдруг сказал Финдарато, - И ради тех, кто ныне в Мандосе - и ради Людей.
- Ради Людей? - спросил Эарендиль растерянно, - но ведь о них не было и речи!
- Каждый думает о своем, - произнес Эльронд. - мне известно мнение родича Финрода...
- И я выскажу его еще раз, - сказал Финдарато твердо, - из рассказов тех, кто возвратился, я понял, что Война Кольца закончилась поражением. Видимая опасность исчезла, но Эльфы уходят, и Человечество остается, покинутое нами на произвол судьбы. Ни для кого не секрет, что Людей первым нашел Моргот - от того и начались и их беды, и наши. Мы уходим, потому что нам тяжело жить в мире, где сгущаются подлость, жадность и алчность. Гондор, о котором рассказывал мне Эльронд, возможно, еще долго будет светлым и величественным княжеством ... А потом его ожидает судьба Нуменора. Надеюсь, что не с такими последствиями. Но ведь мы, Эльдар, были созданы как наставники для Человечества. Это мы должны были пробудить их звуками арфы, это мы должны были научить их добру и чести, это мы должны были научить их не бояться смерти видимой, ибо душа бессмертна - как душа Эльфа, так и душа Человека. Я думал над этим еще там, в Эндорэ, я изучал Людей, вел беседы с их мудрецами. Но больше всего времени для размышлений у меня было в Мандосе - я думал над этим, чтобы хоть на мгновение не вспоминать, как ngauro терзал перед моими глазами друзей, милых моему сердцу. И я пришел к выводу - Люди бессмертны, как мы, только тела их более материальны, они изнашиваются, и Человек должен влачить существование старца, или умереть - и освободиться. Вот только возрождаются они иначе: душа умершего Адана переходит к его потомку. И у потомка должна была сохраняться память о прошлой жизни, пусть в урывках, пусть в снах - память, залог бессмертия. Более того - если Адан мог подняться духом на такую ступень, чтобы слиться с эльфийской девой и телом и душою, то не еllet вынуждена была бы принимать судьбу смертной, но счастливый Адан должен был войти в круг бессмертных.
Нерданель увидела, как побледнел Эльронд. Очень побледнел.
- О, нет, - произнес он, - неужели подобное было бы возможным?
- Было бы возможным, - ответил Финдарато, - если бы Людей пробудили мы, а не Моргот. Артанис, Ант, вспомните Аданов Белерианда, которых мы воспитывали веками. И сравните их с вастаками, пришедшими в Белерианд перед Последней Битвой, до которой я не дожил. Я не видел этих смертных, однако Ант мне о них многое порассказал. Я не слышал о том, чтобы наши соратники-Аданы предавались Злу по собственной воле...
- Бывало иногда, - сказал Ант, - однако позволю себе сказать, что ни один Адан хорошего рода не был замечен в злых делах. Конечно, после Дагор Браголлах на дорогах Хитлума было неспокойно, но разбойничали в основном изгои, которых было не так уж и много.
- А Турин и его ватага? - спросила Артанис, - о, извини, Ант, ты не можешь об этом знать.
- О, только не говорите мне, что сын Хурина подался в разбойники, - сказал Ант с неподдельным ужасом.
- Я слышал об этом, - сказал Эльронд тихо, - от одного нарготрондца, которому удалось выжить. Кроме того, я разговаривал с Эльфом из Дориата, который знал Белега Куталиона, воспитателя Турина. Вдвоем с Турином им удалось превратить банду в военный отряд ...
- Это была все-таки разбойничья ватага, - хмыкнула Артанис, - но Белег смог привести в порядок и их, и самого Турина. При этом его чуть не убили, а уж о том, что случилось после - не хочу и вспоминать. Не имела чести знать Хурина из Хитлума, однако его сынок с ранней юности был полубезумным. Это же надо - не узнать своего освободителя и ударить его мечом. Гвиндор, который все это видел, рассказывал впоследствии, что в Адана словно вселился какой-то злобный дух, а потом вышел вон, и злосчастное существо начало рыдать над мертвым Белегом.
- Я об этом и говорю, - сказал Финдарато, - все это произошло уже после моего ... моей гибели, однако я расспрашивал прибывших - и сделал выводы. Моргот проклял весь род Хурина - но что такое проклятие? Это магическая сила, которая приводит в действие что-то в душе проклятого. Какие-то черты его характера, из-за которых проклятый творит зло, или не может достичь цели. Следовательно - она уже существовала, эта Морготова печать, однако за несколько поколений ее действие ослабло настолько, что Черному Вале пришлось проклясть заново род самого отважного из Аданов.
Эарендил внимательно слушал все эти философские рассуждения, и время от времени кивал головой, явно соглашаясь. Потом сказал, вздохнув:
- Вы, вельможный Финрод, хотите воплотить свою мечту о Арде Обновленной, мой сын хочет дать возможность погибшим воинам-Нолдор снова напиться родниковой воды ... Я понял из ваших слов, что в новой Арде мой отец Туор должен стать равным Эльфийке Идриль, а следовательно - бессмертным, а не наоборот. Однако, откуда вам известно, что именно таким был замысел Всевышнего?
- Потому что Всевышний, - ответил Финдарато уверенно, - вовсе не желал, чтобы мы страдали. Иначе - его имя было бы Моргот, а не Эру Илуватар.
- Но как могли, - сказал Эарендил неуверенно, - Мудрые Валар не понять замысла Всевышнего?
- Я не настолько мудр, - сказал Финдарато с улыбкой, - чтобы понять логику деяний Богов. С таким же успехом вы могли бы спросить у меня, почему Всевышний сразу не вышвырнул Моринготто в какую-нибудь потустороннюю бездну. Возможно, что-то пошло не так - но не в Божественном плане, а уже здесь, в Арде. Возможно, самыми первыми ошиблись в чем-то Валар - не нам судить Богов. Однако, если есть возможность исправить хоть что-то - то надо попробовать. Хуже не станет - куда уже хуже.
Эарендил задумался. Думал он долго, однако его не торопили. Артанис подошла к шкафчику, где хранились принадлежности для заваривания quenilas. Зашипела спиртовка. Нэрданель, заинтересованная услышанным, старалась не смотреть на растерянного победителя дракона. Итак, вот какие здесь ставки! Слишком высокие - эта опасная игра должна решить не только судьбу Нолдор, но и судьбу Человечества. Однако рыжеволосой княгине что-то докучало - какое-то противоречие.
Бывший капитан «Виниглота» тем временем медленно расстегнул куртку. Комнату озарило сияние. Из рук Артанис выпала чашечка и со звоном разлетелось на мелкие осколки.
Нэрданель впилась пальцами в ручки кресла. Ее охватило сразу столько воспоминаний, что библиотека растаяла перед ее глазами, а вместо этого возникла большая мастерская, в которой любил проводить свое время Феанаро, а в мастерской - ее возлюбленный, ее Огненный Дух, увенчаный короной с Сильмариллами. Серебряный венец на любимом челе... О, Валар, когда же это было! Давно, а воспоминания не поблекли. Память бессмертных - жестокая память.
Сильмарилл Эарендиля так и остался вправленным в пектораль. Даже тогда, когда блистал на мачте «Виниглота». Наверное, мореплаватель не решился разделить два артефакта, которые будто сплелись воедино.
- Когда я заказывал Гномам Наугламир, - сказал Финдарато, - я думал, что, несмотря на проклятие, счастье и красоту можно завоевать. Я хотел быть красивым, - тут он как-то беспомощно улыбнулся, - а умер в крови и грязи подземной темницы, загаженной нечистотами. Когда мы с Береном ... остались вдвоем, мне почему-то вспомнился Наугламир. И тот весенний день, когда ко мне, в Минас -Тирит, прибыл погостить Финдекано. Тогда цвели вишни, и вокруг нас вился рой из белых лепестков На мне тогда была голубая сорочка, расшитая золотом ... И Наугламир, конечно, без Сильмарилла. Возможно ... это я проклял свое украшение, которое принесло потом столько бед.
Артанис гневно сдвинула брови.
- Брат, - сказала она резко, - если ты будешь винить себя в событиях, произошедших после твоей погибели, то твоей душе не будет покоя до конца света.
- Какая красота, - сказал Ант шепотом, - так это тот самый камень, ради которого Клятва...
- Тот самый, - произнесла Нэрданель, - тот самый, дитя мое.
- Каким будет ваше решение, мой отец и князь? - рРовно спросил Эльронд.
Эарендил медленно снял пектораль.
- Верни мне Эльроса, - прошептал он, - или верни меня в небытие ... У меня память Бессмертного, и мне никогда не забыть, с какими лицами вы стояли перед Мая Эонвэ. Мой второй сын стер себе память по собственной воле, меня же никто не спрашивал о выборе, и чувство вины перед вами останется у меня до конца мира, если тебе не удастся изменить этот мир.
Эльронд взял украшение осторожно, двумя руками, и поклонился отцу, прижав его к груди. Осторожно вложил Наугламир в расшитый мешочек, а мешочек положил на колени Нэрданель.
- У вас, amme, - сказал он нежно, - Камню будет спокойнее. Вы - хозяйка Сильмарилла.
- Вы должны сделать это быстро, - предупредил Эарендил, - Эльвинг сейчас гостит у родных, в Новом Дориате, но она вернется. И захочет взглянуть на Камень. Она может часами не выпускать его из рук.
- Это началось еще в гаванях Сириона, - произнёс Эльронд с тихой грустью, - я гневался на женщину, даровавшую мне жизнь, гневаюсь и сейчас, однако мой гнев потихоньку остывает, ибо я видел, как калечит живых существ Великое Кольцо. Сильмарилл, в отличие от Кольца, не является злом, однако у них есть много общего. Собственно - поэтому я и попросил его у вас. Теперь же я покорнейше прошу присутствующих здесь распрощаться и ожидать дальнейших известий. Мы займемся работой завтра же, и для этого нужно будет и ваше присутствие, госпожа Артанис.
- Куда я должна прийти? - спросила Нэрвен.
- К госпоже Нэрданель, - ответил Эльронд, - если же кто-то еще желает присутствовать...
- Мы придем! - Не удержался Ант, - обязательно!
Эарендил покачал головой.
- Я буду ждать последствий на Белой Башне.
- Ваша воля, мой отец и князь, - произнес Эльронд.
- Сын, - сказал Эарендил, и гнев зазвенел в его голосе, - неужели ты бережешь слово «аtarinya» только для сына Феанора?
Эльронд прикусил губу. Помолчал. Сказал с болью в голосе:
- Простите ... Я не могу ... Простите ... Аdar ...
- Делай то, что задумал! - почти выкрикнул Аданэдель, - иначе я буду страдать вечно!
С этими словами он выбежал из комнаты. Нэрданель хотела было сказать что-то, упрекнуть Эльронда, но не смогла. Ее пальцы поглаживали мешочек, в которой пел что-то непонятное Камень Арды.
Артефакт творили в мастерской Феанаро - собственно, творила Нэрданель. Эльронд лишь изредка подсказывал что-то, или брал в руки хрупкий инструмент златокователя. Он явно хотел, чтобы эта вещь впитала в себя часть души рыжеволосой княгини, как это обычно бывало с изделиями Эльфов, когда изделие несло в себе отблеск души творца. Нэрданель чувствовала, работая, непоколебимую твердость малознакомого ей племени Гномов, жар души ее meldo Феанаро, упорство Келебримбора. Время пришло, и в Наугламир были вделаны три Перстня, вделаны, не размыкая артефактов. Сильмарилл сейчас был углом ромба, верхним углом, силой Арды, которую окружали Воздух, Огонь, Вода. Эльронд ткал песенные заклинания, обдуманные им в течение двух эпох, и усадьба Феанаро время от времени начинала дрожать от Силы, втиснутой в вещь, которую уже нельзя было именовать пекторалью. Нерданель всерьез стала опасаться, что ее дом привлечет к себе внимание, и им попытаются помешать в работе. Рядом с ней, кроме Эльронда, всегда кто-нибудь находился - Финдарато или Артанис, а Ант и сыновья Эльронда охраняли дом, в свободное время также наблюдая за творением вещи, которая должна была превозмочь по силе Великое Кольцо.
Время пришло, и заговорщики почувствовали, что артефакт зазвучал. Эта вещь пела ныне свою собственную песню, она была готова к испытаниям. И в этот день Нэрданель наконец поняла, что ее тревожит.
Эарендил на пробу не явился, хотя княгиня знала, что Эльронд за это время встречался с ним, и искренне желала примирения между отцом и сыном. Зато пришла княгиня Анайрэ в сопровождении верного Анта. Супруга Нолофинвэ хотела присутствовать при опыте, даже если этот опыт должен был закончиться скверно.
- У меня в Мандосе, - сказала княгиня Второго Дома с горьковатой улыбкой, - больше родичей, чем в Тирионе. Мне нечего терять.
Финдарато и Артанис последнее время почти не покидали усадьбы Феанаро. В этот день они пришли вместе с Келебриан, которая понимала только одно - если это дело увенчается успехом, то ей не будет больше сниться плен и гадкие орочьи лапы. Она, Келебриан, будет или любить своего meldo, или исчезнет навсегда, так, как угасают звезды. Сыновья же Эльронда как всегда были при оружии и при отваге. И во всем доверяли отцу - как он сказал, так и будет. Жалели они лишь об одном - что в той, другой жизни, возможно, не встретят своего друга Леголаса, с которым даже не попрощались, потому что голубоглазый Лаиквендо странствовал ныне лесами Амана Благословенного.
Нэрданель смотрела на них на всех, и ее пронизывал ужас. Наконец, она обратилась к собравшимся:
- Милые мои родичи, в нашем плане может быть одна, но существенная ошибка.
Эльронд взглянул на нее почти испуганно, видимо, представив, что придется начинать опасную работу заново.
- Вы, дети мои, - сказала Нэрданель, - Надеетесь вернуться в тот день и минуту, когда мой муж отказал Варде Элентари в спасении Лаурелины и Тельпериона. Однако вы забыли о том, что все мы изменились, но не изменился Феанаро. Не знаю, каким он вышел бы из Мандоса, но таким, каким он был тогда - Феанаро никогда бы не пожертвовал творением всей своей жизни. Мы добьемся только того, что время опять пойдет по кругу, и для милых нашему сердцу вновь повторятся муки и страдания. Пусть ни мы, ни они не будут помнить, что прошли сквозь это вторично, однако это все-таки произойдет. А потом мы встретимся снова, вот здесь - и все начнется сначала? Кто знает, может, это уже не первый артефакт, и не первая попытка. Ты не сказал главного, Эллерондэ: как мы попадём в прошлое? Кто из нас? Мы все, тут присутствующие? Или только те, кто тогда уже родился? Кто будет уговаривать Феанаро? Как можно уговорить того, кто пожертвовал ради гордыни ... впрочем неважно. Мы обречены на поражение, дети мои.
Эльронд, однако, остался спокойным.
- Аmme, - произнес он, - я прошу у вас прощения. Я снова должен буду ранить ваши чувства, чего вовсе не должен делать вежливый Эльда. Однако артефакт перенесет в прошлое лишь одного Эльфа. Перенесет с его нынешней памятью, я обеспечил это заклятиями. Перенесет не тело - дух, в тело этого же лица, в том времени сущего. Следовательно, для этого путешествия подходит только тот, кто присутствовал тогда на Празднике Урожая, во время которого погасли Два Древа. Среди нас таких лиц четверо - вы, милостивая Нэрданель, госпожа Анайрэ и брат и сестра Арафинвионы.
Из этих четырех лиц, госпожа Нэрданель, именно вы более всего подходите для великой миссии.
Нэрданель ожидала чего-то подобного. Однако ее глаза гневно блеснули.
- Неразумное дитя, - сказала она, - как ты можешь! Это ... Это ... Ты не знаешь!
- Я все знаю, аmme, - ласково сказал Эльронд, - я знаю, что вы не поехали в Форменос со своей семьей, потому что ваш муж обидел вас, знаю, что не отправились вместе со всеми, потому что он обидел вас снова. Однако - у нас нет выбора. Госпожу Анайрэ, супругу соперника, князь Феанаро не послушает, так же, как и детей своего младшего брата. Он любил вас, вы могли на него влиять. Вы сможете сделать это - вы, нынешняя, зная, какая страшная ставка в нашей игре проклятых.
Нэрданель вскочила. О, память Бессмертной - жестокая память, она тут же вырвала из глубин искаженное лицо мужа, его насмешливый голос. «Скульптор! Ты ... у тебя нет даже крошки таланта! Ты способна только мастерить вот эти игрушки, позоря мое имя!» И летят на пол милые изделия из стекла, которыми Нэрданель успокаивала свой растревоженный дух. «Ты всегда защищала Нолофинвэ, и его змеёныша Финдекано, который вконец испортил моего первенца! Ты рыжее страшилище, кто из Эльдар обратил бы на тебя внимание, если бы ты не была дочерью Махтана, великого кузнеца, ученика самого Аулэ!» И восемь всадников помчались прочь от распахнутых ворот ее усадьбы. Так закончилась ее попытка повлиять на мужа, когда Валар обрекли его на изгнание - обрекли справедливо; тогда еще справедливости не было слишком достаточно.
Но один всадник вдруг возвращается обратно ... К ней склоняется лицо, так похожее на ее собственное. Глаза, напоминающие прозрачные зеленые виноградины. Из-под капюшона плаща - непокорная рыжая прядь. «Аmme, милая аmme! Простите его, он не ведает что говорит.Простите ему, аmme, он мой atarinya! Простите ...»
И она обнимает за шею своего первенца, свое любимое дитя, и целует его, целует, а он все шепчет ей слова утешения, а затем осторожно освобождается от объятий, выпрямляется и пускает коня галопом ...
- Я не смогу этого сделать, - резко говорит Нэрданель, снова усаживаясь на кресло, отталкивая сочувственную руку Анайрэ, - Прости меня, Эллерондэ, твой план провалился. Все было напрасно. Я не смогу.
Эльронд опустил голову. Сказал тихо:
- Это мой последний довод, amme. Посмотрите!
Он положил ей на колени, при тяжелом молчании присутствующих, полотняный мешочек. Там хранилось нечто округлое и довольно тяжелое. Нэрданель медленно развязала тесемку, и вынула небольшой стеклянный шар на металлической подставке, внутри которого покоилась роза. Багряная, почти черная. Будто живая.
- Это я сделала для Майтимо, - едва выговорила Нэрданель, - но то был просто шар ... Без подставочки.
- Переверните это, аmme, - сказал Эльронд.
На донышке подставочки была выгравировано золотом надпись на Квенья. Тэнгвы клонились влево.
"В огне войны,
во вражеском плену ли
Всегда я помнил, мамочка, что мне
вы сердце на ладони протянули.
Ныне в Химринге осень.
Листьев багровых отсвет...
Ветер с севера.
О, как он бился о скалы!
Только надежда на встречу
выстоять мне помогала.
Не забывай меня, мама!"
Артанис резко встала, готовая подхватить побледневшую Нэрданель, но та сделала рукой протестующий жест.
- Я нашел это в его походном мешке, - снова заговорил Эльронд, - у князя Первого Дома, который по собственной воле отрекся от верховной власти над Нолдор, от земель и богатств, после всех поражений осталось только это. И оружие отцовской работы. Он любил вас обоих. Умоляю - помогите!
- Эльронд, - сказала Анайрэ, - ты ее убьешь!
- Я только что услышала голос сына, - прошептала Нэрданель, - это старая магия, когда тенгвы обретают голос и говорят с тем, кому предназначено послание. Я услышала его голос! Он изменился, этот голос, некогда певучий, словно серебряная флейта. Он стал надтреснутым, полным боли, как драгоценная ваза, разбитая безжалостной рукой. Мой Майтимо не забывал меня. Мой Руссандол. Это я прозвала его так, моего Старшего. А если у меня не получится? Эльронд, если не получится? Мое дитя снова будет кричать от боли там, на скале ... Ну, почему молчишь?
- Я уверен, что получится, - сказал сын Эарендила столь убежденно, что даже печальный Финдарато улыбнулся такой горячности, - amme, вы сможете все. В том числе и убедить Феанаро. Тогда вы просто не попробовали, потому что гневались, и не предполагали таких последствий. Но сейчас!
- Однако - я все еще гневаюсь, - чуть улыбнулась Нэрданель, - ты сам не знаешь, дорогой родич, что ты во мне всколыхнул. Но ладно ... Выбора нет - я иду вперед.
- Это слова Нолдэ, - произнёс Эльронд, - истинной Нолдэ, как любил говорить мой аtarinya. Начинаем?
Нэрданель кивнула. Артанис и Анайрэ тут же поднялись с кресел и осторожно взяли артефакт, держа его на вытянутых руках. Затем они обрядили Нэрданель, застегнули на ней вещь, которая прежде была пекторалью, все время напевая заклинания. Затем Анайрэ замолчала, а голос Артанис переплелся с голосами Финдарато и Эльронда. Голос сына Арафинвэ сверкал серебряным лучом, пронизывая глубины духа, остальные два голоса сплетались вокруг него. Нэрданель услышала, как вскрикнул Ант, вскрикнул от ужаса и восторга - и серебряное сияние окутало ее.
Это гора Таникветиль ... Это она! Вот и дворец Великого Манвэ, повелителя ветров. Площадь, заполненная веселыми Эльдар. Свет сияет, переливается серебряными волнами, отсвечивает золотом. Это свет двух деревьев - Лаурелины и Тельпериона. Давно угасший свет...
Она, Нэрданель, идет сквозь толпу рядом с празднично одетым отцом, Махтаном, и другими родичами. Так, как шла тогда. Или "тогда" ныне "теперь" Не понять.
- Смотрите, Эльдар - Феанаро ... Князь Феанаро!
Нэрданель оборачивается. Так он все же пришел! Пришел один, не взяв ни сыновей, ни родственников, ни приближенных. Одетый в черный бархат - так как всегда одевался последнее время, волосы свободно падают на выпрямленную спину. Ни украшений, ни прически. Изгнанник...
- О, как дурно, - говорит Махтан, - этот Эльда снова испортит настроение и себе и окружающим. Пойдем, дочь моя, он не стоит твоего взгляда.
- Князь Феанаро, - нежный голос Варды Элентари, - почему ты один? Где твой отец, Великий Князь Финвэ?
- Мой отец, - произносит Феанаро с некоторой злорадством, - сказал, что пока над его старшим сыном тяготеет приговор изгнанника, и ему нельзя вернуться в Тирион, до того он будет считать себя низложенным и не появится перед своим народом.
- Что ж, таков его выбор, - послышался тихий, но властный голос Манвэ Сулимо, - однако, где же все остальные Нолдор Первого Дома?
- Вы приказали, Великий Манвэ, явиться только мне, - хладнокровно отвечает Феанаро, - но не всем Нолдор Первого Дома.
- Мы не приказывали тебе, князь Феанаро, - снова заговорила Элентари, - но мы желаем примирения между Нолдор. Здесь твои братья, с которыми ты должен жить в мире и согласии. По крайней мере - они этого хотят от всего сердца.
Конечно, хотят. Она, Нэрданель, знает это - к ней приходила Анайрэ. Вместе с Нолофинвэ они желали как-то закончить недоброе дело миром. Брат Феанаро был необычно взволнованным. «Я тоже во многом виноват, - сказал Нолофинвэ, - я слишком прислушивался к словам Валы Мелькора. Возможно, это именно он поссорил меня с братом. Я готов все простить Феанаро, и хочу, чтобы и он простил меня.»
Тогда, в той жизни, братья все-таки примирились на этом празднике - вон Нолофинвэ уже подходит к божественной паре и кланяется им. И сразу же после примирения погас свет Двух Древ. Итак - действовать нужно немедленно.
Нэрданель вынимает руку из-под отцовского локтя и идет к Феанаро.
- Стой! - резко говорит кузнец, - не смей даже разговаривать с ним ... после всего.
Тогда она остановилась. Послушалась. Не подошла.
- Стой! Нэрданель!
Феанаро оглядывается. И Нэрданель внезапно видит, как теплеют его глаза, как лицо исполняется нежности ...
- Нэрданель! - Голос у Махтана довольно громогласен. На них начинают оглядываться. Завтра в Тирионе был бы новый повод для сплетен, если бы ...
Они стоят друг против друга - он в черном, она в багряном.
- Мы вдвоем, - говорит он, - будто знамя дома Феанаро.
- Мы вдвоем. - повторяет она.
- Нэрданель, я был неправ ... Я обидел тебя.
А это что-то новенькое. Извинений от Огненного Духа она не слышала никогда.
- Мне без тебя плохо, мой Ясный Огонь ... - говорит Феанаро, - мой бельчонок... Рыжий, да еще и пушистый.
- Мне без вас тоже плохо ... Без тебя и Семерых. И без Тьелпэ.
- Нэрданель, ты поедешь со мной в Форменос? Сегодня же?
- Примирись с братом, - шепчет Нэрданель, - нехорошо быть с родичами в ссоре.
- О, этот Нолофинвэ, он такой ... - начинает Феанаро, но вдруг улыбается, - собственно - я и сам хотел.
Он вдруг идет к тронам, на которых сидит божественная пара, идет, не выпуская руки Нэрданель. Нолофинвэ и Арафинвэ, стоящий тут же, удивленно смотрят на них обоих.
- Я уже пообещал примириться с братом и не меняю своего слова. - говорит Нолофинвэ, - Я простил тебе, Куруфинвэ, то, что ты угрожал мне оружием, и не буду держать на тебя зла.
С этими словами Нолофинвэ протягивает руку. В тишине над площадью, Феанаро, сжимает ладонь брата, и улыбается - чуть пристыженно, но весело.
- Я твой полубрат, - улыбнулся и Нолофинвэ, - но я хочу стать тебе родным по духу. Разве мы не заслужили мир и покой? Что нам делить - ты старший, веди - я пойду следом. И пусть никакая беда не разъединит нас!
- Я услышал тебя, - говорит Феанаро твердо - пусть будет так!
В эту минуту... Сейчас ... Вот ...
Тьма накрыла Валинор.
Весь долгий путь во тьме к холму Короллайрэ Нэрданель думала о том, как уговорить ... Уговорить любимого пожертвовать собой. Она-то знала, что жертва будет не нужна, что Сильмарилы уже в Морготовых лапах, но сказать об этом Феанаро ... Он не поверит, да и что это будет за жертва, замешанная на лжи. Он должен выбирать сам.
- Осторожно, - шепчет Феанаро, - осторожно, мой Ясный Огонь.
В той жизни она шла между Эльдар, держась за руку Махтана. Феанаро был где-то впереди. Сейчас они переплели пальцы, словно перед свадьбой. Знак радости, знак беды.
Холм Короллайрэ. Камни Круга Судьбы. Искореженные тени на вершине холма - все, что осталось от Двух Дерев. Сгусток света, ставший женской фигурой. Мать Яванна, Валиэ Яванна, оплакивает своих детей ...
- О, как же ей должно быть больно, мой meldo! Это все равно, если бы мы потеряли наших Семерых и Тьелпэ!
- Ты мать, - голос Феанаро непривычно ласков, - ты должна это чувствовать сердцем.
- О, мое сердце ... Его пронизали девять мечей!
- О чем ты говоришь, мой Ясный Огонь?
- Яванна потеряла Деревья, я боюсь потерять вас.
Как мать погибших детей, оплакивала Яванна на верхушке холма Тельперион с Лаурелиной, звала их по именам и нежным прозвищам, звала Сильпионом и Малинандой, Нинквелотэ и Кулуриеной. И на причитания ее отзывался песенный плач Ваниар, а Нолдор осматривались вокруг, ища неведомого врага, и большинство мужчин проводили по боку рукой в поисках отсутствующего ныне оружия.
Во вспышках света начали появляться Валар в Кругу Судьбы. И тут с вершины холма донесся голос Яванны, который отозвался эхом в разуме всех присутствующих:
- О, свет деревьев! Свет, несущий жизнь, померк навеки!
Стон прокатился между Эльдар, и угрюмо молчали Стихии на каменных тронах.
- Даже самые могучие из нас, - продолжала Яванна, - некоторые творения способны воплотить лишь один-единственный раз. Я породила свет Деревьев, и не повторить мне этого вторично, по крайней мере - в этой Вселенной. Но доля света этого осталась в Камнях, созданных Феанаро. Будь у меня хотя бы толика этого света, я бы смогла бы возродить Два Древа, ибо корни их еще живы. Тогда Мелькор не гордился бы совершенным убийством!
Феанаро задрожал, словно в лихорадке. Нэрданель обняла его, он хотел высвободиться из объятий, но она произнесла:
- Meldo... Не покидай меня!
Теперь заговорил Манвэ, и голос его был похож на дыхание бури, что затихает в ветвях деревьев:
- Услышал ли ты, Куруфинвэ Феанаро Финвион, слова Яванны? Выполнишь ли ее просьбу?
Изгнанник в черном склонил голову. Лицо его закрыла тяжелая завеса волос. Молчание стало до того невыносимым, что Тулкас крикнул грозно:
- Отвечай, Нолдо, да или нет! Или ты решишься отказать Яванне, создавшей свет для твоих Камней?
- Не спеши, - прогрохотал низкий голос Аулэ, - послушай меня, Воин, ибо и я Творец. Мы просим большего, чем ты можешь себе представить. Поэтому дай Феанаро поразмышлять в покое.
- Meldo! - слышит Нэрданель свой голос.
- О, ты тоже на их стороне, ты тоже!
- Meldo... Если бы это погибли наши сыновья ... Ты отдал бы Сильмариллы ради спасения Семерых?
- Сыновья? При чем тут они? За сыновей ... Отдал бы.
- Два Древа - дети Яванны. Она умоляет тебя о спасении.
- Я не смогу повторить этой работы, vanimelde! Я сойду в Мандос, устав от жизни, как это сделала моя мать!
- Ты останешься здесь, любимый. Я всегда буду рядом.
- Ты не поехала со мной в Форменос. Ты не простила!
- Девять мечей в моем сердце ... Я больше никогда не покину вас!
- Не покинешь - меня?
- Не покину тебя. Не оставлю сыновей. Не оставлю Тьелпэ. Не отпущу тебя в Мандос. Брошу творить, уничтожу свои скульптуры и те глупые мелочи, которые тебе так не нравятся. Но спаси детей Яванны! Феанаро - сердце подсказывает мне, что спасая Древа, ты спасешь от страшной погибели наших детей.
- Наши дети должны погибнуть? Из-за гибели Древ?
- Соглашайся, Феанаро!
- О, если бы ты знала, что я чувствую сейчас, мой Ясный Огонь. Но я послушаюсь голоса твоего разума, как слушался его почти всегда, потому что мне плохо без тебя. Нам плохо без тебя. Без твоих скульптур и твоих милых безделушек. Нам, девятеры. Если бы ты не стояла тут, рядом со мной и не держала меня за руку, я не решился бы никогда.
Шелест ветра в притихшей траве:
- Так ты решил, Куруфинвэ Феанаро Финвион?
- Я решил ... Ради спасения ... детей ... отдам.
- Ты принял решение, - прошептало звездное сияние, - и мы его поняли.
- Я еду в Форменос сейчас же, - уже более твердым голосом вымолвил Феанаро, - и привезу камни на Короллайрэ. То что случилось - судьба.
- Umbar - голос Судьи Намо, холодный и равнодушный, - Судьба.
И слышно издалека цоканье копыт, и трое всадников соскакивают с коней перед глазами Валар, Майяр и Эльдар, и один из них кричит знакомым юношеским голосом страшные слова о погибели князя Финвэ и исчезновении Сильмариллов. И кто-то подводит Феанаро коня, а Нэрданель оглядывается растерянно, но ее meldo подхватывает ее и сажает перед собой.
Будто по воздуху мчат кони Оромэ, и лицо ее возлюбленного влажно от слёз.
- Аtarinya, - шепчет он, - Мой аtarinya ...
- О, как жаль, милый. Как же жаль ...
- Я отомщу ... Отомщу! Не покидай меня, vanimelde!
- Я здесь, я с тобой. И радость, и печаль, и счастье, и горе - одно на двоих!
Мчатся кони... Сгущается туман.

***

Новый Тирион - тихий городок. Новый Тирион, город у устья реки Сирион, что в Белерианде. Новый Тирион, который еще называют Гаванями Сириона.
Летняя усадьба Феанаро, Великого Князя Нолдор, пока погружена в тишину, но скоро запылает огнями, зазвенит песнями - Нэрданель ждет приезда сыновей.
Двое уже прибыли - Майтимо и Макалауре. С женами и детьми. Сейчас они гуляют по берегу моря, и рыжеволосая княгиня слышит издали детский смех.
- Мой Ясный Огонь!
Это Феанаро, её Феанаро. Довольный и улыбающийся.
- Семеро прибудут все, - говорит он, - и еще приедет этот бродяга Тельперинкваро, который пропадает в рудниках Наугрим.
- О, с Гномами нужно поддерживать союз, - говорит Нэрданель с улыбкой, - ты же сам говорил!
- Говорил. Ибо и до сих пор тянется война. О, это зло, оно как сорняк: посеять легко, выполоть трудно. Этот Саурон ... Мы разгромили Ангбанд, но упустили Черного Майя.
- Не забывай добавить, - смеется Нэрданель, - разгромили Ангбанд с помощью войска Майяр. Довольно существенная была помощь.
- О да, - улыбается и Феанаро, - и хвала Валар за их маленькие милости в виде Итиля и Анары. Солнечный свет вспыхнул тогда как раз вовремя, чтобы спасти Нолофинвэ.
- О, твой брат только кажется холодным и расчетливым - как он тогда бросился на Моргота с мечом!
- И погиб бы, если бы орел Манвэ, Торондор, не вцепился когтями Моринготто в лицо.
- И тут Анара вышла на небо ...
- О да, Анара! Ты тоже неплохо сражалась тогда, любимая.
- И учти - ни один из наших сыновей за все это время не отдыхал в Туманных Чертогах!
- О, Первому Дому везёт, очень везёт!
- Однако - ведь погибшие возвращаются. Прибыли недавно Айканаро и Ангарато.
- Да, та несчастливая битва в степи... Но Арафинвэ обрадуется - его сыновья снова с ним.
- А что там Финдарато - так и живет среди Людей? - с интересом спрашивает Нэрданель.
- Наш великий мудрец, - говорит Феанаро чуть насмешливо, - считает, что науки много не бывает. И как его терпит Амариэ?
- Я же терплю - тебя.
- Я же не живу среди смертных, любимая!
- Но и не отгородился от них, как Элу Тингол!
- Ему это мало помогло, когда его дочь сбежала с Аданом - фыркает Феанаро.
- Ну, - защищает влюбленных Нэрданель, - такие браки хотя еще и не часты, но однако... Вот и Нолдор не избежали подобного - помнишь о Итарильдэ и Туоре?
- Эта милая пара свела с ума злосчастного Ломиона, - хмыкает Феанаро, - поразительно - до чего ему не везет. Его мать, Арэльдэ, покинула своего супруга-Телеро. Как его там ... Эола. О эта кровь Нолфингов, они все холодные, словно снулые рыбы. Юноша воспитывался без отца, а теперь еще и несчастливо влюбился. Да еще соперником оказался Адан. И Туракано был расстроен, да - а ведь он больше всех насмехался над беднягой Тинголом. Ломион был бы лучшей парой для Нолдэ, нежели этот Туор. Но - что поделаешь - Идущие Следом, как там говорит Артафиндэ, растут духовно.
- Их сын, Эарендил, очень мил - задумчиво говорит Нэрданель, думая о чем то неведомом Феанаро.
- Но Туракано хоть признал зятя, - Феанаро рад возможности немного позлословить, - а Тингол так и не сподобился повидаться с внуками. Это уже какое поколение его потомков не живет в Менегроте?
- Сын Лутиэнь и Берена Диор... - медленно отвечает Нэрданель, - Диор женился на родственнице Кирдана Корабела... И у него, кажется, двое сыновей.
- А я будто слышал, что у него дочь...
- Нет, - качает Нэрданель головой, - только сыновья.
А по берегу моря медленно идут две пары. Женщины-еllet нараспев переговариваются на Квэнья. Одна из них - темноволосая Нолдэ, вторая - Синдэ, серебристые волосы которой сияют в звездном свете. Двое Эльфов рядом с ними ведут за руки маленьких мальчиков, неуловимо похожих друг на друга. Они не разговаривают - просто любуются звездами и лунной дорожкой на воде.
- Пожалуй, пора домой, - говорит темноволосый Эльда, а его сын спрашивает:
- Аtarinya, вы споете мне на ночь?
- Такой большой, - улыбается отец, - а тебя все нужно убаюкивать песнями.
- Ну, пожалуйста, - шепчет мальчик, и Эльда улыбается ему:
- Хорошо.
Второй эльфёнок не говорит ничего. Однако после ужина он осторожно открывает дверь опочивальни родителей. Высокий рыжеволосый Эльда и его подруга оборачиваются к нему с нежными улыбками - они оба обожают сына.
- Прошу прощения, - вежливо говорит малыш, - но могу ли я поговорить со своим аtarinya?
Аtarinya не против, он подмигивает жене и ведет мальчика в его комнату. Там помогает переодеться и присаживается рядом. - Я, - говорит мальчик, - вовсе не такой плакса, как Эльрос у дяди Макалаурэ. Я просто хотел поговорить ...
- Я слушаю тебя, сынок, - нежно говорит Эльда. Его прозрачно-зеленые глаза полны любви к этому родному существу, - рассказывай.
- Я хотел спросить ... Почему у нас, у Нолдор, синдарские имена? Сыновья младшего дяди Карнистира дразнят нас с Эльросом, говорят, что нас нашли в лесу.
- Знаешь, - неторопливо говорит отец, - так вас назвать пожелала княгиня Нэрданель. Я не смог ей отказать. У вас прекрасные имена, дитя мое: Эльронд, Звездный небосклон, и Эльрос - Звездный блеск. Ну, а сыновей дяди Карнистира ты сможешь одолеть в поединке уже в этот их приезд. Ибо хорошо запомнил мои уроки.
- Потому что мой аtarinya - первый мечник Эндорэ, - говорит с гордостью маленький Эльронд, - дядя Карнистир не умеет драться обоими руками.
- Конечно не умеет, - улыбается рыжеволосый Эльда, - где уж ему! За пятьсот лет не научился.
- Мой аtarinya, - шепчет мальчик, - не покидайте меня сегодня!
- Что случилось, милый?
- Мне снятся ужасные сны ... Будто я вовсе не ваш сын, а сын Эарендила.
- Этого мореплавателя, Аданэделя?
- Его, аtarinya. А вы будто похитили меня и хотели обменять у жены Эарендила на один из тех Камней, Сильмариллов.
- У Эарендила пока еще нет супруги, - улыбается аtarinya. - Но, даже если бы и была - как бы оказался у нее Камень из короны моего отца? Ведь этих драгоценностей давно нет: князь Феанаро после взятия Ангбанда торжественно преподнес их Валиэ Яванне, и она спасла Лаурелину и Тельперион.
- Я не знаю, аtarinya. В этом страшном сне у вас не было правой руки, - мальчик во внезапном порыве нежности и страха целует отцовскую руку, - и все тело покрыто шрамами, а на груди - клеймо. И вы говорили, что были в плену ... у Моринготто, в Ангбанде.
- Дитя моё, - говорит Эльда успокаивающе, - Моринготто уже давно там, откуда ему не выбраться, а Ангбанд сравняли с землей еще тогда, когда Итиль и Анара впервые поднялись в небо.
- О, это была великая битва, - говорит мальчик с завистью, - Битва под звездами. Сражались все - Нолдор, Ваниар, даже Телери. А главное - Майяр в сияющих доспехах. И почему я так поздно родился?
- Подрастешь, - обещает отец, - возьму тебя на север. Там хватает боев и сражений - то орки расплодятся в горах, то дракон выползет из какой нибудь пещеры.
- А валараукар там есть? Барлоги?
- Случается. Однажды мы с Финдекано наткнулись сразу на двух.
- О-ай!
- Но нам повезло. Правда, Финдекано и его оруженосец Ант были тяжело ранены, но они выжили.
- Я вырасту - буду воином, - говорит Эльронд с гордостью, - и женюсь на Келебриан!
- На ком? - поднимает брови отец.
- На дочери госпожи Артанис. Я видел ее на празднике Солнцестояния прошлого года. У нее глаза синие, как небо.
- О, эта Артанис, - смеется Эльда, - моя любимая сестра. Она будет в восторге от того, что мы породнимся.
Мальчик забирается к отцу на колени. Тот обнимает его, уже полусонного, и начинает напевать песенку про свет Двух Древ.
- Майтимо?
В дверях возникает женская фигура.
- Что, милая?
- Он уснул?
- О да ... Ребенку приснился плохой сон прошлой ночью.
Еllet вздыхает.
- Тебе, любимый, тоже снилось что-то недоброе. Ты метался на постели и кричал. А потом говорил, что братья твои погибли - все, кроме Макалаурэ, и называл себя братоубийцей.
Майтимо осторожно укладывает сына на ложе и оборачивается к жене.
- Милая, - говорит тихо, - мне действительно приснился кошмар. Мне снилась другая моя жизнь, где я потерял и братьев, и честь, и гордость. И действительно был братоубийцей - трижды. Нет, я не убивал сыновей моего отца, однако поднимал руку на Квенди. Мне снилась погибель Нолдор - и как я обрадовался, проснувшись, что это был всего лишь сон!
Он обнимает жену и идет с ней в спальню, оставив Эльронда мирно спать. В окна спальни заглядывает Итиль.
Нэрданель, единственная живая душа во всем Эндорэ, что помнит наяву ужасы, которые другим только снятся, сидит одиноко на берегу моря.
Она часто ходит сюда одна - Феанаро занят, всегда занят. Вот и сейчас он принимает гонцов с севера, ибо жизнь в Эндорэ неспокойна.
Но сломан хребет Великого Зла, и Люди пробудились под звуки арфы Финдарато, и жизнь сладка, хотя и с привкусом опасности.
Нэрданель любит всех своих внуков, однако Эльронда, сына Майтимо, просто обожает.
Вот и сейчас она встает с камня, и возвращается в сад. Оттуда неслышными шагами еllet проходит в покои старшего сына и открывает дверь в спальню внука.
Садится рядом и смотрит в сонное детское личико - она может сидеть так часами.
Она уверена, что это именно он - Эльронд из Ривэндейла, мудрец и воин. Независимо от того, будут ли со временем дети у Эарендила.
И сына Макалаурэ она назвала Эльросом по той же причине.
- Мы победили, - шепчет она спящему ребенку, - мы победили. И ты остался со своим аtarinya до конца света ... До конца.
В окне улыбается Итиль. Спит мир, который эльфы-воины берегут от зла. И мирно спит мальчик по имени Эльронд - спаситель этого мира, который об этом никогда не узнает.