К ночи подул сильный западный ветер. Он принес тепло с Моря. Далеко за полночь тучи рассеялись, и небо было усыпано звездами.
Теплый ветерок, шевеливший травы в лесу, вырвал Маэдроса из объятий забытья. Боль в боку отступила.
-Нельо? - раздался чей- то нежный голос совсем рядом. Маэдрос поднял глаза и встретился взглядом с Эледвен. Ее колени служили ему подушкой, а сама аданэт гладила его по волосам. Феанарион поймал ее руку.
- Эллэ, так это был не сон, - проговорил он, прижимая ее ладонь к губам.
- Конечно, не сон, - она склонилась над ним и улыбнулась.
Маэдрос попытался сесть, но Эледвен удержала его.
- Нельо, лежи! – сказала она, мягко надавив ему на плечи. - Набегался уже!
Феанарион улыбнулся ей.
- Мэльдэ, со мной все хорошо, дай мне сесть, - отозвался он. Аданэт нахмурилась, но чуть отодвинулась, давая ему возможность опереться о ствол дерева.
Теперь Эледвен сидела напротив него, опершись рукой о землю. Сейчас на ней было черное платье с узкими рукавами, вышитое по краям подола серебряными листьями. Маэдрос протянул к ней руку и привлек к себе.
Некоторое время они просто сидели молча, прижимаясь к друг другу, наслаждаясь этой близостью.
- Где Анариэн и Тинвэ? - спросил Маэдрос.
- С твоими братьями. Они были здесь, но потом я отправила их спать, - отозвалась Эледвен.
- Что произошло там, в лесу, за рекой?
- На нас напали вастаки. Это были люди Ульдора, Нельо, им предводительствовал Ольфар.
- Я знаю, я видел его убитым. Это он сделал? - Феанарион коснулся кончика ее заметно укоротившейся косы.
Эледвен промолчала.
- Гордись своей дочерью, она спасла меня, - наконец проговорила аданэт.
- Так это она?
- Да, она. Правда, с тех пор из нее и слова не вытянешь…
- Это пройдет, со временем, - Маэдрос нежно поцеловал ее в висок. – Так всегда бывает, когда проливаешь первую в жизни кровь.
- Тьельпе сказала, что твоя рана не опасна, и быстро заживет, просто ты ее растревожил, - тут же поменяла тему разговора Эледвен, осторожно касаясь пальцами перевязанного бока. – Надо дать ей зажить, мы, наверное, останемся тут, в Таргелионе на несколько дней.
- И кто это решил?
- Тьелпериэль сказала , твоей ране надо дать зажить. Нельо… - она умоляюще посмотрела на него. - Прошу тебя, не упрямься, мэльдо…
Эледвен почувствовала, как его объятия стали крепче.
- Не буду, Эллэ, если ты поцелуешь меня, наконец, - с улыбкой сказал Маэдрос.
Она тихо рассмеялась и, обняв его за шею, крепко поцеловала. Аромат ее волос, тепло рук горячили кровь лучше доброго вина. Он крепче прижал ее к себе , опуская на траву, но тут же почувствовал, как ее ладонь мягко уперлась ему в грудь.
- Не уходи, - прошептал Маэдрос Эледвен на ухо. – Не уходи.
- Я не ухожу, - так же тихо ответила аданэт и коснулась рукой его щеки. – Тебе нужно беречь себя, Нельо. Я твоя и я никуда не уйду.
Потом Эледвен снова крепко обняла его.
- Ложись на спину, мой остроухий лорд , - сказала она, привставая. - И поспи наконец!
Маэдрос улыбнулся, но не стал ей возражать.
- Такую дерзость я могу простить только тебе, Эллэ, - проговорил Феанарион.
Он снова лег на спину, положив голову ей на колени. Некоторое время они снова молчали, глядя на звезды в небе. Она осторожно перебирала руками короткие пряди его рыжих волос. Через которое время, увидев, что Маэдрос спит, Эледвен осторожно, так, чтобы его не разбудить, прилегла рядом и сама провалилась в сон.

Эледвен любила Маэдроса: все ее существо стремилось к нему. Она не страшилась ни Тени, что следовала за ним, ни Клятвы, которая жгла его сердце.
Сын Феанора взял ее в жены в середине лета. Ни одним обычаем не пренебрегли они. За год до свадьбы Маэдрос просил ее руки – у Арнориэн, своей сестры, которая по всем обычаям считалась приемной матерью Эледвен. Феанариэн, конечно же, дала согласие, и как знак своей доброй воли , подарила Маэдросу изумруд в мифриловой оправе. На ту роль, которую обычно исполнял отец, Феанарион выбрал Фингона – что не удивительно, ведь он был ему ближе брата. В дар от него Эледвен достался сапфир.
В тот год у Маэдроса было много хлопот в его твердыне – набеги орков на Лотланн участились, и он не мог все время проводить в Таргелионе, и навещал свою невесту так часто, как мог, но разлука с каждым разом давалась обоим всё тяжелее. Но, наконец, истек назначенный срок, и Арнориэн повезла Эледвен в Химринг.
День, когда она стала Маэдросу женой, Эледвен помнила очень плохо. В её памяти все было покрыто какой-то золотой дымкой, было похожим на светлый сон – от которого просыпаешься поутру и помнишь только что то чудесное, а детали растворяются. Она помнила, что впервые в жизни видела слезы в глазах Феанариэн, помнила, что первый раз повстречалась с родичами Феанарионов – Нолофинвионами, из которых единственным, кого она знала, был Фингон.
Из всего обряда аданэт помнила только то, что благословляли ее как Деву Из Рода Хадора, так как настоящего, как говорили нолдор, Истинного, имени ее не знал никто. Дальнейшее же снова скрывалось в золотистом тумане памяти.
Из этого полусна ее мягко вывело прикосновение. Маэдрос приложил палец к губам, призывая ее к молчанию, и поманил за собой. Казалось, того, что они ушли не заметил никто – сейчас все слушали Макалаурэ, волшебный голос которого звенел над сводами зала и порождал в умах слушателей невиданные картины Заморья. Идя за Феанарионом, Эледвен одновременно прислушивалась к своему сердцу - казалось, его стук сейчас заглушал все прочие звуки. Она знала, пришел момент, которого она так ждала, момент, мысли о котором заставляли ее краснеть даже будучи наедине с собой. Она желала этого – и боялась.
Когда за ней закрылась тяжелая дверь его покоев, Эледвен почувствовала, что перестала ощущать свое тело. Смущение и страх сковали ее. Маэдрос подошел к ней и коснулся ее щеки. Эледвен не могла даже пошевелиться, она сжала в кулаках складки своего платья. Аданэт едва доставала своему возлюбленному до середины груди. Феанарион наклонился к ней; вначале он нежно поцеловал ее в щеку, но потом огонь, который горел в нем, и который ему приходилось сдерживать, заполыхал в полную силу и он, забыв обо всем, страстно припал к ее устам. Эледвен, которая обычно всегда с радостью отвечала на его ласки, теперь с трудом заставила себя обхватить его шею руками.
Маэдрос почувствовал ее страх и решил сдержаться – до поры.
- Если ты не хочешь, только скажи… я буду ждать, - прошептал он, зарываясь лицом в ее золотые волосы.
И снова стертое на время сознание, пробужденное от прикосновения к прохладной постели. Он обнимал ее, что-то говорил. К великому удивлению Эледвен, она, казалось, не понимала ни слова из всего того, что слышит, но его голос зачаровывал, хотелось слушать еще и еще… Эледвен и не заметила, что Маэдрос распустил ей волосы, что ни котты, ни рубашки на нем уже не было, и что ее платье было расстегнуто до самого пояса. С каждым прикосновением, с каждым его словом страх и смущение уходили.
Пламя его любви разгорелось настолько сильно, что останавливаться сын Феанора не собирался, но и пугать свою любимую не хотел. Потому Маэдрос решил использовать тот талант, который передался от его отца всем сыновьям – силу голоса. Он словно околдовывал ее словами, и она, подвластная его чарам, забывала про все, что сковывало ее. Эледвен ерошила его темно-рыжие волосы, обнимала его все крепче и крепче, вдыхая аромат его кожи. Они перестали говорить, даже перешептываться, а просто, прерываясь между поцелуями, смотрели друг другу в глаза, словно пытались запомнить эти мгновенья навсегда.
Одежды на них не осталось. В покоях царил сумрак - свечей никто не зажигал, а свет заходящего солнца за окнами померк.
-Ты мой свет, моя эстель, - говорил ей Феанарион, когда их губы не были заняты поцелуями. - Мне все равно, что говорят про судьбу людей! У нас с тобой одно феа на двоих, у нас с тобой одно сердце на двоих!
- Нельо, Нельо… - только и могла ответить она.
Когда Феанарион коснулся ее колен, он почувствовал, что чары начали слабеть: девушка снова зарделась и уперлась ладонями ему в грудь, не пропуская к себе. Тогда он снова заставил себя сдержаться – хотя это и далось ему с трудом. Он обнял ее, не выпуская из–под себя, и тихо стал что–то напевать, пока не увидел, как Эледвен стала улыбаться и обмякла в его руках.
И тогда он получил то, чего так страстно желал. Любить ее, любить сильно, огненно, до крика!...
… А ровно через год она подарила ему дочь.

На утро он, наконец, увидел Анариэн и Тинвэ. Старшая светилась от счастья, увидев отца, а младшая заплакала от избытка чувств.
- Майтимо благословила удача, - пробормотал Карантир, глядя на брата и племянниц. – Его всегда ждет жена и дочери.
- А тебя жду я, - ответила ему Арнориэн. – И не только я - мы же все одно целое, Морьо. А удача хранит не только Нельо – но и всех нас – мы сейчас все вместе и почти в безопасности.
- Почти все вместе, - поправил Куруфин. – Турко и Кано нет.
- Но мы скоро встретимся с ними!
- Надеюсь на это…
Эледвен тем временем перевязывала рану Маэдросу. Анариэн и Тинвэ не отходили от родителей. Когда аданэт убрала старую повязку и принялась промывать рану отваром из трав, Тинвэ вскрикнула и закрыла глаза, а Анариэн только нахмурилась.
- Ты больше не боишься крови, эленья? – спросил у нее, улыбаясь, Маэдрос.
- Тьэльпе сказала помнить всегда… - тихо отозвалась в ответ девочка.
- Анариэн! Тинвэ! Не мешайтесь, идите сюда! – раздался голос Арнориэн.
Анариэн тут же встала и потянула сестру за собой.
- Не пойду! – уперлась младшая.
- Пошли, Тьельпе зовет! – старшая с трудом смогла поднять ее с травы.
Тинвэ еще немного поупиралась , но, не найдя поддержки со стороны отца, на которого она бросала жалобные взгляды, все таки пошла за сестрой.
- Наконец–то я снял себя эту рухлядь, - пробормотал сидящий неподалеку Амрас. Рубашки на нем было, а совсем короткие каштановые волосы были мокрыми. Рядом с ним, на небольшом мешке, который ему дали Лаиквенди, лежала, сверкая в утренних лучах, мифриловая кольчуга.
- А я вообще все бы выбросил, - отозвался Амрод, демонстрируя дыру на своей котте, которую носил поверх кольчуги. Второй Амбарусса тоже был раздетым по пояс и с закатанными до колен штанами. - Хоть бы рубашку от крови отстирать…
- Отстираешь, когда до поселения Лаиквенди доберемся, - утешил его брат–близнец. – А котту не выкидывай, а то Курво злиться будет.
- С чего бы это ему злится? - Подал голос Маэдрос, улыбаясь. Старший Феанарион встал, что бы Эледвен было легче перевязать ему бок.
- Так на ней же наша Звезда вышита! - ответил Амрас. – Курво все свои котты хранил, которые он в бою носил. Ты разве не знал, Нельо?
Маэдрос неожиданно расхохотался. Его примеру последовал и Амрас.
- Вот так новость! – проговорил он сквозь смех. - А я и не знал!
- Курво предан Стягу, - с серьезным видом добавил Амрод и тоже присоединился к братьям.
- Майтимо, стой смирно! – возмутилась Эледвен.
- Извини, анаринья, - Феанарион улыбнулся своей жене и снова приподнял руки.
- Что там такого смешного? – раздался голос Куруфина.
- Ничего, ничего, - быстро ответил Амрас.
Судя по всему, эти слова не успокоили Искусника, и он направился к братьям.
- Вы тут надо мной смеетесь, да? – спросил он, но потом обреченно вздохнул. – Надо было ехать с Макалаурэ! – он посмотрел на Маэдроса. – Как твоя рана, Руссандол?
- Заживает, - отозвался брат.
- Где твоя кольчуга? Давай положим ее ко мне – я ее понесу…
- Не нужно, Атаринкэ, я сам ее понесу.
- Но, Нельо…
- Атаринкэ! Я вполне способен сам понести свои вещи, - Эледвен закончила перевязывать ему рану, и старший Феанарион подошел к брату, положив руку тому на плечо. – Не волнуйся за меня.

***

- Задерживаться в Таргелионе мы не будем, - сказал Маэдрос, после утренней трапезы. – Мы продолжим путь, без остановок в селении Зеленых Эльфов.
- Руссандол, ты хочешь себя убить? – возразила Арнориэн. – То, что твоя рана не так уж и опасна, не значит, что ты не умрешь от потери крови.
- Тьельпе, возражения не принимаются, - спокойно ответил ей старший брат. – Что мы будем делать дальше? – спросил Куруфин.
- То, что собирались до этого – мы встретим Кано и Турко на Амон Эреб. Меня сейчас больше волнует другое: как много наших воинов смогло достигнуть Долмед, и что сделать с теми, кто еще только в пути. И что мы увидим, когда, наконец, придем к Одинокой Горе.
- Не все знают, где нас искать, - отозвался Куруфин. – мы предупредили, кого смогли, но ведь были и те, кто ничего не слышал…. Им неизвестно, живы ли мы вообще.
Повисло молчание.
- Маэдрос Феаноринг, - подал голос Аннаэл. – Мы можем помочь. Те, кто будут идти вдоль Гелиона, не смогут минуть наших дозорных. Твой народ мы узнаем всегда – и мы принесем им весть о тебе и о том, где тебя найти.
- На большее мы и не рассчитывали, Аннаэл, - кивнул Маэдрос. – Я знаю, вы поступаете против обычаев, и снова ради нас…
- Я бы так не сказал, Маэдрос Феаноринг, - прервал его Зеленый Эльф. – Я уверен, встретится вам кто –нибудь другой из нашего народа, вы бы даже Гелион не пересекли. Не все из нас так открыты чужеземцам, как я и мой брат, и те, кто с нами. Мы же сделали это ради Келебриэль. И весть мы тоже разнесем, так что те, кто принадлежат Роду Феанора и верны ему, узнают о вас.
- Было бы лучше, если бы вы сказали о нас и тем, кто верен дому Финголфина. Если кто–то из войска Финдекано спасся, я хочу видеть их рядом собой.
- Их всех прибрал Турукано, - заметил Карантир.- А тех, кого не успел прихватить он, зарубили орки.
Маэдрос резко выпрямился.
- Придержи язык, Морифинвэ, - сказал на квенья старший Феанарион и снова повернулся к Аннаэлу. – Мы будем благодарны за любую помощь.
Аннаэл кивнул.
- Теперь о Амон Эреб, - продолжил Маэдрос. – Насколько я помню тамошние укрепления, они сгодятся только как временные. Вне всяких сомнений, нам придется провести там зиму, а, следовательно, надо думать о том, что сделать.
- В первую очередь Заменить дерево камнем, - со знанием дела сказал Куруфин. – Как доберемся, я возьмусь за это, Нельо.
- Это понятно, но хуже дела обстоят с пропитанием… Там нет ничего, что предназначено для постоянной жизни …
- Там можно охотиться, - тут же вставил Амрас.
- Опять! - не выдержал Амрод. – Я уже не могу… да я, может, соскучился по обычной картошке!
- Вот сам ее и выращивай, Амбарусса, - не полез за словом в карман брат. - У тебя теперь будет много времени, чтобы этим заниматься.
Старшие братья рассмеялись, даже хмурый Карантир улыбнулся.
Тут со стороны поляны раздался визг Тинвэ. Маленькая нолдэ со слезами на глазах подбежала к Маэдросу. За ней со смехом бежала Анариэн.
- Смотрите, смотрите, у Киэрмэль веснушки на лице! – сказала старшая, заливаясь смехом.
- Неправда ! Нет у меня веснушек! Нет!
- Есть, есть! – Анариэн теперь подбежала к Эледвен, хватая ее за руку.- Аммэ, мы думали, она себе нос запачкала, и когда она умылась, у нее веснушки остались на лице! Смотри, ну смотри же!
Эледвен подошла к Тинвэ и стала рассматривать ее личико. На щеках и на носике у нее и правда появились едва заметные коричневатые пятнышки. Аданэт посмотрела на Маэдроса и улыбнулась.
- Ну, что ты так расстроилась? – спросил у Тинвэ Маэдрос, протягивая ей руку и привлекая к себе. – Вон, у Морьо тоже веснушки есть. И у Питьо тоже!
- А у тебя нет… - прошептала Тинвэ, прижимаясь к отцу. – И теперь Анариэн будет похожа на тебя еще больше, потому что я буду – еще меньше.
Анариэн и Тинвэ уже давно вели спор между собой – которая из них была больше похожа на Маэдроса.
- Так это от солнца, эленья, - успокаивал ее Маэдрос. – Лето пройдет, и веснушки исчезнут.
- Что–то похожее мне говорил отец, Руссандол, - хмыкнул Карантир.- Только вот веснушек у меня меньше не стало.
Успокоившаяся уже Тинвэ готова была снова расплакаться.
- Не слушай его, малыш, - тут же отозвался Маэдрос. – Морьо просто шутит.
- У нашей матери были веснушки, - добавила Арнориэн. – А она считалась одной из самых красивых нолдэ Тириона.
Тинвэ перестала всхлипывать, но все еще прижималась к Маэдросу.
- Судя по всему, серьезного обсуждения уже не получится, - подал голос Куруфин. – Нельо, раз ты решил, что мы идем дальше, то, может, тогда приступим к сборам?


***
Лес был просто прекрасен.
Арнориэн помнила многие годы, проведенные в лесах у Гелиона, но, казалось, никогда еще не было такой пышной зелени, как сейчас.
Когда воля Моргота становится сильнее, даже деревья начинают чахнуть, а здесь словно и нет Зла, словно природа и не ведает о нашем поражении…
Феанариэн невольно посмотрела на идущих впереди братьев и других нолдор.
Впереди, рядом с Зелеными эльфами шел Инглорион. Он был нолдо по отцу и ваниа по матери, от нее он и унаследовал золотой цвет волос. Он был высок, выше него был разве что Маэдрос. Он был предан Куруфину всем сердцем и последовал за ним в Изгнанье, будучи совсем юным.
Ромендил был нолдо. Изначально он был дружинником Феанора, но, когда отец погиб, то он ушел служить Маэдросу. Старший брат полностью ему доверял – потому и отправил с Эледвен именно его.
Остальных воинов нолдор Феанариэн не знала по именам –все они были дружинниками Карантира и Амбаруссар.
Феанариэн невольно улыбнулась – сейчас, когда братья были рядом, казалось, что поражение не так уж и страшно, что солнце еще взойдет. Да, пусть Келегорма и Маглора сейчас не было – но с ними ничего не случится. Судьба хранит сыновей Феанора.
А еще она радовалась за Эледвен и своих племянниц. Аданэт, хоть и была все еще бледна, но улыбалась – её возлюбленный жив, он вернулся к ней. Анариэн и Тинвэ оживились – теперь они весело резвились, бегая между деревьями наперегонки.
- Тьельпе, Тьельпе! Смотри, что я нашла! – закричала Тинвэ, что-то поднося к Арнориэн. Феанариэн наклонилась. В ручках у маленький нолдэ была лягушка. – Смотри, какая красивая!
- И вправду! - согласилась Арнорэн.
- А можно я возьму ее с собой? Можно? Можно?
- Думаю, лягушке будет приятно вернуться домой, Тинвэ, - улыбнулась Арнориэн. – Представь, что и тебя из дома забрали и увезли в далекие края.
Тинвэ посмотрела на Арнориэн.
- Но меня и так забрали, Тьельпе…
- Ну, вот видишь. Отпусти ее, пусть идет домой.
Тут к ней побежала и Анариэн.
- А ты видела, сколько белок в этом лесу? Дома их совсем нет, а тут почти на каждом дереве! А на Амон-Эреб есть лес?
- Есть, конечно!
- А когда Турко вернется, мы попросим его что бы он принес нам белок!
- А куда мне выпустить лягушку? – тут же встряла Тинвэ.
- Где ты ее нашла?
- Там, у ручейка.
- Там и отпусти.
Тинвэ убежала. Анариэн направилась вперед, к отцу и матери. Сейчас Феанарионы держались вместе – Арнориэн шла, почитай, последней. За ней держался Аннаэл, замыкая цепочку. Впереди показался просвет.
И вдруг Арнориэн увидела.
Золотое сияние, всепоглощающее, теплое, похожее на свет от Золотого Древа. Оно было таким ярким, с зеленоватым свечением по краям. И в это сияние уходили все, кого она любила.
Первыми ушли Карантир и Куруфин.
Морифинвэ - с каштановыми волосами, едва заметными веснушками на лице, высокий, как и все в их роду. У него широкие плечи воина и крепкая рука мечника.
Куруфинвэ - такой похожий на отца… Длинные черные волосы, как обычно собранные в хвост, серые глаза, широкие плечи кузнеца. В одном ухе он носит тонкое золотое кольцо, едва заметное – как и все кузнецы нолдор. Любимый сын. Любимый внук.
За старшими вслед ушли и Амбаруссар.
Питьяфинвэ и Тэлуфинвэ – близнецы, самые младшие из всех. Амрод – темный, Амрас - светлый. У Амрода веснушки на лице, а Амрас такой же мраморный, как Майтимо. И оба близнецы рыжие, их разве что по цвету отличишь.
Они уходят так легко, смеясь, уходят в Свет.
Маэдрос.
Старший сын. Самый высокий в семье, выше Феанора. Нельяфинвэ. Майтимо. Не зря мать дала ему это имя – «ладно сложенный». Старший красив, у него прекрасное тело. Волосы у него короткие, рыжие, а глаза серые. У него прекрасное, чуть удлиненное лицо, белая кожа. Многие говорят, что он Белое Пламя.
Маэдрос остановился на самой кромке света и повернулся. Он улыбнулся Арнориэн и подмигнул ей - как делал, когда она была ребенком - и протянул руку идущей рядом с ним Эледвен. Аданэт тоже обернулась к Феанариэн. Ее лицо было таким спокойным, оно светилось от счастья. Маэдрос сделал шаг и тоже растворился в золотом сиянии. Эледвен еще на миг задержалась, одарила Арнориэн своей улыбкой, опустила голову и ушла за ним.
Они все погибнут. Все. Друг за другом, пройдя через смерть как через Золотые Ворота.

Когда пала ночь, Маэдрос, наконец, велел остановиться. За всю дорогу они сделали всего два коротких привала и смогли преодолеть довольно большое расстояние.
- До Сарн-Атрада осталось два дневных перехода, - сказал старший Феанарион, разглядывая карту при свете костра. – На утро второго восхода мы выйдем к Гномьему Тракту… - он умолк на миг, задумавшись. – Ромендил, у вас остались лошади?
- Остались, лорд Нельяфинвэ, - кивнул нолдо. – Лесные Эльфы переправят их к Бродам. Но во время боя спасти удалось не всех коней – из четырнадцати осталось десять.
- Это не так страшно. Кое-кто из нас может взять и второго всадника.
- Конечно, - поддержал брата Карантир. – Я возьму с собой Тьельпе.
- Хорошо. Я возьму Эллэ, Атаринкэ – Анариэн, Тэльво – Тинвэ. Как только доберемся до Амон Эреб и дождемся Кано и Турко с остальными – надо будет послать весть к Кириатано.
Инглорион поднял глаза и посмотрел на Маэдроса – в Гавани он отправил свою семью :жену и ребенка.
- Нам придется нести недобрые вести для многих, очень многих…- тихо проговорила Арнориэн.
- Они должны знать, что Дом Феанаро выстоял, - возразил Инглорион.
- Да, но это для них слабое утешение. Погибших родичей мы им вернуть не сможем.
- Мы призовем их, а дальше пусть решают сами, - отозвался Маэдрос. – Я приму любого, кто захочет придти – будь то эдайн из Трех Родов, или же любой эльда. В самую первую очередь я должен выполнить обещание, данное Финьо. Он просил позаботиться о его жене и Эрейнионе.
Эрейнион.
Сын Фингона.
- Вот как? – задумчиво произнес Куруфин. – А это не лишено смысла, Нельо! Может, если мальчик вырастет с нами, он, по крайней мере не будет воротить от нас нос, как его …кхм, ближайший родич.
- Турукано можно понять, Атаринкэ, - ответил Маэдрос. – Он не может простить нам гибель Эленвэ.
- Будто бы мы ее утопили её во льдах! – не выдержал Карантир.– Мы не виноваты!
- Ты прекрасно знаешь, что я тебе отвечу, - голос Маэдроса стал тверже. – Окажись на его месте любой из нас, он бы не ограничился простой ненавистью на словах, разве не так?
Карантир промолчал.
- Ну, вот видишь, Морьо. Турукано нас ненавидит, но лично меня это волнует в самую последнюю очередь. Да, он Верховный Король, но он снова запрется в своем Потаенном Граде, и никакой реальной помощи от него мы не увидим. А значит там надо рассчитывать только на себя – и на тех нолдор, кто был предан Фингону.
- Есть еще Нарготронд, лорд Нельфинвэ, - добавил Инглорион.
- Артаресто… На него я тоже не буду рассчитывать, не имеет смысла…
- Вот уж точно!- снова встрял Карантир. – От него никакой пользы, если не наоборот! Амбаруссар слышали от своих дружинников, что Морготовы отродья не могли дотянуться до Финдекано, пока один из этих Арфингов не бросился в бой без приказа Короля! Его звали, кажется, Гвиндор, и послан он был Артаресто!
- Говорят, они убили его брата у него на глазах, и он обезумел от боли и гнева, - осторожно добавил Амрас.
- И что? Из-за него все, что было сделано с таким трудом, пошло насмарку! – он умолк, а потом добавил, уже спокойнее. – Мы тоже теряли брата, но…
- Предпочли общие интересы личным, ты это хочешь сказать? - усмехнулся Куруфин.
Все сидящие у костра невольно обернулись к Маэдросу. Старший Феанарион внимательно смотрел на Карантира.
- Нельо, извини, я… - начал было Темный.
- Не нужно, Морьо, - прервал его брат, вставая. – Всем отдыхать, завтра, едва встанет солнце, мы отправимся дальше, - с этими словами Маэдрос коснулся плеча Эледвен, которая сидела рядом с ним, и затерялся в тенях леса.
- И куда он нас гонит от восхода до заката, - пробормотал Куруфин. – Сам едва на ногах стоит, о себе не думает, о нас тем более… - последнее было сказано Эледвен, когда аданэт встала, чтобы последовать за мужем.
Аданэт остановилась, но промолчала.
- Он спешит, чтобы поскорее выполнить обещание, данное Финдекано, - отозвался Карантир. – Ради этого он будет идти без отдыха, либо пока не добьется своего, либо пока не свалится замертво. Но на его месте я бы тоже спешил – Турукано может нас опередить.
- А тебе лишь бы Турьо насолить! – не выдержала Арнориэн.
- Именно, - спокойно ответил Карантир.
- Я сомневаюсь, что Нельо думает о том, о чем думаешь ты, Морифинвэ, - сказала Эледвен, глядя на Феанариона. – Нельо сказал, что о Турукано он и не думает – он обещал Финьо. И делает это ради него, и не из-за чего либо другого. Доброй ночи! – на этом аданэт развернулась и ушла за Маэдросом.

- Нельо! Нельо ! Погоди! – раздается голос Финдекано.
Серебристый рассвет Тельпериона окутывает все в серебряном же мерцающем сумраке, от зеленых трав и могучих деревьев исходит мягкое свечение.
- Я не виноват, что ты не можешь за мной угнаться, Финьо,- Майтимо смеется и треплет по голове своего двоюродного брата.
У Финдекано сейчас волосы едва достают до плечей. Расшалившаяся сестра Арэльдэ не очень удачно пошутила – склеила его волосы кипарисовой смолой . И чем только дядя Ноло ни пытался смыть ее, не получилось, и волосы пришлось состричь. Маленькая Арэльдэ сразу же призналась, что этому ее научил Туркафинвэ – они с братом Маэдроса были ровесниками и очень дружили. Конечно, Феанариону сильно за это влетело – но только от матери. Феанор не сказал ему и слова – только усмехнулся. Правда в тот же день велел состричь волосы и Турко.
- Будет справедливо, если ты испытаешь то же , что и твой кузен, - сказал тогда отец. – Может, в следующий раз ты много раз подумаешь, прежде чем что - либо сделать.
Сейчас Майтимо и Финдекано бредут по полю.
- Иногда мне кажется, что покой не может длиться вечно, - вдруг говорит Финдекано.
- О чем ты говоришь? - удивленно спрашивает Маэдрос. В последнее время Финьо часто посещают такие мысли.
- А ты разве не слышал, Нельо, древнее Зло на свободе, - серьёзно отвечает ему двоюродный брат.
Майтимо невольно улыбается и пытается отшутиться.
- Ну, зачем же ты так… Турко еще ребенок, он вырастет и поймет.
Финдекано невольно улыбается в ответ
- Мелько освободили, так сказал мне отец.
Конечно, Майтимо слышал это от Феанаро.
- Говорят, он сожалеет о содеянном, Финьо… -И ты в это веришь?
- Отец ему не верит. Но я считаю, что каждый может допустить ошибку и искренне сожалеть о ней. Ведь изначально он тоже был как и другие Валар.
- Мой отец тоже не доверяет ему. Но я не так искреннее верю в его благие намерения, как ты, Нельо…
Некоторое время Майтимо молча смотрит на Финьо.
- И что мне с тобой делать? - говорит он, наконец. - Может, окунуть тебя в пруд, чтобы выполоскать из твоей головы все эти мрачные мысли? А, Финьо?
Финдекано улыбается и пятиться назад – тут совсем рядом есть небольшое озеро, и он знает, что Майтимо вполне способен протащить туда своего кузена и претворить угрозу в жизнь.
- Не нужно, может, от бега они выветрятся сами, - бросает Финдекано и срывается с места.
- Тебе же никогда меня не перегнать, Финьо! - кричит ему Майтимо и устремляется следом.

Эледвен нашла Маэдроса лежащим в высокой траве на небольшом лугу. Он положил руки под голову и смотрел на звезды. Когда он заметил аданэт, то присел и улыбнулся ей.
- Иди сюда, анаринья, - Феанарион позвал ее к себе. Эледвен подошла и села рядом с ним, уперевшись подбородком ему в плечо.
- Нельо, - только и произнесла она, мягко касаясь его волос, а потом и кончика уха. – Мой остроухий лорд…
- Ты не жалеешь, что стала моей женой, Эллэ? – спросил он, снова улыбнувшись.
- Не жалею. И никогда не пожалею.
- Все теперь будет иначе, ванимэльдэ. Тьма сгущается вокруг нас.
- А разве она меня когда–нибудь страшила? – она тихо рассмеялась и крепче прижалась к нему. – Знаешь, у меня всегда было три соперницы – Клятва, Смерть и Тьма. Только вот никому из них я тебя не отдам, - она помолчала, а потом добавила. – Почему ты так боишься, что я могу отвернуться от тебя? Майтимо, страх и сомнения тебе не свойственны…
- Когда ты стала моей, все было иначе. Я был лордом Химринга и все чтили мое имя. А теперь все это развеялось. Теперь я просто скиталец в глуши.
- Я вышла замуж за сына Феанора, Нельо, коим ты будешь, даже если у тебя нет ни войска, ни имени, ни славы! Я тебя любила и буду любить, даже если ты потеряешь все и вся. Почему ты сомневаешься во мне?
- Я в тебе не сомневаюсь. Но я пойму, если ты уйдешь. Моя мать не последовала за отцом, жена Курво оставила его ради Тириона.
- Не сравнивай меня ни с одной из них! Я Эледвен, а не Нерданель и жена Куруфинвэ! Мне говорили, что иногда у эльдар любовь слабеет год от года, ибо их влечет пламя собственной души, и другие огни их интересуют мало… Но я аданэт, я принадлежу другому народу. Если их испугали дела своих мужей, если их испугали тьма и ужасы пути, кровь и пепел, меня они не испугают. И я пойду за тобой куда угодно – даже во Тьму.
Эледвен обняла его еще сильнее и уткнулась лицом ему в плечо. Она почувствовала, как он тоже обнял ее – крепко, словно боялся отпустить.
- В этом мире я уже слишком много потерял, слишком многих… - прошептал Маэдрос. – Вначале отец, потом Финьо… Я боюсь, что мой Рок отберет и тебя, так же, как отобрал Феанаро и Финдекано.
- Ты видел… как он погиб? – осторожно спросила аданэт.
- Нет, не видел. Я помню, что он бился у самых Враг Ангбанда. И что Турукано ушел.
- Нельо, ты хочешь сказать что…
- Нет, нет, анаринья, Турукано ушел, потому, что ему приказал Финьо – так мне сказал Макалаурэ. Я хотел пробиться к нему, хотел, но не смог!
Эледвен вздрогнула – по бледной щеке Маэдроса бежала, оставляя мокрый след, слеза. Ей еще никогда не доводилось видеть его в таком состоянии – Феанарион никогда не отчаивался и не отставлял надежды. Казалось, гибель Фингона поразила его в самое сердце, и теперь боль готова его сломить.
Аданэт осторожно коснулась пальцем его щеки и стёрла слезу.
- Я бы сказала, не печалься, если бы слова могли хоть что–то изменить…- произнесла она, с нежностью глядя ему в глаза. – Но, Нельо, ты и сейчас можешь помочь Финдекано – помочь Эрейниону, его сыну. А еще ведь эльдар говорят, что феар в Мандосе чувствуют боль тех, кто остался здесь, и это печалит их еще больше… Отпусти его, Нельо… Ему теперь не грозит ни смерть, ни Мрак.
- Мы не свидимся с ним под солнцем этого мира, - отозвался Маэдрос.
Эледвен потянулась и поцеловала его.
С того самого первого дня, когда они сблизились - она была Маэдросу подругой. Он был для нее самым близким существом на свете, его тепло она могла ощущать даже тогда, когда между ними пролегали лиги, мерцающие огни его души заставляли ее испытывать такой восторг, какой она не могла описать словами. Физическая близость только дополняла все эти чувства, делая их более яркими и глубокими.
Такова была любовь, которую ей, милостью Судьбы, дано было испытать.

***
Следующие два дня погода была милостива к путникам – становилось все теплее и теплее, а воздух наполнялся ароматами цветущих трав – нолдор с проводниками Лаиквенди подходили к границам Оссирианда.
К вечеру с Моря пришли тучи – подул ветер и полил дождь, но, как обычный летний ливень, он быстро прошел, оставив после себя приятную свежесть. После того, как распогодилось, путники без помех смогли пересечь Гномий Тракт и подойти к бродам Гелиона.
Сарн-Атрад, как эльдар называли это место, образовался от слияния двух рек - Самого Гелиона и Аскара, который нолдор звали Ратлориэл. Только здесь можно было пересечь реку без моста – верхом или пешим. До Дагор Браголлах эта местность была весьма оживленной – воины Карантира держали здесь заставы, главным образом из-за Тракта, но после битвы Внезапного Пламени все здесь пришло в запустение, и дорогой уже не пользовались – разве что временами сюда приходили Зеленые Эльфы.
Сейчас на другом берегу их уже ждали дозорные, сквозь шум реки доносилось конское ржание.
Пришла пора прощаться с Аннаэлом и Аэлином и другими Лаиквенди.
- Вашу помощь никто из нас никогда не забудет, - сказал Маэдрос, по обычаю нолдор положив руку на плечо Аннаэлу – так прощались или здоровались только с равными. - Дом Феанора в неоплатном долгу перед тобой, Аннаэл. Если когда–нибудь, кому-нибудь из вас понадобится наша помощь, моя, или любого из нас, ты всегда знаешь, где нас найти.
- Благодарю тебя, Маэдрос Феаноринг, - Аннаэл склонил голову. – Приятно было повстречать вас – о ком большинство из нас только слышало.
- Нам и в дар-то вам нечего дать, друг, - сказал Карантир. – Увы, мы сейчас изгнанники…
Аннаэл улыбнулся.
- Рукопожатие союзника – лучший дар в наше время, - сказал Зеленый Эльф, протягивая свою ладонь.
Маэдрос и Карантир, а следом Куруфин и Амбаруссар, пожали ему руку.
Арнориэн крепко обнялась с обоими братьями:
- Вот уж правду говорят, что старая дружба не забывается! Побольше бы таких друзей, как вы!
Эледвен Аннаэл поклонился, так же как и до того Маэдросу.
- Я помню тебя еще ребенком, Гилэдэль Аданэт, хоть ты меня и нет, проговорил Зеленый Эльф. – Странной мне тогда показалось твоя судьба, и чем больше я о тебе узнаю, тем больше мне все это кажется дивным. Я уверен, мы с тобой еще встретимся.
На том и распрощались.
- Мы ждем тебя и тех, кого ты сочтешь нужным позвать, в Середине Осени на Амон Эреб, - сказал напоследок Маэдрос. Нолдор переходили броды пешими. Кое–где вода едва доставала до щиколотки, но в середине она была выше, потому Анариэн и Тинвэ перенесли на руках. Заночевать решили тут же, и когда рассветет, отправиться дальше на юго-запад.
Утром, после легкого завтрака, нолдор стали седлать коней. Арнориэн хмуро поглядывала на коня Карантира: у него не было седла, а потник брат просто закрепил ремнями. Лошадь эта не принадлежал Феанариону - его коня тоже убили, а ее он просто умудрился поймать на поле боя.
- Куда делось седло, Морьо? - спросила Феанариэн.
- Оно было так испоганено, что я его просто выбросил, - отозвался брат, закрепляя ремень. Он посмотрел на сестру и усмехнулся. – Не переживай, удобства не обещаю, но кое- как мы доберемся.
- Вот именно, что кое–как – Арнориэн поморщилась и поплотнее закуталась в свой плащ, хотя было совсем не холодно.
- Мне казалось, ты раньше никогда не использовала седло, - удивился стоящий рядом Куруфин.
- Одно дело самой быть всадником, а другое - мешком за спиной у Морьо!
- Ну, давай, садись со мной, - великодушно предложил Искусник.
Стоящий на небольшой возвышенности Амрас бегом спустился к Маэдросу.
- Нельо! По Гномьему Тракту кто–то скачет! Большой отряд!
Феанарионы и их воины невольно потянулись за мечами.
- Кто такие? Тебе видно отсюда? – спросил Маэдрос.
Амрас снова забрался на холм и стал всматриваться вдаль.
- Это эльдар, - сказал он уверенно. - Их больше пятисот… Они остановились!
- Должно быть, нас увидели, - проговорил Маэдрос. – Раз это эльдар, боятся нечего. У кого–нибудь сохранился стяг?
- У меня, лорд Нельяфинвэ, - тут же отозвался Инглорион.
- Разворачивай его! Пусть знают, кто мы, - велел Старший Феанарион.
- На что знамя прицепим? У нас штандарта то нет… - спросил Карантир.
- На мое копье, - сказал Инглорион. Он уже прикреплял ткань к древку, и через несколько мгновений в небо взмыла Звезда Феанора. Золотоволосый нолдо передал ее Амрасу, который укрепил штандларт на вершине холма.
- Похоже, они видят знамя, - сказал Амрас, снова вглядываясь вдаль. – И разворачивают свои!.. Погоди… - он на миг замер и вдруг закричал. – Кано! Турко!
Словно в ответ на это со стороны Тракта донесся серебряный звук рога. Через некоторое время из–за лесной стены, которая закрывала Тракт от тех, кто находился у подножия холма, появились первые всадники. Один из них был на вороном жеребце и держал серебряный рог.
- Айа! – крикнул он и снова затрубил в рог.
- Хвала удаче! –восторженно прошептала Арнориэн. – Они вернулись!
- И с ними наши воины! – поддержал ее Карантир.
Нолдор под предводительством Келегорма стали пересекать Броды. Маглор стоял от них чуть поодаль, ожидая, пока все воины не пересекут реку и только потом двинулся сам.
Это была воистину радостная встреча. Братья по очереди обняли Охотника и Менестреля. Келегорм подхватил на руки подбежавшую к нему Тинвэ.
- А, моя маленькая филит! – сказал он, смеясь и прижимая ее к себе. – Нельо, я протестую! Эти дети растут не по дням, а по часам! Еще чего не хватало, что бы в тебя вымахали!
- Турко, Турко, а я! - вертелась вокруг него Анариэн.
- А ты иди сюда! – рассмеялся Маглор, подхватывая ее.
- Что–нибудь известно о других?- спросил Маэдрос, когда общее веселье немного поутихло.
- Да, известно, - ответил Маглор. – С Севера к Долмед пробирается Гелмир, с ним около двухсот наших воинов, и с Северо-Запада туда идет Эллемир, и с ним еще сотня наших.
- Как они узнают, где нас искать?
- Мы оставили там два десятка воинов, - отозвался Келегорм. – Когда туда доберется первый отряд, они отправятся с ним к Амон Эреб, а их заменят другие. Там обычно кто–то хоть что-то знает о других, так что мы сможем собрать всех, кто сумеет добраться до Долмед.
- Хорошо, очень хорошо! – заулыбался Маэдрос. – Вы с утра в пути?
- Да, с самого восхода! Но мы не устали, так что можем отправиться прямо сейчас, ты только скажи, Нельо!
- Тогда седлаем коней, - Маэдрос похлопал брата по плечу и направился к своему коню.
- Как все прошло?- спросил Карантир у Маглора. – Вы довольно быстро со всем справились.
- Все было хорошо, правда, не обошлось без неприятностей, - отозвался Менестрель. – Когда мы пересекли реку у Слияния Гелиона, к нам вышли Лаиквенди. Они не хотели пропускать нас в Таргелион. Там еще Турко вспылил – сам понимаешь, язык у него острый, и доброты Зеленым Элфьам от этого не добавило…
К разговору прислушались стоявшие рядом Куруфин и Келегорм.
- Нечего было сметь мешать нам – сыновьям Феанаро - пересекать нашу собственную реку и идти в наш собственный край, - возразил Охотник. – С каких это пор там командуют Лаиквенди?
- Надеюсь, все закончилось только словесной перепалкой,- осторожно встрял Куруфин.
- Я бы так не сказал, - уклончиво ответил Маглор. – Все-таки пришлось обнажить клинки, но обошлось без кровопролития.
- И как все разрешилось?
- Эти авари отступили – нас было меньше, но мы были сильнее, - сказал Келегорм.
Маглор посмотрел на него.
- На самом деле, мы просто пообещали им, что если они нас пропустят, мы всего лишь пересечем их край, встретимся с теми, кого ищем, и уйдем на Юг. Того, что туда спешат и другие наши воины, они не знают.
- Вот как… - задумчиво произнес Куруфин. – Вы только Майтимо этого не говорите.
- Я уже все слышал, - отозвался старший брат. Все обернулись. Маэдрос стоял, сложив руки на груди, и хмурился.
- Турко, ты постоянно распугиваешь всех наших возможных союзников – тебе что, хочется сражаться в одиночку? Я могу тебе это устроить – прямо отсюда отправить тебя в Гавани к Кириатано, через весь Белерианд. И всем будет польза – твой язык перестанет чинить мне неприятности , а ты наконец, успокоишься, - Маэдрос подошел к Келегорму и крепко схватил того под локоть, оттаскивая в сторону.
- Почему Артаресто не вышел на бой, а, Турко? Почему мы лишились большого войска союзников? Почему Тингол нм отказал и даже не соизволил ответить? Почему , скажи мне? - сказал Маэдрос тихо, чтобыего слышал только брат. – Из–за тебя! Из–за того, как ты вел себя, с чем человеком, Береном! Из–за тебя мне постоянно приходится унижаться и просить прощения! Почему я должен это делать, сын Феанаро, скажи мне!?
Стальная хватка пальцев Маэдроса заставила Келегорма скривиться от боли.
- Майтимо… Они смели запрещать нам идти через наши земли… - проговорил он. – И неужели ты оправдываешь Артаресто и Эльвэ, неужели защищаешь того человека! Я имел право сражаться за то, что дорого мне!
- Будь я на их месте, я бы тоже так поступил! – отозвался Маэдрос, все еще не отпуская брата. – И ты сражался недостойно! Ты поступал так, словно ты был прислужником Моргота!
- Он хотел взять Сильмарилл!
- Ты не из–за Сильмарилла его хотел убить! А из-за Лютиэн!
- Я … я любил ее… - прошептал Келегорм и побледнел – не то от боли, не то от гнева. – И сейчас люблю! И поступил бы так же, как тогда! Только стрелял бы сам, и не позволил бы это делать Курво!
- Глупец, разве этим ты смог бы привязать её к себе? Разве смерть берена что-нибудь бы изменила?
- Его бы не было…
Пальцы Маэдроса разжались, и Келегорм невольно пошевелил рукой.
- Лаиквенди помогли нам, и мы в долгу у них. Во всяком случае, я, если другие не захотят этого признавать. Я извинюсь перед Аннаэлом и Аэлином – опять из–за тебя! – за твое поведение. Нам нужны Зеленые Эльфы, понимаешь?
- Зачем тебе они? – удивился Охотник.
- Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока Моргот доберется до нас. Нам нужны союзники – любые, те, что будут сражаться на нашей стороне. Один из Камней сейчас так близко от нас – в Оссирианде! В четырех днях пути… - последнее Маэдрос сказал уже тихо, словно сам для себя.
Келегорму показалось, что он понял, к чему клонит старший брат.
- У нас будет около тысячи воинов, я уверен, подойдут и другие, - осторожно сказал он.
Маэдрос посмотрел на него.
- Даже не думай, Турко. Тебе Резни в Альквалондэ не хватило? Этот Камень заполучить будет легче – и безо всяких мечей и крови. И он сейчас не в руках Врага. Нам нужно подумать о тех двух, что все еще остались у него.
- Берен не отдаст Камень по доброй воле, - возразил Келегорм.
- Это мы еще посмотрим, - отозвался Маэдрос. На этих словах он развернулся и направился к Эледвен, которая стояла и с тревогой наблюдала за ними.
- Мы отправляемся, - сказал старший Феанарион Ромендилу. –Немедля!

АМОН ЭРЕБ

И под звездой ночной, и днем
С тех пор своих дорог
нет у нее: она – при нем,
внизу, в тени, у ног.
Джон Р.Р. Толкиен

Амон Эреб была широкой пологой горой. Она была высочайшей точкой Восточного Белерианда и с нее просматривался весь край, как на ладони. Когда-то, до Исхода Нолдор, эта гора была обиталищем нандор, коими правил Дэнетор, но когда тот пал во время Первой Битвы, многие из его народа покинули Амон Эреб и ушли в Дориат, под Завесу Мелиан и гора стала необитаемой. Когда Восточный Белерианд перешёл к сыновьям Феанора, Амрас и Амрод, по просьбе Карантира, укрепили гору : сделали они это тем охотнее, что сами жили там летними месяцами, ведь рядом расстилался древний Таур–им–Дуинат, Лес-Между–Рек, где они любили охотиться.
Маэдрос бывал здесь всего один раз, до встречи с Эледвен. В то лето он как раз навестил Фингона в Хитлуме, а потом они отправились вначале к Амрасу и Амроду, а от них, через Броды, к Карантиру и Арнориэн. Тогда, еще до Дагор Браголлах, тут не было надёжных укреплений – всего лишь одна крепостная стена, внутри которой располагались деревянные строения.
Сейчас там всё изменилось.
После Браголлах Карантир велел перестроить стену – теперь она была в два раза выше, а все деревянные строения были заменены на каменные. Жилые помещения в этом укреплении пристпроены к внутренней стене, которую за первой увидеть было невозможно, таким образом, вся крепость образовывала три кольца – внешнее, второе и внутреннее. Внутри этих колец продолжал расти лес. Сами жилые строения были построены так, как нравилось нолдор – большие залы с высокими потолками тут сменялись уютными покоями, каждый по несколько комнат. Залы в основном располагались на втором этаже, кроме одного, оружейного, а все покои – на первом.
Уже двадцать лет никто не жил на Амон Эреб, и все было заброшенно.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как сыновья Феанора поселились на Одиноком Холме. Крепость привели в порядок, как снаружи, так и внутри. Всем этим руководил Куруфин – он, как и обещал Маэдросу, взялся за дело сразу же, едва приехал. Больше всего проблем у Искусника было с системой очагов – за столько лет все забилось листьями и землей, и потому ему понадобилось много времени что бы прочистить их.
К большому удивлению Феанорингов, на Одиной Холм к ним пришли жить Зеленые Эльфы, под предводительством Аннаэла. Их было около трёх сотен, многие пришли сюда со своими семьями. Маэдрос был несказанно рад этому – ему был дорог любой, кто мог носить оружие. Лаиквенди жить рядом с крепостью отказались : они поселились в лесу на восточном склоне Холма, что смотрел на Гелион, по своему обычаю строя жилища в ветвях могучих дубов, или же у их корней.
Упомянутые Маглором и Келегормом Эллемир и Гелмир добрались до Амон Эреб уже к концу августа. За собой они привели около семисот воинов. Их них пятьдесят нолдор прибыли в изорванных голубых военных коттах, а один из них принес в своей переметной сумке Звездный Стяг.

***
Стяг Фингона.
Маэдрос долгое время молчал, глядя на расстеленный перед ним голубой флаг, запачканный кровью.
- Его надо будет отвезти в Гавани, к Эрейниону, вместе с посланием, - сказал он наконец.
- Я его отстираю от крови, - проговорила Эледвен, потянувшись к стягу, но Маэдрос поймал ее за руку:
- Не надо, анаринья, не трогай. Я отвезу его Эррейниону именно таким, какой он сейчас есть.
Эледвен замерла, ее глаза распахнулись от удивления.
- Сам отвезешь? Нельо, ты хочешь ехать в Гавани сам? – спросила она.
- Я обещал Финьо, что позабочусь о его сыне.
- Я знаю, но Финьо не просил тебя ехать за ним самому! – возразила аданэт.
- Будет правильно, если я сам поеду за Эрейнионом, - твердо сказал Маэдрос
- Через весь Белерианд? Сейчас, когда твоя рана с трудом начала заживать?
- Надо ехать сейчас, мы и так слишком долго ждали.
- Ах, вот как… О себе ты не думаешь, я уже привыкла к этому. А обо мне ты подумал? Сколько я могу быть без тебя? Последние годы я орков видела чаще, чем тебя! – с этими словами Эледвен попыталась высвободить свою руку из его руки, но Маэдрос сжал пальцы сильнее.
- Эллэ, ты ведь все понимаешь, - произнес Феанарион. – Ты всегда поддерживал меня, ванимэльдэ, что с тобой сейчас случилось?
Аданэт посмотрела ему в глаза, но потом отвернулась. Она не хотела, чтобы он узнал. Как ему сказать, что она не хочет чужого ребенка рядом с собой? Ладно еще, если бы Эрейнион остался сиротой – он был почти ровесником Анариэн, и Эледвен смогла бы его принять. Но там была жена Фингона. Да, эльфы не знают, что такое измена, но человеческому сердцу этого не объяснить, не заставить перестать ревновать.
Эледвен снова попыталась осторожно высвободить руку, и на этот раз Маэдрос отпустил ее.
- Поступай так, как считаешь нужным, лорд Нельяфинвэ, - сказала она и вышла из комнаты. А едва дверь за ней закрылась, аданэт припустила бежать по застекленному коридору, пока не остановилась у одного из окон. Она прижалась лбом к холодному стеклу. По щекам бежали слезы: Эледвен беззвучно плакала.
Никогда до этого у них с Маэдросом не бывало размолвок – скрепя сердце, часто злясь то на себя, то на него, она соглашалась со всем, что он решал – она знала, так надо, его ведет долг, он должен. Но уже почти два месяца страха, что она его потеряет, а потом все тяготы пути, который ей выдалось перенести, сложности, с которыми она столкнулась в первые недели жизни на Амон Эреб, казалось, сломили ее решимость и уверенность. Сейчас ей хотелось, чтобы он был рядом с ней и только с ней, чтобы хотя бы на день забыл про все остальное .Как тогда, когда родилась Анариэн. Когда он отвлекался от жены и дочери только на краткие часы, чтобы немного поспать, когда его не заботило ничего, кроме того маленького существа, что появилось на свет от него и женщины, которую он любил.
Сейчас Эледвен злилась уже сама на себя – но так же понимала, что та, что выросла с одним из Дома Феанора, не могла остаться бесстрастной. Нолдор знали, что такое ревность – размолвка между их Домами произошла из–за нее. Арнориэн знала что такое ревность – она сама говорила это Эледвен, когда та еще только начинала понимать разницу между любовью и ненавистью. И сейчас аданэт отдавала себе отчет в том, почему злится. Она боялась, что ради дружбы с Фингоном, Маэдрос просто будет уделять слишком много внимания сыну его друга, и соответственно его жене, а сама Эледвен и ее дочери останутся обделенными.
- Дура! – злобно произнесла она шепотом, ругая себя. – Ослепленная Морготом дура!
Эльфы не знают, что такое измена. Маэдрос любит ее и любит ее одну. Разве она сама не доказательство этому?
Эледвен подняла голову. В стекле виднелось ее отражение. Сколько ей? Сорок пять лет. Сорок пять. А ее кожа такая же гладкая, как и тогда, двадцать пять лет назад. Она так же молода, словно ей всего двадцать. У ее ровесниц – эдайн уже давно появляются седые волосы, а ее золотые косы не тронула изморось старости.
Аданэт вздрогнула. На миг она представила, а что если бы старость коснулась и ее? Любил бы ее сейчас сын Феанора?
- Эллэ? – раздался его голос, совсем рядом. Маэдрос подошел к ней. Эледвен отвернулась – ей было стыдно смотреть ему в глаза. Стыдно за себя, ведь ее боль еще не утихла. Сейчас он, наверное, отругает ее – как всегда делает с братьями, когда те выходят из себя.
Но вместо этого Маэдрос очень нежно коснулся ее щеки рукой, а потом осторожно запустил пальцы ей в волосы, касаясь затылка. Э ледвен невольно закрыла глаза – она очень любила, когда он так делал, это успокаивало ее и вернуло способность здраво мыслить.
- Эллэ… - снова произнес он, склоняясь к ней.
- Прости меня, - тихо отозвалась Эледвен. – Я наговорила лишнего, я не должна была…
- Тише, тише… - Маэдрос улыбнулся ей, целуя ее в щеку, а потом и в губы. – Я не злюсь.
- Нельо, я… - хотела было сказать аданэт, но Маэдрос снова поцеловал ее, не давая ей вымолвить и слова.
- Лучше скажи мне, когда ты перестанешь избегать меня, Эледвен-аданэт, - произнес он. – Ты говоришь мне, что я тебя постоянно бросаю, а ты сама что делаешь, а? Мы уже месяц тут, а ты спишь отдельно от меня…
- Анариэн и Тинвэ с трудом привыкли к новому месту, - тихо произнесла она. – Они боялись оставаться одни, ты же знаешь…
- А что, они боятся и сейчас? Или это такая небольшая месть мне?
Маэдрос сказал это тоже с улыбкой, привлекая Эледвен к себе. Она тут же прильнула к нему, крепко обнимая. Его сердце билось ровно и сильно.
- Ты подаришь мне эту ночь? – спросил он .
Маэдрос всегда так говорил, когда хотел делить с ней ложе. Хотя, мог и не спрашивать, ведь Эледвен никогда ему не отказывала ему в близости.
- Ты же знаешь, что я не скажу «нет», - ответила она. – Тем более, что нам опять придется расстаться …
- Мы не расстанемся, - сказал Маэдрос. – Я отправлю в Гавани гонца. Я останусь здесь.
Эледвен невольно зажмурилась.
Маэдрос осторожно отстранил ее от себя.
- Послание надо отправить сегодня же, анаринья, - Феанарион, наклонившись, поцеловал ей руку. – Ты можешь позвать ко мне Инглориона?
- Да, конечно.
Он снова улыбнулся ей, коснулся ее плеча и ушел.
В тот же вечер Инглорион отбыл в Гавани, к Кирдану. Вместе с письмом, запечатанным Восьмиконечной Звездой, он вез и Голубой Стяг. Маэдрос отдал Инглориону так же и послание к самому Кирдану, в котором говорилось, что Феанарионы будут рады видеть любого их нолдор, кто захочет придти к ним, на Амон Эреб. Путь Инглориону предстоял опасный – через Восточный Белерианд, через Сирион в Эгларест, к Восточному Причалу. Уехал он только с несколькими спутниками.
Ответа ждать пришлось долго – прошло лето, прошла осень, и лишь зимой, в мрачный день декабря, Инглорион вернулся. Он привез ответ от Кирдана и от матери Эрейниона.
В рабочих покоях Маэдроса собрались все Феаноринги . Старший молча прочел оба письма и так же в молчании передал их Маглору.
- Ну, что там пишет Кириатано? - не выдержал Келегорм, заглядывая через плечо Менестрелю.
- Нечего утешительного, - отозвался за брата Маэдрос. – Хотя, в общем, я и не ожидал ничего иного. Нолдор из Дома Феанора у него в Гаванях нет, и он нечего о них не слышал . ..
- Он лжет, такого не может быть, - проговорил Келегорм, поворачиваясь к посланнику. – Инглорион! Скажи же что–нибудь!
- Кириатано говорит правду, лорд Туркафинвэ, - отозвался тот. – Я был в Гаванях и знаю, что там почти никого не осталось из тех, что покинули Химринг. Еще на исходе осени к нему приезжал посланник от Верховного Короля… - тут внезапно Инглорион осекся и посмотрел на Маэдроса.
Лицо Феанариона оставалось бесстрастным.
- Продолжай, - велел он.
- Государь Турукано, похоже, тоже хотел взять опеку над теми, кто потерял дом. Он призвал всех, кто пожелает, придти к нему в потаенный град.
- И они ушли?! – воскликнула Арнориэн. – Я не могу в это поверить! Они не могли уйти к нему!
- У них не было выхода, - возразил Инглорион. – Никто не знал, что сыновья Феанора живы, и где они сейчас. Но ушли не все, лорд Нельяфинвэ, - эльф обернулся к старшему Феанариону. – Кое-кто остался. Когда придет весна, Кириатано переправит их к нам.
Маэдрос молчал.
- А что же Эрейнион? – тут же спросила Арнориэн.
- Леди Лоссиэ отказалась, - ответил Инглорион. – Она и государю отказала. У нее в Фаласе родня, она же из фалатримов. И Кириатано покровительствует ей.
Повисло молчание. Маглор положил оба послания на стол. Все выжидающе смотрели на Маэдроса.
- Нельо… - наконец не выдержал Куруфин. Брат посмотрел на него. – Что теперь?
- Нечего, - просто отозвался Маэдрос. – Сейчас мы ничего не можем сделать. Лоссиэ знала, что я обещал Финьо, она отказалась. Я не имею права настаивать – это ее выбор.
- Вот именно, что ее! – Арнориэн передернула плечами. – А как же сам Эрейнион? Он достаточно взрослый чтобы решать самому!
- Так и есть, и навязываться ему никто не будет, - ответил Маэдрос. – Это и его решение тоже.
- Он об этом пожалеет, - не унималась Арнориэн.
- Это нас уже не касается. О нем есть кому позаботится, Кириатано его в обиду не даст, меня больше волнует другое – многие из тех, кто сейчас находится с нами, не увидят свою родню. Ондолиндэ сокрыт, дорогу туда никто не знает, до самого Турукано нам не докричаться… - Маэдрос умолк и неожиданно ударил кулаком по столу. – Проклятье!
- Отлично, - проговорил Карантир. – Теперь многие захотят уйти – к Турукано, к своим родичам. И Амон Эреб будет незащищена.
- Они не смогут уйти. Никто не знает, где Ондолиндэ, - отозвался Инглорион.
- Так, получается, теперь они разделены на век… - пробормотал Маглор, глядя на Маэдроса. – Неужели никто не знает где этот Потаенный Город!
- Знают только те, кто там живет, и те, кому государь доверяет, - ответил золотоволосый эльф. – Говорят, у Турукано закон: любой, кто хоть раз переступит врата его города, больше не сможет покинуть его.
- Может, пошлем гонца к Артаресто? – предложил Маглор.
- Это бессмысленно, - отозвался Маэдрос. – Мы одни. Как этот холм. Инглорион… - Маэдрос подошел к нему. – С твоими все впорядке? Ты привел их?
- С ними все хорошо, лорд Нельяфинвэ, - ответил, улыбаясь, эльф. – Но я оставил их в Гаванях до весны, с другими, теми, кто хочет вернуться к нам. Я бы не рискнул вести их через опасности зимой, через холод и снег.
Маэдрос кивнул, но больше ничего не сказал. Разговор был окончен.
- Пойду, распоряжусь об ужине, - сказал Маглор , выразительно поглядывая на братьев и сестру.
Вскоре комната опустела. Выходящий последним Маглор тихо закрыл дверь. Стало смеркаться, пошел снег. Маэдрос подошел к окну: во внутреннем дворе Эледвен играла в снежки с Анариэн и Тинвэ. Видимо, она не знала, что Инглорион вернулся, иначе бы тоже пришла. Ее волосы растрепались, а щеки раскраснелись.
- Кто быстрее добежит до ворот, получит самый большой кусок пирога! – закричала она. Анариэн тут же сорвалась с места, Тинвэ припустила за ней . Эледвен на миг замешкалась. Она обернулась, видимо, почувствовав, что Маэдрос смотрит на нее, и улыбнулась ему, а потом побежала за дочерьми.
Снег повалил густой стеной, так что половину двора уже просто не было видно. Маэдросу вспомнилось, что когда корабли нолдор причалили к берегам Эндорэ, тоже была зима. Холодная и снежная. Говорили, это после возвращения Моргота зимы стали такими беспощадными. И Вторая Битва за Белерианд – Битва Под Звездами, окрасила алым снега Средиземья.

Конница наступает шагом.
Вот оно, настоящее сражение, против отродий Мрака. Говорят, эти твари – орки – были эльфами, такими же, как нолдор, но Моргот извратил их души, затмил их сердца, и создал эту гнусность. То жеон хочет сделать и со всеми остальными, если они не буду сопротивляться.
Конница наступает рысью.
Еще немного, и все эти твари отправятся в небытие. Их склизкая кровь окрасит мечи и Моргот устрашится – он не ждал возвращения эльдар.
Конница идет в атаку.
Серый в яблоках жеребец словно чувствует настрой своего всадника, он храпит и бьет подкованными шипами копытами, раскраивает черепа орков. Эти твари, умирая, визжат от боли и страха, но Майтимо видит ненависть в их глазах, они продолжают напирать. Что это – ненависть и воля Моргота, что гонит их, или это идет из них самих?
Кто–то из нолдор погиб от кривых мечей Морготовых отродий, но конница продолжает гнать орков, и вскоре все они мертвы. Гнев эльдар – праведный, их клинки остры, копья длинны, смотри же, смотри Моринготто, смотри! Скоро они раздавят тебя так же, как и твоих тварей!
Схватка окончена. К Маэдросу во весь опор скачет Куруфин. Почему у него такое лицо?
- Атарикэ! Что случилось?
- Нельо, скорее, скорее! Отец вырвался вперед, его войско отстало, а Моргот выпустил своих огненных тварей! Скорее же!
Огненные твари. Валараукар.
Бой окончен, но война продолжается. Маэдрос вскакивает на коня.
-Вперед! За Феанаро!
Конница снова идет в атаку.

В коридоре послышался смех, дверь с шумом отворилась. В комнату буквально влетели Анариэн и Тинвэ. От их одежд все еще веяло зимним холодом.
- Я ее перегнала, я ее перегнала! – прокричала младшая, кидаясь в объятия к Маэдросу.
- Это потому что у меня нога подвернулась! Не верь ей, ата! – тут же отозвалась Анариэн.
- А вот и неправда! Я быстрее тебя!
В дверях появилась Эледвен.
- Ты был занят? – спросила она, бросив взгляд на два разложенных свитка.
- Нет, нет, - ответил Маэдрос, усадив в свое кресло Тинвэ. – Инглорион вернулся.
- О! Когда же?!
- Я думал, ты знаешь, - Феанарион улыбнулся своей жене.
- Нет, мы были в лесу! И давно?
- Считай, только-только, - Маэдрос протянул Эледвен оба свитка. Она быстро прочла их и удивленно посмотрела на него.
- Я ожидал отказа, - сказал Феанарион, отвечая на невысказанный вопрос аданэт. - Большего я сделать не могу.
- И не должен, - Эледвен положила оба письма назад.
- Что случилось, аммэ? – встряла в разговор Анариэн. – Эрейнион не приедет? Ата? – она повернулась к отцу.
Дети Маэдроса и Фингона знали друг друга. В прошлом году, когда Фингон последний раз гостил в Химринге, он привез и своего сына. Эрейнион был немногим старше Анариэн. Первое знакомство прошло не очень гладко. Мальчику было интереснее везде ходить за отцом и дядей, чем играть с кузинами. Правда, потом он посчитал, что Анариэн больше достойна внимания, так как она разбиралась в животных, и у нее были ручные белки, подаренные Келегормом. На Тинвэ он вообще не обращал внимания. Потому, когда девочки узнали, что Эрейнион, может, будет жить на Амон Эреб, они восприняли это известие по-разному: старшая обрадовалась, а младшая нет.
- Нет, он не приедет, - ответил Маэдрос, потрепав Анариэн по голове.
- Ну и хорошо! – выпалила со свойственной ей прямотой Тинвэ .
- Какая ты вредная! – фыркнула старшая. Младшая промолчала и показала ей язык.
- Тинвэ! – возмущенно воскликнула Эледвен.
Маэдрос рассмеялся.
- Ну прямо как Амбаруссар в детстве, - сказал он и обратился к Тинвэ. – Маленькая вредная госпожа, пойди и спроси у Макалаурэ, когда будет готов ужин!
Тинвэ рассмеялась и тут же выбежала из комнаты, но напоследок обернулась на пороге:
- А пирог сегодня - с яблоками!


***
День, когда прибыл гонец от Тургона, был морозным и ясным днем января.
В крепости Одинокого Холма жизнь шла своим чередом, ее обитатели были заняты своими делами. Над заснеженным зимним лесом у подножия поднимался дымок – это Лаиквенди топили свои печи.
Амрас, Амрод и Келегорм были во внутреннем дворе крепости.
- Погляди на этого щенка, Турко, как ты думаешь, из него выйдет хорошая гончая? – спросил Амрас, высоко поднимая коричневый комочек в руках. Келегорм внимательно присмотрелся к щенку, потом взял его в руки и стал придирчиво разглядывать.
- Мммм…. Думаю, нет, Тэльво… - Охотник мотнул головой. – Слишком вялый и толстый. У хорошей гончей с первых дней жизни огонек есть, а этот как тюфяк.
Амрас переглянулся с Амродом, оба близнеца обреченно вздохнули. Амрод протянул брату второго щенка.
- А этот?
Келегорм стал рассматривать второго.
- Этот мне нравится больше, можно попытаться натаскать его, - он одобрительно кивнул. – Есть еще?
-Нет больше, только эти двое родились, - сокрушенно ответил Амрас.
-Как так! – Келегорм удивленно вскинул голову. – Когда я уезжал с Майтимо на северную заставу, у нас было две щенных гончих! Что произошло?
Амбаруссар снова переглянулись.
- Зима выдалась слишком суровой, да и собаки эти - не наши валинорские гончие… Нимрэ мы еле спасли, весь ее помет погиб. А Нинкве смогла выкормить только этих.
- Я знал, что так и будет! - в сердцах сказал Охотник. – И что мы будем делать весной? Без гончих нормальной охоты не выйдет!
Близнецы промолчали – они тоже думали об этом, но делать было нечего.
Во двор вышли Маэдрос, Эледвен и Арнориэн. Судя по коротким, чуть ниже колен зимним платьям и высоким сапожкам, аданэт и эльфийка собирались на конную прогулку. Маэдрос оглядел с улыбкой братьев и направился к конюшне.
- Куда это вы все ? - спросил Келегорм у сестры.
- Я к Аннаэлу, - сказала Арнориэн. – А Эллэ и Нельо – на прогулку.
- Что–то ты зачастила к этому лаиквендо, - хмыкнул Келегорм. – Жених мог бы хоть раз удостоить свою будущую родню своим лучезарным присутствием.
С этими словами он и Амбаруссар тихо рассмеялись.
- Турко! – возмущенно воскликнула Арнориэн. – Аннаэл мой друг!
- А кто спорит? - деланно согласился Келегорм. – Жаль, что у него золотые волосы - как бы ваших детей не начали путать с Арфингами.
- Да ну тебя, - махнула рукой Арнориэн.
Из конюшни вернулся Маэдрос.
- Что такое? Что за шум, а драки нет? – спросил он, улыбаясь.
- Да вот, Руссандол, Тьельпе замуж собралась, а жених к нам носу не кажет, - отозвался Охотник.
- Так-так…- Феанарион посмотрел на сестру.
- Нельо, ты веришь Турко? Да он спит и видит, как бы меня замуж за Аннаэла выдать! - воскликнула нолдэ.
- Я сплю и вижу хороших гончих, Арнориэн, - возразил Келегорм. – Аннаэла спишь и ви….
Договорить он не успел – в него полетел снежный ком.
Конюшие вывели двух лошадей: гнедого коня Маэдроса и чубарую лошадку Арнориэн. Феанариэн тут же взлетела в седло и, пришпорив лошадку, проскакала нарочито близко от Келегорма, так что в него полетели снежные комья.
- Никакого уважения в собственной семье, - сказал Охотник. И улыбнулся.
Маэдрос рассмеялся.
- Пора бы уж привыкнуть, - сказал он. – Где остальные?
- Морьо пошел поглядеть на своего сокола, которого он приручает, - ответил, отряхиваясь от снега, Келегорм. – Макалаурэ заперся у себя и потребовал, чтобы его не беспокоили, а Курво ясное дело где – в своей кузне. А вы куда собрались?
- На вершину. Анариэн и Тинвэ в каминном зале, но ты сам понимаешь… Пригляди за ними, Турко.
- Вот еще! Я что – нянька?
- А я что, был нянькой, когда у меня было шесть маленьких братьев? – отозвался Маэдрос, садясь на коня и подавая руку Эледвен. – Как любит говорить Морьо – пора бы вернуть должок.
Амбаруссар снова рассмеялись, но тихо, старательно скрывая веселье от Келегорма. Охотник стоял с непроницаемым лицом.
- Молчание – знак согласия, - улыбнулся Маэдрос. Эледвен устроилась у него за спиной, крепко обхватив его руками. Феанарион не стал ждать ответа от брата и тронул коня. Через пару шагов гнедой перешел на быструю рысь и вылетел за ворота.
- Я же сказал, никакого уважения, - пробомотал Келегорм, беря толстенького щенка на руки. – Этот в гончие все равно не пойдет, пусть племянницам достанется, - сказал он Амбаруссар и скрылся внутри крепости.


С Аннаэллом Арнориэн виделась нечасто, несмотря на близкое соседство . Постоянные хлопоты, которые ей приходилось разделять с Эледвен, не позволяли ей часто отлучаться из крепости, а сам Аннаэл редко навещал Феанорингов. Арнориэн подозревала, что насмешки Келегорма все же сделали свое, но нечего не спрашивала.
Сейчас они брели по утоптанной снежной дороге у подножия Амон Эреб. Лес остался за спиной, перед ними лежало открытое поле.
- Суровая в этом году зима, - говорил Аннаэл. – Я такой давно не помню, чтобы у нас, на Юге, было столько снега.
- А в Оссирианде нет снега, - заметила Арнориэн.
- Должно быть, это из–за Владыки Вод, он не пропускает зло, идущее от Врага.
- Снега нет и в Дориате… Я видела с вершины. А ведь он гораздо севернее нас.
- Ну, Потаенное Королевство защищено Владычицей Мелиан.
Арнориэн посмотрела на него.
- Да нет, друг мой, сдается мне, не только ее чары хранят леса … - проговорила она, наконец. – Там ведь Сильмарилл... - и вдруг горько рассмеялась. – Вот уж судьба нам выдалась! Стоять здесь и видеть издалека сияние того, что недоступно!
Аннаэл промолчал. Феанариэн обернулась к нему.
- Твои братья правильно приняли решение не применять силу против Тингола, - сказал Аннаэл, видимо, воспринявший взгляд Арнориэн как ожидание некоего ответа . – Ты жалеешь об этом?
- И да, и нет. Иногда мне трудно понять их...
- Ты же понимаешь, что без кровопролития не обошлось бы…
- Маэдрос говорил, что это можно решить и без стали. Только вот когда Келегорм просит его послать кого–нибудь к Лесному Королю еще раз, он говорит «да», но ничего не делает.
- Маэдрос Феаноринг не похож на остальных твоих братьев, Келебриэль, - заметил Аннаэл. – Про него говорили, лицом он пошел в твоего отца, а вот нрав у него от матери. Я готов в это поверить – то, что я слышал о других Феанорингах …
- Маэдрос похож на мать, да, - согласилась Арнориэн. – Хотя не во всем. У него твердая воля и он упрям – как и отец. Иначе он бы просто не смог справится с остальными.
Аннаэл улыбнулся.
- Тебе было странно, когда он взял в жены Гилэдэль? – вдруг спросил он.
- Странно? Пожалуй, это не то слово… - отозвалась задумчиво Феанариэн. – Это было… Я, конечно, видела, что она тянется к нему, но она тянулась ко всей моей родне – и с Карантиром у нее даже вышло нечто похожее на дружбу… Но потом я поняла, что с Маэдросом у нее нечто большее. Скорее по нему поняла, чем по ней – Гилэдэль во многом скрытна, а может она боялась, что я буду гневаться… Но потом я приняла это как должное.
- А сейчас?
- Сейчас? – Арнориэн рассмеялась и положила руку на плечо Аннаэлу. – Сейчас я спорю с моими братьями о том, как скоро она еще раз понесет дитя под сердцем и будет ли это сын или дочь!
Аннаэл тоже рассмеялся. Он мотнул головой и явно собрался что–то сказать, но вдруг замер. Арнориэн проследила за его взглядом и тоже увидела.
По заснеженному полю к ним приближался всадник на белом коне. Щит, прикрепленный к седлу, блестел в лучах солнца. Сам всадник был высок, на нем был белый плащ, капюшон которого был накинут на голову. Увидев эльфов, он на миг приостановил коня, а потом направил его вперед рысью.
- Суилад! – воскликнул он, откидывая капюшон. На солнце заблестели его золотые волосы.
Это сияющее лицо со светлой кожей и пронзительными серыми глазами Арнориэн узнала бы из тысячи . Последний раз они виделись на берегу Арамана. Феанариэн помнила те слезы, которые она проливала, прижимаясь к Маэдросу, когда горели корабли в Лосгаре, когда она осознала, что ей никогда, никогда больше не увидеть его. Когда воинство Финголфина перешло Лед и пришло в Митрим, когда Фингон вызволил Маэдроса из плена, дочь Феанора сделала все, чтобы не встречаться с ним. Она боялась его гнева, она знала, что она предала.
Глорфиндейл, родич Тургона. У него золотые волосы, потому что отец у него из ваниар, а мать нолдэ. Он был близким родичем Элевен, жены Тургона.
У Феанариэн бешено забилось сердце, она судорожно откинула капюшон- чтобы он видел, видел, кого он встретил здесь, среди занесенного снегом Белерианда.
Больше четырехсот лет. И теперь, здесь…
- Лаурванэл! – произнесла она, шагнув вперед.
Глорфиндейл осадил коня. Он узнал её .
- Тьельпериэль…- произнес он, соскакивая с седла и подходя ближе , словно не веря своим глазам. – Тьельпериэль!
Некоторое время они стояли друг перед другом. Но потом Глорфиндейл, наконец, скинул с себя оковы молчания и удивления.
- Я гонец государя Тургона, - сказал он Аннаэлу на синдарине. – Я прибыл по его поручению и привез послание, - с этими словами он вытащил из кармана плаща запечатанный свиток. – Это я должен передать Эледвен, госпоже Химринга.
Аннаэл коротко поклонился ему.
- Тогда тебе по этой дроге, через лес, - сказал он. – Крепость Амон Эреб там, - Аннаэл повернулся к Арнориэн.- Я был рад встрече, Келебриэль, доброго дня!
С этими словами он поклонился, улыбнувшись, Глорфиндейлу и самой Феанариэн и направился вверх по тропинке, к поселению Зеленых Эльфов. Посланец Тургона взял под узды своего белого скакуна. Арнориэн внимательно наблюдала эльфом.
- Я знал, что встречу тебя здесь, Тьельпе, - сказал наконец Глорфиндейл и улыбнулся ей. – Я потому и попросил государя отпустить меня.
Арнориэн улыбнулась ему в ответ и почувствовала, как кровь приливает к лицу.
- Я ожидала увидеть кого угодно, но только не тебя,- сказала она. – И раз судьба дает мне шанс, я скажу тебе кое что: прости меня. Отец… Мы не хотели, чтобы он вас бросил там, в Арамане.
Глорфиндейл взял ее руки в свои.
- У тебя совсем холодные пальцы, Тьельпе, так не годится, - сказал он. – А как же та горячая кровь, которая, как говорят, так и бурлит в Феанарионах?
Феанариэн улыбнулась:
- Там же, где и была! В наших венах! Только теперь вокруг зима и в весну верится с трудом…. – тут она с любопытством поглядела на него. – А зачем ты везешь послание именно Эледвен?
- Вот прочтет она его, и узнаешь!
- Ммм… ну, тогда я тебя к ней не допущу, тем более, что ее сейчас в крепости нет. Так что скажи.
- Ну, хорошо, хорошо! Турукано обещал Финдекано, что позаботится о жене и детях Майтимо, если тот погибнет. Я проделал этот путь из Ондолиндэ для того, что бы забрать ее и ее дочерей в Потаенный Град . И встретил тут тебя… - он улыбнулся снова. – Ты ведь не откажешься уйти?
Арнориэн кивнула, и опустила голову.
- Вот как… Турукано обещал это Финьо… Только тогда, получается, зря ты проделал такой путь. Мой брат жив. Все мои братья живы.
- Они живы! Нельо жив?!- воскликнул Глорфиндейл.- Вот так новость! Но государь был уверен, что его убили в Нирнаэт! Да и я был уверен, я сам видел, как человек-предатель сразил его стрелой!
- Нельо был ранен, но рана была не смертельной. Ох, Глорфиндейл, нам столько всего надо рассказать друг другу!
- Это уж точно, - он улыбнулся. – Надеюсь, твои братья встретят меня полюбезнее последнего раза. Ты, кстати, пешая?
- Нет, моя лошадь там, - Арнориэн указала на поселение Лаиквенди.- У частокола.
- Тогда пошли скорее! У нас на севере зима в этом году выдалась холоднее прежнего, я, признаться, наделялся на погоду потеплее.
Арнориэн рассмеялась. Такое счастье она испытывала только в тот день, когда, наконец, обняла всех своих братьев, поверив, что они живы и избежали смерти на поле боя.
Феанарионы встретили Глорфиндейла по - разному.
Первым к нему вышел Карантир.
- Да, долго же пришлось бы Эледвен дожидаться помощи, - хмыкнул он. – Если бы не Куруфинвэ, ни она, ни моя сестра не справились бы с тем запустением, что тут было.
Амбаруссар были веселы, как всегда, и так же весело и радостно встретились с посланником короля.
Келегорм был сдержан и держался как обычно, словно не прошло этих лет.
- Похоже, у Аннаэла появился соперник, - заметил он, глядя на Арнориэн.
- Не обращай на него внимания, Лаурванэл, - быстро сказала Феанариэн. – У Турко такие шутки, понятные ему одному.
Куруфин был холоден, Маглор же искреннее обрадовался. Они с Глорфиндейлом обнялись.
- Вот так встреча! – сказал Маглор. – Нельо, правда нет, но он вернется к ужину вместе с Эледвен. А пока я могу предложить тебе немного подогретого вина с пряностями!

***
Ужин был накрыт в малом зале, где обычно Феаноринги собирались по вечерам. Маэдрос и Эледвен еще не вернулись, хотя уже темнело и на небо вышли первые звезды. Без них за стол не садились.
Анариэн и Тинвэ, проведя весь день с Келегормом, и теперь не отставали от него. Амрас и Амрод а также Карантир слушали беседу Арнориэн и Маглора с посланцем Тургона, лишь изредка встревая в нее, а вот Куруфин демонстративно сидел у огня и листал какие-то записи, попеременно что-то внося туда и добавляя.
Наконец, со двора донесся шум и перестук копыт. Тинвэ выглянула в окно и тут же побежала к двери. Анариэн, не долго, думая, убежала за ней.
- А, должно быть Нельо и Эллэ вернулись, - сказала Арнориэн.
Через некоторое время в широком коридоре послышались шаги и детский смех. Дверь в зал отворилась: первым вошел Маэдрос, держа на руках Тинвэ, которая висла у него на шее, потом Эледвен с Анариэн.
- Я правильно расслышал, что прибыл гонец от Турукано? – спросил старший Феанарион, опуская дочь на ножки и направляясь к Глорфиндейлу.
- Ты как раз вовремя, Нельо, - сказал Келегорм, обрадованный тем, что он теперь свободен.
Арнориэн с замиранием сердца ждала, как Маэдрос примет Глорфиндейла. Из всех ее братьев с Тургоном и теми, кто был ему верен, ладил разве что Маглор. Маэдрос обычно всегда держался очень сдержанно, но Арнориэн знала, к золотоволосому эльфу он относился без симпатии, в первую очередь из-за того же Тургона. Учитывая последние события, Феанариэн сильно сомневалась, что у брата прибавится любви к родичу и к любому, кто будет им послан.
Маэдрос тепло, но все же немного сдержанно поздоровался с Глорфиндейлом.
Ужин прошел в спокойной и веселой обстановке. Никто из братьев ни разу не поминал ничего, что было после Исхода. Маэдрос расспросил Глорфиндейла о Потаенном Городе, Келегорм и Куурфин тут же встряли в беседу, когда золотоволосый нолдо упомянул Маэглина, племянника Тургона и сына Арэдэль, близкой подруги Охотника и Искусника.
- А он не промах, - хмыкнул Куруфин, который заговорил за весь вечер в первый раз. – Я видел его один раз, когда они с матерью бежали от того Темного Эльфа. Мне он понравился.
- Он искусный мастер, Куруфинвэ, - ответил Глорфиндейл. – Итарильдэ иногда замечает, что нравом он больше Феанарион, нежели Нолофинвион. Он даже носит в одежде цвета вашего дома.
- И Турукано не возражает? – спросил Карантир. – Удивительно…
- Государь доверяет Маэглину, он один из ближайших его советников.
- Помнится, Арэльдэ звала его иначе, - заметил Келегорм. – Ломион, Сын Сумерек.
- Так его зовут только сам Государь и Итарильдэ.
- А как же его отец и мать? – встряла Эледвен.
Глорфиндейл посмотрел на нее.
- Так, ты, госпожа, верно не слышала этой истории, - сказал он. – Арэльдэ, сестра государя, погибла от отравленного ножа ее же мужа, Эола Темного Эльфа. Самого Эола казнили по закону эльдар.
- Финьо говорил, его сбросили со скалы, - хмыкнул Маэдрос.
- Он взял Арэльдэ в жены без разрешения ее родни, а потом еще и пытался убить ее отравленным кинжалом , он заслуживал смерти, - твердо сказал Глорфиндейл, глядя Маэдросу в глаза.
- Безусловно, - согласился старший Феанарион.
- А что Итарильдэ? - спросила Арнориэн, поспешно меняя тему.
- Она украшение нашего города, - улыбнулся Глорфиндейл. - Она стала похожа на Владычицу Индис – такая же высокая, прекрасная и золотоволосая.
Ужин закончился.
- Теперь я бы хотел взглянуть на послание, - сказал Маэдрос, садясь в свое резное кресло у огня. Глорфиндейл, сидящий рядом с Арнориэн, протянул Феанариону запечатанное в кожаный чехол письмо. Тот сломал печать Тургона – красный цветок в золотом сиянии, и раскрыл пергамент.
- Хм… а вот этого я не ожидал, - сказал Маэдрос, прочтя послание.
- Неужели Турьо предлагает военный союз? - в привычном тоне сказал Карантир.
- Увы, нет. Но этого я, правда, не ожидал, - Маэдрос посмотрел на Глорфиндейла. - Почему он решил взять опеку над моей женой и детьми?
- Его об этом просил Финдекано.
- Это многое объясняет, - кивнул старший Феанарион.
- Только вот не больно он спешил, - заметил Морьо.
- Тургон отправил меня тогда, когда смог, - голос Глорфиндейла стал тверже, и он выпрямился.
- Да, как к Феанарионам посылать гонца, ждет до зимы, а как забирать их подданных – так почти сразу! Узнаю Турьо! – не унимался Темный. – Его обида могла стоить жизней, если бы Эледвен и Арнориэн и вправду остались одни!
Маэдрос молчал, неотрывно глядя на Глорфиндейла. Арнориэн переглянулась с Эледвен - аданэт сидела рядом с мужем. Сейчас она была в напряжении.
- А может, гонец не очень спешил, а? - добавил Куруфин.
Арнориэн бросила умоляющий взгляд на Маэдроса. Старший Феанарион поднял руку:
- Курво, Морьо, должно быть, от Ондолиндэ до Амон Эреб путь не близкий – мы не знаем. Ничего не бывает зря – Турукано может нам помочь. Может, даже большим, чем он сам рассчитывал.
- И чем же, Нельяфинвэ? – спросил Глорфиндейл.
- Об этом мы поговорим завтра, - сказал Маэдрос.
- Завтра я должен отправиться в обратный путь, Нельяфинвэ, - сказал золотоволосый эльф.
- Так скоро! – воскликнула Арнориэн.
– Я в пути уже больше месяца, государь ждет известий.
- Скажи, мы можем рассчитывать на Турукано, если будет война? – спросил Маэдрос.
Повисла тишина.
- Я не могу тебе этого обещать, Майтимо, - уклончиво ответил эльф. – После последнего сражения … Государь не хочет ставить под удар Врага свой город. И свой народ. Я скажу честно: я не думаю, что Турукано выйдет в бой.
- Вот как … И как долго он рассчитывает сохранить в тайне Ондолиндэ? – в голосе Маэдроса послышались стальные нотки. –Разве он не знает, что Враг все равно найдет пути кгороду , и рано или поздно он падет ? Морготу недостаточно того, что он завладел почти всем Белериандом, он не успокоится, пока не втопчет род Финвэ в их собственную кровь!
Глорфиндейл неотрывно смотрел на старшего Феанариона.
- Собрать новое войско? – проговорил он. - Это же невозможно!
- Нет нечего невозможного, если верить в это, - возразил Маэдрос, повысив голос. – Турукано Верховный Король. Мой король. Но, если он хочет быть королем на деле, а не на словах, ему нужно будет действовать. Ему есть на кого равняться.
- Ты хочешь снова идти на бой против Моргота? – спросил Глорфиндейл.
- Да, хочу. К этому меня призывает жажда мести и Клятва.
- Но это безумие, Руссандол! Мы не смогли разбить его, когда были сильны, а сейчас тем более!
- Мы , хотя бы, можем попытаться. А мне странно одно – неужели Турукано простит Морготу смерть Финьо? Он это забудет?
- Не простит. И никогда не забудет. Но месть иногда может ослепить и привести к печальному концу, Майтимо. Однажды она тебя уже привела в Ангбанд.
Это был удар за удар. Маэдрос сжал кулак так, что у него побелели костяшки пальцев.
- Она привела меня на муки, но они не были напрасными, - сказал он таким тоном, что Арнориэн показалось, что она слышит самого Феанора. – Если Турукано угодно сидеть в Ондолиндэ, отстранившись от всего остального мира, будь по сему. Ждать и рассчитывать на него никто не будет. Но и подчинятся тоже, - он вдруг рассмеялся. – Корона Верховного короля уже давно не более чем обыкновенная безделушка. Она стала таковой, когда не стало моего отца.
- Когда Финдекано был королем, ты так не считал, - возразил Глорфиндейл.
- Финдекано был другим. И я всегда мог рассчитывать на его поддержку – во всех делах. Как и любой другой, кто бы к нему ни обратился, - с этими словами Маэдрос встал. – Отвечать Турьо я не буду. Если ты сочтешь нужным, можешь передать ему все, что я сказал тебе. Доброй ночи! - с этими словами Маэдрос направился к двери и вышел из зала.
Остальные Феаноринги не задержались надолго . Эледвен вышла почти сразу, забрав собой Анариэн и Тинвэ. Келегорм и Карантир ушли, даже не попрощавшись, Куруфин задержался на некоторое время и то только для того, чтобы собрать все свои записи. Он позвал с собой Амбаруссар, и они тоже покинули зал. Маглор вышел за ними, сославшись на то, что ему нужно распорядиться насчет покоев для Глорфиндейла.
Феанариэн и золотоволосый эльф остались одни. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, но потом Арнориэн пересела поближе к нему и взяла его за руку.
- Твои братья совсем не изменились, - сказал он, сжимая в ответ ее пальцы. – Разве что только Руссандол. В нем появилось столько от Феанора…
- Прости ему резкие слова, - тихо произнесла нолдэ. – Ему приходится переносить больше, чем всем нам.
Глорфиндейл посмотрел Феанариэн в глаза.
- Ты уйдешь со мной, Тьельпе? – спросил он.
Арнориэн вскинула голову.
- Куда?
- В Ондолиндэ. Пойдем со мной! Я все так же люблю тебя, как и раньше, и наша встреча не случайна здесь и сейчас. Ты все еще любишь меня?
- Да, - прошептала нолдэ.
- Так ты согласна?
- Нет…
- Нет? Но почему? Разве ты обязана всегда быть привязанной к своим братьям? Почему ты отказываешься? Тьельпе… Там ты будешь защищена от всех горестей и печалей, от всех опасностей!
- Я знаю, но я не могу. Мы всегда были одним целым – эта сплоченность нас и держит в живых. Я нужна им, во всяком случае, если не Майтимо, то остальным точно. Если я покину их, я никогда себе этого не прощу .
- Но ты смогла простить себе то, что покинула меня? И делаешь это снова? – спросил Глорфиндейл, улыбнувшись и привлекая Арнориэн к себе.
- И этого я себе простить тоже не могу… Я не отказываю тебе, просто время еще не пришло. Я хочу что бы ты знал, что я всегда буду тебя любить – и однажды наши дороги все-таки сойдутся .
- Сойдутся, обязательно сойдутся. Но, сдается мне, ждать придется долго. Но я буду ждать, Тьельпе.
-И я буду…
Дверь тихо отворилась, в зал проскользнула Эледвен. На миг она остановилась на пороге, но потом быстрым шагом прошла к окну и подняла на руки щенка, которого тут оставили ее дочери. Она ничего не сказала, но Арнориэн увидела улыбку на ее лице и тот взгляд, который она бросила через плечо, когда выходила. Феанариэн улыбнулась ей в ответ.
- Кто она?- спросил Глорфиндейл, глядя на захлопнувшуюся за аданэт дверью.
- Самой бы знать, - отозвалась нолдэ. – Хоть я ее и вырастила, но ее судьба для меня не постижима.
- Черты ее лица напомнили мне о Хуоре и Хурине, эдайн из рода Хадора. Ты не знаешь, откуда она?
Арнориэн отрицательно качнула головой.
- Нет. Род Хадора из Дор-Ломина, а ее я нашла в Эстоладе. В одном из разоренных поселений.
- Вот как...
На этом Арнориэн и Глорфиндейл замолчали. Они долго еще сидели так, заключив друг друга в объятия, нечего не говоря, только прислушиваясь к тишине.
… А наутро Глорфиндейл отправился в обратный путь. Эледвен попрощалась с ним тепло, как и Маглор - все остальные Феаноринги были очень холодны и сдержанны.
Арнориэн проводила его до первого спуска. Утро выдалось пасмурным, снег шел сплошной стеной.
- Ты уверена, что хочешь остаться? – спросил Глорфиндейл. – Подумай еще раз, пока еще что–то можно изменить.
- Я уверена, - твердо сказала Феанариэн и заключила эльфа в объятия. – Мы ведь условились ждать.
- Да, ванимэльдэ, условились, - прошептал в ответ Глорфиндейл. – Могу я на прощание просить у тебя кое–что?
Арнориэн улыбнулась.
- Конечно, проси все что хочешь!
Он улыбнулся ей и мягко поцеловал ее в губы. А потом, не говоря больше ни слова, вскочил на коня и помчался прочь, вскоре исчезнув за снежной пеленой.
В воротах крепости ее ждала Эледвен. Аданэт все видела и сейчас улыбалась, сложа руки на груди.
- Не смей говорить об этом Турко, - сказала Арнориэн, улыбаясь. Ее сердце сейчас переполняло счастье, несмотря на расставание.
- С чего я должна это говорить? – удивилась аданэт.
- С того, что вы с ним похожи, лишь бы насмешничать!
Эледвен тряхнула головой, капюшон упал ей на плечи.
- Твои тайны становятся все интереснее и интереснее, Тьельпериэль, дочь Феанора, - усмехнулась она. – Интересно, что ты там еще прячешь, у себя в сердце?
- Если уж у кого и есть тайны, так это у тебя, Эледвен Аданэт, госпожа Амон Эреб, - в таком же духе отозвалась нолдэ.
Аданэт ничего не ответила, только рассмеялась и направилась во двор крепости. Арнориэн же обернулась и снова посмотрела на дорогу, утопающую в снегу.
- Мы еще встретимся, Глорфиндэйл, - прошептала она и последовала за Эледвен. - Сколько лиг бы между нам ни было!
Она не знала, что слова ее истинны. Но между этой встречей и следующей пролягут не только лиги, но и смерть, и Великое Море, пока пути их снова не сойдутся на изменивших своё очертание берегах Средиземья.

ПОСОЛ ФЕАНАРИОНОВ

С Дагор Нирнаэт Арноэдиад прошло тридцать шесть лет.
За эти годы много чего произошло на Амон Эреб – и хорошего, и плохого.
Феанарионы хранили гору и земли, что лежали вокруг нее. С помощью Зеленых Эльфов, что жили на Одиноком Холме, а также их родичей из-за Гелиона, нолдор с успехом оборонялись от набегов орков и людей-предателей. Не раз ночную тишину разрывало пение рогов, когда с застав давали сигнал о вторжении. И тогда сыновья Феанора уходили на бой. И всегда возвращались с победой.
Планам и надеждам Маэдроса насчет создания еще одного союза не суждено было сбыться. Нолдор было слишком мало. Те эльфы Запада, что смогли уцелеть после Бессчетных Слез, либо пришли к нему на Амон Эреб, либо ушли в Гавани, к Кирдану и Эрейниону, а от Тургона больше не было никаких вестей, и больше ни один посланник не приходил из Гондолина.
Изначально все шло так, как задумывал старший Феанарион. Ему удалось наладить связь с Гаванями, и Кирдан обещал ему, что если понадобится военная помощь, Феанарионы смогут рассчитывать на фалатрим. Но потом все планы пошли прахом.
Через год после ужасной битвы Гавани Эглареста и Бритомбара пали, а те немногие, что смогли спастись, бежали на остров Балар. Теперь фалатрим самим нужна была помощь. Маэдрос, помня о старой дружбе с Фингоном и о своем обещании, помог Эрейниону и Корабелу тем, что отправил туда Куруфина и тех нолдор, что разбирались в зодчестве. И тогда Кирдан, с их помощью, начал возводить гавани в устье Сириона – в том месте, где могучая река впадала в Море.
Нарготронд отказался помогать сыновьям Феанора. Ородрет все еще помнил о делах, что натворили Келегорм и Куруфин, и все еще надеялся на то, что его королевство устоит, сокрытое в лесах. На послание Маэдроса он ответил вежливо, но сдержанно. Отказом.
От Дориата и вовсе никто не ожидал никакой помощи – и уж если мысли Феанарионов и возвращались к Потаенному королевству, то все они неизменно касались Сильмарилла.
Таким образом, осознав, что против Моргота в ближайшее время войска не собрать, Маэдрос направил все свои силы на оборону собственных земель, а также на помощь Гаваням Сириона. С Эрейнионом его связывала теплая дружба. Сын стал во многом походить на своего отца, Фингона, как внешне, так и нравом. Пару раз он даже навестил своих старших родичей на Амон Эреб.
В схватках с орками погибли Аэлин, брат Аннаэла, Ромендил и многие другие нолдор и лаиквенди. Судьба и здесь хранила Феанарионов, ни одна стрела и ни один клинок ни разу не причинили им вреда. Но число врагов не уменьшалось, в отличие от воинов Маэдроса, и ему пришлось бы туго, если бы не одно происшествие, печальное и ужасающее, и в тоже время спасительное для тех, кто жил на Амон Эреб.
Пал Нарготронд. Вести о разорении города, возведенного Финродом, принесли сами же беженцы, которым удалось избежать гибели в драконьем пламени и плена орков. Среди них были и те, что когда-то служили Келегорму и Куруфину, но потом отказались уходить с ними. Маэдрос даровал им прощение, и они влились в войско Одинокого Холма.
Разрушение города Финрода сильно опечалило самого Маэдроса, хотя остальные его братья не особенно-то и разделяли эту горечь. Келегорм и Куруфин в особенности – единственной, по ком они и вправду скорбели, была Финдуилас, дочь Ородрета.
Среди всех этих горестей и разочарований луч счастья все-таки озарил жизнь Маэдроса. Новое солнце ярко засияло в его небе. На исходе зимы, через год после падения Нарготронда, Эледвен снова понесла под сердцем ребенка, и, когда пришел срок, родила сына. Его назвали Эрьо на квенья, «Единственный», и материнского имени он не получил.


***
Короткий погожий ноябрьский день подходил к концу.
Маэдрос и Карантир склонились над картой.
- Укрепления необходимы здесь и здесь, - старший Феанарион указал на какие–то точки на карте. – Сколько воинов мы можем туда направить?
- Не больше двух десятков, - ответил Карантир. – Иначе на заставах останется недостаточно защитников, а мы не может рисковать. Новые укрепления так важны?
- Да, важны. В прошлом месяце орки прорвались именно через эти незащищенные отроги, - Маэдрос задумчиво постучал пальцами по столу.
- Нельо, у меня есть еще одна не очень приятная новость, - осторожно сказал Карантир.
Старший Феанарион поднял голову:
- Что такое?
- Нолдор, что были из войска Финдекано… Они хотят уйти к Эрейниону. Сказать тебе об этом напрямую они не смеют, потому просили передать тебе…
- Пусть идут, - отозвался Маэдрос.
- Ты их отпустишь?
- Отпущу. Они пришли сами и клятвы верности мне не давали. Пусть идут.
- Мы лишимся тридцати шести воинов…
- Я знаю.
- Тогда мы просто не сможем обеспечить проходы к Амон Эреб надлежащей защитой…
- Если надо будет, мы сами встанем стражей на укреплениях! - Маэдрос с некоторым раздражением отпихнул от себя карту. - Я буду сражаться до последней капли крови, до последнего воина, до самой своей смерти – если уж на то пошло, - он встал и отошел к окну.
- Морготу нас не сломить, - твердо сказал Карантир.
- Не сломить, - ответил старший брат и улыбнулся. – Пока хоть один из нас жив, ему не будет покоя. Мы можем ждать и дождемся дня, когда придет наш час.
- Нельо, тут еще кое-что…- Карантир слегка замялся под взглядом серо-стальных глаз. Не просто кое-что, а самое важное, брат. – До того, как я пришел к тебе, мы получили весть о… Лютиэн и Берен… Умерли. А Сильмарилл лаиквенди Оссирианда переправили Диору в Дориат.
Старший Феанарион долго не мог ничего сказать.
- Вот как… - проговорил, наконец, Маэдрос. – Так значит, преград больше нет… Где Турко? – вдруг спросил он. – Он знает?
- Знает, - мрачно отозвался Карантир. – Он был вместе со мной и Макалаурэ, когда Аннаэл принес эту весть. Он словно обезумел, вскочил на коня и умчался… Что будем делать, Майтимо?
Маэдрос ответил не сразу.
- Надо отправить к Диору посла, - сказал он, наконец.
- А если он откажет? Ты забыл, чей он сын? – возразил Карантир.
- Он сын Лютиэн. Он должен понять, что Сильмарилл не принесет ему ничего, кроме… смерти.
- Он сын Берена. Он не согласится.
На это Маэдрос ничего не ответил, только улыбнулся.
- Я не вижу в этом ничего веселого, Руссандол, - холодно заметил Карантир.
- Я тоже.
- А почему ты улыбаешься тогда?
- Дивлюсь упорству синдар. Зачем им Камень? Мелиан покинула Эндорэ, теперь Дориат открыт для Моргота… он будет их допекать, и без нолдор им не справиться… И ведь всё упирается в Сильмарилл! – Маэдрос снова улыбнулся и мотнул головой. – Вечером… Скажи всем, чтобы были здесь, гоняться за ними по всему Амон Эреб я не собираюсь. И нашему несчастному влюбленному передай, чтобы явился.
- Может, тебе следует спросить совета у Эледвен? – вдруг заметил Карантир.
- У Эллэ? Зачем?
- У Диора отец – адан, она аданэт… Она лучше его поймет.
- Сомневаюсь, что она знает людей лучше, чем мы. Она росла с эльдар.
-Но, Руссандол, когда пришли вастаки, она советовала нам не доверять Ульдору…
Маэдрос посмотрел на Карантира долгим взглядом.
- Посмотрим, - только и ответил Феанарион. – Сейчас пойди и разыщи Турко. Вопрос про послание надо решить сегодня же, а мне только этого не хватало, чтобы он затерялся на несколько дней… И позови всех, включая сестру, мы должны обсудить все это.

***
Будучи смертной, которая по своей воле отказалась от Дара, связав себя в Ардой навечно, Эледвен, конечно, обрела то, что было дано только эльфам: молодость и возможность не расставаться с теми, кто был ею любим, но она оставалась человеком. Судьбой или Валар - а может и самим Единым, этого она не знала - ей было велено навсегда отказаться от свободы, что была дана как Дар для эдайн - возможность, когда пройдет срок, уйти и покинуть пределы Арды, и увидеть другие миры. Больше того, ей было сказано, что она связывает свою жизнь с Маэдросом, от кого потом и будет зависеть все ее бытие. Его смерть станет ее смертью, его Тень станет ее Тенью, и она тоже попадет под Проклятье и Клятву. Фэар эльдар стремятся сжечь их хроар, а Эледвен жила бы именно этим огнем, и рано или поздно Маэдрос, сам того не желая, просто-напросто сжег бы ее вместе с собой.
У нее спросили, почему она хочет отказаться от всего и ступить на путь, откуда нет возврата.
Она ответила, что не желает бессмертия ради самого бессмертия, ради вечной молодости. Ей не хотелось покидать тех, кто был ей дорог, в первую очередь своего возлюбленного, и Арнориэн.
«Ты могла бы найти других и не в этом мире – просторы Эа не измерить»
«Мне не нужны другие. Я здесь рождена и хочу остаться с теми, кто мне дорог».
«Откуда тебе знать, из какой глубины Эа пришел твой дух? Может, не Арде ты вовсе принадлежишь».
«Но мое сердце здесь. Будь они смертными, я бы не желала иного жребия, кроме одного - однажды уйти за ними в те дали, о которых неизвестно даже Стихиям. Я не виновата в том, что произошло. Не я желала разорения своей деревни, не я желала смерти своим настоящим родителям, не я искала пути к Перворожденным. Наши дороги сошлись – волею ли Судьбы, или волею чего–то другого».
«А ты знаешь, что ожидает тебя в конце? Тот, кого избрало твое сердце, проклят. На его руках кровь, в его сердце мрак, который невозможно развеять. Клятва, что он дал, рано или поздно заберет его. И тогда ты, связанная с ним одной судьбой, дочь Человека, будешь вынуждена разделить его судьбу. Едва его не станет, годы навалятся на тебя, как снежная лавина, и раздавят за считанные дни. И тогда твой путь приведет тебя за море, в сумрак Мандоса. Ты никогда не покинешь его палат, никогда не увидишь солнца, никогда не ощутишь жизнь и всю радость обладания плотью».
«Если проклят он, то буду проклята и я. Если у него в сердце мрак, то я постараюсь развеять его – хоть немного. Я не боюсь вечного заточения».
«Ты не увидишь никакой награды за свою жертву».
«Моя любовь будет мне наградой. Любовь идет из души, а раз я и есть дух, то она вечна. Он одинок. Я хочу быть рядом с ним, чтобы он больше никогда не чувствовал, что он один. Я буду его тенью, пусть мой выбор станет искуплением для всего, что он творил…»
Ей был дан выбор – остаться или уйти.
И она его сделала – отказалась от самого большего, что может дать Эру - Свободы.
Эледвен никогда не могла осознать всю бездну того знания и того пространства, что открылось ей в те мгновения – не то во сне, не то наяву. Она просто поняла, что закрывает ворота навсегда. Сейчас она скажет слово «да», и больше никогда ей не покинуть Срединного Мира. Что это означает - она не могла объяснить. Это было чем-то большим, чем просто жизнь, чем просто смерть. Ей вспомнились дни, когда она, будучи ребенком, свободно бродила в лесах Таргелиона. Ей вспомнился тот день, когда она впервые увидела Маэдроса. Боль от удара о камень, кровь из раны заливает глаза. Его пальцы в ее волосах. Может, не коснись он ее тогда, она бы так и осталась той, кем была рождена, и никогда бы не подумала о нем, иначе, кроме как о светлом князе эльдар из Заморья. Но это прикосновение – мягкое, мимолетное, решило все. Он словно наложил на нее заклятие.
Жалела ли она о серебряных далях, увиденных лишь на мгновение, когда под солнцем Средиземья они бродили рука об руку? Когда он клал голову ей на колени, позволяя трогать свои рыжие волосы? Когда они лежали на траве, глядя в небо и разгадывая фигурки в облаках? Когда он брал ее с собой, усаживая на коня позади себя, когда серый в яблоках мчался, как ветер, а Эледвен обнимала Маэдроса все крепче, чтобы не упасть, чувствуя под руками удары его сердца?
Жалела ли она о звездных полях, что расстилаются за Экайа, когда он обнимал ее, дарил ей поцелуи, когда страстно шептал нежные слова? Когда она впервые ощутила первые толчки под своим сердцем, понимая, что зародилась новая жизнь, в ней, в ней самой? Когда первый раз взглянула в личико своей старшей дочери?
Жалела ли она о Свободе бессонными ночами, зная, что он где- то там, и сейчас смерть подступает к нему вплотную? Когда высматривала на горизонте всадников и прислушивалась к зову серебряных труб?
Жалела ли она о потерянном Даре, когда уходила в ночь, не ведая, встретит ли она своего Дивного возлюбленного еще раз? Вернется ли он живым?
Жалела ли она, когда он рассказал ей о том, что было на самом деле в Лебяжьей Гавани, и что было в Арамане, и что было здесь, в Ангамандо, когда его пленили? Чувствовала ли она сожаление о том, что отдала, когда он рассказал ей – без прикрас, без утайки - что за пыткам подвергли его в Твердыне Врага? Когда осознала всю непроглядную тьму Проклятия и Клятвы, под сень которых ушла добровольно?
Жалела ли она сейчас, когда сидела, склонившись, над своим сыном, осторожно трогая его темно–рыжие, как у его отца, волосы и тихо напевая ему песенку, что когда- то Арнориэн пела ей?
Ответ был «нет». НЕТ. Она никогда, ни разу не сожалела о том, что сделала. Со свойственным эдайн чувством того, что сегодняшний день важнее завтрашнего, она решила: то, что есть у нее сейчас, и есть Свобода. Другого она и не желала.

***

-Через крышу облаков
Ариэн – Краса – Огонь
Миру с ласковой улыбкой
Подает свою ладонь, - еще раз тихо пропела Эледвен, но не стала продолжать дальше – Эрьо спал крепким сном.
Дверь в комнату отворилась. Аданэт обернулась и, улыбнувшись, приложила палец к губам.
Маэдрос бесшумно прошел по мягкому ковру и присел на невысокий стул у ног Эледвен. Некоторое время Феанарион и аданэт молчали – оба глядели на своего сына.
- Кто пустил его ко мне в рабочие покои, Эллэ? - шепотом спросил, наконец, Маэдрос, сдерживая улыбку.
Эледвен вопросительно посмотрела на него.
- Карта Севера никуда не годится, - ответил Феанарион. – Он разрисовал ее вдоль и поперек, даже Моринготто не забыл пририсовать там, где написано Анфауглит.
Эледвен опустила голову, с трудом сдерживая смех.
Эрьо был очень любознательным и старался принимать участие во всем, что происходило в крепости. Сестры, к тому времени уже подросшие молодые девушки, прятали от него все - и книги, и шитье, а Тинвэ еще приходилось подальше убирать свои стрелы и лук. Книги Анариэн старательно раскрашивались «чтобы было лучше и красивее», ее бисер, шелковые нитки и канва зачастую обнаруживались в самых невероятных местах. Чего стоил хотя бы случай, когда Эрьо решил, что ножны меча Келегорма «не очень красивые» и обклеил их бисером, который взял у сестры, или когда он разрисовал серебряной краской любимую черную котту Маэдроса, решив, что одной звезды Феанаро там мало! Но больше всего его манили к себе рабочие покои отца, где были карты, где хранились его доспехи и оружие. Туда мальчика никогда не пускали, разве что только, когда сам Феанарион был там, чтобы уследить за ним. Куруфин, восхищенный тягой своего племянника «к прекрасному», взялся обучать его Тэнгвару. Эрьо очень увлекся этой затеей и быстро всему научился. Теперь вычурные закорючки на картах перестали быть непонятными, и перед мальчиком открылся целый новый мир. Что, в общем, не помешало ему все-таки сделать карту Севера более «понятной» для других. Рассудив, что, может, не все умеют пользоваться Тэнгваром (« К примеру, бедный Аннаэл совсем не понимает его») Эрьо очень понятно раскрасил и пририсовал все, что было надо, не забыв и Моргота, где было написано «Анфауглит». Этой картой почти не пользовались, но как раз этим утром, обсуждая вопросы обороны с Инглорионом и Маглором, Маэдрос достал ее из кожаного чехла и обнаружил художества своего сына. Ею всё равно пришлось воспользоваться, другой попросту не было, и периодически всех троих разбирал смех. В конце концов Маэдрос просто отпустил Инглориона и своего брата, отложив на время дела Севера.
- Ты не сильно злишься на него?- тихо спросила Эледвен.
- Совсем не злюсь, - ответил Маэдрос. – Я попросил Курво сделать новую… - он на некоторое время замолчал, а потом проговорил: - Эллэ, ты можешь сейчас пойти со мной?
- Могу, только уберу нитки и иголки, - отозвалась аданэт, вставая. – Я сейчас.
Эледвен на цыпочках прошлась по комнате, быстрыми движениями убирая с квадратных пялец иголки и шелковые нитки. Некоторое время она высматривала, куда их спрятать, потом, видимо, решила положить на высокую полку, куда Эрьо не сможет дотянуться даже со стула. Маэдрос встал, подошел к ней и, взяв из рук красивую стеклянную шкатулку, сам положил ее на верхнюю полку. Эледвен смущенно хмыкнула – она бы не достала до нее, не взяв стул. Феанарион, улыбнувшись, поцеловал ее в плечо.
- Пойдем, pitya, - сказал он, улыбнувшись.
Они вышли из комнаты, и Маэдрос закрыл дверь.
- Нельо, а что случилось?- спросила Эледвен, глядя на него. – Зачем я понадобилась?
- Мне нужен твой совет. И не только мне, - ответил Маэдрос.
Аданэт удивленно посмотрела на него.
- Мой совет? Но чем я могу тебе помочь?
- Ты слышала, какую новость принес Аннаэл?
- Нет, я сегодня вообще никого не видела… Только Арнориэн с утра.
- Лютиэн и Берен умерли. Оссириандцы переправили Камень к Диору.
Эледвен остановилась.
- Умерли?.. Так скоро…. - изумленно прошептала она.
- Я должен отправить к Диору Элухилу гонца.
- А? Да, да… - так же тихо сказала аданэт и ускорила шаг, чтобы догнать Маэдроса. – Но зачем я тебе нужна?
- Морьо предположил, что ты сможешь предугадать, что ему лучше сказать.
- Я? Почему?
- Потому что ты человек.
В рабочих покоях Маэдроса их ждали его братья и сестра. Арнориэн хмурилась. Келегорм был бледен, он стоял, прислонившись к резной балке. Маглор с тревогой посмотрел на старшего Феанариона, едва тот вошел. Карантир тут же отошел от окна, Амбаруссар подскочили со скамьи, на которой сидели. Один Куруфин остался спокойным, во всяком случае, внешне.
- Я против послания, Руссандол, - выпалил Келегорм. – Надо собирать войско и мчаться в Дориат, пока нас там не ждут! Если мы и сможем забрать Камень, то только силой!
- Турко, держи себя в руках, - укоризненно заметил Маглор. – Майтимо… В первую очередь нужен посланник.
- Я согласен с Турко, - сказал Карантир. – этот Полуэльф нам Сильмарилла не отдаст. Если ты хочешь, мы можем – формально – попросить его, но он откажет. И тогда мы возьмем то, что принадлежит нам, другим путем.
- Кто еще так считает? – спросил Маэдрос.
Братья ответили не сразу.
- Мы бы… я… Мы с Амбаруссой считаем, что надо вначале кого-нибудь послать, - сказал Амрас. – А вдруг Диор все-таки прислушается и согласится…
- Ты хоть сам себя слышишь? - взорвался Келегорм. Его глаза горели, как в лихорадке.- Отдаст сам! Да никто по своей воле еще Камня не отдавал! – он обернулся к Маэдросу. – Руссандол, я взываю к твоему благоразумию! Нужно собрать войско и идти в Дориат! Вспомни Берена, этого лицемера! Он говорил, что Камень ему не нужен! Только как выкуп за… невесту… - это слово Охотник буквально процедил сквозь зубы. – И что? Почему он не отдал Камень нам, когда наугрим сразили Тингола?! Почему, я спрашиваю! Зачем он отнес его Лютиэн! Если Камень был ему не нужен! Он лгал, когда говорил, что Сильмарилл ему без надобности! И Диор его сын, им всем нужен Камень! Майтимо Феанарион, я прошу тебя, - Келегорм подошел к брату. - Отдай приказ. Вспомни отца. Вспомни Клятву! Вспомни, из-за чего мы здесь!
- Атаринкэ? – Маэдрос словно бы и не услышал слов Келегорма.
Куруфин чуть замешкался с ответом.
- Нельо… я… Пожалуй, за попытку переговоров. Слово может решить лучше, чем клинок. Но если Диор откажет, я за сражение, - сказал он.
- Арнориэн? – обратился старший Феанарион к сестре.
- Я согласна с Атаринкэ, Морьо и Амбаруссар, - сказала нолдэ.
- Эледвен?
Аданэт вздрогнула, когда он произнес ее имя.
- Почему ты спрашиваешь у меня? – тихо произнесла она. – Дела войны или мира ты всегда решал сам.
- Сейчас мы не решаем войну или мир. Мы решаем дела Клятвы.
- Эледвен, во имя всех звезд! Скажи же ему, что от Диора нам не дождаться, что он сам вернет Сильмарилл! – снова встрял Келегорм. – Хотя бы ты это понимаешь!
- Турко прав… - сказал Эледвен, глядя на Маэдроса. – Диор не вернет Камень…
- Я же сказал!- воскликнул Охотник. – Нельо, ты сам все слышал!
- …Но попытаться стоит! – возразила Эледвен. – Иногда люди… А Диор все-таки полуэльф… Иногда слова помогают. Сам он не вернет. Но, если его убедить, то, может, он поймет…
Повисло молчание. Келегорм, не нашедший поддержки даже у Эледвен, мрачно отошел в сторону. Маэдрос подошел к разложенной на столе карте Белерианда и некоторое время смотрел на нее.
- Завесы больше нет… Значит, по идее, провести в леса войско будет не сложно. Только синдар эти привыкли биться в лесу, а мы - нет… Значит нужно найти такое место… Где можно оставить войско, чтобы по первому зову оно пришло в сам Менегрот… - он умолк, снова погружаясь в раздумья. – Кого бы нам послать к нему?.. Макалаурэ? Вижу, ты не горишь желанием, брат… Турко? Нет. Как и Морьо и Атаринкэ. Амбаруссар? – он поднял глаза на братьев.
Близнецы переглянулись.
- Нет, Нельо… мы не…- Амрод мотнул головой. Амрас молчал, но видно было, что он поддерживает близнеца.
- Хорошо. Арнориэн? Нет, нет… Я сам?...
Снова повисла тишина.
- Я пойду, - раздался голос. Маэдрос поднял голову.
- Эллэ? Это исключено, - сказал Феанарион. – Я скорее Тьелкормо туда пошлю, чем тебя.
- Погоди, погоди, Майтимо, - вдруг подал голос Маглор. – Может это не лишено смысла.
- Макалаурэ, я все сказал, - Маэдрос упрямо мотнул головой.
- Сам подумай, у Диора отец человек… К тому же, Эледвен не так остро воспринимает всю ситуацию, как мы, нолдор. Она сможет найти слова, и в то же время не отреагировать на то, что скажет Диор так, как отреагировали бы мы… Она, будучи человеком, легче поймет его.
Маэдрос обратил свой взор на аданэт.
- Если тебе нужно время, чтобы принять решение, мы подождем, - осторожно заметила Арнориэн.
- Мне? Принять решение? Я что – один Клятву давал? – резко отозвался Маэдрос. – Нет, мы давали ее вместе – и вместе мы примем решение, вместе, сестра! Все, что мы сделали, мы делали вместе! И ответственность за все мы понесем вместе! – он вышел из-за стола и подошел к Эледвен. – Эллэ, ты сможешь? Ты не боишься ввязываться в это?
- Нет, не боюсь, - твердо сказала аданэт.
- Кто–нибудь против? - старший Феанарион обернулся к братьям и Арнориэн.
Ответом ему было молчание.
- Хорошо, тогда решено! – Маэдрос снова вернулся к карте. – Раз уж всем вам, как видно, будет легче, если окончательное решение будет за мной, будь по сему. Одним меньше, одним больше. Сути это не меняет… Эледвен я отпущу в Дориат, но не одну. Мы соберем войско и отправимся туда вместе. Пусть вначале наша посланница поговорит с Диором и принесет его ответ. Если он откажется, то тогда, Тьелкормо, будет по-твоему. Мы получим то, что принадлежит нам.
- Прикажешь сообщить об этом всем?- спросил Келегорм стальным голосом.
- Да, и немедля. Я хочу отправиться в путь самое большее, через три дня.
- Я с вами! - сказала Арнориэн.
- Ты останешься здесь, Тьельпе, - сказал Маэдрос и поднял руку, когда сестра уже приготовилась возражать. – Это не обсуждается.
- Это несправедливо, Нельо! - Арнориэн быстро прошла к брату.
- Справедливо. Если мы погибнем, ты останешься, чтобы наше дело…
- Майтимо Нельяфинвэ Руссандол, знаешь, что я тебе скажу!.. – начала было Феанариэн, но ее брат был непреклонен.
- Знаю, можешь не утруждать себя, Тьельпе, - отрезал он. – Вы сами хотели моего решения, я его принял. Теперь это не обсуждается.
Арнориэн замолчала, но осталась стоять неподвижно. Потихоньку комната стала пустеть. Последним, как обычно, ушел Макалаурэ, утянув за собой сестру, которая явно не собиралась никуда уходить. Все это время, под ее пристальным взором, Маэдрос делал вид, что рассматривает карту, но едва дверь за ней закрылась, он тяжело опустился в свое кресло, закрыв лицо рукой.
Эледвен подошла к нему и коснулась его волос.
- Нельо, - тихо произнесла она.
Он сжал ее руку.
- Ты все еще можешь отказаться, любимая, - тихо сказал Феанарион. – Это не твоя Клятва, ты не обязана.
Эледвен вздохнула. Ее рука медленно опустилась ему на плечо, сама аданэт склонилась к Феанариону.
- Я обязана. Тебе.
- Ты же знаешь, что будет, если Диор не послушает тебя?
- Знаю.
- Я снова пойду убивать своих родичей. И снова я буду в их крови. Ты можешь отказаться от меня - сейчас, пока не поздно, - Маэдрос поймал ее руку и сжал так крепко, что Эледвен показалось, что сейчас захрустят ее кости. – Что я делаю! Что! Позволяю тебе идти со мной! Чтобы и ты была к этому причастна! – мгновение, и он притянул ее к себе, сжимая в объятиях. – Тебя, чистую, светлую, не опороченную ни кровью, ни Клятвой…
- Нельо…
- Я не возьму тебя с собой! Я сам пойду к Диору!
- Нельо…
- Я не позволю тебе себя…
- Нельо, выслушай меня… Помнишь, ты спрашивал... Что я должна была сделать, на что должна была согласиться, для того, чтобы остаться с тобой?
- Я помню, конечно, помню, ты мне не ответила…
- Я скажу сейчас. Они сказали мне, что я уйду под сень твоей Тьмы. Я так же проклята, как и ты. И Клятва – твоя клятва, лежит на мне так же, как и на тебе. И мои руки так же в крови, как у тебя…
Маэдрос ошеломленно смотрел на нее. Правда казалась слишком ужасной, чтобы поверить в нее. Но через некоторое время удивление сменилось гневом.
- Так они посмели тебе такое сказать? Посмели требовать от тебя этого?!- сказал он. – Так неужто отец был прав, называя их вероломными?!
- Нельо, за все надо платить! Кто–то платит кровью, кто–то бессмертием, а я плачу смертью! Уже заплатила. И не жалею. Твой путь - мой путь. Я помогу тебе тем, чем смогу. А если не смогу, то я тебя поддержу. Да, все это неправильно, все это ужасно – мы снова стоим на краю пропасти, но если ты упадешь, я упаду за тобой. Не говори злых слов о Стихиях, мой Дивный, не говори. Они мне сказали то, что должны были. Я могла сказать нет. Но я этого не сделала. Взгляни мне в глаза, Нельо! Нельо…
- Я обрек тебя. Я сам это сделал… Я был не в силах... отвергнуть предложенное мне… Не в силах. Айканаро смог.
- И ты бы хотел, чтобы я жила призрачными надеждами на мир, который либо восстанет из пепла, либо нет?
- Нет… Они сказали, что ты отдашь что–то ради меня, - вдруг произнес Маэдрос, опуская голову ей на плечо. – Я не слушал их. Я не хотел тебя отпускать.
- А я не хотела уходить… Что мне миры за Гранью, если там нет тебя? - тихо сказала Эледвен.
Они замолчали, прислушиваясь к тишине. В комнате стало совсем темно, только отблески огня из очага плясали на стенах. Стальная хватка его объятий, наконец, стала мягче и нежнее.
- Ты увидишь его, Эллэ, - прошептал Маэдрос. – Ты увидишь Сильмарилл. Говорят, Диор носит его на шее, не снимая… Ты увидишь свет Амана, свет Надежды и свет Освобождения.
- Он и вправду так прекрасен?
- Мне не хватит слов рассказать тебе о нем! Но это лишнее - ты сама все увидишь.
Вдруг Эледвен тихо рассмеялась.
- Знаешь, Нельо, какой самый прекрасный свет, который я видела в жизни? – сказала она, улыбаясь. – Это твои серые глаза. И не думаю, что какой–нибудь Сильмарилл сможет переубедить меня!

***
День, когда сыновья Феанора покидали Амон Эреб, выдался солнечным, но ветреным. Арнориэн стояла на крепостной стене и смотрела вдаль, на поля, что расстилались у подножия Одинокого Холма. Ей показалось, что она уже где-то видела это. И эту вереницу конных, и высоко поднятый штандарт со Звездой Феанора… Впереди всех, на гнедом, ехал Маэдрос, рядом с ним на этот раз был не Макалаурэ, а Эледвен. Ее игреневая лошадь без труда поспевала за валинорским скакуном.
- Они так уходили на битву в последний раз… - произнесла она тихо, для самой себя. – Только войско тогда было больше во много раз… И Эледвен с ними не было…
- Ты сама с собой разговариваешь, Тьельпе? – раздался голос. Арнориэн вздрогнула и повернулась. На стену поднялась Тинвэ. Феанариэн невольно улыбалась, когда смотрела на нее. Тинвэ, несмотря на рыжие волосы и бледные веснушки на лице, была похожа на мать. Такая же улыбка, такой же овал лица.
- Да нет, теперь я разговариваю с тобой, - ответила Феанариэн. Молодая нолдэ подошла и прильнула к ней. Арнориэн обняла ее за плечи.
- Сколько раз я уже это видела, - тихо сказала Тинвэ. – Только аммэ тогда со мной была. А теперь ушла и она…
- А сколько раз ты видела, как они возвращались? - тут же отозвалась Арнориэн.
Тинвэ рассмеялась.
- Столько же! – и тут же стала серьезной. – Как ты думаешь, они скоро вернутся?
- Этого я не знаю, но, думаю, не раньше середины зимы.
- Так долго!
- Путь до Дориата не близкий. Одна дорога сколько займет…
- Без Тьелькормо мне будет скучно… Кто же теперь со мной будет ездить на вершину?
Почему то упоминание имени брата больно кольнуло в сердце. Арнориэн вздрогнула, отгоняя страшный морок.
- Тьельпе? Что с тобой? – спросила Тинвэ. – Ты побледнела? Тебе холодно?
- Да, наверное… Пойдем–ка вниз, Анариэн, наверное, скучно одной.
- Так она с братом! С ним не соскучишься!
- Вот и хорошо, мы сейчас тоже не будем скучать.
Уходя со стены, Арнориэн еще раз оглянулась. Восходящее солнце блестело на наконечниках копий, на серебряном наконечнике штандарта. Передняя колонна уже скрылась из виду, за ней ушла и вторая. В войске были только нолдор - Аннаэл отказался идти с Феанарионами.
- Прости, Маэдрос, но если случится беда, я не стану обагрять руки кровью своих родичей. И на тебя оружия не смогу поднять. Я лучше останусь на Амон Эреб, и буду хранить покой твоего дома, - сказал Зеленый Эльф.
Маэдрос с ним не спорил.
- …И от теней она укроет, словно щитом, солнечный свет…- проговорила Арнориэн, вспоминая отрывки из песен Маглора. А потом запахнула поплотнее полы своего плаща и поспешила вниз, где ее ждала Тинвэ.

***
- Турко, что ты вертишься в седле? - раздраженно проговорил Карантир. – У меня уже в глазах рябит!
- Он, наверное, все переживает, не забыл ли чего, - отозвался ехавший по другую сторону от брата Куруфин.
Келегорм, вопреки ожиданиям, нечего не ответил.
- Я просто хочу запомнить Амон Эреб, - сказал он через некоторое время.
- И зачем тебе это? – удивился Карантир. – Век бы глаза мои не видели Одинокого Холма!
- Мне просто кажется, что … Я хочу запомнить. В Мандосе есть воспоминания?
От таких слов Карантир и Куруфин даже осадили коней. Другие конники не остановились, колонна обтекала их с обеих сторон.
- У нас Макалаурэ мастер по части таких страданий, - глухо отозвался Карантир.
- Что с тобой, Тьелкормо? – добавил второй брат.
- Сам не знаю. А, ладно! В Мандосе я все рано буду вспоминать не гору, - он развернул коня и пришпорил его к началу колонны, но потом приостановился. – Что встали? Мы же за Сильмариллом едем, а не на смерть!

ДИОР

Феанарионы спешили, потому останавливались только на ночь, когда небо становилось черным, и Хеллуин поднимался достаточно высоко. Чем дальше они продвигались на Север, к Дориату, тем теплее становилось, несмотря на то, что наступил декабрь. Оглядываясь назад, на Юг, Эледвен видела Амон–Эреб, которая уже покрылась снегом, и ее вершина блестела в солнечных лучах.
Спустя неделю изматывающего пути, наконец, показалась темная стена леса и река - Арос, граница Дориата. Эледвен была несказанно рада, что все, наконец, закончилось – каждый вечер она едва ли не падала с седла от усталости. Однако она понимала, что, может, одна часть пути и подошла к концу, но самая важная и самая сложная только начинается – ей предстояло войти под сень Хранимых Лесов и предстать перед Диором, владыкой некогда Потаенного Королевства.
- Никто из нас реку не пересечет, - сказал Маэдрос последним вечером, перед тем, как наутро должен был отпустить Эледвен. – Эллэ, ты поедешь к мосту Ароса открыто, с несколькими воинами. С тобой поедет Инглорион и ещё пятеро – те, кого он сочтет нужным взять собой. Синдар уже наверняка видели нас, так что им известно, кто мы. Мы останемся здесь, ждать ответа.
- А если Диор откажется меня принять? – спросила аданэт.
- Отказ тоже будет ответом, - усмехнулся Карантир.
- Если он откажется, ты вернешься сюда. Не настаивай на встрече с ним. Хотя мне почему-то кажется, что он тебя примет, - ответил старший Феанарион. – Ничего не бойся, тебе вреда никто не причинит. Как и что тебе говорить - решай сама. Тут я не советчик. В этом я полностью доверяю тебе.
Утром они расстались – Инглорион поднял знамя Феанора, и Эледвен направилась к мосту Ароса.
На самом деле, ей было страшно. Страх сковывал ее с самого вечера и не дал сомкнуть глаз ночью. Она боялась не за себя, и уж конечно не того, что ей могут причинить вред в Менегроте. Но она видела, что происходит с Маэдросом и его братьями. Этот блеск в глазах, нетерпение, ощущение того, что Исполнение Клятвы, хоть отчасти, так близко – это все словно сводило их с ума, не давало покоя. Если раньше она с трудом верила, что тот же Маглор или Амбаруссар могли убивать телери в Альквалондэ, то сейчас аданэт поняла - могли. Они и сейчас готовы были идти на братоубийство, лить кровь ради священного Камня.
Как и сказал Маэдрос, их давно уже заметили на другом берегу, потому, едва Эледвен приблизилась к мосту, из леса появились синдар. Одеты они были во все зеленое и коричневое, из оружия у них были с собой луки и длинные узкие кинжалы в серебряных ножнах. Почти все они были конными, а это означало, что это были воины, что хранили опушки лесов Дориата по берегу Ароса. Один из них поднял правую руку, в знак того, что не держит оружия, и выехал на середину моста. Со стороны нолдор к нему отправился Инглорион.
- Мир тебе! – сказал он, так же поднимая руку.
- Мир и вам, голодрим, - ответил синда. – Ежели вы, конечно, пришли с миром.
- Мы здесь не для того, чтобы воевать, - ответил Инглорион, оборачиваясь к Эледвен, и тем самым показывая ей, что настала ее очередь вступать в разговор.
Аданэт едва заметно вздрогнула, словно очнулась ото сна, и направила вперед свою лошадь.
- Мы здесь для того, чтобы просить тебя провести нас к твоему королю, - сказала Эледвен. – Меня зовут Эледвен… Гилэдэль, - добавила она, называя свое имя на синдарине.
Судя по лицу эльфа, он уже слышал о ней.
- Гилэдэль Аданэт? Ты посланница Феанорингов? – спросил он.
- Да, так и есть. Я здесь не для того, чтобы принести вам войну, я хочу лишь встречи с Диором Элухилом.
Синда молчал некоторое время, размышляя над ее словами.
- Я проведу тебя к Тысячам Пещер, Гилэдэль Аданэт, - сказал он наконец. – Но я не могу обещать тебе того, что король примет тебя - и пожелает ли он видеть кого–нибудь из галадрим. Но ты должна оставить знамя Феанора здесь, так как никто никогда не войдет с ним в наше королевство, а также вели своим спутникам оставить клинки.
- Ты просишь слишком многого, синда! - возразил Инглорион. – Знамя мы оставим, но мечи… Сами вы вооружены.
- Если вы и вправду пришли с миром, то вам нечего страшится, - отозвался эльф, обращаясь только к Эледвен.
Аданэт невольно обернулась. Феаноринги были не так далеко, может, они и не слышали, о чем идет речь, но они внимательно следили за всем, что происходит. Эледвен видела, что Маэдрос держит руку под плащом.
«Сжимает рукоять меча» - подумала она. «Одно мое слово, и они примчатся сюда с холма, и начнется резня…Нет!»
- Хорошо, будь по сему, - кивнула Эледвен, поднимая обе руки на уровень плеч. – Я не несу с собой никакого оружия, ты видишь сам. Инглорион, - обратилась она на квенья к золотоволосому нолдо. – Скажи остальным, пусть свернут знамя и оставят тут мечи и кинжалы. Мы же не воевать идем.
Инглорион некоторое время пребывал в замешательстве. Он тоже обернулся на миг, размышляя, как все это действие воспримут там, на холме. Но потом он спешился и велел спешиться другим. Нолдор свернули знамя Восьмиконечной Звезды, сняли пояса с клинками и положили всё это на траву.
- Мы безоружны, - сказал Инглорион эльфу на мосту.
- Теперь вы можете пересечь реку, - он спешился и почтительно поклонился Эледвен. – Добро пожаловать с миром в Дориат, Гилэдэль Аданэт.
Она незаметно перевела дух и тронула коня. Эти минуты, пока шли переговоры, показались ей вечностью.
- Что они делают?.. - в изумлении спросил Келегорм, глядя, как Инглорион снимает знамя с древка и оставляет меч на берегу. – Руссандол, они их обезоружили!
- Я вижу, - напряженно ответил Феанарион.
- Надо туда ехать, эти синдар что-то задумали! - Охотник уже тронул коня.
- Тьелкормо, стой! – властно сказал Маэдрос. – Не смей вмешиваться!
- Но, Майтимо…
- Я сказал, нет! Им никто не причинит вреда. А синдар доверяют нам так же, как и мы им…
- Трусы… - процедил Карантир. – Как же они нас боятся, раз целый отряд испугался пятерых воинов и женщины!
- Тем лучше для нас, - заметил Куруфин. – Будет легче с ними справиться.
Маэдрос ничего на это не ответил. Он просто смерил братьев взглядом и отвернулся. Его глаза следили за Эледвен, а, когда она скрылась под сенью леса, он развернул коня и в молчании стал спускаться с холма.

***
Казалось, зима никак не коснулась лесов Региона и Нелдорета. Трава была все так же зелена, а на деревьях желтая и красная листва смешивалась с зеленой. Чем дальше они шли вглубь чащи, тем теплее становилось.
- Отчего тут так тепло? - спросила Эледвен, откидывая капюшон, у одного из эльфов, который ехал рядом с ней.
- Злоба Моргота навевает холод, а Свет ее отгоняет, - ответил тот. – Говорят, пока Феаноров Сильмарилл в наших лесах, зиме сюда вход заказан.
При упоминании о Камне, нолдор, все как один, устремили свои взоры на говорившего дориатца, но никто из них не произнес ни слова. Эледвен сделала вид, что ничего такого не было сказано.
- А каков ваш король? – спросила аданэт. Ей хотелось услышать о Диоре от его подданных, так как нолдор ничего хорошего о нём не говорили.
- А что тебе хочется знать госпожа? – осведомился синда.
- Все, - прямо ответила она.
- Тогда я мало что смогу тебе сказать. «Все» рассказать о государе невозможно. Скажу лишь одно: он благороден и смел, и сердце его открыто. Он мягче, чем Тингол, и об этом говорит хотя бы то, что голодрим вступили в наши леса. Диор никогда не закрывает двери перед теми, кто пришел с миром.
С этими словами он умолк и чуть отъехал в сторону. Инглорион тут же поравнялся с Эледвен.
- Госпожа, эти синдар не выказали тебе должного уважения, они даже имен своих нам не говорят! - в его голосе чувствовался гнев. – Неужели ты это стерпишь?
- А разве у меня есть выход? – отозвалась аданэт. – Я здесь не для того, чтобы обмениваться любезностями с эльфами Диора. Мы стерпим это, потому что должны.
Вечером синдар остановились на ночлег у небольшого ручейка. Как выяснилось, до Менегрота был еще день пути. Эледвен чувствовала себя уставшей и потерянной. Буковые леса были ей знакомы, но здесь ей не нравилось. Ее сердце рвалось назад, к Аросу, через мост, под открытое небо. Ей казалось, что деревья и трава – все приглядывается к ней, словно изучает, словно пытается понять – не несет ли она зла в себе, не несет ли погибели.
Синдар почти не разговаривали с нолдор и держались так далеко от западных сородичей, насколько это было возможно. Пару раз Эледвен замечала, что они на нее смотрят, но, едва их взгляды встречались, эльфы Дориата отворачивались.
Ночью аданэт удалось заснуть, а, пробудившись, она уже не чувствовала себя такой уставшей. Путь продолжили сразу же после короткого завтрака и, когда небосвод, наконец, начал темнеть, и на нем появились первые звезды, нолдор увидели реку Эсгалдуин и выкованные из металла ворота в Менегрот.
Эледвен с широко раскрытыми глазами глядела на город эльфов, что был вырублен в скале. Нолдор своего удивления никак не выказывали. Один лишь Инглорион сказал:
- Залы короля Финдарато были краше.
Менегрот был похож на один большой чертог, с коридорами, высеченными в скале и освещенными тысячью светильников. Стены там были подобны деревьям, больше всего они напоминали буки. Свежий воздух, который каким-то образом проникал внутрь, шевелил светильники на стенах, и у Эледвен создавалось впечатление, что деревья эти живые, листва шевелится, и солнечные лучи играют в ветвях. Эледвен слышала, что в самом Менегроте обитал только король и его приближенные, а подданные селились, по своему обычаю, в лесах.
Несмотря на долгий дневной переход, Эледвен хотелось встретиться с Диором именно в этот день. Однако их провожатый, тот самый синда, что встретил их на мосту, не сразу согласился провести аданэт к королю. Но, в конце концов, он сдался.
- Вначале я пойду к государю один, - сказал он. – И передам ему твои слова, Гилэдэль Аданэт.
Вернулся он не скоро.
- Государь согласился принять тебя у себя, но тебя одну. Твоим спутникам король велел отвести покои, они могут ждать тебя там. Ты же можешь следовать за мной. Диор Элухил примет тебя в Малом Зале.
- Храни тебя удача, госпожа, - сказал Инглорион, поклонившись ей.
Эледвен с благодарностью поглядела на Инглориона и своих спутников. Они смотрели на нее с верой и надеждой, что крови можно будет избежать. Она улыбнулась им и, кивнув синда, пошла за ним по коридорам Менегрота в Малый Зал, где ее ждала встреча с Диором, сыном Лютиэн.
Малый Зал оказался широким квадратным помещением, где, с одной стороны, у стены, стояли резные скамьи, а с другой, как раз напротив широкого витражного окна, пылал огромный камин. В зале было пусто.
- Король сейчас выйдет к тебе, - сказал синда и, коротко и сдержанно поклонившись ей, вышел.
Ждать ей пришлось долго, и аданэт начала понимать, как же правильно она поступила, что вызвалась быть посланницей Маэдроса. Такое отношение, граничащее между холодной учтивостью и пренебрежением, могло разгневать даже ее Дивного возлюбленного. Даже Эледвен оно задело, но, помня, зачем она здесь, аданэт старалась думать об исходе – Диор согласится отдать ей Камень, и непоправимого не случится.
Чтобы хоть как–то скрасить ожидание, она подошла к широкому окну, которое было высечено в скале. Говорят, эльфы Средиземья не использовали стекол, пока секрет их изготовления не привезли из Заморья нолдор. Эти стекла были прозрачными, как воздух, и лишь наверху они становились то красноватыми, то голубыми, преобразуясь в орнамент. За окном виднелись лес и река. Ее шум пробивался сквозь закрытые окна.
- Гилэдэль Аданэт? – раздался голос позади нее. Занятая разглядыванием стекол и причудливых очертаний, Эледвен даже не заметила, как дверь в зал отворилась, и в нее вошел Диор. Услышав его голос, она тут же обернулась.
Свет, несказанный свет, чистый, прекрасный, как восходящее солнце – вот что она увидела в первую очередь. Если Звезда спустилась бы с небес, то она стала бы именно этим светом - Сильмариллом. Камень Феанора искрился тысячью граней, и его сияние проникало прямо в душу, отворяя все закрытые наглухо двери, освещая все темные уголки. Как по волшебству Эледвен на миг явилась картина двух могучих Древ, выше гор, прекраснее всего, что можно было создать… Они сияли, как сейчас сияют солнце и луна, только ярче, краше!
Чтобы отогнать наваждение, Эледвен на миг закрыла глаза и снова открыла их. Сияние уменьшилось – Диор накинул полу короткого плаща на плечо, закрывая Камень. Теперь Эледвен могла рассмотреть и его лицо.
Правильные, как у эльфов, черты лица, настолько прекрасные, что на миг Эледвен почудилось, что подобной красоты она еще не встречала. Серые глаза - как у его родни со стороны отца. Диор был высок, почти как нолдо, хотя все его поданные уступали в росте заморским родичам. Он смотрел на Эледвен прямо, весь его облик излучал покой и… гордость. Да, этот эльф - или человек - он никогда не знал горя, никогда не ведал проклятий или скитаний, не терял, не истекал собственной кровью. Тут же она вспомнила про Маэдроса. Может, сейчас, по сравнению с Диором, его черты лица могли показаться более жесткими, но Диор никогда не проходил через плен Ангбанда, не сражался в стольких битвах. «Наугламир!» - пришло ей на ум. Ожерелье Финрода Фелагунда, говорят, оно делает того, кто носит его, вдвое прекраснее. А в него еще вправлен Сильмарилл.
«Это чары Камня».
- Гилэдэль Аданэт…- повторил Диор. – Так вот кого прислали Феанарионы… Женщину из народа моего отца.
- Ты хотел видеть кого-нибудь другого… государь, - промолвила Эледвен.
- Хотел? Скорее, ожидал. Признаться, я думал, что Феаноринги сами явятся сюда, я ждал этого с того дня, когда Сильмарилл был принесен мне. Но даже лучше, что пришла именно ты – я слышал про тебя, и рад нашей встрече.
Диор улыбнулся и поклонился ей – коротко, как равной. Эледвен ответила поклоном на поклон.
- Твой чертог прекрасен, государь. Я даже не думала, что реальность превзойдёт песни, которые о нем поют, - сказала Эледвен.
- Приятно слышать такие слова от той, что видела работу нолдор, - ответил Диор. – Их работа прекрасна, не думаю, что синдар смогут их превзойти… Жаль только, что дела их столь же ужасны, как прекрасны их творения.
- Легко судить о делах других, стоя в стороне, - возразила аданэт – эти слова больно задели ее.
- Может, ты и права. Не все нолдор ведут себя бесчестно. Меня печалит то, что самые великие из них, чей путь мог быть иным, избирают дурную дорогу.
- Ты говоришь о Доме Феанора? Ты говоришь это мне?
- Да, я говорю это тебе. Но не принимай мои слова, как оскорбление – я имею в виду отнюдь не Маэдроса Феаноринга, а его братьев. И то не всех.
Некоторое время они в молчании глядели друг на друга.
- Давай присядем, Гилэдэль Аданэт, в ногах правды нет, - сказал Диор, снова улыбаясь. Его голос и тон изменились, стали более простыми и даже дружелюбными. Он указал на скамью у стены. – Я велел принести нам вина. Я знаю, что ты проделала долгий путь, чтобы придти сюда. Ты голодна?
- Благодарю тебя, но я, право, ничего не хочу, - ответила Эледвен, садясь рядом с ним. – Мое дело срочное, и я очень рада, что мы можем говорить о нем без свидетелей.
- Ты пришла говорить о Камне Феанора, я знаю, - кивнул Диор. – Но прежде чем я выслушаю тебя, скажи – почему Маэдрос прислал тебя? Именно тебя? Говорят, сыновья Феанора никому не доверяют и боятся измены… И он прислал тебя, свою супругу? А вдруг я велю тебя пленить и не отпущу, пока он не поклянется мне, что оставит попытки добыть Сильмарилл?
У Эледвен внутри всё оборвалось, но она постаралась сохранить спокойствие.
- Майтимо знает, что ты так не поступишь, - сказала она. - А я сама вызвалась пойти…
- Потому что у нас с тобой в какой-то мере родство? Я ведь полуэльф… И, хотя, судя по твоим волосам, я могу предположить, что ты из рода Хадора, мы с тобой как-никак приходимся друг другу родичами. Маэдрос надеется, что ты сможешь убедить меня отдать Камень?
- Зачем тебе Сильмарилл, Диор? – ответила вопросом на вопрос Эледвен. – Я знаю, зачем он нужен Феанорингам, а тебе он зачем? Ты не давал Клятвы…
- Не давал. Не из-за самого себя мне дорог этот Камень, Гилэдэль. А из–за того, что перенесли мои отец и мать. Из-за крови Эльвэ на нем.
- А вот Феанарионы видят все это по–другому. Может, они и готовы поверить, что Тингол не желал сам Самоцвет, а упомянул его только чтобы избавиться от Берена. Может, верят, что Берену камень нужен был только, чтобы исполнить данное обещание. Но вот только их дела шли в разрез с тем, о чем они говорили. Почему Тингол не отдал Камень, когда к нему прислали гонца? Почему, когда не стало Эльвэ, Берен не отослал Сильмарилл законным владельцам? - Эледвен мотнула головой. – Но что в прошлом, то в прошлом. Сейчас и здесь все иначе. Их гонит Клятва, Диор, что гонит тебя? Ты чист, ты свободен… Неужели ты хочешь навлечь на себя Рок?
Диор промолчал.
- Хочешь сказать, что Феаноринги посмеют пойти против меня? – спросил он, наконец. – Хотя, нет, не отвечай. Я и так знаю, что они это сделают. Они ни перед чем не остановятся, лишь бы завладеть Камнем. Хотя, сомневаюсь, что они смогут его удержать – на их руках слишком много невинной крови… - он снова умолк, а потом вдруг улыбнулся. – Ты честна и открыта, Гилэдэль, я вижу это в тебе. И мне странно видеть тебя подле них. Но ты здесь не ради Камня, верно ведь?
С этими словами Диор откинул плащ, сияние Сильмарилла снова ослепило Эледвен. Элухил расстегнул на шее Наугламир и протянул его аданэт.
Эледвен замерла. Перед ней было то, что могло освободить Маэдроса от Клятвы. Хоть отчасти. Она подняла руку и поднесла ее к Камню Феанора. Даже на расстоянии аданэт ощутила жар, идущий от самоцвета. Казалось, он был горячим, как огонь.
- Как ты сносишь этот жар, Диор? - спросила Эледвен, с удивлением глядя на сына Лютиэн.
- Жар? – так же удивился и сам полуэльф. – Но камень прохладный… О чем ты?
- Он горяч, как огонь. Я только руку поднесла, и уже испытываю боль, как будто протягиваю ее в пламя!
Некоторое время они недоуменно смотрели друг на друга.
И оба, одновременно, осознали.
Они сказали мне, что я уйду под сень твоей Тьмы. Я так же проклята, как и ты. И Клятва – твоя клятва, лежит на мне так же, как и на тебе. И мои руки так же в крови, как у тебя…
- Так ты тоже… Проклята? – проговорил Диор. – Но как?! Почему?!
- Это та цена, которую я должна была заплатить… - ответила шепотом аданэт. Ее глаза были обращены на Сильмарилл.
- Цена за бессмертие?
- Нет, за любовь…
Диор убрал руку и прижал Сильмарилл к груди. Священный Камень сиял так, что делал плоть полупрозрачной. Эледвен могла поклясться, что видела, как по венам бежит кровь.
- Скажи Феанарионам, что Камня они не увидят. Мать говорила, что Сильмарилл живой, и его Свет сам выбирает, к кому идти. Будь сыны Феанора достойны его, он бы пошел к тебе в руки.
Эледвен смотрела на него, не мигая.
- Диор, ты совершаешь непоправимую ошибку! - проговорила Эледвен, в ее голосе звучало отчаяние. Так близко было исполнение!
- Я ее совершу, если поступлю против Судьбы. Все равно Камня тебе не унести, он сожжет тебе руки.
- Диор, одумайся!
- Нет, Гилэдэль, нет… - он застегнул ожерелье у себя на шее. – Мне горько осознавать, что ради Феаноринга ты обрекла себя. Ты чиста, но Проклятие пало и на тебя тоже… Но сделанного не воротишь. Уходи. Я велел отвести для тебя покои, отдохни до завтра. А потом, прошу, покинь Менегрот. И передай Маэдросу, что я не отдам Камня, на который они давно потеряли право, и ради которого мои отец и мать страдали.
С этими словами Диор поклонился аданэт и вышел. Эледвен буквально выбежала за ним.
- Диор Элухил! – крикнула она ему в след. – Диор, прошу тебя, молю, одумайся!
О чём сейчас она думала больше - о крови невинных, или о том, что Маэдрос может никогда не вернуться из этих пещер? За кого она просила – за синдар или за нолдор?
Диор резко развернулся и направился обратно к Эледвен, на ходу срывая со своей шеи Наугламир.
- Хорошо! Хорошо! Если ты не веришь мне, так хотя бы боли своей поверь! – он остановился перед ней и протянул ей ожерелье. – Возьми его в руки и смотри, что будет с Маэдросом и его братьями!
Эледвен упрямо сжала челюсти и взяла Сильмарилл в руки.
Она словно коснулась раскаленного железа. Такой боли адаэнт не испытывала никогда. Она вскрикнула и уронила Священный Камень на пол. На ее ладони появился глубокий ожог. Рука нестерпимо болела, так что ей хотелось кричать.
Диор поднял Наугламир.
- Вот видишь, Гилэдэль Аданэт… А ведь это только начало. Камень так же будет разъедать и душу. И причинять такие нестерпимые муки, которых ничем не залечить. Ты не виновата в том, что происходит. Но ты все видела.
- Клятва так же разъедает их души, - проговорила Эледвен.
- Но с ней они смогут жить и дальше, а вот с Камнем?
- Клятва их убьет! Убьет... его!
- А Камень сделает это быстрее. От Клятвы он может отказаться, а вот от Камня уже не сможет. Я бы отдал тебе его, но, скажи мне, оно этого стоит? Стоит того, чтобы терять? Это, - Диор поднял Сильмарилл на уровень своего лица, - Сожжет твоего возлюбленного. И ты ничего не сможешь сделать.
- Я тебе не верю! - сказала Эледвен. – Ты ведь ненавидишь Дом Феанора, а говоришь так, словно беспокоишься о них, а не о себе!
- Я беспокоюсь о тебе, Гилэдэль Аданэт. Вы так схожи в чем-то с моим отцом – вы оба шли на жертву, на смерть - ради других. Мне не ведомо, что за судьба тебя постигла, и каков будет твой конец, но одно я знаю – раз Проклятие пало и на тебя так, словно это ты убивала невинных в Альквалондэ, и ты сама давала Клятву, то он навряд ли будет радостным. А Камень его ускорит. А я хочу, чтобы, ты жила.
- Ты не знаешь меня, чтобы желать мне смерти или жизни!
- Мне достаточно было заглянуть тебе в глаза, и, поверь, я увидел там многое. За что я желаю тебе долгой жизни.
- Моя жизнь зависит от Маэдроса. А его – от Камня!
- Вот именно, что от Камня. Который его сожжет. Доброй ночи тебе, Гилэдэль, - сказал Диор и направился прочь.
- Диор! – крикнула еще раз Эледвен, но тот не обернулся и вскоре скрылся за поворотом.
Рука горела и нещадно болела, от этого темнело в глазах. Аданэт некоторое время просто смотрела в одну точку, нарастающее неприятное ощущение жара и ломоты, как от лихорадки, охватило ее. Еще немного и она поняла, что покачнулась, но чьи–то руки бережно поддержали ее.
- Госпожа… - услышал она голос Инглориона. Золотоволосый эльф все это время был здесь, ожидая, чем же закончится беседа аданэт и сына Лютиэн. – У тебя ожог на руке…
- Это от Камня, - проговорила Эледвен. - Мы не сможем его забрать.
- Я все видел и слышал, - отозвался нолдо. – Тебе сейчас надо отдохнуть…
- Нет! Нет… Ни минуты тут не останусь! – Эледвен мотнула головой.
- Без провожатых нам не пройти, а они явятся только завтра утром. Эледвен… - Инглорион очень редко обращался к ней по имени. – Прошу тебя. Завтра. Сейчас уже все равно некуда спешить… Тем более, что мы оба знаем, что будет, когда лорд Нельяфинвэ и другие услышат твой рассказ и ответ Диора.
Эледвен кивнула и закрыла глаза.
Она слишком хорошо знала…
Наутро нолдор отправились в обратный путь. Каждый удар копыт о землю громом раздавался в ушах Эледвен. Рука все еще болела, ей было невыносимо сложно сжимать поводья. С каждым пройденным шагом она все дальше и дальше оказывалась от Менегрота. И все ближе и ближе к очередной братоубийственной Резне, предвестником которой ей пришлось стать.

ЧЕТВЕРО

Милый воин не вернется,
Весь одетый в серебро.
В гробе тяжко всколыхнется
Бант и черное перо…
Александр Блок, «Песнь Офелии».

For you I've lived For you I've died
Trapped in the cage of your eyes...
Arda, “Fly Away”

- Что мы будем делать, отец? – спросил Майтимо, глядя в глаза Феанору.
Сам Король Нолдор был в раздумьях, он хмурился и ответил не сразу:
- Пусть твои братья займут холмы вокруг Лебяжьей Гавани в боевом порядке. Надеюсь, они смогут применить знания, которые я им дал. А ты, Нельо, поедешь со мной. Мы попробуем переговорить с Ольвэ.
- Ты надеешься убедить его уйти вместе с нами?
- Нет, не надеюсь. Но не хочу, чтобы он стал нам препятствовать.
- Ты не будешь ждать Нолофинвэ?
- Кого? - усмехнулся Феанор. – Нет, его я ждать не буду. Боюсь, наш разговор с Владыкой Гавани будет слишком грубым для его тонкой натуры, - он положил руку на плечо Маэдросу. – Ну, сын, вперед. Скачи к братьям, вели им сделать, как я сказал. И еще… Нельо… Если нам придется применить силу… Я хочу быть уверен, что ты не остановишься. Как бы странно это ни звучало, но из вас семерых я полностью доверяю только тебе и Атаринкэ.
Майтимо сжал руку отца.
- Я не остановлюсь. Никогда. Я всегда буду с тобой и подле тебя.
Феанор улыбнулся и прижал руку сына к сердцу. Эту улыбку, исполненную гордости за первенца, Майтимо теперь приходилось видеть все чаще и чаще. С тех самых пор, как вражда тенью легла на Дом Финвэ, Майтимо во всем помогал отцу. Он ездил с ним в Тирион, следил за работой тайных кузниц. Ему нравилось быть вторым после Куруфинвэ Феанаро, он словно нашел себя. Сам Майтимо никогда не был таким талантливым, как отец или младший брат, сам Феанор никогда его за это не упрекал, но отец и сын не были настолько близки, пока не разразилась эта беда. Майтимо был горд тем, что он звался Нельяфинвэ – Третий по старшинству, тем, что Феанор всегда и при всех звал его именно так, он словно бы указывал место другим, и в первую очередь своему брату Нолофинвэ. Он был горд тем, что никто из его родни не мог так хорошо управляться с мечом.
Единственное, что причиняло ему боль, так это ситуация с Финдекано. Ссориться они не ссорились и даже тайком часто виделись – о делах отцов они не говорили, словно боялись, что это может разлучить их навсегда. Однако на всех встречах Финдекано поддерживал Нолофинвэ, и Майтимо часто было сложно сдержаться и не начать убеждать, что прав Феанор.
И еще мать. Он помнил ее полные слез глаза, когда она, Нерданель, гордая дочь Махтана Аулэндила, упала на колени перед старшим сыном и умоляла его остаться, не следовать за Феанором, не губить себя. Но Майтимо был непреклонен – в своем упрямстве и гордости он старался походить на отца – он бережно помог ей встать, сказал всего два слова: «Namarie, amil» и ушел, даже не обернувшись. Он считал, что отец был прав, когда говорил, что Нерданель не любит по настоящему ни его, ни своих детей, иначе она не стала бы оставаться.
- Что сказал отец, Майтимо? – нетерпеливо спросил Тьелкормо.
- Он велел вам занять эти два холма так, словно вы собираетесь идти в атаку. Это надо исполнить, не мешкая, – ответил Майтимо.
- Мы будем… воевать? – проговорил Морифинвэ. Он, как и Майтимо, тоже нашел себя в этих страшных днях Вражды - ковка мечей и щитов и помощь во всем, что касалось изготовления оружия стали его призванием. Сейчас его серые глаза блестели от нетерпения.
- Я пока ничего не знаю, но, видно, раз отец сказал, такое возможно. Атаринкэ! – Майтимо позвал любимца отца. – Ты будешь следить за тем, чтобы остальные сделали все правильно.
- Почему я? Почему не Макалаурэ? – удивился Куруфинвэ. Менестрель, казалось, тоже был в замешательстве – он, как-никак, второй по старшинству сын. - Так приказал отец?
- Нет, так говорю я, - сказал Майтимо. Впервые в его голосе прорезались стальные ноты.
- А почему не ты? – спросил Макалаурэ. Нельзя было сказать, что он расстроен тем, что командовать войском поручили не ему.
- Я еду на переговоры с Ольвэ вместе с отцом. Атаринкэ, начинай, медлить нельзя! – с этими словами он развернул коня и помчался к Воротам Лебяжьей Гавани.
Феанор и его приближенные уже ждали.
- Ну, они не стали препираться? - улыбнулся отец.
- Нет, были удивлены, но они сделают все, как ты сказал. А на всякий случай, я поставил во главу войска Атаринкэ, - ответил Майтимо.
Феанор взглянул на сына с долей удивления и восторга.
- Очень хорошо, очень… Если со мной что-нибудь случится, я буду знать, что ты сможешь продолжить начатое.
- Отец! Не говори так! Что может с тобой случится?!
- Никогда не знаешь, где таится смерть, Нельо… - отозвался Феанор. – Но ты еще неопытен, ты все поймешь, когда мы ступим на берега Средиземья.

На берегах Эндорэ он слишком хорошо понял, что смерть таится везде. И то, что хуже смерти. Предательство. Плен. Муки. Совесть. Все это было страшнее небытия.
Клятва гнала их тогда. Гонит их и сейчас. Требует душу, требует тело – как настойчивая возлюбленная. Она не отпустит, никогда. Ее не разбить ничем – ни воспоминанием о Свете, ни любовью, ни другими чарами.
Отправляя Эледвен, как посла, к Диору, Маэдрос страшился одного – ему тоже пришла в голову мысль, что Диор может пленить аданэт и не отпускать ее, пока Феаноринги не поклянутся, что оставят попытку завладеть Сильмариллом. Он слишком хорошо знал своих братьев. Эледвен они любили, но кому из них она была дорога, кроме него самого? Он не мог их в этом винить – как не винил в том, что за ним на скалы Тангородрима поднялся не кто–то из братьев, а Фингон. Если Диор заточит Эледвен, они предпочтут оставить ее там, но от Клятвы не откажутся.
А он сам? Маэдрос понимал, что ему придется выбирать между Сильмариллом и Эледвен. Между двумя Огнями.
Камень лишь вещь, а она - настоящий живой свет, который пришел ко мне и осветил мою дорогу. Что есть Клятва? Будь она проклята!
Он знал, что выберет. Знал, что последует за его выбором.
Но Судьба распорядилась иначе.
Через четыре дня, уже в сумерках, на мосту показался небольшой отряд, а сам Арос пересекли только шестеро всадников. Дожидаться, пока они проедут по зеленому полю к холмам, Маэдрос не стал. Подскочив, он кинулся к своему коню, взлетел в седло и галопом помчался к Эледвен.
- Майтимо… я не смогла, не смогла… - аданэт с трудом сдерживала рыдания, когда они спешились, и Феанарион заключил ее в объятия. – Не смогла… Не смогла! Он давал мне его, а я не смогла унести!
Маэдрос, казалось, только сейчас заметил, что правая рука у нее перевязана.
- Что произошло? - тихо спросил он, уже глядя на Инглориона. Но золотоволосый эльф только покачал головой. – Эллэ, кто это сделал?
Вместо ответа Эледвен сняла повязку и показала ему ожог.
- Это Сильмарилл, Нельо… Никто из числа Проклятых к нему не прикоснётся … - Эледвен, наконец, дала волю слезам.
Маэдрос ничего не ответил, только прижал ее к себе.
- Тише, тише… - сказал он, наконец. – Пойдем, pitya, пойдем. Сейчас ты успокоишься и все расскажешь…
Феанарионы выслушали рассказ Эледвен в полном молчании. Когда голос аданэт смолк, они еще некоторое время сидели в тишине – правда казалась слишком ужасной, чтобы в нее поверить.
- Диор лжет, - нарушил молчание Келегорм. – Руссандол, я надеюсь, ты не попадешься на эту уловку.
- Ожог на руке настоящий, - спокойно сказал Маэдрос.
- Я и не сомневаюсь. Он же… сын Лютиэн, он вполне мог научиться у нее колдовству! Разве мы можем быть уверены, что он не наложил чары на Наугламир? Эледвен сама сказала, что он ЖДАЛ, что мы придем! Руссандол?.. Руссандол, не молчи! Я поверить не могу, неужели ты…
- Что, Тьелкормо? Что?! – неожиданно резко ответил старший Феанарион. – Что ты хочешь от меня услышать?!
- Решение, вот что! – Келегорм подскочил. – Мы-то давно уже знаем, что нам нужно сделать! И ты это тоже знаешь! Ты сам сказал, что если Диор не отдаст Сильмарилл, мы заберем его силой!
- Чего тебе больше хочется, Турко? – вдруг подал голос Маглор. – Завладеть Камнем и исполнить Клятву, или убить Диора
Келегорм резко обернулся.
- Хочешь услышать правду? И того, и другого!
- Смертью Элухила ты не вернешь ее. Что это тебе даст?
- Это тебя не касается!
- Как низко ты пал, сын Феанаро… - проговорил Маэдрос, глядя на Охотника. – Мстишь сыну любимой тобою женщины только за то, что он не твой ребенок...
Келегорм, видимо, хотел ответить, но что–то во взгляде Маэдроса заставило его промолчать.
- Что бы там ни было, Нельо, последнее слово за тобой, - тяжело прозвучали слова Куруфина.
- Мое слово давно уже сказано, - Маэдрос обвел взглядом всех братьев и поднялся. – Готовьтесь, через час мы выступаем.
Конечно, они все ждали этих слов. Они все надеялись на них. Но когда эти слова, наконец, прозвучали, никто из Феанарионов не пошевельнулся, даже Келегорм.
- Ну, что такое? – старший Феанор подошел к Маглору и тряхнул того за плечо. – Сказать легко, сделать трудно?
Менестрель поднял на него глаза и вскочил на ноги. Это словно сняло оцепенение с других.
- Прикажешь наступать в обычном порядке? – спросил Маглор.
- Нет, нет… мы поступим иначе, - голос Маэдрос звучал так, словно каждое сказанное слово дается ему с трудом. – Не трубите в рога, велите всем вести себя как можно тише. Воспользуемся туманом, который наплывает с реки, и пройдем в Дориат. Мы обойдем лес с востока, откуда будет ближе наступать.
- А как быть со стражей с опушки Региона? – спросил Келегорм. – Они там, и мимо них нам незамеченными не пройти.
- Перебейте их, - отрезал Маэдрос. – У тебя есть лучники, на чью меткость ты можешь положиться?
- Да! Есть! – с жаром заверил его Охотник.
- Тогда действуй. Важно, чтобы они не успели подать сигнал другим заставам в лесу. И самое главное - тишина! Если другие отряды синдар услышат шум битвы, все пойдет прахом.
Братья разошлись отдавать приказания.
- Эллэ, - Маэдрос обратился к аданэт. – Тебе нужно уйти отсюда. Взять тебя собой я не могу, это слишком рискованно… Вот что: я оставлю с тобой десяток воинов, и вы уйдете за холмы. Это тоже опасно – ведь… Враг тоже не дремлет… - он закрыл лицо рукой, опустив голову.
- Со мной все будет хорошо, Нельо, - тихо сказала Эледвен, отнимая его руку от лица и зажимая в своих ладонях. – Со мной все будет хорошо. Обещай мне одно: что вернешься живым. Обещай!
- Когда я вернусь, ты возненавидишь меня.
- Я никогда тебя не возненавижу, даже если ты свершишь ужасное…
- Ужаснее того, что я сделаю, нет.
- Обещай мне, что ты вернешься! – настойчиво повторила Эледвен, словно и не слыша предыдущих слов.
Маэдрос кивнул:
- Обещаю. Клянусь.
Это был их ритуал. Каждый раз, когда он уходил на битву, она брала с него обещание, что он вернется живым. Это обещание хранило его в стычках с орками, хранило его в Дагор Браголлах и Нирнаэт Арноэдиад, хранило всегда.
Услышав эти слова, Эледвен облегченно вздохнула.
- Я буду ждать.

Ольвэ выслушал Феанаро молча.
- Так вот, что ты задумал, сын Финвэ… - печально сказал, наконец, Владыка Гавани. – Арда воистину Искажена, раз сын моего друга, что был мне как брат, ведет такие разговоры.
- И каков будет твой ответ, Ольвэ? - спросил Феанор. Отца жгло нетерпение, Майтимо видел, как он начал гневаться, и даже опустил уважительное «владыка».
- Нет, Куруфинвэ, нет, - отозвался Ольвэ.- Наши корабли так же дороги нам, как вам – ваши самоцветы. Они ведь творение не только наших рук, но и сердец. Позволь и мне сказать тебе: одумайся, пока не поздно! Пусть злоба Моргота обернется против него же, не уходи! Валар залечат раны Амана, и свет воссияет вновь.
- Хорошо, раз тебе больше нечего мне ответить, тогда я должен распрощаться, Ольвэ… - Феанор ушёл, даже не поклонившись. Маэдрос последовал за ним.
Всю дорогу до Врат они молчали.
- Отец, что теперь? – решился нарушить молчание Майтимо. - Прикажешь наступать?
Феанор посмотрел на него. Он словно очнулся ото сна.
- Сколько у нас воинов?
- Около двенадцати тысяч, и это только из нашего Дома. За нами шел Финдекано, и с ним еще…
- Двенадцать тысяч, говоришь? Очень хорошо, очень, - Феанор улыбнулся Майтимо. - Тогда вперед! Я уверен, Ольвэ делает это по приказу Валар… Мы сметем тэлэри и возьмем корабли. Раз они не захотели по-хорошему…- он еще раз обернулся и посмотрел на сына. – Нельо, я на тебя рассчитываю. Пусть не дрогнет твоя рука.

Тогда его рука не дрогнула.
Не дрогнет и сейчас.
Лучники Келегорма выполнили свою задачу великолепно, но с запада подул сильный ветер и отогнал речной туман прочь. Из-за этого синдар заметили передвижение войска нолдор, и завязался бой.
Так началась вторая Резня Эльфов, одно из самых печальных деяний Древних Дней.
Сначала нолдор оттеснили синдар к лесу и пересекли Арос с Востока без помех, но вскоре к лесным эльфам пришла подмога из Менегрота – сам Диор Элухил облачился в доспехи и вышел на бой с Феанорингами. Он знал, что это произойдет, и потому, едва Эледвен покинула Менегрот, он стал готовиться к битве.

Нолдор атаковали Гавани внезапно, тэлэри не ожидали удара. Сказать по правде, они вообще не ожидали, что их родичи, их братья, поднимут на них клинки. Из-за этого прорваться к самой пристани было легко – Феанорово воинство почти не понесло потерь, но едва дело дошло до боя за суда, все повернулось иначе. Тэлэри словно очнулись от ужасного сна и стали защищать свои корабли, свою белую Лебяжью Гавань. Нолдор было больше и вооружены они были лучше, но эльфы Ольвэ бились отчаянно, защищая не только свои жизни, но и свои творения.
Тогда Майтимо впервые узнал, что такое гнев и ярость битвы, что такое кровь, настоящая, живая кровь. Потом, по прошествии времени, он еще долго искал себе оправдания – ведь он бы не достал меч из ножен, если бы тот тэлэро не замахнулся на него первым… Он защищал жизни своих братьев и своего отца, свою собственную жизнь.
«Как тонка грань между жизнью и смертью, когда всего один взмах клинка отделяет тебя от света звезд и небытия…»
- Нас оттесняют к Воротам, Майтимо, что делать? – в отчаянии закричал Тьелкормо.
- Нельо, берегись! – раздался голос Тьельпериэль. Он успел нагнуться, и стрела сестры сбила лучника-тэлэро, который, судя по всему, целился в него.
- Отступать нельзя, это будет началом конца! Мы должны, должны пробиться к кораблям!
- На пристани наших почти не осталось! Всех перебили!
- Мы должны…
Его голос заглушило пение серебряной трубы. У Врат Альквалондэ взмыл голубой стяг.
- Финдекано! – закричал Келегорм. – Это Финдекано!

- Это Диор, Руссандол! – словно эхом прошлого Маэдрос услышал голос Келегорма. – Прикрой меня, во имя всех Звезд! Я должен до него добраться!
- Турко, не безумствуй! Он нужен живым! – отозвался Маэдрос.
Воинов Феанорингов было меньше, но они были опытнее в сражениях и вооружены лучше, чем синдар. Многие из лесных эльфов даже кольчуг не носили. Поэтому нолдор не составляло труда отбиваться и даже продвигаться дальше, к Менегроту.
Под Куруфином убили коня, и он сражался пешим. Келегорм, горевший ненавистью, смог пробиться вперед: слов о том, что Диор должен остаться в живых, он словно и не слышал, сейчас им владели только собственные порывы. Маглор держался позади всех, чуть ли не у самой реки. В бой он вступил последним, и сражался нехотя. Амбаруссар же наоборот, словно были на охоте: их стрелы разили синдар, братья близнецы спускали их с тетивы безо всякой жалости. На лицах обоих застыло то самое выражение, которое Маэдрос впервые увидел в Альквалондэ.
Запели рога синдар, подавая сигнал к отступлению. Лесные эльфы с большими потерями уходили вглубь своих чащ, к Менегроту.
- Продолжаем наступать! – приказал Маэдрос. – Щадить всех безоружных! Морьо! Ты меня слышал?
Карантир утер кровь с лица – в последней рукопашной синда, перед тем как умереть от клинка нолдо, ударил того по носу.
- Я слышал тебя, Нельо, - отозвался Темный.
Маэдрос направил своего коня вперед:
- Макалаурэ! Возьми своих дружинников и обойдите тот пролесок с востока! К Менегроту мы пойдем двумя частями! Амбаруссар, идите со своими воинами за ним! Турко, Морьо! Найдите Курво коня! Быстрее, быстрее! Не затягивайте! – он поскакал вперед. - Поднимайте знамя, за мной!

Они смотрели друг другу в глаза.
- За это нам прощения не будет, Майтимо, - тихо сказал Финдекано, садясь рядом на парапет.
- Не будет, - согласился Феанарион. - Но оно нам и не нужно.
- Так это и есть та самая свобода, о которой говорил твой отец?
- Это все злоба Валар. Они обрекли тэлэри на гибель, когда приказали Ольвэ не отдавать нам корабли.
- И ты в это веришь?
- Так сказал отец.
- И ты считаешь это правильным?
- У нас не было другого выхода, Финьо.

Другого выхода не было никогда.
Вся жизнь превратилась в эту бесконечную погоню – и Маэдрос готов был признать, что дни, когда все Сильмариллы были в короне у Врага, были благословенны – их было не достать, Клятва спала, и единственными, кого разили эльдар, были орки и те, кто предался Тени.
Но Тингол, сам того не ведая, навлек рок не только на себя, но и на других – и на нолдор, и на свой народ… Кровь, что сейчас на руках Маэдроса - алая, соленая, это - кровь эльфов, и снова звезды сияют на небосводе, как тогда, в Альквалондэ.

Битвы в самих лесах не было – Диор велел отступить сразу к Менегроту, чтобы укрепить его и выстоять против натиска нолдор. Однако его замысел не удался – Маглор и Амбаруссар, которые обошли синдар с востока, пришли раньше, чем врата Менегрота захлопнулись, и бой начался в самих Тысячах Пещер. Большая часть нолдор осталась с Маэдросом, потому сначала Менестрелю и близнецам было очень сложно продвинутся вглубь Менегрота. Маглор хорошо понимал, что если он поведет своих воинов внутрь, то все они погибнут - синдар было больше, и бились они отчаянно. Потому он стремился во что бы то ни стало не дать Диору захлопнуть Врата, пока не подойдут остальные.
Перед рассветом наступило затишье. От Врат Менегрота нолдор не стали идти дальше. Воспользовавшись такой передышкой, Маглор решил попробовать переговорить с Диором еще раз. Он сам, в сопровождении одного оруженосца, вошел в Манегрот. Коридоры перед ним – больше похожие на улицы – были пусты. Там, вперемежку, лежали убитые нолдор и синдар – сраженные стрелами или сталью.
- Диор Элухил!– воззвал Маглор. – Я знаю, что ты услышишь мои слова! Я безоружен! – Маглор сделал шаг вперед, отстегнул пояс с мечом, положил его на каменный пол и снова отошел. – Диор, прошу тебя, прекратим это!
Ответа не последовало.
- Диор, послушай меня сейчас, пока не поздно! Отдай Сильмарилл, он тебе не принадлежит! Останови эту резню, Диор! Не иди по стопам Тингола!
Маглор умолк, прислушиваясь к биению собственного сердца. Где-то в отдалении что–то звякнуло – и от этого сердце словно остановилось на миг – и вскоре в одном из коридоров появился сам Диор. Он был один, и в руках он держал лук с наложенной на тетиву стрелой. Маглор не шелохнулся.
- Ты, Феаноринг, просишь меня остановить все это? – спросил он ледяным голосом. – Ты просишь меня? Не я пришел к тебе в дом, и не я убиваю твоих подданных!
- Ты не внял словам нашей посланницы, Диор. Она же предупредила тебя о том, что ты навлечешь на себя, если не отдашь Камень. Верни Сильмарилл, и все это закончится.
- Вы утратили право на него. Даже Гилэдэль не смогла взять его в руки, что уж говорить о вас?!
- Отдай Проклятым Проклятый же Камень, спаси себя и то, что еще можно спасти… Мои братья идут сюда, и трое из них хотят твоей крови. Маэдрос не сможет их остановить, если ты не отдашь Камень.
- Не сможет? Или не захочет?
- У него не будет права их остановить. Диор, пока еще не поздно…
- Никто из нас не отступит, Маглор Менестрель, - сказал Диор.- Я знаю, что не выйду отсюда живым, но кое-что я еще успею сделать – этому миру станет легче, если в нем будет на одного Феаноринга меньше! – с этими словами полуэльф вскинул лук и пустил стрелу.
- Лорд Макалаурэ! – крикнул оруженосец и бросился к Маглору.
Все произошло в мгновение ока. Стрела рассекла воздух, а нолдо встал между ней и Маглором. К счастью, стрела вонзилась в плечо. Когда Маглор поднял глаза, Диора уже не было.
- Кано, ты лишился рассудка! – закричал на него Амрас, когда Менестрель вернулся к Воротам. – Если бы не твой оруженосец, ты бы погиб!
- Что бы мы сказали Майтимо?! – вторил ему Амрод.
- Отдали бы мое тело, - отозвался Маглор. Он был бледен – но сердце стучало ровно. – Меня озадачило одно – на нем не было Сильмарилла…
- И что? - спросил Амрас. – Не станет же он в Наугламире сражаться!
- Небось, спрятал куда–нибудь, - поддержал его Амрод.
- Надеюсь на это, надеюсь… - проговорил Маглор. – Где же Майтимо с остальными! Я боюсь, как бы все это не было зря – пока мы тут держим Ворота, Диор может уйти другим путём.
- Исключено, - возразил Амрас. – Наши лучники следят за рекой, по ней никто не сбежит.
- А ты больно хорошо Менегрот знаешь, - отозвался Маглор с раздражением. – Подземные чертоги строили гномы, а они всегда делают дополнительные выходы!
- Было бы так, Диор бы уже ушел, - буркнул Амрас.
- Если только он намеренно не остается, чтобы наше внимание было приковано к Менегроту. Только бы все эти смерти не были напрасными!

***

Едва подошел Маэдрос с остальными братьями, Феанарионы вступили в Менегрот, и битва возобновилась с новой силой. Вскоре нолдор стали одерживать верх – они смогли пробиться к самому центру Менегрота, к тронному залу.
Келегорм бился яростно, не щадя никого, кто бы ни посмел встать у него на пути. Охотника одолевал гнев – за все, что было и за то, чего никогда не было. Но что могло быть. Куруфин старался не отходить от брата – мрачное предчувствие чего–то непоправимого одолевало его, он страшился, что горячность Келегорма может поставить под угрозу его жизнь.
- Оrava avacarmiessë! – громом раздавался голос Маэдроса под сводами залов Менегрота. – Щадить безоружных!
Но как тут удержать руку, когда знаешь, что даже если выбьешь клинок у синда, он возьмет другой?
Прости, Майтимо, но либо благородство, либо жизнь. А я хочу увидеть завтрашний рассвет. И хочу, чтобы все вы его увидели.
За все нужно платить. Всегда нужно платить, и не всем надеждам суждено дожить до утра.
Куруфин даже не почувствовал боли, когда его поразила холодная сталь. Но второй и третий удары были чувствительнее, краем глаза он увидел, как упал Морьо, хватаясь за бок. Искусник бросился к брату.
-Морьо! Брат! - он поддержал его и помог сесть. - Тебя ранили?!
-Ммм... - простонал Карантир, и чуть повернулся, Куруфин побледнел. В боку у брата торчал короткий кинжал.
-Тише...тише… сейчас... я вынесу тебя отсюда... Ты уже достаточно сражался…
-Оставь... - прохрипел Морьо, хватая его за руку. - Слушай... меня… Ты отсюда выйдешь живым и… отомстишь… я скажу отцу, что ты бился храбро…
-Помолчи, Брат...Рано тебе еще в Мандос…
-Нет...все… кончено... Курво… Курво..! - он сжал его руку еще сильнее, но глаза его помутнели, и огонь угас.

Куруфин растерялся. Он бережно положил брата на мраморный пол, попятился от него. Когда убили отца, это было сродни грому среди ясного неба, но смерть Морьо...

- Атаринкэ, осторожнее! - прокричал Амрас, натягивая тетиву. Искусник вовремя оглянулся, и быстрым ударом раскроил череп воину синдар.

-Диор Элухил! - донесся до него голос Амрода. Он снова обернулся. Стоя у трона, наследник Тингола сражался с Келегормом и оттеснял его к колонне. Куруфин немедленно бросился на помощь брату.

-Феанаро! - прокричал он.
Два клинка скрестились.
Куруфин смотрел на Диора и видел в нем Берена.
За все.
За все.
За утерянный покой.
За Инголдо.
За Нарготронд.
Казалось, еще два удара, и Диор выронит меч, и тогда Искусник нанесёт последний удар. Но тут внезапно, словно из ниоткуда появилась Нимлот, с растрепанными волосами и с кинжалом в руке. Келегорм тут же замахнулся своим клинком, и жена Диора упала, как подкошенная, к его ногам. Диор закричал, и прежде чем Искусник смог понять, что случилось, клинок внука Тингола пронзил Келегорма, поразив того в живот. Куруфин вскрикнул, ярость застила ему глаза.
- Ты заплатишь за это! - прорычал он и снова бросился в бой. Несколько минут шла ожесточенная борьба, но раны Искусника кровоточили, и он чувствовал, как теряет силы. Диор тоже понял это и, воспользовавшись минутной слабостью противника, схватил того за плечо и занес над ним меч.
- Атаринкэ! - как сквозь сон донесся голос Макалаурэ. Над ухом просвистела стрела, и Диор упал замертво, сраженный ею. Куруфин покачнулся, пытаясь найти опору, но окровавленная рука соскользнула с гладкого малахита, и он упал рядом с братом.
Келегорм был жив. Искусник собрал все оставшиеся силы и чуть приподнялся, подтянув его к себе.
-Брат.... - прошептал Келегорм. - Ты... Ты жив... живи... Проклятье... я даже не чувствую... рук... Живи… у тебя сын…
-Тише , - Куруфин с трудом произносил слова. - Мой сын меня предал, мои раны смертельны… Скоро все кончится…
- Отец... - Келегорм попытался протянуть руку к его лицу – замутнённое болью сознание перепутало так похожего на отца брата с Феанором. Он сжал в кулаке узор на котте Искусника - Восьмиконечную звезду - и судорожно вздохнул.
И больше не выдохнул.
Куруфин так и держал его в объятиях. Звуки стали еле слышными, казалось, битва стихала. Что–то заслонило свет – и Куруфин с трудом заставил пелену с глаз спасть. Над ним склонился Маэдрос.
- Атаринкэ… - проговорил он. Высокий, казалось, был растерян и не мог поверить своим глазам. Он протянул руку к шее Келегорма - проверить пульс – и устало опустил ее, на миг закрыв глаза. Потом он осторожно высвободил тело Охотника из рук Куруфина.
- Что ты делаешь, Майтимо? - спросил Искусник. – Оставь его.
- Ему ничем не поможешь, а тебя надо вынести отсюда, - сказал Маэдрос.
- Мне тоже ничем не поможешь. Оставь нас, - слабеющими руками Куруфин сжал пальцы на запястье Келегорма. - Скажи только, Камень… Камень… Он у тебя?
Маэдрос медлил с ответом.
- Майтимо, где Камень! – спросил Искусник.
- Он… в безопасности, он у нас, у Амбаруссар, - ответил Высокий.
- Значит, все это было не зря… Морьо... он тоже погиб…
- Я знаю, toronya… - Маэдрос все-таки разжал пальцы Куруфина и смог поднять его на руки. – Не говори «тоже», ты будешь жить.
Своды Менегрота поплыли над головой Куруфина. Боли он не ощущал, только слабость. Каменные деревья постепенно превращались в настоящие, живые. На минуту ему показалось, что он снова мальчишка, и ему вспомнилось, как однажды он упал с дерева и вывихнул ногу – Маэдрос тогда оказался рядом и точно так же нес его на руках домой.
Домой.
За Море.

***

Слезы бессчетные прольете вы. За кровь заплатите кровью.

- Сильмарилла нигде нет, Майтимо, - сокрушенно сказал Маглор. Братья стояли посреди зала, где закончилась битва. Маэдрос отозвался не сразу - он неотрывно смотрел на три тела, накрытые изорванными стягами с Восьмиконечной Звездой.
- Везде смотрели? – произнес он, наконец.
- Да, где только можно. Даже в личных покоях у Диора и его супруги, в покоях его детей, сокровищницах – нигде нет.
- А у самого Диора?
Маглор чуть помедлил.
- И у него тоже, - тихо сказал Менестрель. – И у Нимлот.
- У детей спрашивали? – Маэдрос, наконец, скинул оцепенение и посмотрел на Маглора.
- Их нигде нет, Майтимо… Ни сыновей, ни дочери…
- Как нет? – Маэдрос вздрогнул. - Их убили?
- Да нет же, нет… Их просто нет.
- Разыщите их. Они, должно быть, где-то прячутся.
- Как прикажешь.
Поисками детей Диора занялись Амбаруссар и их дружинники. Ближе к вечеру они, наконец, вернулись.
- Мы обошли почти все залы, Майтимо, - сказал Амрас. – У нас плохие новости.
- Что такое? – спросил Маэдрос.
- Сильмарилла тут нет. Эльвинг, дочь Диора, сбежала с ним. Мы нашли проход, который вел к Эсгалдуину и спустились по нему, и там обнаружили небольшую бухту с лодками. Канаты обрублены, похоже, лодками воспользовались недавно и в спешке. Когда мы хотели уходить, на нас напали трое синдар, но мы не стали их убивать, обезоружили и допросили: они-то нам и рассказали, что Эльвинг сбежала с Сильмариллом.
- А ее братьев с ней не было, - добавил Амрод. – Но эти синдар уверяют, что оруженосец Турко уволок их в лес и бросил там.
- Что?! - вскричал Маэдрос.
- Майтимо, они наверняка врут, - пожал плечами Амрас. – Турко… - он замер, но потом продолжил, уже тише. – Тьелкормо никогда бы не стал мстить детям.
Маэдрос тяжело вздохнул.
- Приведите ко мне оруженосца Туркафинвэ. Немедленно!

Правда иногда страшнее лжи. Правда - это когда ты видишь тело, накрытое твоим стягом, и осознаешь – это твой брат. Родной брат. Чьего рождения ты ждал, слышал первые слова, видел первые шаги.
Правда, когда их трое под этими стягами. Они были близки по возрасту, схожи по характеру, едины в смерти.

От удара оруженосец Келегорма покачнулся, и если бы его не держал Инглорион, он бы упал. У Маэдроса была тяжелая рука.
- Ты поступил, как приспешник Моргота! – сказал старший Феанарион тихо, – Ты знаешь, КАК карают за такие проступки?
- Смертью, лорд Нельяфинвэ, - ответил он.
- Смертью. От нее тебя спасает только то, что у меня каждый воин на счету! Но твоего проступка я никогда не забуду и не прощу. Тьелкормо бы никогда так не поступил.
- Их отец убил его, - проговорил оруженосец.
- А при чем тут дети? Дети при чем?! – Маэдрос мотнул головой. – Инглорион, уведи его. Возьми нескольких воинов, и езжайте, найдите их. У вас времени до полудня. Потом мы отправляемся.
- Как прикажете, лорд Нельяфинвэ, - Инглорион поклонился.

Что бы ты сейчас сказал, Финьо, глядя на меня? Мои руки снова в крови невинных, Камня мы не достали… Проклял бы ты меня, или нашел слова утешения? Я хороню своих братьев, Финьо. Своих братьев.

- Тела сыновей Феанора не будут лежать в земле Дориата, - сказал Маэдрос. – Вели сложить погребальное ложе. Мы предадим их огню.
Маглор и Амбаруссар не стали возражать.
- Что делать с павшими, Майтимо? – осторожно спросил Менестрель.
- Насыпьте курган. Отдельно для нолдор, отдельно для синдар. Что касается пленных, отпустите их всех.
- Наши воины еле держатся на ногах, Майтимо, - сказал Амрас. – Мы не обязаны хоронить наших врагов.
- Твои враги в Ангамандо! – резко ответил старший Феанарион. – А это - эльфы, такие же, как и мы! Мы повинны в их смерти! Мы! И нам их хоронить!
- Как прикажешь, Майтимо…

Я хочу еще раз - в последний раз взглянуть им в лица. Наши пути разошлись на этих берегах, и теперь нам не свидеться нигде, кроме Палат Мандоса.
Тьелькормо. Брат мой, ты все так же прекрасен. Мне, может, просто кажется, но твое лицо теперь такое спокойное. Я бы хотел, чтобы та боль, что ты нес в сердце, осталась здесь, в Средиземье. Будь свободен.
Атаринкэ… Сколько мыслей ты унесешь с собой, какую печаль? О сыне, что отказался от тебя и, может, сейчас сожалеет об этом? О любимой женщине, что осталась на Западе?
Морьо. В последний миг мне просто нечего тебе сказать. Кто из нас знал тебя? Пожалуй, я один мог догадываться о том, кто ты… Ты доверил свою самую большую тайну только мне, а я даже не могу… Нет, тебе не нужно утешение. Оно нужно мне. А ты сейчас спокоен.

Дым еще долго висел в небе. И запах свежей земли еще долго преследовал их. Гонимые воспоминаниями, болью, горечью утрат, оставшиеся в живых Феанарионы мчались прочь от чащи Дориата так быстро, как только могли. Казалось, что едва они окажутся под открытым небом, все пройдет, этот сон развеется, и их снова будет семеро. Но холодный зимний день не принес облегчения, и никто не вернулся к ним.
Их было четверо.
Это было началом конца.

ЗОЛОТОЕ СИЯНИЕ

Золотистою долиной
Ты уходишь нем и дик.
А.Блок.

Арнориэн облачилась в траурный, серый цвет, и с тех пор никогда больше его не снимала. Прозрение Золотой Дали снизошло на нее, и боль от потери братьев так никогда и не утихла. Она слишком любила средних – особенно Келегорма, с которым всегда дружила и знала почти все его тайны. А он – ее.
Мир внезапно оказался слишком большим и слишком пустым.
Крепость стала тихой.
По ночам до Феанариэн доносились рыдания – это плакала Тинвэ, чьи покои были рядом. Рыжая нолдэ тяжелее всех перенесла гибель братьев своего отца. Ее сестра, Анариэн старалась держаться, глядя на отца. Но ей не всегда это удавалось, и часто, оставаясь одна, она тоже плакала. Арнориэн понимала это, видя ее припухшие от слез глаза.
Маэдрос искал утешения только у Эледвен – Арнориэн почти не видела аданэт, та постоянно была рядом с ним, или с детьми. Маглор тоже не показывался – он запирался то у себя в покоях, то у Куруфина в мастерской – и что он там делал, сестра не знала.
Амбаруссар в крепости почти не бывали - они теперь словно сторонились её, как заклятого места. От Аннаэла Феанариэн знала, что они живут у лаиквенди.
Ночами Арнориэн посещали дурные сны. Пожалуй, раньше она сочла бы их приятными, но теперь, догадываясь об их истинном значении, она просыпалась в страхе.
А один из снов врезался ей в память и долгое время упорно не желал отпускать.
Ей снилось, словно она снова в Валиноре, в Тирионе. Матери она не видела – Нерданель словно была где-то рядом, но всегда ускользала, когда, казалось, Арнориэн сейчас повернется и увидит ее. Зато она видела и отца, и Финвэ, который снова носил корону, и убитых братьев. Словно бы это был малый зал в доме Финвэ, в котором он принимал только тех, кто был ему близок. Сам Верховный Король сейчас сидел во главе стола, по правую руку от него сидел отец, а по левую Келегорм, Карантир и Куруфин. Охотник был прекрасен, как никогда, на нем был венок из падуба, а золотистые волосы рассыпались по плечам. Морифинвэ был весел, Куруфин улыбался. Арнориэн стояла в дверях зала, глядя на них. И тут она осознала, что не одна. Рядом были Маэдрос, Маглор и близнецы. Они тоже смотрели на тех, кто сидел за столом. Внезапно Финвэ встал и улыбнулся.
- Свет Ариэн жарок. Выйдем в сад, - сказал он, наполнил свой кубок вином и проследовал к проему, что тонул в золотом сиянии. Оттуда доносился плеск воды, и сквозь слепящие лучи Арнориэн видела кроны деревьев. Братья, казалось, не замечали тех, кто стоял в дверях, они подняли свои бокалы и ушли следом за Финвэ. Один Феанор сидел, не шелохнувшись.
- Что же вы не идете? - спросил он, наконец, поднимаясь. – Сегодня и правду жаркий день, а вино прохладно, - отец поставил на стол пять одинаковых кубков и налил в них пряную жидкость. – Вы у себя дома, выпейте!
Откуда-то послышался женский смех. Из золотого сияния вышла женщина. Арнориэн моргнула – что-то странное было в ней. Феанариэн могла поклясться, что не видит ее лица, не может сказать, какого цвета у нее волосы, какого она роста, что на ней за одежды. Но эта женщина – нолдэ даже не знала, эльф она, человек или кто ещё – обняла отца за шею и поцеловала его.
- Феанаро, тебя ждут… Идем! - она потянула его к себе.
- Отец! - не выдержала Арнориэн. – Что ты делаешь?! Кто это? Почему она тебя целует? Где аммэ?
Но Феанор ее не слышал. Он зарылся лицом в волосы женщины, а потом поцеловал ее в плечо и вышел. Женщина теперь смотрела на Арнориэн и ее братьев.
- Что же вы стоите? Почему медлите? – она подняла два кубка. – Пейте! Вас угощает сам Финвэ!
Арнориэн хотелось ударить ее, так она была разгневана. Но тут две тени скользнули мимо нее, и нолдэ поняла, что это Амбаруссар идут к столу. Они приняли кубки из рук женщины и осушили разом, одновременно. Она рассмеялась, обняла их обоих и каждого одарила поцелуем.
- Теперь и вы будете моими…- сказала она, подталкивая близнецов к золотому сиянию.
- Амбаруссар! - хотела крикнуть Арнориэн, но горло только мучительно сжалось. Братьев поглотило золотое сияние.
Теперь эта женщина без лица, без цвета, что имела одновременно множество ликов и множество цветов, продолжала смотреть на тех, кто стоял в проеме. Она подняла следующий кубок. Ее взор был направлен на Маэдроса:
- Майтимо, ну же, иди сюда. Что тебя удерживает, что заставляет ждать?
Рыжий брат шевельнулся, но не сделал и шага. Арнориэн только заметила некое серебряное свечение, которое его окружало.
- Благодарю тебя, госпожа, но я не хочу пить, - ответил Маэдрос.
Женщина некоторое время смотрела на него, а потом направилась прямо к брату. Арнориэн снова хотела закричать, шевельнуться, но не сумела. Она могла только смотреть.
Женщина подошла и хотела было положить руки на плечи Маэдросу, но словно наткнулась на незримое препятствие. Казалось, она в замешательстве. Серебряное свечение усилилось – Арнориэн показалось, что именно оно не подпускает к нему эту тварь. Но та улыбнулась и достала из широкого рукава сияющий камень.
Сильмарилл.
- Возьми его, - сказала женщина. – Он – твой по праву. Владей им, ты ведь это заслужил!
Казалось, Маэдрос дрогнул, но потом упрямо мотнул головой, тряхнув рыжими кудрями.
- Нет, госпожа, благодарю, - сказал он.
- А как же Клятва? А как же твой отец? Братья? – спросила она. – Ведь они сложили головы ради этого Камня. А ты не хочешь его взять?
Маэдрос снова пошевелился и сделал шаг, но остановился. Женщина отдалилась от него, держа в протянутой руке Сильмарилл.
- Как возрадуются они, когда узнают, что ты свершил то, что было тебе поручено! – проговорила она. – Майтимо, неужели ты не примешь Камень?
Маэдрос снова заколебался, но потом твердым шагом подошел к женщине и взял Сильмарилл из её рук. В это же мгновение серебряное сияние вокруг него исчезло. Женщина улыбнулась и теперь всем телом прильнула к Маэдросу, даря ему поцелуи.
- Теперь и ты мой… - сказала она.
И тут сияние Камня стало расширяться, становилось ярче и ярче – и начало поглощать эту тварь. Она не издала ни звука, молча растворяясь в свете. Сильмарилл своим сиянием поглотил ее и тут же угас. Теперь он неяркой звездочкой горел в руке Маэдроса. Серебряное свечение вокруг него вернулось. Он обернулся к сестре и Маглору. Улыбка – светлая, как знак освобождения, озарила его лицо.
- Я отнесу это отцу и братьям, - сказал Маэдрос, направляясь к золотому проему.
- Майтимо, я с тобой! – крикнул Кано и сделал было шаг вперёд, но старший мотнул головой.
- Нет, нет, братишка… Оставайся. Я сам. Ты должен остаться.
Миг – и он растворился в золотом свете.
Арнориэн ощутила странную пустоту, когда это произошло. Она беззвучно плакала, глядя на Маглора. И тут чьи то руки опустились им обоим на плечи. Брат и сестра обернулись.
- Аммэ… - произнесла Арнориэн, глядя на ту, что так бережно коснулась ее плеча…
…И пробудилась.
За окном сгущались зимние сумерки. Падал снег, и тишина обволакивала комнату. Арнориэн еще некоторое время лежала, не двигаясь, находясь во власти сна, но потом встала. Феанариэн догадалась о скрытом смысле сна и теперь ощутила острую необходимость найти Эледвен и поговорить с ней.
Как и ожидала нолдэ, аданэт была с Маэдросом. В их покои она никогда не заходила и сейчас, стоя на пороге, отчего-то ощутила странное смущение. Днем, когда Арнориэн прилегла, Маэдроса не было в крепости - траур трауром, но военные дела скорби не ведали, и ему приходилось наведываться на заставы. Феанариэн не знала, вернулся ли он, пока она спала. Но сердце переполняла тревога, и она постучала в дверь.
Через некоторое время та отворилась – на пороге стояла Эледвен. У нее было уставшее лицо, а волосы распущены.
- Эллэ, я не вовремя? - тихо спросила Арнориэн.
- Нет, нет, что ты! Я рада, что ты пришла! - отозвалась аданэт. – Проходи.
- Майтимо уже вернулся?
- Нет, еще нет. Он не был уверен, успеет ли вернуться до рассвета. Я одна. Заходи же!
Арнориэн прошла в переднюю комнату, где ярко горел камин. Напротив него были две другие двери – одна вела в спальный покой, другая же – в рабочую комнату Эледвен, которая одно время служила спальней для Эрьо. Мальчик и сейчас спал там – он боялся пустых покоев Келегорма и Куруфина, которые были рядом с его комнатой, и Маэдрос разрешил сыну на некоторое время снова вернуться под защиту родителей.
Эледвен села поближе к огню и протянула к нему руки. На кресле рядом с ней лежала незаконченная вышивка.
- Садись, Тьельпе! – сказала она. – От меня только ушли девочки.
Арнориэн заметила два покрывала – одно на кушетке у огня, другое в кресле у окна.
- Они тоже?.. - начала было нолдэ, но Эледвен ее прервала.
- Да, тоже. Тинвэ уверяет, что в покоях у Тьелькормо кто–то ходит… Она вчера прибежала ночью, вся в слезах и напуганная. Майтимо сходил проверить – оказалось, это гончая Турко…
- Нимрэ? Да, Макалаурэ говорил, она перестала есть и пить, и не выходит из его комнаты.
Эледвен кивнула.
- Тинвэ напугала этим и Анариэн. Теперь они ни в какую не хотят спать у себя… Не знаю, что делать.
- Надо найти в себе силы и освободить… покои братьев, - проговорила Арнориэн, подсаживаясь поближе к аданэт. – Ты мне поможешь?
Эледвен взяла ее за руку.
- Конечно же, даже не спрашивай. Я не боюсь призраков – их нет. Твои братья были такими горячими при жизни, что в Мандосе они, наконец, найдут покой.
Арнориэн вздохнула и опустила голову. Эледвен сама навела ее на тему, и нолдэ не хотела упускать этот шанс.
- Вот об этом я и тревожусь, Эллэ… Мне снятся дурные вещи в последнее время. Но сегодня было совсем странно. Я об этом и пришла тебе рассказать.
Эледвен выслушала ее молча, не перебивая.
- Я знаю, что Золотое Сияние – это смерть, Эллэ, - сказала Феанариэн, закончив свой рассказ. – Я уже один раз видела его, и оно забрало Турко, Курво и Морьо. Сейчас оно хочет забрать Амбаруссар и… Майтимо, - она опустила голову. – То серебряное свечение вокруг Нельо – это ты, Эллэ. А та женщина – это Клятва. Она всех их уведет.
- Если это сон-видение, мы ничего не сможем сделать, - глухо отозвалась аданэт. Ее глаза были широко распахнуты от страха и удивления.
- Но, может, это предупреждение, а? Эллэ, может, мы еще сможем их спасти! Амбаруссар беспрекословно подчиняются Майтимо – если он откажется от Клятвы, если запретит им гнаться за ней, они будут спасены!
Эледвен ошеломленно смотрела на Феанариэн.
- Ты говоришь это серьезно? Тьельпе, тебя ли я слышу? – спросила она, наконец. – Ты говоришь об отказе от Клятвы?
- Да, я об этом говорю. Теперь, когда я увидела, как она забирает моих братьев, я готова от нее отказаться! Но я - это я, а вот братья… Если Нельо откажется, они тоже это сделают!
- Но что я могу сделать? Я не имею права вмешиваться в дела Клятвы…
- Эллэ, ты пошла послом в Дориат. Эллэ, ты серебряное свечение вокруг него. Ты можешь уберечь его от безумных затей… Эллэ, тебя он послушает, ведь ты мать его детей!
- Твоя мать не смогла остановить Феанора, - заметила аданэт. – Что я смогу сделать? И к чему этот разговор, Тьельпе? Камень ведь сгинул, а у Нельо нет войска, чтобы атаковать Ангамандо.
- Камень не сгинул, он еще появится, помяни мое слово. Вспомни, что сказали братья - его унесла Эльвинг. Где бы он ни объявился, мои братья не устоят – Клятва сожрет их сердца, Эллэ! Ты ведь это знаешь, ты ведь это понимаешь!
Аданэт кивнула.
- Хорошо, Тьельпе, если… Если Камень отыщется вновь, я сделаю все, чтобы остановить Майтимо. Я обещаю.
Арнориэн вздохнула.
- Я знаю, что Извечный Мрак падет на того, кто эту клятву сдержит или кто ее нарушит, - произнесла она. – Я знаю, что предаю отца и саму память о нем. Но Извечный Мрак может и не наступить, если мы удержим наши руки от ненужных кровопролитий. Однажды Илуватар услышит нас и даст нам свободу.
Эледвен молча кивнула и пересела к Арнориэн, обнимая ее за плечи.
- Твои слова о свободе звучат так горько, - произнесла аданэт. – Я знаю, зачем пошли в Исход твои братья, но ты, Тьельпе… Почему ты избрала этот путь? Ты ведь шла за кем-то … За кем? За ними?
- И за ним. Все, кого я любила больше жизни, уходили, я не могла остаться.
- Ты не жалеешь, что не ушла тогда, когда была возможность? Может, ты была бы сейчас далека от всех горестей и печалей.
- Я не знаю… Это еще одно, что тревожит меня, Эллэ. Боюсь, что ночь настигает нас, и нам от нее не спастись, - с этими словами Феанариэн крепко обняла Эледвен.
- За ночью придет рассвет, и день будет казаться более ярким и чистым после мрака, - тихо сказала Эледвен. - Надежда есть всегда.
-Эдайн больше верят в это, чем мы.
- А ведь должно быть наоборот, Тьельпе. Вы знаете все о вашем конце, и смерть у вас мнимая - эльдар знают, что они встретятся с теми, кого потеряли. А эдайн не знают, что их ждет.
Арнориэн подняла на нее глаза.
- А ты ведь знаешь, что тебя ждет в конце, верно ведь, Эллэ? – спросила нолдэ. – Я никогда у тебя этого не спрашивала, но если правда, что Проклятье…
- Тьельпе, я не буду об этом говорить, прошу тебя. Есть тайны, которые должны оставаться тайнами. Однажды ты все сама узнаешь.
- Надеюсь, я ее никогда не узнаю, - пробормотала Арнориэн.
- Надеюсь, я его никогда не увижу, - так же тихо отозвалась Эледвен.

***

Шло время, и обитатели Амон Эреб стали постепенно восставать из скорби, возвращаться к жизни.
Амрас и Амрод, с наступлением весны вернулись-таки в крепость. Теперь они во всем помогали Маэдросу. Старший Феанарион, проводивший больше времени со своей семьей, охотно доверял им все дела обороны, и братья-близнецы во всем старались оправдать его ожидания. Что касается Маглора, то Менестрель был только рад этому – после Резни в Дориате меч в руки он брал все неохотнее, и его пальцы больше тянулись в арфе, чем к стали.
Сам Маэдрос почти совсем не отлучался из крепости на Амон Эреб. Его дети и жена были для него целыми миром, а особенно сын, который со временем все больше и больше стал походить на него. Анариэн лицом и вправду пошла в отца, вот только нрав у нее был скорее больше схож с характером Маглора, с которым она очень сдружилась и проводила много времени, охотно помогая ему во всем, что касалось внутренних дел крепости. Тинвэ тянуло к матери - и ее, и Эледвен очень радовало то, что внешне они очень похожи - хотя у молодой нолдэ и были рыжие волосы. Ко всему прочему, Эледвен, которой была дарована молодость эльдар, скорее выглядела как старшая сестра, а не как мать.
Арнориэн же наоборот часто бывала теперь далеко от Одинокого Холма. Ее снова потянуло в странствия, и сейчас, когда она почти не нужна была Эледвен, Феанариэн наконец последовала велению сердца. Чаще всего дороги уводили ее вдоль Железного Кряжа на Запад. Втайне ото всех она надеялась, что, может, встретит Глорфиндейла – от него не было вестей ни во сне, ни наяву и нолдэ тосковала еще больше. После смерти средних братьев, обязательств стало меньше. Маэдросу она мало чем могла помочь - у него была Эледвен, за Маглора она не опасалась – все предвещало, что его, пожалуй, единственного из всех братьев, не достанет смерть, а рыжие близнецы уже давно не дети и не нуждаются в ее опеке. Ее сердце стало свободным и теперь стремилось к возлюбленному.
Но у всего есть оборотная сторона, и радость всегда ходит рука об руку с печалью. После событий в Дориате Эрейнион прекратил всякие отношения с Феанарионами. Он передал Маэдросу гневное послание, в котором говорилось, что он больше не желает знать родичей, которые вторично стали братоубийцами. Маэдроса это скорее раздосадовало, чем опечалило. Он давно уже понял, что сын Фингона мало чем похож на отца - разве что внешне, и все больше и больше становится подобным фалатрим и своей матери. На такие слова он ничего не ответил, предпочитая открытой вражде молчаливое пренебрежение.
- Мог бы вспомнить, что его отец не вышел невинным из Резни в Альквалондэ, - с печалью заметил Маглор, когда прочел послание. – Но в чем-то он прав.
Все это произошло в тот год, когда пал Дориат, а через несколько лет пришли и другие печальные вести.

Летний день клонился к закату, и тени Андрама легли на долину. Амон Эреб виднелась где-то вдалеке, ее пик был освещен закатным солнцем. Арнориэн в одиночестве сидела на берегу небольшой реки. Ее лошадь паслась неподалеку.
В этот раз Феанариэн ушла далеко и не собиралась возвращаться до исхода осени – она отчаянно хотела найти Ондолиндэ. Уже год, как на ее душу тенью легли печаль и тревога, и именно они гнали ее вперед. Словно от времени зависело все - ей нужно было найти Глорфиндейла, нужно было остаться с ним. Арнориэн надеялась - хотя это и казалось ей почти несбыточным, что, может, он сам вернется за ней - и тогда они встретятся в пути.
Размышляя об этом, Арнориэн невольно посмотрела куда-то на запад. И тут ее острый взор приметил всадника на белом коне. Феанариэн подскочила – таким неожиданным ей все это показалось. Всадник постепенно приближался, но вся его фигура была скрыта плащом с капюшоном. Но тут Феанариэн пригляделась еще раз – и почувствовала одновременно и горечь, и удивление: это был не Глорфиндейл, но всадник был эльфом, а на плаще красовалась восьмиконечная звезда.
Кто-то из верных Первому Дому! Но разве Майтимо посылал куда-нибудь гонца? Нет… да и выглядит он так, словно в пути не один месяц.
Арнориэн тут же вскочила в седло и помчалась к эльфу.
- Айа! – крикнула она, высоко поднимая руку, чтобы тот ее заметил. Всадник приостановил коня, пригляделся и тут же направился к ней, откидывая капюшон.
Арнориэн почувствовала, что у неё потемнело в глазах, она едва не упала с седла.
- Атаринкэ… - произнесла она, прежде чем мир обволок туман.
- Тьельпериэль! – закричал всадник до боли знакомым голосом.
Земля была мягкой, и удар не причинил ей боли. Лошадка Арнориэн осторожно принялась её обнюхивать.
Когда Феанариэн открыла глаза, она увидела лицо того, кого приняла за погибшего брата. Да, этот нолдо был так же похож на Куруфина, как тот на Феанаро. Он бережно обнимал ее, испуганно глядя ей в глаза.
- Тьельпериэль, ты в порядке? – спрашивал он.
- Тьельперинквар… - произнесла Арнориэн и протянула руку, чтобы удостоверится, что это вправду ее племянник, а не морок. Молодой нолдо заулыбался.
- Тьельпериэль, да, да, это я! Как же долго я вас искал!
Арнориэн рассмеялась и заключила племянника в объятия.
- Я узнал, что произошло в Дориате, - сказал Келебримбор, а когда Арнориэн уже собиралась что–то ответить, он быстро продолжил, не дав ей себя перебить. - Я знаю, Тьельпе, знаю… Он погиб, как и Турко, и Морьо, - на его глазах появились слезы, но тут же лицо стало решительным. – Я узнал слишком поздно, слишком поздно, и даже не смог придти к вам!
- Где ты был все это время, Тьельпе? - спросила Феанариэн, приглядываясь к нему. – Когда пришли вести о падении Нарготронда, твой отец и его братья надеялись, что ты придешь вместе с теми, кто был некогда верен Первому Дому. Но ты так и не объявился…
Келебримбор опустил глаза.
- Я был в Ондолиндэ, - ответил он. – Когда я узнал о том, что произошло, я не мог уйти! Турукано ведь запрещал любому, кто попал в его владения, покидать Тайный Город! И я не мог уйти…
- Но как же ты вырвался сейчас? - удивилась Арнориэн.
Келебримбор ответил не сразу, а когда заговорил, в его голосе звучали скорбь и горечь:
- Ондолиндэ пал, Тьельпе… Маэглин, сын Ириссэ, предал нас, он связался с Морготом – искаженная страсть к Итарильдэ привела его к этому – и он предал Турукано.
- Что?.. – Арнориэн посмотрела на племянника и схватила того за ворот плаща. – Что с ними?! Тьельпе, отвечай, что с Турукано и Итарильдэ! Что с Глорфиндейлом и Эктелионом?!
- Турукано погиб, на него обрушилась им же возведенная башня. Итарильдэ со своим мужем – он, кстати, у нее адан из рода Хадора, сын Хуора! – смогли сбежать, она нас и вывела из горящего города… Эктелион погиб, сразив перед тем Готмога, а Глорфиндейл… - он на миг умолк, словно раздумывая, продолжать ему или нет. – Когда мы уходили, на нас напали… Лаурванэл был с нами, и он …. Ценой своей жизни защитил наш отход. Он сразился с балрогом, и они оба рухнули в бездну. А потом прилетели орлы – Торондор поднял его тело из пропасти, и мы погребли его…
Арнориэн сделала Келебримбору знак замолчать. Она приподнялась, отказавшись от его помощи, и оперлась руками о луку седла. Перед глазами стояла их последняя встреча, их последний разговор.
Я буду ждать, сказал ты мне… А теперь ты и вправду будешь ждать, пока и мои пути не приведут меня в Палаты Мандоса…
Она закрыла лицо руками, не произнеся ни слова.
- Прости меня, Тьельпериэль… я… дурной вестник… Прав был отец, когда сказал, что я... – начал было Келебримбор, но Арнориэн посмотрела на него и внезапно, словно по наитию, заключила его в объятия. Ее плечи содрогались от беззвучного плача.
- Не говори так, не говори… Ты – его плоть и кровь, Тьельпе… Не говори… - она посмотрела на племянника. – Ты ведь насовсем, Тьельпе? Правда? Ты ведь больше никогда нас не покинешь?
В серых глаза нолдо тоже появились слезы. Он закусил губу и с трудом проговорил:
- Если только Майтимо не прогонит меня, как предателя рода… Я останусь с вами.
Арнориэн снова обняла его.
- Я вижу, тебе хочется рыдать… Плачь, Тьельпе, плачь… Здесь, кроме нас никого нет, а эти горы и леса безмолвны и не раскроют наших тайн… Мы слишком много потеряли… слишком многих лишились…
И тогда он вправду заплакал, вполголоса, крепко сжимая Феанариэн в объятиях.
Потом они расцепили руки и оседлали коней. Некоторое время оба молчали, но потом Келебримбор все же заговорил.
- Прости, я прервал твой путь, - сказал он. – Ты далеко направлялась?
- Нет, - отозвалась нолдэ. – Теперь мне уже больше некуда стремиться и нечего искать.
Племянник снова умолк и потом, чуть помявшись, спросил:
- Майтимо сейчас на Амон Эреб, да?
- Да, он там, - Арнориэн поглядела на Келебримбора. – Не бойся его гнева. Может, он и встретит тебя холодно, но уж точно не станет прогонять!
- А как мои двоюродные сестры? Они, наверное, выросли уже…
Из сестер Келебримбор видел только Анариэн и то, когда та была совсем малышкой. О Тинвэ он только слышал, а вот того, что у него есть еще и двоюродный брат, он, похоже, не знал.
- Когда вернемся на Амон Эреб, ты их увидишь, - сказала Феанариэн, не вдаваясь в подробности .
- А далеко еще до Амон Эреб? Я вижу гору в конце кряжа - это она?
- Она.
Келебримбор посмотрел на Арнориэн.
- Прости, Тьельпериэль, я задаю вопросы, которые могут подождать, - сказал он. – Я знаю, что ты любила Лаурванэла…
Арнориэн мотнула головой, словно показывая, что не хочет об этом говорить.
- Ты сказал, Итарильдэ осталась жива… - произнесла она. – Она вышла замуж за адана, я верно поняла?
- Да, верно. Туор, сын Хуора, что спас Турукано ценой собственной жизни в Нирнаэт Арноэдиад.
- Хуора, говоришь? Это не брат ли того Хурина, чей сын повинен в падении Нарготронда?
- Так и есть. Но Хуор и Хурин всегда были разными, хоть и схожи лицом, а Туор - достойный сын своего отца.
- И Турукано позволил Итарильдэ стать женой смертного? Выходит, я плохо знала своего двоюродного брата…
- Туор не совсем обычный адан, Тьельпериэль. Он был послан самим Ульмо, и Морской владыка призывал государя к осторожности, но тот не внял ему И вот, что получилось в конце.
- Вот как? - на лице Арнориэн отразилось удивление. – Странная судьба у этих хадорингов, скажу я тебе.
- А я добавлю – Туор не ведает старости, как и жена Майтимо.
Арнориэн даже придержала лошадь.
- Благословение и искупление, - произнесла она и продолжила путь, нагоняя племянника. – И где они сейчас?
- В Гаванях Сириона, у Кириатано.
- Ну да, конечно, можно было догадаться. Кирдан и Эрейнион всех принимают у себя.
- Не всех, - мрачно заметил Келебримбор. – После того, что произошло с Диором, они и видеть не желают никого из Дома Феанаро. Я ушел один, оставив там тех, кто верен мне. Я же не знаю, как меня примет Майтимо.
- И много с тобой Верных?
- Около ста, а что?
- Хм, думаю, Нельо тебя оставит, если ты приведёшь их с собой… Орки Моргота допекают нас, и надо охранять границы, - Арнориэн вздохнула. - Воинов мало, и обороняться все сложнее и сложнее…
- Эрейнион будет рад избавиться от них, как я думаю… После всего, что было, да, к тому же, те, что спаслись из Дориата... Эрейнион не хочет, чтобы кто–нибудь из Первого Дома был там, понимаешь? Там же Камень, принесенный Эльвинг, дочерью Диора.
- Что?! – воскликнула Феанариэн. - Тьельпе, только не говори, что этот проклятый Самоцвет нашелся!
- Это тайна, которую оберегают. Я узнал это чисто случайно.
- Вот и хорошо, что тайна! Надеюсь, сыну Финдекано хватит страха перед моими братьями молчать о Камне! – Арнориэн остановила коня, схватив Келебримбора за руку. – Тьельпе, клянись мне памятью о твоем отце, что ты ни слова не скажешь Маэдросу о Сильмарилле!
- Но я обязан, это же…
- Тьельперинквар Куруфинвион! Или ты поклянешься мне сейчас же, или я …
- Клянусь… Клянусь памятью отца, я и слова не произнесу!
- Хорошо, я тебе верю. Так будет лучше для всех.
- Тьельпе, есть еще кое–что… - осторожно начал Келебримбор.
Арнориэн вздрогнула.
- Что еще?
Молодой нолдо вздохнул и развернулся, вытаскивая из седельной сумки что-то, завернутое в синий шелк, и протягивая это Арнориэн.
- Это я везу Майтимо. И это я должен ему отдать.
Арнориэн, отпустив поводья, развернула прохладную материю и долго, не мигая, смотрела на то, что открылось ее взору.
Простой серебряный обруч, украшенный лунными камнями. Простой формы, но благородный и величественный – как и любая работа ее отца.
Корона Верховного Короля Нолдор.
- В день, когда на нас напали орды Моргота, Турукано не носил его,- сказал Келебримбор. - Венец оказался у Глорфиндейла, и перед тем, как уйти на смерть, он отдал его мне. Велел передать государю.
Арнориэн молчала еще некоторое время.
- Государю? Но Майтимо не король. И не может им быть. Он давно отказался от права верховенства. Ты сам это помнишь. Да и кто его примет королем-то? После Резни в Дориате?
- Но Эрейниона не провозгласили королем …
- До поры. Есть ведь еще Итарильдэ… А наш закон не запрещает ей править.
- Итарильдэ и не думала об этом! Ведь по нашему закону правителем становится тот, кто старший в роду. А Майтимо старший.
Арнориэн мотнула головой и вздохнула.
- Ох, натерпимся мы еще из-за этого. Но Майтимо сам решит, что с этим делать, - Феанариэн поспешно завернула венец обратно в ткань и вернула Келебримбору.

***

Рыжий мальчик держал за тонкий ошейник поджарую бело-рыжую борзую. Для своих лет он был высок, но даже несмотря на это, собака была для него большой – его голова была лишь чуть выше её холки.
- Роньа, иди сюда, - позвал Эрьо борзую, отпуская ее и отбегая в сторону. Собака села, зевнула и склонила голову набок. Мальчик достал из кармашка небольшой кожаный мячик и пару раз подкинул его в воздухе.
- Роньа, иди сюда, - позвал он опять. Борзая нервно, заскулив, снова зевнула, неохотно поднялась и подбежала к нему, ткнувшись мокрым носом в бок. Мальчик рассмеялся и бросил мяч на дорогу. Роньа тут же побежала за ним – медленно, как бы показывая, что такими вещами она не занималась даже тогда, когда была щенком, хоть и было это много веков назад.
Роньа – борзая Амраса - была одной из последних собак, которые остались из тех, что нолдор привезли из Валинора. В Благословенном Краю Амбаруссар были охотниками, как и старший брат Келегорм, и эта собака досталась Амрасу из охотничьей своры Ороме – за меткость, как награда в состязании. Ее он привез собой, и она следовала за ним по путям Средиземья – и в мире и на войне. Собакам Владыки Лесов было дано понимать речь, и от этого они почти не нуждались в дрессировке.
Когда Амрас бывал в крепости, собака почти сразу же доставалась Эрьо. Нельзя сказать, что игры с ним доставляли ей удовольствие, но раз Амрас не запрещал, то и она не противилась. Ко всему прочему, Роньа чувствовала в Эрьо «кровь хозяина».
- Молодец, - потрепал ее по голове Эрьо, когда мячик был принесен и положен к его ногам. – А сейчас еще раз!
От очередного забега Роньа спасло то, что на дороге появились два всадника. Она гавкнула один раз, а потом завиляла хвостом. Ведь в этих верховых текла «кровь хозяина» и не узнать ее она не могла.
- Тьельпе вернулась! – закричал Эрьо и замахал рукой.
Арнориэн махнула рукой ему в ответ.
- Давай спешимся, Тьельперинквар, - сказала она Келебримбору.
- Это чей такой рыжий? - спросил тот, спрыгивая на землю и беря коня под уздцы. – Собака эта вроде как Питьо принадлежит, неужели его? – он повернулся и с удивлением воззрился на Феанариэн.
- Нет, нет, не его, - отозвалась Арнориэн.
Эрьо, увидев, что нолдэ спешилась, побежал и тут же бросился ей в объятия. На Келебримбора он сразу не обратил внимания, но потом присмотрелся к нему и сказал:
- Ты похож на Атаринкэ.
- А ты похож на Майтимо, - ответил Келебримбор, улыбаясь. – Надо было мне сразу догадаться, - заметил он.
- Эрьо, это твой двоюродный брат, - сказала Арнориэн. – Это сын Атаринкэ, его зовут Тьельперинквар.
Эрьо некоторое время с недоверием рассматривал новоявленного родича.
- Тебя так зовут, потому что ты носишь серебряный браслет? – спросил он, наконец, глядя на широкий обруч на руке Келебримбора.
- Почти, - ответил тот. – Потому, что я серебряных дел мастер.
- А, тогда ты сможешь починить застежку на серебряном ошейнике Роньа,- деловито заметил Эрьо. – Она сломалась, и Питьо был очень расстроен, а отец обещал ее переделать, но времени у него так и не хватило.
- Сама сломалась? - строго переспросила Арнориэн, отпуская из объятий племянника. - Так я и поверила.
- Я не сказал, что сама, - ответил мальчик и нахмурился.
- Ладно, ладно, - Феанариэн примирительно потрепала его по рыжим волосам. – Беги теперь в крепость и скажи Майтимо, что у нас гости, - она посмотрела на Келебримбора. – Очень особенные гости.
Эрьо кивнул и убежал обратно к воротам. Роньа тут же потрусила за ним.
- Что же ты мне не сказала, что у меня еще и брат есть? - чуть расстроено спросил Келебримбор.
- А толку–то? Сам ведь увидел. Тем более, если ты собираешься остаться с нами, то тебе еще захочется от него спрятаться, - Арнориэн невольно улыбнулась – первая улыбка за три дня пути. - Он только Майтимо и слушается, ну и Эллэ, немного. Остальные ему не указ.
- Отец, небось, прятался, - заметил Келебримбор.
Арнориэн посмотрела на него.
- Нет, Тьельпе, - отозвалась она. – Курво его очень любил. Думаю, он напоминал ему кое-кого… Не знаешь, случайно?
Келебримбор нахмурился.
- Я все расскажу и постараюсь объяснить причину своего поступка, - твердо ответил он. – Но не каждому по отдельности, а всем и сразу. Надеюсь, Майтимо даст мне вымолвить хоть слово…
Феанариэн ничего не ответила, она только качнула головой и направилась к воротам. Келебримбор, постояв немного, последовал за ней.

***
Двери в личные покои Маэдроса были открыты нараспашку. Сейчас там были близнецы.
Амрас виновато поглядел на Эледвен, протягивая ей ворох своих рубашек.
- И это тоже, - сказал он. – Извини, что приходится просить тебя об этом.
Эледвен ничего не ответила, только ободряюще улыбнулась.
- А больше у тебя ничего нет, Питьо? - сухо спросил Маэдрос, не поднимая головы от очередного послания на северную заставу.
Амрас то ли не заметил, то ли сделал вид, что не заметил иронии в голосе старшего. Стоявший рядом с Маэдросом Амрод улыбнулся.
- Есть еще пара котт, там вышивка на рукавах разошлась, и кожаные наручи Тэльво… - начал было Амрас, но тут же осекся под взглядом серо-стальных глаз.
- Тебе не кажется, что этим должна заниматься сестра, а не жена брата? - спросил Маэдрос.
- Тебе что, жалко, что ли? - обиженно отозвался Амрас. – Для меня?
- Эту Тьельпе разве заловишь! – поддержал его Амрод. – Она постоянно пропадает.
- Вот-вот! – горячо заверил брат-близнец. – И вообще, Майтимо, где ты видел лордов нолдор и чтобы в дырках?
Маэдрос только покачал головой и запечатал послание.
- Отвезешь это Инглориону, - сказал он, протягивая пергамент Амроду.
- Прямо сейчас? – устало протянул тот. – А, может, завтра с утра?
- Прямо сейчас. Если поспешишь, то к ужину успеешь вернуться.
Светло-рыжий Амбарусса вздохнул.
- Пошли, Питьо, - сказал он близнецу.
- Тэльво, ты и один можешь справиться, - заметил Маэдрос.
Амрод только насупился, но возражать не стал и молча вышел, напоследок выкрикнув:
- Раз к ужину, то скажите Кано, что я хочу куропаток с печеными яблоками!
- А ежа в елочных иголках не хочешь? – со смехом крикнул ему вдогонку Амрас.
- Можно и без елочных, у него свои есть! – донесся с противоположного конца коридора голос Амрода.
- И им я доверяю военные дела, - проговорил Маэдрос, с трудом сдерживая улыбку. – Питьо, вы хоть когда-нибудь поумнеете?
- Пожалуй, через одну-другую сотню лет я дам тебе ответ на этот вопрос, - беспечно ответил Амрас и тут же обратился к Эледвен. – Эллэ, ну так что? Нести, что осталось?
- Ты испытываешь мое терпение, - заметил Маэдрос.
- А при чем тут ты? Не тебе же зашивать! Ну, Эллэ?..
- Неси-неси, - мягко ответила аданэт, бросив взгляд на Маэдроса.
- Неси и исчезни до вечера, - отозвался старший брат.
Амрас не стал дожидаться повторной просьбы и тут же помчался за своими вещами. Возвращаясь, он чуть не сбил Эрьо с ног в дверях.
- Эй! – обиженно вскрикнул мальчик, потирая ушибленное плечо.
- Осторожнее, малыш! – Амрас испуганно поглядел на него, - Больно?
Но Эрьо его уже не слышал.
- Тьельпе вернулась! – выпалил он. – И не одна!
Маэдрос и Эледвен переглянулись.
- С ней эльф, он похож на Атаринкэ и говорит, что его зовут Тьельперинквар, - продолжил Эрьо, забираясь к отцу на колени.
- Как-как? – старший Феанарион чуть приподнял сына. – Ты уверен, что его зовут именно так?
- Да, так сказала Тьельпе.
- Нельо, разве не так зовут сына Курво? - осторожно спросила Эледвен.
- Именно так его и зовут, - проговорил Маэдрос, ставя Эрьо на пол. – Амрас, брось свои вещи и пошли со мной. Эрьо, где они?
- Наверное, на дороге, ата, - ответил мальчик. – Тьельпе велела, чтоб я бежал и сказал тебе это.
Маэдрос, казалось, был в замешательстве. Но, поколебавшись, он все-таки вышел и направился во двор крепости, чтобы встретиться с сыном Куруфина.
Амрас чуть помедлил, кладя свою одежду в корзину, куда Эледвен сложила их с Амродом вещи.
- Зря он заявился, - мрачно заметил темно-рыжий Амбарусса. – Надеюсь, Майтимо выставит этого предателя.
Эледвен промолчала. Келебримбора она видела два раза – в тот день, когда стала женой Маэдроса, но тогда она вообще почти не запомнила его лица, а второй раз - когда у нее родилась Анариэн. Само собой, Аданэт знала историю о том, что сын Куруфина отрекся от отца после того, как они с Келегормом пытались захватить власть в Нарготронде. Имя Келебримбора в семье не упоминали, словно его вообще не существовало. Но кто знает, как обернется все сейчас, когда нет в живых его отца?
Едва Амрас вышел, Эледвен тут же отнесла корзину к себе в мастерскую, где уже набралось изрядно вещей для починки. Прошить швы. Перешить застежки. Заменить вышивку… Аданэт отчаянно пыталась думать о насущных делах, но сейчас все ее мысли крутились вокруг того, что же будет, когда сын Куруфина перешагнет порог крепости.
Эрьо, вопреки обыкновению, не побежал за Маэдросом. Он забрался на стул и принялся водить серебряным грифелем по желтоватой бумаге, на которой Эледвен обычно рисовала будущую вышивку перед тем, как перенести ее на ткань. Аданэт взглянула, что он там делает.
- Это собака? - спросила она.
- Это Роньа, - ответил мальчик.
- У нее ушки слишком маленькие, - Эледвен улыбнулась. – Сделай побольше.
- А почему ата был так зол? – спросил Эрьо. – Тьельперинквар сделал что-то плохое?
- Он обидел своего отца, малыш. Из-за этого они поссорились, и Атаринкэ не взял его собой.
- Что, не слушался? – со знанием дела спросил рыжий мальчик.
- Скорее всего, - вздохнула Эледвен.
- Хорошо, что я слушаюсь, - сказал Эрьо и некоторое время молчал, старательно вырисовывая шерсть у собаки. Потом он поднял голову и посмотрел на мать. – А мы не пойдем встречать Тьельпе?
Эледвен ответила не сразу. У неё вошло в привычку – еще с Химринга, что если Маэдрос не зовет ее собой, то, следовательно, ей нечего делать там, куда он ушел. Но те дела всегда касались войны, а тут все иначе. Ее разбирало любопытство – чувство столь знакомое всем эдайн. Она закусила губу, размышляя, что делать.
- Пойдем, - сказала она, наконец. – Встретим Тьельпе.
- А можно я потом приду и дорисую?
- Можно-можно. Пошли скорее! - она протянула Эрьо руку.
Оказалось, что Арнориэн и Келебримбор уже приехали. Сына Куруфина Эледвен не увидела – он был у Маэдроса. Старший Феанарион пожелал говорить с ним наедине. Амрас ушел к Маглору, а Арнориэн сидела во внутреннем дворе крепости. Увидев аданэт, Феанариэн тут же подошла к ней и крепко обняла. Она была бледна.
- У тебя холодные руки, Тьельпе… - сказала Эледвен, согревая ее пальцы в своих ладонях. – Ты переживаешь из-за того, что скажет Нельо Тьельперинквару?
Феанариэн мотнула головой.
- Нет, мои мысли заняты другим… Совсем другим… - ответила она.
- Что-то случилось?
- Слишком много чего, Эллэ… - она опустила голову, но потом подняла взор и поглядела на Эрьо. – Рыжик, где твоя Роньа?
- Наверное, под кроватью у Питьо, - ответил мальчик.
- Иди, поиграй с ней, не хочешь?
- Но я не спрашивал разрешения у Питьо… Он злится, когда к нему ходят без спроса.
- Иди, иди, я ему скажу, и он не будет злиться.
Эрьо помедлил. С одной стороны, ему хотелось остаться, а с другой - играть с собакой было интереснее, чем слушать разговоры. Он улыбнулся и убежал, решив выбрать второе.
Эледвен терпеливо ждала, пока Феанариэн сама продолжит разговор. Ее сердце похолодело, такой потерянной дочь Феанора она не видела еще ни разу.
- Глорфиндейл… погиб. Мое сердце умерло, - сказала, наконец, Арнориэн.
- Что?.. Но как? Тьельпе… - начала было аданэт, но нолдэ прервала ее.
- Прошу тебя, Эллэ, не спрашивай больше. Ты же знаешь, мне сложно делиться чувствами, даже с тобой. Просто я скажу тебе одно: береги того, кого любишь, пока можешь беречь. Потом будет поздно. Слишком поздно! – она резко встала.
- Мне ты всегда можешь довериться, - возразила Эледвен. – Твои тайны не уйдут дальше этого, она приложила руку к сердцу.
Арнориэн некоторое время смотрела на нее.
- Рассказ будет долгим. У тебя, наверное, много дел.
- Дела подождут. Я сейчас в таком смятении, что не смогу ничего сделать.
- Хорошо, тогда пойдем куда-нибудь, где можно побыть вдвоем…
Аданэт кивнула, поднялась и последовала за нолдэ. Ее переполняли боль и тревога. Боль за Арнориэн, тревога за то, что та собралась ей поведать. Сердце подсказывало, что спокойные времена близятся к концу, и подкрадывается новое лихо - оно идет незримо, тенью, закрывая собой солнечный свет и прогоняя тепло.
Защити нас, Единый, только бы не снова этот проклятый Камень! Смогу ли я остановить Нельо? Смогу ли встать между ним и смертью? Только бы не Сильмарилл!

ОТРЕЧЕНИЕ


Келебримбор и Маэдрос смотрели друг на друга и молчали. Племянник не решался заговорить первым, а Феанарион не спешил заводить с ним беседу. Сын Куруфина мучительно пытался угадать, что кроется за суровым взором серо-стальных глаз. Маэдрос предложил ему сесть напротив себя, но Келебримбор так и стоял перед ним.
Старшего Феаноринга Куруфинвион очень любил, но с годами эта любовь менялась. Еще до Исхода, будучи ребенком, Маэдрос был для него неким светом, мягким, теплым, досягаемым, к которому тянешь руки и получаешь ответную любовь. Но Средиземье изменило любимого родича: он остался светом, но высоким, недосягаемым, и зачастую… холодным. Во всяком случае, таким его запомнил Келебримбор во время их последней встречи, еще до Браголлах, и он еще помнил гневное послание старшего Феанариона, которое было передано Куруфину и Келегорму, когда те готовили мятеж в Нарготронде. Именно оно и заставило Тьельперинквара одуматься и… да, теперь ему было стыдно вспоминать об этом, но ведь это он украл плащ Лютиэн и отдал его Хуану, чтобы тот принес его дочери Тингола, ведь это именно он оставил открытыми тайные двери в чертоге отца, тем самым помогая Тинувиэль бежать! Он поступил правильно – перед своей совестью он был чист, но почему ему так хочется сейчас упасть на колени и разрыдаться, моля Маэдроса простить ему все это предательство.
- Ты так и будешь стоять, как вкопанный, или сядешь? - спросил Феанарион, чуть подавшись вперед.
Келебримбор словно очнулся.
- Я не смею сидеть в твоем присутствии, я виноват перед тобой и родом…- произнес он, и, чуть помедлив, добавил. – Государь.
Маэдрос удивленно приподнял бровь, услышав такое обращение, но ничего на это не ответил.
- Твоя вина не станет меньше, если ты будешь стоять. Сядь! – приказал он.
Келебримбор сел напротив него. Он отчаянно хотел заговорить, но сейчас даже слов не мог найти и не знал, как подступиться к Маэдросу.
- Мой государь, я… Я знаю, ты не рад меня видеть, - наконец вымолвил он. – Но я не мог не придти. Слишком много я должен тебе рассказать, но, в первую очередь, я хочу молить тебя о прощении. О прощении за то, что предал твоего брата, предал тебя, предал наш род! – с этими словами Келебримбор опустился на колени перед Маэдросом и склонил голову. – Я знаю, как наказывается такое. Я готов принять любое твое решение, и даже смерть. Я всего достоин.
Маэдрос долго молча смотрел на племянника.
- Встань, Тьельпе, - велел он. – И вернись на свое место, где ты сидел. К чему все эти вычурные слова и… обращения? Встаешь передо мной на колени, называешь меня государем… Хочешь мне польстить? Зря, ты должен знать, что я ненавижу и презираю лесть и льстецов.
Келебримбор не знал, что делать. Он не поднялся с колен, но в порыве отчаяния схватил Маэдроса за руку и чуть ли не прокричал:
- Майтимо, но я пришел просить прощения! И пусть меня поглотит земля на этот месте, если я смею тебе льстить! Я ведь предал, Майтимо! И тебя, и отца, и Турко! Я не льщу тебе, называя тебя государем, ты ведь теперь имеешь право снова им стать! – увидев недоверие в глаза Маэдроса, Куруфинвион тут же полез в поясную котомку, которую так и не снял, достал что-то завернутое в синий шелк и протянул ему. – Я вез это тебе, Майтимо! Теперь это снова твое!
Феанарион, помедлив, взял свёрток. Его пальцы ощутили холод метала, и он тут же развернул ткань.
Странно было Маэдросу смотреть на венец короля нолдор. Его носил Финвэ, его носили Феанор и сам Маэдрос – пусть и недолго. А потом он сам отдал его Финголфину. Нолофинвэ, затем Фингон, и …
- Как он оказался у тебя, Тьельпе? – спросил Маэдрос. - Почему он не у Турукано?
Келебримбор все еще стоял на коленях.
- Ондолиндэ пал. Турукано погиб, - ответил он. – Я там был и видел всё своими глазами.
Феанарион не шевельнулся.
- Расскажи мне, - велел он.
Келебримбор ощутил прилив надежды – от чего, сам не знал. Теперь у него есть шанс хоть попытаться заслужить прощение.
- Когда отец и Турко были изгнаны из Нарготронда, я остался там, при Артаресто. Когда разразилась битва на Севере, я был в войске Гвиндора – мы сражались под знаменами Финдекано, - сказав это, Куруфинвион опустил голову. – Увы, Гвиндор не смог вынести казни своего брата и помчался на врагов. И мы, словно обезумев от гнева, последовали за ним. Из всего отряда спаслись всего четверо, не считая меня – мы пробились к королю и сражались с ним почти до последнего. Но потом случилось то, что повергло нас в ужас – мы своими глазами увидели, как люди с Востока напали на вас – и, как нам показалось, сразили тебя, Майтимо… - Келебримбор на миг умолк, а потом продолжил. – Я видел отца – издалека. И мне мучительно хотелось к нему – но между нами были воины Моргота, а я не мог бросить Финдекано! Если бы я знал, что вижу его в последний раз! - Келебримбор снова умолк, перед его глазами промелькнул тот миг, когда он увидел Куруфина, мчащегося во весь опор к убитому, как он думал, Маэдросу. – Король и Турукано тоже видели все это, и тогда Финдекано снял с чела корону, отдал ее брату и наказал ему во что бы то ни стало разыскать твоих жену и детей, и взять их под опеку. Турукано поклялся ему, и тогда Финдекано благословил его и умчался прочь – на погибель. Он не позволил мне следовать за ним, и я остался при его брате. С новым государем был его племянник – Маэглин. Мы собрали тех, кого смогли, и стали отступать к топям. Так я оказался в Ондолиндэ.
Я не мог покинуть город по приказу Турукано и остался с ним. Там были многие наши сородичи, кого я знал и любил. Итарильдэ, Лаурванэл, Эктелион… И многие другие. Единственный, кому я не мог доверять, был, казалось, тот, кто больше всего расположен ко мне – сын Ириссэ. Он всегда был дружелюбен, и первое время часто навещал меня – расспрашивал меня об отце, о Тьелкормо, о тебе… Он говорил мне, что хотел бы умчаться к Феанарионам, прочь из темницы, которой ему стал город Турукано, но его держит одно сокровище. И тогда я узнал, что он влюблен в Итарильдэ – мне он доверил свою тайну. Мне показалось это диким и извращенным, но я не прогнал его, и лишь посочувствовал тому, что он так терзается. Я должен был - должен был! – пойти к Турукано и все ему рассказать! Но я смолчал! И из-за моего молчания, моего сострадания, случилось лихо!
- При чем тут Маэглин? – спросил Маэдрос, которого раздражало самобичевание Келебримбора.
- Так ведь из-за него пал Ондолиндэ! Около двенадцати лет назад в Ондолиндэ пришел человек, из рода Хадора. Его звали Туор, сын Хуора, того, кто спас Турукано от смерти в битве. Он пришел посланцем Владыки Вод и передал королю его слова: Тургону больше нельзя таиться, надо сражаться и помнить, что истинная надежда эльдар и эдайн грядет с Запада. Король не внял ему, но Туор ему понравился, и человек остался в городе. Итарильдэ полюбила его, а он – ее, и Турукано, памятуя о странном жребии твоей жены и о том, что она и Туор из одного рода, позволил своей дочери стать супругой человека. Через год у них родился сын – Эарендил, так его нарекли.
Маэглин ненавидел Туора и всячески противостоял ему, но он не смог своими речами заглушить голос сердца короля. И не смог обмануть Итарильдэ, которая знала о его любви. Однажды Мэглин пропал. Тогда Итарильдэ призвала меня к себе и поведала мне, что страшится рока, нависшего над Ондолиндэ, и посвятила меня в свой план о тайном ходе. Она велела мне собрать тех, кому я могу доверять, как себе, и втайне подготовить тайный проход. Так мы и сделали - и впоследствии это многих спасло…
- Я все еще не понимаю, при чем тут сын Ириссэ! – прервал Келебримбора Маэдрос.
- Прости меня, Майтимо, я говорю так, словно я пьян или брежу, я знаю... но мое сердце сейчас готово выскочить из груди, я …
- Тьельпе, успокойся, - голос Маэдроса звучал холодно, но без гнева. – Сядь, наконец, налей себе вина, – Феанарион кивнул в сторону кувшина и двух кубков. – И тогда продолжай.
Келебримбор, кажется, только сейчас осознал, что все это время так и стоял на коленях. Он поднялся и, бросив еще раз взгляд на Маэдроса, налил себе немного вина. Потом, чуть помедлив, выпил его и сел в кресло.
- Пропажа Маэглина была не случайна, - продолжил Куруфинвион. – Оказалось, что он попал в плен к Морготу.
Маэдрос вздрогнул и сильнее сжал венец в руках.
- Он был сломлен и предал Тургона – ведь Моргот пообещал ему отдать Итарильдэ, если Маэглин в назначенный день откроет Врата Ондолиндэ. И тогда сын Ириссэ сдался. Он был готов на все ради того, чтобы обладать женщиной, которую любил.
- Откуда известно про предательство? Может, это лишь злобный навет? – перебил его Маэдрос.
- Нет, увы! Маэглин сам все и рассказал! Когда в день Летнего Венца на нас внезапно напали вражеские орды, я был вместе с дочерью Турукано и ее сыном. Мне пришлось защищать ее от Маэглина. Он сражался отчаянно, так как терять ему было нечего. Он говорил, что не хочет проливать мою кровь, кровь Феанора, и что презирает Нолофинвионов и никогда себя не считал частью Второго Дома. Маэглин уговаривал меня, что мы сможем возродить былую славу, сулил мне почести, на которые не поскупится Моргот, если мы будем служить ему. Я отказался. Он бы убил меня, если бы не подоспевший Туор – он смог пробиться к жене и сыну и сбросил Маэглина со скалы. Но черное дело свершилось. Ондолиндэ пал, погиб Тургон, а все те, кто выжил, последовали за Итарильдэ по тайному ходу. С нами были и Лаурванэл, и Эктелион, но и их забрала смерть.
- Глорфиндейл погиб? – потрясенно спросил Маэдрос. – Ты сказал об этом Тьельпериэль?
- Сказал. Такие вещи утаивать нельзя.
- Что случилось потом?
- Итарильдэ и Туор вывели нас из горящего города, и мы нашли спасение в Гаванях Сириона.
- Ты там узнал о гибели Атаринкэ?
- Нет, я знал это еще раньше. Турукано приносили вести Орлы. Когда мы пришли в Гавани, нас у себя принял Эрейнион, сын Финдекано. Меня он встретил холодно, и его слова были враждебны. Но он дал приют мне и еще сотне воинов, что верны Первому Дому.
- Как у тебя оказался венец Короля?
- Его мне передал Глорфиндейл и велел отнести государю.
- Тогда почему ты не оставил его у Эрейниона?
- Его не провозгласили королем, Майтимо, несмотря на то, что при нем Нэрвен и ее муж, Келеборн. Я рассудил, что венец должен вернуться к тебе – как к старшему из нас. Среди нолдор есть те, кто согласен со мной, ведь ты - воин, ты опытен и всегда стойко противостоял Врагу, а Эрейнион молод и ни разу не сражался открыто. К тому же… - Келебримбор вздохнул. – Предательство Маэглина ни для кого не секрет – а он принадлежал ко Второму Дому.
- Вот как… есть те, кто хочет видеть меня государем? – Маэдрос повертел корону в руках и вдруг рассмеялся. – Судьба наказывает нолдор все больше и больше! Нашему народу нужно выбирать между братоубийцами и предателями! Что ж, Моринготто будет счастлив, я уверен. Эту корону надо отдать ему, он теперь владыка Белерианда и, судя по всему, легко управляет всеми нами!
Келебримбор поежился от таких слов.
- Но я не доставлю ему удовольствия видеть, как нолдор будут убивать друг друга, - Маэдрос встал и положил корону на стол. – Это надо отвезти Эрейниону – ему и быть королем. Я от своих прав отказался – и назад свои слова не возьму. Что касается тебя, Тьельпе… Я простил тебя еще тогда, когда ты переступил порог моей крепости, - суровость словно рукой сняло, и Маэдрос улыбнулся племяннику. – Ты прощен и можешь остаться здесь, если пожелаешь.
Келебримбор поднял глаза и посмотрел на Маэдроса. «Ты и есть истинный король, Майтимо, - подумал он. – Ты поступаешь как истинный король, зачем тебе эта безделушка? Ты – государь по своим действиям, а не на словах». Сердце Куруфинвиона забилось чаще от гордости и радости, что в их с Маэдросом жилах течёт одна кровь. И тут же стыд мучительно обжег его – ведь самое важное, то, что привело нолдор в Исход, было в Гаванях, а он поклялся сохранить это в тайне!
- Майтимо! – не выдержал он. – Я должен сказать тебе еще кое-что.
- Что еще? – Маэдрос потрепал сидящего Келебримбора по волосам, как делал это раньше, когда тот был ребенком. – Ты припрятал в своей котомке Сильмариллы с железной короной Моргота?
- Почти… - прошептал Куруфинвион.
Маэдрос перестал улыбаться.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Сильмарилл найден, тот самый, из Дориата. Эрейнион укрывает у себя Эльвинг, дочь Диора. Она принесла Камень Феанора в Гавани.
Маэдрос сел напротив Келебримбора. Он долго молчал, глядя на племянника.
- Откуда ты знаешь? – наконец спросил он.
- Я видел его, - ответил тот. – Эрейнион хранит это в тайне, он боится того, что вы придете в Гавани с войной. Он не знает, что мне все известно.
- Кто еще знает о Камне?
- Совсем немногие. Эрейнион, Кириатано, Артанис и Эльвинг. Думаю, Келеборну тоже все известно. Но больше никому. Эльвинг хотела носить Камень открыто, но Эрейнион остановил ее. Она еще совсем девочка, и многого не понимает, ею движет гордость и ненависть…
- Вот как? Девчонка хочет дразнить нас нашим же Камнем? – усмехнулся Маэдрос.
- Она дочь Диора, - вздохнул Келебримбор.
- Оно и видно, - Маэдрос задумался. – Вот что, Тьельпе, ты никому больше не говорил о Камне?
- Нет, никому… Кроме Арнориэн, - уши Келебримбора начали гореть от стыда. – Я поклялся ей, что не скажу тебе ни слова, но я не имею права молчать…
- Хм, сестрица взяла с тебя такое обещание? Интересно, - проговорил Маэдрос. – Но так оно и лучше. Это останется в тайне. Раз Камень сокрыт, мы сделаем вид, что он сгинул в водах Эсгалдуина.
Келебримбор замер, услышав такие слова. Некоторое время он ошарашено пытался понять, шутит Маэдрос или говорит серьезно.
- Май… Май… Майтимо! – наконец выпалил он. – Как сгинул?!
- Вот так. Упал в реку, попал в Сирион, а Могучая Река вынесла его в Море, - совершенно спокойно ответил Маэдрос.
- Но Клятва! Как же она, ведь…
- Будь она проклята! – Феанарион подскочил. – Будь проклята и Клятва, и эти Камни, и день, когда мы ее дали! Из-за нее я уже похоронил трех своих братьев, которые должны были жить! Жить! Я отрекаюсь от Клятвы. И пусть извечный Мрак падет на мою голову – так мы сотворим меньшее зло, - он упрямо тряхнул рыжими кудрями. – Или же даже большее добро – Эндорэ вздохнет с облегчением, если сыновей Феанаро поглотит Тьма!
Келебримбор вздохнул. Он ничего не утаил от Маэдроса, и, как оказалось, правильно – старший Феанарион повел себя не так, как предполагал его племянник.
- А что другие? Они тоже так считают? – спросил он.
- Братья? Думаю, Кано будет согласен со мной, а Амбаруссар не пойдут против меня. Но ты все равно должен молчать. Мы сделаем вид, что ты ничего мне не говорил, а я тебя не слышал.
Келебримбор снова вздохнул и откинулся на спинку кресла. Сейчас усталость разом навалилась на него – сказалось напряжение последних дней и трудная беседа с Маэдросом.
Феанарион встал и коснулся плеча племянника.
- Иди отдыхать, Тьельпе, - сказал он. – Иди к Макалаурэ, он поможет тебе устроиться.
Келебримбор поднялся, и они вдвоем вышли из комнаты.
- Я надеюсь увидеть тебя за ужином, - Феанарион улыбнулся и уже было направился в другую сторону, но тут Келебримбор его окликнул:
- Майтимо!
Тот обернулся.
- Он ненавидел меня?
- Он тебя любил. И ждал. До последнего своего часа.
- Я любил его всегда, даже когда отрекся…
- Я знаю, Тьельпе, - Маэдрос улыбнулся. - Отдыхай, - с этими словами он развернулся и вскоре скрылся за поворотом коридора.

***
Когда Маэдрос зашел в свои покои, там оказался только его сын. Эрьо сидел на ковре у камина и, положив листок бумаги на пол, водил по нему серебряным грифелем. Рядом с ним, положив длинную морду на тонкие лапы, лежала Роньа. Едва Феанарион оказался на пороге, она подняла голову и завиляла хвостом.
- Ата! – воскликнул Эрьо, подскакивая и бросаясь к Маэдросу.
Феанарион опустился на колени, обнимая своего сына. Маэдрос одинаково сильно любил всех троих своих детей - и двух дочек, и рыжего мальчишку. Они были его жизнью, его светом.
- Ты один? – спросил Маэдрос. – А где твоя аммэ? А сестры?
- Анариэн и Тинвэ ушли в лес, а аммэ в купальне. Она велела мне быть тут и никуда не уходить, и дала свои грифели, - Эрьо кивнул на ковер и потянул отца за рукав. – Посмотри, я нарисовал Роньа, похожа?
- Похожа-похожа, - с улыбкой ответил Маэдрос, садясь на ковер. – Эллэ давно ушла?
- Нет, недавно, - Эрьо тут же уселся рядом с ним, обняв одной рукой за шею, а другой принялся выводить на его плече какой-то орнамент.
- Что ты делаешь, малыш? – Маэдрос чуть обернулся, чтобы поглядеть, во что превращается его одежда, но не стал отнимать у ребёнка грифель.
- Листья.
- И что это за листья?
- Плющ.
- А, вот как!
Эрьо серьёзно на него поглядел, но потом рассмеялся и покрепче прижался к отцу.
- А ты побудешь со мной, пока аммэ не придет?
- Побуду, конечно.
- И даже расскажешь историю?
- Даже это!
- Тогда я хочу про тех существ, что бродят в лесу. Что как деревья, а сами не деревья. Питьо говорит, что встречал таких!
- Пастухи Деревьев?
- Да!
- Хм, ну тогда тебе к Питьо – таких я не встречал никогда.
- А кого ты встречал?
- Орков и разных гадких тварей.
Эрьо нахмурился.
- Про них не хочу. Давай, я лучше порисую, а ты будешь смотреть.
- А рисовать ты будешь на мне?
Эрьо заулыбался и закивал. Маэдрос тихо рассмеялся – эти грифели для рисования он делал сам, и краска легко отходила от ткани, в отличие от той, которую раньше готовил Куруфин. Потому он повернулся и подставил спину.
- Рисуй!
- А что нарисовать? – спросил Эрьо, обрадованный такой неожиданной щедростью.
- А что ты хочешь?
- Я? Лошадь. И траву. Но спина-то твоя, что хочешь ты?
- Может, того ежа, которого принес тебе Тэльво?
- Ежа? Ну, неееет… - протянул Эрьо. - Ты же лорд, тебе нельзя с ежом.
- Тогда рисуй лошадь.
- Можно я нарисую лошадь Тьельпериэль? Она красивая.
- Рисуй-рисуй.
Эрьо принялся за дело. Серебряная краска легко ложилась на темно–синий шелк. Сам Маэдрос от нечего делать водил золотым по обратной стороне листа, на котором его сын рисовал собаку. До Исхода старший Феанарион сам любил это дело, но потом его длань стала более привычной к мечу, а после пленения ему так и не удалось восстановить все свои былые навыки с левой рукой.
Эрьо, заинтересовавшийся тем, что там делает отец, заглянул ему через плечо.
- Крепость?
- Да, - улыбнулся Маэдрос.
- Это Химринг, где ты раньше жил?
- Нет, это Форменос.
Эрьо тут же забросил свой рисунок и стал внимательно рассматривать крепость на листе.
- Это крепость Феанаро? Да? В Благословенном Краю? Откуда Моринготто похитил Сильмариллы?
- Так и есть.
- А тогда тут надо пририсовать Врага и Паучиху!
- Малыш, у тебя же есть своя работа? Ее надо закончить, - рассмеялся Маэдрос. – Нельзя бросать полдела.
- А если я потом?
- Потом придет аммэ, и она запретит тебе меня разрисовывать.
Это заявление, судя по всему, возымело эффект, и Эрьо вернулся к своему занятию. Рисовал он старательно, а когда закончил, улегся на ковре, положил голову на колени Маэдросу и почти сразу же заснул. Феанарион некоторое время любовался спящим сыном, но потом очень осторожно поднял его на руки, отнес к мальчику в спальню, а затем вернулся к себе.
Маэдрос некоторое время сидел, развалившись в кресле. Едва он остался один, мрачные мысли, словно ожидавшие этого, нахлынули потоком.
Правильно ли он поступает, отказываясь от королевского венца во второй раз? Келебримбор сказал, есть те, кто хочет видеть государем именно его, но скорее всего это Верные Первому Дому, которых с каждым разом становилось все меньше и меньше...
Правильно ли он поступает, решив отказаться от Клятвы? Сильмарилл снова так близок, и сейчас он находится под властью Эрейниона, а раз тот страшится – и небезосновательно – свирепого нрава сыновей Феанаро, то, может…
Но, нет.
Если Маэдрос предъявит права на корону, нолдор разделятся. И тогда может случиться страшное - они станут убивать друг друга из-за верности своему Дому. А этого допускать нельзя. Конечно, старший Феанарион не отказался бы снова быть государем – может, тогда он смог бы собрать войско и идти на Ангбанд. Но это невозможно. Ему просто не подчинятся. Лишь те, кто до безумия предан Первому Дому признают его королем.
Если он отправит послание к Эрейниону, то тот может и не согласиться. Келебримбор упоминал дочь Диора – видимо, своевольную и гордую деву, которая, может, и не отдала бы Камень. Эрейнион не стал бы ее принуждать. И тогда Клятва вынудила бы их снова обнажать клинки против сородичей, против нолдор. Против сына Фингона!
От этой мысли Маэдрос вздрогнул и резко выпрямился.
Нет, он скорее пресечет свою жизнь, чем поднимет руку на сына Финдекано!
Солнце клонилось к западу и сейчас как раз нависло над самым горизонтом, посылая теплые вечерние лучи Амон Эреб, которые пробились сквозь стекла окон и вызолотили все внутри. Теплые золотые блики легли Маэдросу на лицо. Он невольно опустил голову и посмотрел на свою руку.
Ладонь давно уже загрубела от меча. На указательном пальце поблескивало тонкое золотое кольцо.
После Плена с Маэдросом часто бывало такое, что мысли сменяли одна другую без связи. Он думал о своем долге и о Клятве, но, поглядев на обручальное кольцо, сразу же потянулся к своей жене, забыв все на свете, мыслями переносясь в день их встречи.
Словно в ответ на его мысли дверь отворилась, и в комнату зашла сама Эледвен. Она куталась в плед, а ее волосы были мокрыми. Увидев Нельо, она тут же подошла к нему и села рядом. Ее глаза светились любопытством – видимо, ей очень хотелось расспросить про Келебримбора, но тут ее взор упал на спину Маэдроса.
- Что это? – спросила она, дотрагиваясь пальцем. – Хотя, не отвечай, это Эрьо? – она улыбнулась. – И ты, конечно же, ему позволил…
Маэдрос притянул ее к себе и поцеловал.
- Пусть, мэльдэ, - проговорил он.
- Кстати, а где это юное дарование?
- Заснул, устав от творческих трудов. Пришлось отнести его в кровать.
- Майтимо, у тебя все лицо в золотой пыльце, - вдруг рассмеялась аданэт.
Феанарион сжал ее в объятиях сильнее – она редко называла его материнским именем, почти всегда зовя его Нельо, и в такие минуты, когда она говорила «Майтимо», его сердце переполнялось еще большей нежностью
- Ты и меня запачкал, - продолжила она. – Умойся и сними с себя эту котту, - велела она.
- Прости, моя госпожа, но не могу, - шутливо ответил Маэдрос. – Если я сейчас выйду, то, боюсь, не увижу, как ты переодеваешься.
Эледвен чуть порозовела.
- Я тебя подожду, - сказала она. – Но при одном условии – когда ты вернешься, ты расскажешь мне, что там с сыном Курво. Я себе места не находила, пока ты с ним заперся у себя!
Маэдрос рассмеялся и встал.
- Ладно-ладно, будь по-твоему. Правда, я думал, что, пока есть время, мы могли бы его потратить на нечто большее, чем разговоры…
Эледвен качнула головой.
- Все в твоих руках, мой князь, - сказала она. – Чем быстрее ты вернешься, тем лучше.
Маэдрос ничего не ответил, только улыбнулся. Он стянул с себя котту и рубашку. Серебристая краска оказалась не так проста – она прошла насквозь и даже отпечаталась на белом полотне. Эледвен только вздохнула, потерев ее ноготком.
Маэдросу не хотелось тянуть время, потому умывался он торопливо. Золотистая пыльца была и на пальцах – видимо, в минуту задумчивости он потер лицо и коснулся волос, так как она была везде и с трудом отмылась прохладной водой.
Когда он вернулся, Эледвен все так же сидела на своем месте.
- Майтимо, у тебя волосы мокрые, ты их не вытер, что ли? – спросила она, оборачиваясь.
- Не нашел полотенца, - ответил он, закрывая дверь и щелкая замком.
- Боишься, что сбегу? – поинтересовалась Эледвен.
- Никуда ты не сбежишь, анаринья, - отозвался Маэдрос и сел рядом с ней. – Но в этой крепости слишком много любителей врываться без стука.
Аданэт улыбнулась и уселась поудобнее, устремив на него взор, горящий от любопытства.
Но Маэдросу совсем не хотелось сейчас говорить. Он протянул руку и привлек к себе Эледвен, целуя её шею и плечи.
- Судя по всему, разговора не получится, - произнесла аданэт, обнимая его в ответ. – Хоть ты и обещал.
- Я же не отказываюсь от своего обещания, - отозвался Феанарион, разворачивая плед, в который она куталась. – Но потом, потом…
- Честно?
- Честно! Вкратце тебя устроит?
- Вполне!
- Тогда обними меня еще крепче, Эллэ! - прошептал он.
От аромата ее влажных волос и теплой кожи у него кружилась голова. Все слова резко потеряли смысл, было лишь одно всепоглощающее желание, с каждым прикосновением разгоравшееся все сильнее и сильнее. Секунды, минуты и часы перемешались, словно само время исчезло, сгорая в огне. Сейчас, в минуты нежной близости, все – и смерть, и Проклятие, и Клятва, - казалось таким далеким и неважным, глупым препятствием на пути к свету. А сосредоточением этого света была Эледвен, и невозможно было оторваться от этого блаженства, от этого слияния, ему хотелось одновременно и поглотить ее, и раствориться в ней.
Солнце опустилось за горизонт - Ариэн направила свою ладью за Моря, и Одинокий Холм стал погружаться в мерцающий вечерний сумрак. Звуки внешнего мира медленно стали достигать сознания упоенного страстью Маэдроса.
Во внутреннем дворе крепости раздавались голоса и цокот копыт. Эледвен осторожно пошевелилась, думая, что ее возлюбленный спит, но Маэдрос сжал ее запястье.
- Не уходи, элленья, - проговорил он.
Эледвен нежно улыбнулась ему и коснулась свободной рукой его щеки.
- Я не ухожу, но мне так неудобно, - произнесла она смущенно. - Позволь, я чуть присяду.
Маэдрос ослабил свои железные объятия, позволяя Эледвен приподняться и устроиться поудобнее
- Тэльво вернулся, - произнес Маэдрос, прислушиваясь к голосам во дворе.
- Майтимо, а ты мне кое-что обещал… - отозвалась Эледвен.
Маэдрос тихо рассмеялся и сжал ее в своих руках сильнее.
- Вкратце? Ну, пожалуйте, моя госпожа, - сказал он. – Но вначале скажи, ты уже говорила с Тьельпериэль?
- Да, она мне кое-что рассказала, так что я знаю про Ондолиндэ и Турукано. И про Глорфиндейла, и про королевский венец, - добавила аданэт.
- Сестра сильно переживает, должно быть?..
- Да, даже больше, чем показывает. Она хотела мне что–то рассказать, но потом прервалась на середине разговора и попросила оставить ее одну, - аданэт внимательно вгляделась в лицо Маэдроса. – А ты не сильно скорбишь по погибшим родичам, как я погляжу…
Маэдрос посмотрел на нее.
- Отец не позволял ей стать женой Лаурванэла, - ответил он. – И в этом я был с ним согласен. Мне жаль его, но он пал смертью храбрых. Как и Турукано… Но, знаешь, мэльдэ, что я тебе скажу: его предупреждали, а он не внял призыву. Не сомневаюсь, что Глорфиндейл передал ему мои слова, а потом и этот адан предупредил его от имени Ульмо – ты ведь, наверное, уже знаешь эту историю - но двоюродный братец возгордился и получил то, что получают гордецы. А уж мне не понаслышке известно, какова бывает кара за непомерную гордость! – он замолчал на миг, но потом продолжил. – Я скорблю по ушедшим родичам. Но конец, который они встретили, был ожидаем. Правда, пришел он не оттуда…
- А что Тьельперинквар? Что теперь будет с ним?
- Я простил его, и он останется с нами. Его провинность горькая, но не настолько ужасная. Ко всему прочему, я люблю его. Он – часть Атаринкэ, и я не могу прогнать его. Нолдор из рода Феанаро должны держаться вместе.
Эледвен облегченно вздохнула. Она склонила голову и, поцеловав Маэдроса в лоб, прижалась щекой к его волосам.
- А что ты решил насчет венца? – осторожно спросила она.
- Я его не приму. Отправлю Эрейниону. Власть перешла Второму Дому, он наследник, он государь. Я бы мог его принять и потребовать восстановления прав Первого Дома, но, Эллэ, к чему все это? Зачем? Это приведет к очередной братоубийственной войне, а я устал от крови эльфов на своем клинке. Устал от Клятвы, устал от вечной погони. Мои пальцы касались сокровищ прекраснее, чем Сильмариллы или корона Верховного Короля.
- И что это за сокровища? – отозвалась аданэт.
Вместо ответа Маэдрос чуть приподнялся, зарылся лицом в ее волосы и запустил руку под плед.
- Нельо! – рассмеялась Эледвен, чуть дернувшись, но тут до нее дошел смысл всего сказанного. – Погоди, мне не послышалось? Ты сказал, что устал от Клятвы? – ошеломленно спросила она.
- Не послышалось. Я отрекаюсь от нее.
- Но, но… - она даже не могла подобрать слова. – Что же теперь будет?! От нее же нельзя отказаться и нельзя не выполнить, ведь…
- Я помню КАЖДОЕ произнесенное мною слово, Эллэ, - перебил ее Маэдрос. - Но это зашло слишком далеко. Где Куруфинвэ, Тьелкормо и Морифинвэ? Где Тингол, Диор и его сыновья? Где все убитые нами тэлэри и синдар? Все те, кому жить и жить! Нет, ванимэльдэ, больше это продолжаться не может. Мучения и проклятия отца из Мандоса я еще вынесу.
- Кто знает, может, он и не станет проклинать, Майтимо, - вздохнула аданэт. – Эльдар или эдайн не страшатся смерти, пока она не коснется их любимых и близких, - она крепче прижалась к Маэдросу. – А я не хочу тебя терять, не хочу. Ты знаешь, я пойду за тобой хоть на край земли, приму все, что ты делаешь, но сейчас ты поступаешь правильно. Этим ты, возможно, оградишь своих братьев и себя от погибели. Но примут ли они твое решение? И когда ты скажешь им об этом?
- Макалаурэ примет, я его знаю. Тьельпериэль – да, я уверен, она согласится. А у Амбаруссар просто не останется другого выхода, - он усмехнулся. – Они всегда делают то, что решают остальные, - Маэдрос приподнялся. Сел и потянулся. – А скажу я им сегодня. Не буду тянуть время.
Эледвен тоже присела. Она некоторое время смотрела на Феанариона, потом придвинулась к нему и положила голову ему на плечо.
- Ты смог пройти через муки и Железную Преисподнюю, Майтимо, твоя воля тверда, и я верю, что ты искренне хочешь отказаться от Клятвы. Да благословит тебя Единый, чьим именем вы клялись, и даст тебе сил выстоять против Мрака! – с этими словами она поцеловала его в лоб и, поднявшись, ушла в другую комнату – одеться.

***
Маэдрос, его братья и Келебримбор поднялись.
- В память об ушедших! – сказал Маэдрос, и они молча осушили свои кубки.
Ужин проходил в узком кругу – Маэдрос велел отпустить слуг, и за столом собрались только те, кто был связан кровными узами.
Остальные Феанарионы с радостью встретили новость, что к ним вернулся их потерянный родич.
- Майтимо, извини, что говорю тебе это сейчас, - начал Маглор. – Я разрешил Тьельпе устроиться в покоях Атаринкэ. Если ты не против…
- Не против, конечно, если сам Тьельпе так хочет, - отозвался Маэдрос.
- Мне и вправду там будет лучше, - кивнул Куруфинвион. – К покоям отца примыкает мастерская, я, правда, туда только заглянул, но, думаю, если там прибрать…
- Там все так, как он оставил, - встряла Арнориэн. Нолдэ была с распущенными волосами, в сером платье, безо всяких нарядных нашивок. – Мы с Эллэ сложили его вещи, но мастерскую не трогали.
- Да, я это заметил, - согласился Келебримбор. – Я нашел интересные записи по работе с мифрилом, жаль, что его теперь так сложно достать…
- Можешь переплавить арфу Макалаурэ, - великодушно предложил Амрас.- Он все равно на ней не играет.
- Моя валинорская арфа только для особых случаев! – возразил Маглор, улыбаясь. – Мы можем переплавить твой колчан.
- В отличие от арфы, он на каждый день, - отозвался Амрас.
Этот короткий диалог немного расшевелил Келебримбора, который слегка смущался – от своих родичей он отвык, и все еще, несмотря на то, что ему дано было прощение, чувствовал себя неловко. Но Феанарионы больше не поминали прошлое, и за столом потекла оживленная беседа.
Все это время Арнориэн молчала и почти не принимала участие в разговорах. Когда ужин почти подошел к концу, она встала.
- Прости, Нельяфинвэ, но позволь мне уйти, - сказала она.
Все с удивлением посмотрели на нее: она обратилась к родному брату его полным отцовским именем. Эледвен слишком хорошо знала ее и понимала, что происходит: Арнориэн еще во время их разговора сказала ей, что не ждет об братьев участия и понимания ее горя – Глорфиндейла они не любили, и Майтимо никогда бы не принял его как родича.
- Тьельпериэль, ты, конечно же, можешь идти, - сказал Маэдрос, поднимаясь. – Но, прежде чем ты сделаешь это, я бы хотел, чтобы ты выслушала меня. Вы все, - он обернулся к братьям.
- Что–то случилось, Майтимо? – обеспокоенно спросил Маглор.
- Да, случилось. Во-первых, вы наверняка уже слышали, что привез сюда Тьельперинквар и зачем. Это нужно отослать обратно в Гавани, и чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Я не намерен претендовать на корону – свое слово я сказал еще тогда, после Тангородрима. Тогда вы были согласны со мной. Если что-то поменялось, я должен знать.
Маглор и Амбаруссар переглянулись. Арнориэн даже не пошевельнулась.
- Майтимо, ты по-прежнему глава Рода, и тебе решать такие дела. Мы последуем за тобой и подчинимся любому твоему решению, - сказал Менестрель.
- Хорошо. Да будет так.
- Майтимо, я мог бы отвезти это обратно, - встрял Келебримбор. – Тем более, там остались Верные, которые ждут решения моей судьбы.
- Но в путь тебе придется отправиться через несколько дней, а ты давно уже в дороге.
- Пустяки. Я отдохну несколько дней и отправлюсь с обратный путь.
Маэдрос и Келебримбор посмотрели друг другу в глаза, и старший Феанарион кивнул.
- Будь по-твоему. Раз с этим решено, то больше обсуждать и не будем. Есть вещи поважнее. Конечно, это только мое решение, но и вас я призываю к тому же. Не хочу повторять слова Намо, но наша Клятва подвела нас и предала, завела в Тень, откуда так сложно вернуться. Смерть взяла и наших родичей, и наших братьев. Сколько бы мы ни горевали, вернуть их невозможно, как и исправить содеянное. Но кое-что сделать можно: остановиться, пока не стало слишком поздно. Потому я решил отречься от Клятвы.
Повисла тишина. Никто из Феанорингов долго не мог вымолвить и слова. Арнориэн бросила быстрый взгляд на Эледвен, ожидая увидеть удивление и на ее лице, но аданэт была спокойна. Она сидела на своем месте, по левую руку от Маэдроса, и неотрывно следила за мужем.
- Майтимо, но разве это возможно? – наконец нарушил молчание Маглор. – Мы поклялись, и не шутя! Извечный мрак будет уделом того, кто нарушит Клятву!
- И кто сдержит, - возразил Маэдрос. Он вышел из-за стола и встал перед Маглором. –
Будь он враг или друг, запятнан или чист,
Порождение Моргота или Светлого Вала,
Эльда или Майа, или Пришедший следом,
Человек, еще не рожденный в Средиземье,
Ни закон, ни любовь, ни союз мечей,
Страх или опасность, или сама судьба,
Не защитят от Феанора или его родичей того,
Кто бы ни спрятал или сохранил, или взял в ладонь,
Найдя, сберег или прочь выбросил
Сильмарилл. Так клянемся мы все:
Смерть принесем мы ему прежде конца Дней,
Горе до самого скончания мира.
Слово наше слышишь ты,
Эру Всеотец! В вечнодлящуюся Тьму
Ввергни нас, если дела не совершим.
На святой вершине услышьте и засвидетельствуйте,
И нашу клятву запомните, Манвэ и Варда! (*)

Маэдрос не возвышал голоса, но всем присутствующим показалось, что они слышат гром, а перед глазами у них восставали картины Исхода – пламенные речи Феанора, освещенная факелами площадь, извлеченные из ножен мечи…

- Я больше не стану сеять смерть своим сородичам. Моему клинку хватает дела и без этого.
- Неужели мы… мы… оставим Сильмариллы отца Моринготто? – шепотом спросил Амрас, глядя на старшего брата.
- Нет, конечно. Я не говорю про Моринготто и не говорю про оставшиеся в его короне Камни. Но если Сильмарилл Дориата внезапно появится вновь – в чем я сомневаюсь, - я, может, и потребую его у того, кто его найдет, но если он не вернет, я не стану его преследовать. Довольно смертей! Наш Враг сидит невредимый в своей железной твердыне. Мы должны искать пути к войне с ним, а не с нашими же сородичами. Я отрекаюсь от Клятвы – частично! Отрекаюсь от кровопролитий, от братоубийства! Что решите вы? Запомните, вы вольны не следовать за мной.

Как ни странно, но первой к Маэдросу подошла Арнориэн. Она посмотрела брату в глаза и сказала:
- Я отрекаюсь вместе с тобой. И пусть меня ввергнут в вечную Тьму одиночества и отверженности.
- Мы все вместе клялись, Майтимо, - вздохнул Маглор и тоже встал. – Я отрекаюсь. Надеюсь, нам достанет сил удержать руку, если Камень появится вновь.
- И я отрекаюсь, - эхом отозвался Амрас.
Однако Амрод не спешил.
- Получается, Турко, Курво и Морьо погибли зря, Майтимо? – сказал он. – Если мы могли отказаться от Клятвы, зачем мы вообще ушли в Дориат?
- Они бы не отреклись, Тэльво, - ответил ему Амрас. – Ты же знал их… Они хотели умереть за Клятву - они исполнили свое желание.
- Они хотели жить! – воскликнул Амрод.
- Они не видели смысла в жизни, - встрял Маглор. – С тех самых событий в Нарготронде они просто существовали – ради Клятвы. И от нее они бы не отказались.
- А не предаем ли мы их этим самым, Майтимо? - не унимался Амрод. – Их и отца?
- Мертвых не предашь, - ответил старший. – За них теперь в ответе Намо Мандос. А я в ответе за вас – живых и родных. За вас всех. От меня зависит слишком много жизней, чтобы я мог ими рисковать. Я не знаю, достанет ли мне сил сдержать себя – но я, во всяком случае, попытаюсь.
- Как и все мы, - согласился Маглор.
- Твой ответ, Тэльво? – обратился к брату Маэдрос.
Амрод молчал.
- Я… отрекаюсь, - проговорил он, наконец.
Маэдрос кивнул, и, как показалось Эледвен, облегченно вздохнул.
- Я услышал ваши слова, вы услышали мои, – сказал старший Феанарион. – Если Камень объявится вновь, мы потребуем у нового владельца его возвращения. Если тот откажет, мы не станем нести ему смерть. Мы будем ждать, пока она сама не придет за ним.
- Даже если это будет эльф? – хмыкнул Келебримбор.
Маэдрос посмотрел на него, усмехнулся и сел в свое кресло, рядом с Эледвен.
- Тингола убили не мы, - коротко отозвался он.
Эта мрачная и жестокая шутка вызвала улыбки на лицах братьев и аданэт. Одна Арнориэн тихо вздохнула, и, дождавшись, пока всем будет не до нее вышла.
Будь ты проклята, тварь! думала Феанариэн, перед ее мысленным взором встала та женщина из сна – обретшая плоть Клятва. Тебе теперь не получить моих братьев, никогда!
На миг она остановилась в коридоре, поглядев в окно. Там, на темном небосклоне сияющей искрой восходил Хеллуин. Нолдэ невольно перевела взгляд на развевающееся знамя над крепостью. Звезда Феанора на полотне, и звезда в небе, которая и стала прообразом их родового герба. Невольно, сквозь слезы и печаль, Арнориэн улыбнулась и коротко склонила голову в поклоне, а потом поспешила прочь.



В тот день, пусть на время, Клятва отчасти потеряла силу. Боль от утрат, желание жить во что бы то ни стало и положить конец этому мраку заставило Феанарионов одуматься и сдержать себя.
Амон Эреб еще долго жила в относительном мире, насколько можно судить о нем – Маэдрос был прав, называя Моргота истинным правителем Белерианда. Его орки и предавшиеся ему люди вольно бродили везде, где хотели, кроме Устья Сириона, что находилось под охраной Эрейниона, да Андрама, который защищали Феаноринги и Зеленые Эльфы.

__________________________________________________

(*)The Annals of Aman // HoME X. P. 112 (Перевод Хэлкэ (И. Ремпен).

ГАВАНИ СИРИОНА

Ни закон, ни любовь, ни острый меч,
Ни страх, ни опасность, ни даже вечный Рок,
Не защитит его от рода Феанора,
Если рука его коснется Сильмариля.
Клятва Феанорингов, Дж. Р.Р. Толкиен.

Одинокий всадник мчался во весь опор к виднеющемуся вдалеке эльфийскому каменному укреплению. Стоящие на стене воины видели, что он весь в дорожной пыли и с трудом держится в седле, но конь уверенно нес своего седока к крепости.
Всадник оказался эльфом из нолдор. Никаких родовых гербов он не носил. Такие нолдор часто встречались в дни заката Белерианда, не признающие ни родичей, ни своей крови, блуждающие по заброшенным землям, не желая служить никому из оставшихся князей Эльфов Запада. Этот эльф был ранен, клинок в его ножнах был сломан, и, как только его конь вступил за ворота укрепления, он едва ли не упал наземь, но сородичи помогли ему удержаться.
Навстречу ему вышел Инглорион. Этой заставой командовал он и по своему опыту знал, что часто такие путники приходили с предупреждением о приближающемся отряде орков или людей Тени.
- Я к лорду Феанариону! – с трудом смог проговорить нолдо. – Я должен его видеть. У меня для него весть!
- Лорду Феанариону? - переспросил Инглорион. – Таких лордов у нас четверо, которому из них предназначается весть?
- Старшему. Сыну Феанаро. Я видел его знамя на вашей башне! Ведь это земли сыновей Феанора?!
- Кому ты несешь весть? Лорду Майтимо?
- Да, ему! Одного прошу, поменяйте мне коня и укажите дорогу до Амон Эреб!
Инглорион только головой покачал.
- Коня мы тебе не дадим, ты едва стоишь на ногах, - он дал знак воинам. – Успокойся. Это земли лорда Майтимо, но к нему я тебя пока не пущу. Вначале ты должен…
- Ты не понимаешь! Моя весть не терпит отлагательств!
- Да что это за весть такая? Я Инглорион, Верный Дому Феанора, можешь рассказать всё мне, и я передам это лорду Нельяфинвэ…
- Я должен сказать это ему лично! Это касается его и его братьев! Если вы не даете мне коня, позвольте мне проехать дальше!
- В таком состоянии ты далеко не уедешь, - снова возразил Инглорион. – Я вижу, ты ранен. Я позову целителя, и если он позволит, завтра мы вдвоем отправимся к лорду Майтимо на Одинокий Холм.
- Я не могу ждать. Не могу! - чуть ли не простонал нолдо.
- Не можешь? Что за весть такая срочная?
Эльф хотел ответить, но побледнел и, схватившись за бок, покачнулся и не упал только потому, что его поддержал Инглорион.
- Сильмарилл Дориата… Найден!
- Что?! Феаноров Камень? – Инглорион попытался помочь эльфу подняться, но тот лишь тихо застонал и потерял сознание. – Целителя! Целителя! Немедленно!
Раненого нолдор уложили в комнате самого Инглориона. Лекарь осмотрел рану, и его лицо омрачилось. Она была неглубока, но сильно воспалена, и целитель не мог понять, отчего, однако ближе к ночи ему удалось обнаружить причину. Он извлек короткий дротик, глубоко вошедший видимо уже в раненую плоть.
- Я мало что могу сделать, Инглорион, - сказал целитель. – Это отравленная стрела, которая, судя по всему, уже давно в его теле… - он показал сам дротик, лежавший на белом полотне. Инглорион поморщился - такими пользуются предатели-вастаки. – Если он доживет до следующего рассвета, считай, ему повезло.
Когда лекарь вышел, Инглорион склонился над раненым.
- Как тебя зовут? – спросил он.
Нолдо слабо улыбнулся.
- Ты хочешь знать мое имя? Но к чему? Скоро Судья призовет меня, а ему не нужно имен… И тебе оно тоже не нужно – меня скоро не станет.
- Я не стану утешать тебя призрачными надеждами, - ответил Инглорион. – Но я сделаю для тебя все, что смогу. Скажи, если ты чего–то хочешь. А за весть свою не переживай, я сейчас же отправлюсь к лорду Майтимо.
- Лорд Майтимо… - проговорил нолдо, и его лицо озарилось улыбкой. – Помнится, в Тирионе его так и все звали –лорд Майтимо… Всех его братьев только по именам, а его так почтительно… Я нес ему весть о Камне его отца, но на меня напали эти Светом проклятые предатели! Я не смог сам вынуть отравленный дротик, я знал, что он там. Ты спросил… чего я хочу? Я хочу увидеть сына Феанора. Не думаю, что он вспомнит меня, да и не заслуживаю я того, чтобы он помнил меня. Но если это возможно…
Инглорион вгляделся в лицо эльфа, пытаясь припомнить его – видимо, он был одним из тех, кто ушел в Исход.
- Я сейчас же сам отправлюсь за ним, - пообещал золотоволосый нолдо. – Я вижу, для тебя важно самому сказать это, да будет так.
Через час Инглорион уже мчался к крепости на Амон Эреб.
Первой, кого он встретил, была Эледвен.
- Доброго вечера тебе, госпожа, - сказал нолдо, подходя к ней.
- И тебе доброго,- отозвалась та, внимательно вглядываясь в лицо Инглориона. – Ты к Нельо? Неужели, снова орки?
- Да, госпожа, я к лорду Майтимо. Но не переживай, хвала Свету, все спокойно. Прости, что не могу сказать большего, я очень спешу.
Эледвен поджала губы, но ничего на это не ответила.
- Хорошо, пойдем, - сказала она.
Инглорион последовал за аданэт к Маэдросу. По пути им встретился Келебримбор. Каждый раз, когда Инглориону встречался сын Куруфина, он вздрагивал – казалось, что это сам Атаринкэ идет навстречу. Но стоило тому улыбнуться, как морок рассеивался - Келебримбор был мягче и приветливее отца, и Инглориона он знал с самого рождения.
- Айа! - сказал он, и тут же улыбка сменилась тревогой. – Что-то произошло?
- Инглорион спешит к Нельо, - ответила Эледвен.
- Я и сам к нему иду, - с улыбкой отозвался Куруфинвион.
- Вот и славно, проводи Инглориона, пожалуйста, - аданэт еще раз бросила недовольный взгляд на золотоволосого нолдо и удалилась.
- Боюсь, она на меня разозлилась, - заметил Инглорион, когда они вдвоем с Келебримбором шли к Маэдросу по застекленному коридору.
- Да уж, ты как появляешься, так жди беды, - усмехнулся тот. - То набеги орков, то еще что–то!
- На этот раз все серьезнее, но прости меня, Тьелпьеринквар, я не могу тебе сказать. Это только лично лорду Маэдросу.
Куруфинвион окинул его взглядом и хмыкнул.
- Ну вот, священная обитель, - сказал он, когда они остановились у дверей. – Раз все так тайно, я, пожалуй, попозже зайду.
Инглорион кивнул, и, постучавшись, зашел к Маэдросу. Келебримбор хотел было уже направиться обратно, но тут к нему подошла Эледвен.
- Он что–нибудь сказал тебе, Тьельперинквар? – спросила аданэт.
- Нет, ничего. Заявил, что это тайна, - отозвался тот.
Эледвен снова поджала губы и, на цыпочках подойдя к двери, приложила ухо к замочной скважине.
- Ну что, слышно что–нибудь? – спросил через некоторое время Келебримбор.
- Я бы не сказала, - шепотом отозвалась аданэт. – Что–то про заставу и раненого…
- А что за раненый?
Эледвен вместо ответа приложила палец к губам.
-Вы что тут делаете? – раздался голос Арнориэн. Эледвен вздрогнула и отскочила от двери как ошпаренная, Келебримбор невольно сделал шаг назад. – Эллэ, поверить не могу, ты что, подслушиваешь?
- Тихо, Тьельпе, - Эледвен тут же вернулась к двери и снова приложила ухо.
- Я видела, Инглорион приехал. Что ему надо? – тихо спросила Арнориэн.
Эледвен чуть обернулась, видимо, хотела ответить, но тут резко отступила назад: дверь распахнулась, на пороге стояли Маэдрос и Инглорион. Маэдрос держал в руке свой плащ.
На миг он удивленно окинул взглядом собравшихся под его дверью: смущенного Келебримбора, недовольную Эледвен и невозмутимую Арнориэн. Он мягко улыбнулся, но даже эта улыбка не смогла скрыть того, что он очень взволнован.
- Эллэ, я на северную заставу. Думаю, к утру вернусь, - сказал Феанарион.
- Что происходит, Нельо? - отозвалась она, хватая Маэдроса за рукав.
- Все хорошо, анаринья, не переживай. Я вернусь с рассветом, - он поцеловал ее в лоб, и они с Инглорионом направились к двери, ведущей в конный двор.
- Ты что-нибудь расслышала? - спросил Келебримбор.
- А кто мне дал! – слегка раздраженно ответила аданэт и подошла к окну. – Что за тайны такие!
- Они упоминали раненого, - пожал плечами Куруфинвион.
Арнориэн посмотрела на него. Келебримбор извинился, заявив, что его ждет работа в мастерской, и ушел. Феанариэн и аданэт остались одни.
- Не нравится мне это, - проговорила Арнориэн, словно для самой себя. Она подошла к Эледвен, и обе некоторое время наблюдали за Маэдросом и Инглорионом, пока те не оседлали коней и не умчались прочь.

Инглорион и словом не обмолвился о Сильмарилле – раз уж Маэдрос сразу же согласился ехать с ним, то золотоволосый эльф предоставил раненному право сообщить Феанариону эту новость.
Что касается рыжего нолдо, он сразу же понял, что тот, кто так настойчиво хочет видеть именно его, несет слишком важную весть. Может, даже о Камне. Тогда и вправду будет лучше, если никто больше не услышит о Сильмарилле Дориата.
До заставы они добрались в середине ночи, и Маэдрос сразу же направился к раненому.
- Как он? – тихо спросил Феанарион, тихо подходя к ложу больного.
- Впал в забытье, мой лорд, - ответил лекарь, вставая и коротко кланяясь.
- Ты можешь идти, я останусь с ним. Он назвал свое имя?
- Нет, с тех пор как Инглорион отправился за тобой, он не произнес и слова. Мой лорд, я не думаю, что он уже придет в себя…
- Кто знает, - Маэдрос сел на место лекаря. – Ты можешь идти. Если ты понадобишься, я тебя позову.
Время текло медленно. Ночь таяла, звезды гасли, и Ариэн уже показалась над горизонтом. Раненный нолдо так и не пришел в себя за всю ночь. Маэдрос всматривался в его худое и бледное лицо и никак не мог припомнить, где же он его видел. Шрам над бровью, тонкие черты лица… В памяти всплывали Альквалондэ и Лосгар, может, этот эльф был одним из тех, кто следовал за Феанором? Маэдрос не знал всех дружинников отца, только самых близких, таких как Ромендил. Когда Феанор погиб, кто-то из них ушел служить ему, а кто-то - Куруфину. Но были и такие, кто не захотел признавать никого из сыновей Пламенного Духа своим лордом, и они жили вольно, сами по себе, скитаясь по Белерианду, пока под его небом царил мир. Что сталось с ними потом, Маэдрос мог только гадать – но, в любом случае, конец их был печален.
Устав сидеть на одном месте несколько часов кряду, он поднялся и прошелся по небольшой комнате, и выглянул в окно. Над высокой серой стеной виднелся пик Амон Эреб – сейчас его вызолотило солнце, поднимавшееся из-за Голубых Гор.
- Кто здесь? – вдруг послышался слабый голос. Маэдрос резко обернулся: раненый нолдо пришел в себя.
- Здесь только я, - сказал Феанарион, подходя и садясь рядом.
- Я не могу разглядеть твоего лица, - эльф чуть приподнялся. – Все меркнет, неужели еще не рассвело?
- Рассвело, - Маэдрос чуть склонился над раненным. – Ты и сейчас не видишь моего лица?
Эльф ответил не сразу. Он пригляделся, словно бы и вправду едва различал что-либо, а потом протянул руку к лицу Феаноринга, но так и не коснулся.
- Я вижу огонь в твоих волосах. И узнаю твой голос, сын Феанаро! Ты все-таки пришел!
Маэдрос взял его за руку.
- Я пришел. Инглорион сказал мне, что ты хочешь сказать мне что–то важное. Что это за весть, которую ты никому не мог доверить?
- Сильмарилл найден. Он в Гаванях, у Эльвинг. С тех пор как Эрейнион отбыл на Балар и правит нолдор с того острова, она и ее супруг Эарендил правят народом Гаваней Сириона. Она носит твой Камень открыто, не прячась и не боясь. Я был там, я видел сияние Света Древ!
Маэдрос не знал, что ответить. О Камне, само собой, он знал, и они с Келебримбором хранили это в тайне. На Амон Эреб о том, что Сильмарилл найден, знала одна лишь Арнориэн, но и она, думая, что тайна никому не известна, молчала. Все трое полагались на сына Фингона – он удерживал Эльвинг от необдуманного шага. Но теперь оказалось, что Эрейнион покинул Гавани, и там всем заправляет Эарендил, сын Итарильдэ. И угораздило же его жениться на Эльвинг, дочери Диора!
- Почему ты молчишь, мой князь? – обеспокоенно спросил нолдо. – Я уже совсем ничего не вижу, мрак надвигается… Ты здесь?
- Я здесь, - отозвался Маэдрос. – Скажи, мне… Где Итарильдэ и ее муж, Туор?
- Их нет в Гаванях. Говорят, они уплыли на Запад, вернулись в Валинор. Их сын, Эарендил ищет отца и мать, и его часто не бывает на суше.
- Вернулись на Запад, говоришь? И Валар пустили Итарильдэ, нолдэ и ее мужа, смертного, в свою священную обитель? – в голосе Маэдроса послышалась усмешка – в такое он поверить не мог.
- Так говорят, мой князь. Большего я тебе сказать не могу... – раненый умолк и сильнее сжал руку Феаноринга. – Я принес тебе весть, но ты не рад. Клятва твоя тяжела, но ты ведь сын Феанаро, ты всегда был так похож на него – не речами, но тем, что делал. Будь проклят Диор! Будь проклята Эльвинг! Эти синдар словно нарочно ведут себя так, что нолдор ничего не остается, кроме как обнажить клинки!
Он умолк на миг, словно к чему-то прислушиваясь, и отвернулся. Он стал бледным, как те простыни, на которых лежал. Сердце Маэдроса сжалось от стыда и жалости – этот эльф спешил сюда с такой раной, преодолевая смерть, ради одного - увидеть его и сказать ему о Сильмарилле, а наследник Феанора встретил его так, словно ничего необычного не происходит. Инглорион сказал, его рана смертельна, и ему уже не помочь, а обнадеживать тогда, когда нет надежды, Маэдрос не привык. Но надо было хоть что–то сказать.
- Дом Феанора никогда не забудет твоей верности и отваги, - произнес наконец Феанарион. – Скажи, как твое имя?
Ответа не последовало. Маэдрос чуть подался вперед и посмотрел на раненного: взгляд вестника погас и остекленел. Слова уже были ни к чему. Он умер.
Феанарион бережно положил руку нолдо ему на грудь, встал и вышел. За дверью комнаты, куда пришла смерть, жизнь шла своим чередом. Пропели трубы, приветствуя новый день, на стенах сменялся караул, откуда–то донесся смех. Рассветный ветерок принес аромат трав и полевых цветов.
Раз Эльвинг открыто носит Сильмарилл, теперь этого не утаить. А значит, надо вернуться на Амон Эреб, отправить к ней гонца и требовать Камень обратно. Маэдрос был заранее уверен, что получит отказ, хотя в глубине души надеялся, что, может, сын Итарильдэ повлияет на супругу.
Пришла пора испытать свою волю на твердость.

***
Маэдрос своей рукой написал послание Эльвинг, дочери Диора.
После своего пленения, лишившись правой кисти, Маэдрос писал письма сам только тем, кто был с ним в родстве по крови. Верховному королю, Фингону, своим братьям, сестре, Эледвен, пока она еще не была его супругой. Все остальное за него делал писарь. Нельзя сказать, что левая рука не давала возможности нормально и правильно выводить тэнгвы – он писал ею так же, как когда-то правой, но Маэдрос был горд и считал, что подобной чести могли удостоиться разве что те, кого он любил и кто был ему близок. Во время жизни на Амон Эреб исключение составлял Инглорион – ему Феанарион посылал записки с указаниями, написанными своей рукой, так как северная застава была самой важной, она смотрела на степи Эстолада, откуда чаще всего приходили враги, и золотоволосый нолдо подчинялся приказам только самого Маэдроса, в то время как остальными заставами ведали Амрас и Амрод.
Потому, когда старший Феанарион решил сам написать послание для Эльвинг, Амбаруссар взбунтовались.
- Как же так, Майтимо, эта девчонка удостоится такой чести! – говорил Амрас.
- Да оценит ли она подобное вообще? – гневно вторил ему Амрод, еле сдерживаясь, чтобы не скомкать послание. - Руссандол, ты еще сам возьми да отвези ей это! Ты пишешь ей так, словно это ты ей должен, а не она тебе!
Но старший Феанарион был непреклонен. Он долго размышлял, как поступить: отправить ли гонца, или самим явиться под стены Гаваней и ждать ответа.
- Если Эльвинг согласится, есть прямой резон быть там: не ждать и забрать Камень сразу же, - сказал Маэдрос братьям.
- А если нет? – спросила Арнориэн.
Этого вопроса Маэдрос ожидал.
- Не знаю, как вы, но я свои слова помню, - ответил он. – Я просто разверну коня и вернусь домой.
Арнориэн одобрительно хмыкнула.
- А может, нам лучше снова попросить Эллэ быть нашим послом?- предложил Маглор. – Как–никак, она и отец Эарендила кровные родичи, хоть и дальние, но все же…
Маэдрос отрицательно качнул головой.
- Нет, нет, об этом и речи быть не может. Эллэ останется здесь. Конечно, было бы лучше, если бы кто–то из вас оставался с ней…
- Я вполне могу управиться и сама, - возразила Эледвен.
Старший Феанарион некоторое время смотрел на нее, молча улыбаясь. В том, что она может, он не сомневался. Аданэт уже доказала это, когда разразилась Битва Внезапного Пламени. Тогда Маэдросу пришлось спешно мчаться на западные заставы, к Аглону, но дым от сгоревшего Дортониона замедлил, а потом и поглотил атаку его войска. К Аглону он так и не пробился – перевалы пали, и орки стали оттеснять его обратно к Хладному Холму, но густой удушающий дым замедлял продвижение, и он не мог действовать быстро. Никого из братьев рядом не было, он даже не знал, живы ли они, и Эледвен оставалась в Химринге одна. Ему ничего не оставалось, кроме как доверить ей крепость, хотя Феанариону даже страшно было подумать, что будет, если полчища Моргота хлынут через Предел. Однако аданэт справилась. Пока Маэдрос пытался вернуться назад сквозь пепел, задыхаясь от дыма, она смогла поддержать оставшихся защитников крепости и приняла Маглора, который успел отступить из своей крепости у слияний Большого и Малого Гелиона прежде, чем туда явился Глаурунг.
- Конечно, ты справишься, - мягко ответил Маэдрос. – Я в этом и не сомневаюсь.
Так и было решено, что Феанарионы сами отправятся в Гавани Сириона. По решению Маэдроса, они не войдут, а останутся ждать за стенами, на достаточном расстоянии, пока посланник не принесет ответ. Большого войска они собой не возьмут – Маэдрос все еще надеялся сдержать себя и братьев, в особенности Амбаруссар, но путь их ждал неблизкий, а орки свободно доходили почти до самого устья Сириона, и случиться могло все, что угодно. К тому же, Феанарион не собирался оставлять Амон Эреб без защиты.
Арнориэн, правда была этим недовольна.
- Зачем брать с собой две тысячи воинов? – сказала она Эледвен, когда они были наедине. – Эллэ, если он не собирается воевать за Камень, зачем ему это?
Аданэт только плечами пожала.
- Я знаю не больше тебя, Тьельпе, - ответила она.
Арнориэн внимательно вгляделась в ее лицо, и дочери Феанора показалось, что Эледвен знает больше, чем говорит: она всегда была союзницей Маэдроса во всех его делах, какими бы они ни были, и хранила его тайны. Феанариэн знала, что если ее брат решит все же отвоевывать Сильмарилл, и случится очередная Резня, аданэт не упрекнет его за это. Такое поведение существа, которого Арнориэн знала с малых лет, всегда удивляло ее. Сердце показывало ей, что, скорее всего, Эледвен очень печалят дела ее супруга, но она не то боялась, не то не хотела допускать ошибку Нерданель и жен других Феанорингов – воспротивиться и навсегда потерять того, кого она любила больше жизни.
И все же Эледвен могла повлиять на Маэдроса. Арнориэн не стала бы просить её об этом, однако сны снова стали тревожить ее – и страх темной тучей наползал на сердце. Феанариэн чувствовала, что конец близится – он был похож на далекую-далекую грозу, которую еще не видишь, но слышишь раскаты грома за горизонтом.
- Эллэ, пожалуйста, скажи ему, попроси его отказаться от этой затеи… Какая разница, скажет Эльвинг да или нет? – говорила Арнориэн. – Если откажет, он будет здесь, в безопасности от своего собственного гнева и Клятвы, а если согласится, то чего уже бояться?
- И что я ему скажу? Ты разве не знаешь своего брата, Арнориэн? – отвечала аданэт.
- Ну… скажи, что не хочешь, чтобы он тебя оставлял! Что он тебе нужен… Ну, Эллэ, ты его жена, ты же можешь! Не мне же тебе говорить, чем…
- Арнориэн, я не стану этого делать! Я не имею права вмешиваться в такие дела! Не проси меня об этом.
Феанариэн больше не стала настаивать. Все, на что ей приходилось надеяться, это то, что, может, сны лишь отражают ее страхи. Но глядя на спокойного Маэдроса, она сама успокаивалась. Нет, уж старший Феанарион точно не откажется от своих слов! И сможет остановить тех, кто падет духов и потянется за оружием.
Откуда ей было знать, о чем думал Маэдрос, на что он рассчитывал, и какое решение он принял? Чьи тени являлись ему ночами на протяжении всех тех лет, с тех самых пор, как он отказался от Клятвы? Когда он просыпался в ужасе, и его сердце горело так, словно он стал отцеубийцей и не находил покоя даже в объятиях любимой женщины?
Эледвен провожала его с тяжелым сердцем: кое-чем Маэдрос делился с ней, кое-что оставлял в тайне даже от своей аданэт, но она и так догадывалась. Перед самым расставанием он дал ей последние указания – на случай беды.
- Внимательно читай все послания с застав, - сказал Маэдрос. – Помни, что если падет одна, за ней могут пасть и другие, и что в таком случае последним оплотом останется Амон Эреб. Если дело дойдет до того, что крепость невозможно будет оборонять, не медли и отступай – иди на северо- восток, через Гелион. Не оглядывайся назад, не думай о возвращении! С тобой здесь останутся Тьельперинквар, Аннаэл, на северной заставе - Инглорион. Слушай их советы, не поступай необдуманно, - он вздохнул и посмотрел на нее. – Ты справишься?
- Если между Гаванями и нами встанут орки Моргота? – ответила вопросом на вопрос Эледвен. – Если мы будем отрезаны друг от друга? Нельо, - она взяла его за руку. – Не уходи, прошу тебя. Я смогу продержать крепость, если все будет спокойно, но если придет беда, я все потеряю!
- Эти камни и стены не так важны, Эллэ. Важнее, если ты останешься живой.
- А останусь ли я живой без тебя? Прошу тебя, не уходи!
- Останешься, потому что будешь знать, что я приду за тобой, - ответил Маэдрос, улыбаясь и сжимая ее пальцы.
- Почему надо идти на северо-восток, а не к тебе, на юг? – снова спросила Эледвен.
- Потому, что Гелион – хранимая река. А между мной и тобой пролягут степи, где не укрыться от врагов. Я смогу пробиться к тебе, зная, что ты в безопасности, спокойно взвешивая каждый свой шаг, а если я буду знать, что ты где-то одна и без помощи, а за тобой по пятам идут орды Моргота, я могу допустить ошибку, и тогда мы погибнем. Эллэ, не спорь со мной в таких вещах!
Аданэт промолчала.
- Обещай мне, что вернешься живым, - сказала она, наконец. – Неважно, когда, но вернешься!
- Я обещаю, что вернусь, - ответил Маэдрос.
Тогда она нехотя разжала свои пальцы и отпустила его. Слова были сказаны, и больше ничего не оставалось.
Надо было ждать.

***

Известия о том, что под стены Гаваней Сириона заявились Феанарионы, почти мгновенно облетели весь белый город, прибрежные хижины и жилища. Эльвинг была одна со своими маленькими сыновьями – Элрондом и Элросом, так как Эарендил снова был в море. Единственными, кто мог оказать помощь владычице Гаваней, были ее родич Келеборн и Галадриэль, а так же Эрейнион и Кирдан с острова Балар. Но посылать за подмогой к сыну Фингона было делом времени, а сыновья Феанора были здесь, вооружены и с войском.
Послание Маэдроса Эльвинг вскрыла в присутствии Галадриэль и ее супруга. Дочь Диора очень рассчитывала на помощь дочери Финарфина – та была кровным родичем Феанарионов и могла помочь советом.
Читала письмо Эльвинг вслух. Маэдрос почтительно обращался к владычице Гаваней, сожалел о крови, пролитой в Дориате и просил вернуть Камень законным владельцам. Сам тон послания был очень дружелюбным, он никак не намекал на возможность того, что Феаноринги в случае отказа применят силу.
- Если бы я не узнала почерк самого Майтимо, я бы подумала, что это не от Феанорингов, - сказала Галадриэль, приняв из рук дочери Диора письмо и просматривая его. Она взглянула на Эльвинг и еще раз зачитала вслух отрывок. - «… Сильмарилл несет лишь смерть. Верни его тем, кто заслуживает гибели, и спаси себя. Вспомни Тингола. Вспомни Дориат...»
- Маэдрос, говорят, мудрее своих братьев и честен, отчасти, - осторожно сказала Эльвинг.
- Но именно он вел их в бой против Диора, - возразил Келеборн. – И он убивал наших родичей.
- Будем справедливыми, - возразила Галадриэль. – В послании к Тинголу открыто говорилось о войне, а та женщина из народа Хадора открыто говорила Диору о том, что прольётся кровь, если Сильмарилл не будет возвращен. Сейчас я здесь не вижу ни слова, ни намека на возможность вражды.
- Так зачем же они пришли под самые стены, с войском, которого достаточно для того, чтобы взять Гавани боем? – не успокаивался Келеборн.
- Путь от Амон Эреб до Моря долог и опасен, - ответила дочь Финарфина.
- Маэдрос не вчера взял в руки меч, он мог обойтись и сотней воинов! Эльвинг, прошу … пусть тебя не смущают вежливые слова - сыны Феанора всегда будут теми, кто они есть – братоубийцами! Не медли, шли гонца к Эрейниону, пусть придет на помощь!
Эльвинг с отчаянием посмотрела на Галадриэль.
- Я так и поступлю, Артанис… Меня сын Феанора не пожалеет, но не поднимет клинка на сына того, кого считал братом. И Сильмарилла я отдать не могу, вернее не могу решать это сама… Без Эарендила, пока он так далеко.
- Камнем владеешь ты, - осторожно заметила Галадриэль.
- Ты говоришь так, словно хочешь, чтобы Феаноринги заполучили его! – возмутился Келеборн.
Золотоволосая нолдэ обернулась и смерила супруга долгим взглядом.
- Я никогда не любила Феанора и его сыновей. Даже Маэдроса. Но в одном рыжий Феанарион прав: Камень не принадлежит никому из нас, в отличие от них. Они прокляты, и смерть следует за ними по пятам, как верная гончая. Я бы вернула Сильмарилл – в конце концов, Берен и Лютиэн, рискуя своими жизнями, не для того доставали его из короны Моргота, чтобы случалась резня.
- Мой дед ненавидел Келегорма и Куруфина, - возразила Эльвинг.
- Согласна. Но он брал его не для владения, а для выкупа. Ему был без надобности алмаз Феанора. Эльвинг, неужели тебя ничему не научила судьба? Избавься от Сильмарилла – и ты обезопасишь и себя, и свой народ, и столько ненужных смертей можно будет избежать!
Эльвинг молчала, обдумывая слова Галадриэль.
- Нет! – сказала она, наконец. – Я не могу! Отец не отдал им его, потому что они потеряли право на свое наследство! И, Артанис, на Камне его кровь! Кровь моей матери, моих братьев! Как я могу пойти на уступку убийцам своих родичей! Нет, нет, нет! Этого не будет!
Галадриэль и Келеборн вздохнули – она с досадой, он – с облегчением.
- Будь по сему, - кивнула Артанис. – Но запомни, все, что будет дальше, на твоей совести.
- Не говори так, Артанис, - отозвался Келеборн. – Если ты уверяешь, что Маэдрос здесь не за тем, чтобы убивать, он получит ответ и уйдет.
Галадриэль ничего не ответила, а Эльвинг велела позвать писаря.

Посол Феанорингов вернулся от Эльвинг на следующий вечер. Маэдрос не стал ждать описания того, как нолдо там приняли, он сразу же выхватил послание и быстро, не говоря ни слова, прочел, после чего скомкал его в кулаке. Маглор и Амбаруссар сразу же догадались о смысле письма, но Менестрель очень осторожно высвободил бумагу из руки брата и прочитал его вслух.
- Жалкая отговорка! – хмыкнул Амрод. – Тут и распоследний дурак догадается, что Эарендил не вправе решать участь Сильмарилла.
- «… Более того, мы верим, что Сильмарилл и Священный Свет, заключенный в нем, ниспосылает нам благословение на наши дома и наши корабли…», - процитировал наизусть Амрос. – Как это вообще понимать?
- Очень просто, как говорят эдайн «видит око, да зуб неймет», - заключил Маглор и посмотрел на Маэдроса. – Ну что, Майтимо? Разворачиваемся и возвращаемся домой?
Маэдрос поднял голову и обвел взглядом братьев.
- Сегодня уже поздно. Завтра. С утра. Едва взойдет солнце. А сейчас я хочу спать.
Это заявление положило конец всем разговорам, и братья разбрелись по лагерю. Маглор же не стал далеко уходить от Маэдроса: он улегся на попоне неподалеку, так, чтобы старший Феаноринг его не видел.
Маэдрос и вправду сразу же лег спать, но ему являлись тревожные сны, а Эледвен не было рядом, чтобы их прогнать – хоть на время, потому, проворочавшись до полуночи, он встал и оправился к опушке леса, у которого и разбили свой лагерь нолдор.
Небо было чистым и звездным, но Тилион еще не взошел, и потому среди деревьев стоял непроглядный сумрак. Маэдрос ушел так, что его не заметили ни часовые, ни братья, ни их воины. Поблуждав по лесу с полчаса, он, наконец, прилег у корней могучего дуба. Прохлада надвигающейся осени, шелест листвы постепенно убаюкали рыжего нолдо, и он провалился в глубокий сон.
Очнулся Маэдрос от того, что ощутил чье-то присутствие. Он мгновенно потянулся за клинком, но тут же замер – тот, кто сидел перед ним на корне дерева, был очень хорошо знаком ему.
- Отец… - прошептал почти беззвучно Маэдрос, привставая, и чувствуя, как холодеют его пальцы.
- Майтимо, - ответил ему сидящий. – Что же ты так бледен, сын? Не рад видеть меня?
- Отец… Ты… ты мне снишься. Или ты морок, насланный Врагом! – левая рука схватила рукоять меча, и через мгновение лезвие клинка сверкнуло в темноте.
Феанор даже не шелохнулся.
- Я тебе не снюсь, но я и не морок, сын. Убери меч – неужели ты поднимаешь оружие на своего родного отца?
- Ты не мой отец! Мой отец в Мандосе, и он бесплотный дух! Он погиб в Битве–Под-Звездами от бичей валараукар!
- Там я и был, сын, пока ты не изгнал меня из моего последнего пристанища! – сказал Феанор, и его скрытые в темноте глаза блеснули. – И меня, и своих братьев! Тех, кто дал Клятву и, исполняя ее, погиб! А ты… ты, Майтимо, мой наследник, мой сын, тот, на кого я возлагал столько надежд, отступился от нее, избрал путь тех, кто слаб духом!
- Я не отступался от Клятвы! Я лишь отказался убивать невинных!
- И кто тут невинный, сын? Ответь мне! Девчонка, что сбежала и теперь из злобы и зависти, из алчности не желает отдавать тебе Камень? Или, может, сын твоего друга, которого ты почитал братом? Этим невинным ты безразличен, как ветру в степи!
- Отец, братоубийство не приведет нас к Свету… Отец, я не могу больше поднимать меч на наших родичей!
- А ведь у тебя есть сын, Майтимо… Неужели ты готов обречь его на Извечный Мрак? Его и двух твоих дочерей? Даже смертная, которую ты избрал себе в жены, стойка в своем намерении не отступаться от тебя, что бы ты ни сделал! Но ты, сын… ты… Нельяфинвэ! Братоубийца, говоришь? Кто тебе брат? Тэлэри, жалкие рабы валар? Эльвэ, Диор? Эльвинг? Эти слабодушные Нолофинвионы или, может, никчемные Арафинвионы?! Ты клятвопреступник! Вот ты кто! И по твоей милости я и твои братья, что не побоялись смерти, теперь останемся без пристанища! Поглощенные Вековечной Тьмой!
Маэдрос отшатнулся от Феанора (или морока, он уже не мог понять, где реальность, а где лишь тени и игра воображения). Слова отца жгли сердце раскаленным железом, они были мучительными и смертоносными – хуже, чем пытки в Железной Твердыне Врага. Он попятился прочь от отца, но зацепился ногой о корень и упал. Боль пронзила вначале спину, потом грудь, оказалось, корень прошел сквозь легкие и не давал больше дышать. Феанор наклонился над ним.
- Так умирают те, кто предал. Но у тебя еще есть шанс все исправить, Майтимо, - Феанор присел на колени и положил руку ему на грудь. – Очнись и исполни то, ради чего ты пришел на эти берега.
Ослепительная вспышка света и последовавший за ней мрак на миг погрузили Маэдроса в полное небытие. Но потом он открыл глаза и тут же подскочил. Ни крови, ни раны не было. Видимо, во сне он просто соскользнул с корня и упал на спину. Феанарион потянулся за мечом, но ножны были пусты, а сам клинок валялся рядом.
- Клятвопреступник… - прошептал он и, подняв меч с земли, опрометью кинулся прочь из леса.
У самой опушки он столкнулся с Маглором. Менестрель задремал, а когда очнулся, оказалось, что Маэдроса нет, тогда он пошел искать брата и тут же столкнулся с ним, едва вступил под сень леса.
- Майтимо! – воскликнул Маглор, глядя на бледное лицо Маэдроса и на клинок в его руках. – Что произошло? На нас напали?
- Нет, нет… Кано, отойди! Хотя, стой… - Маэдрос вначале оттолкнул его, но потом остановил. – Иди и буди всех. Сейчас же!
- А что случилось, Майтимо?
- Ты не слышал, что я тебе сказал? – рявкнул Маэдрос, убирая меч в ножны.
- Слышал, но я не пойду, пока не пойму, что с тобой!
- Видимо, мне самому надо идти! Хорошо, раз так!
Маглор поежился. Разгневанный Маэдрос всегда напоминал ему Феанора.
Через некоторое время весь лагерь пробудился. Маэдрос собрал братьев вокруг себя.
- Скажите своим дружинникам, чтобы готовились к бою. Мы нападем на гавани еще до восхода солнца.
Братья переглянулись.
- Что это значит, Нельо? – удивленно спросил Менестрель. – Мы будем сражаться? С кем? Ты же говорил, ты же отст…
- Молчи! – прорычал Маэдрос. – Хватит! Может, тебе и не являлись во сне наши братья, которых убили синдар, может, ты не видел отца, который упрекает тебя в том, что ты, ты, ты все разрушил! А ко мне они приходили, о да! И они требовали ответа, почему я отступился! Но больше этого не произойдет! Мне все равно, кто там за стенами! Я сказал – готовится к бою!
- Мы сделаем, как ты прикажешь, Майтимо, - сказал Маглор, кладя руку на плечо брату. – Успокойся, прошу. Сны мучили всех нас. Не одного тебя.
- А ведь я говорил… - прошептал Амрод. – Мы предаем их, а не себя, - с этими словами он сжал рукоять своего меча. – Я с тобой, Нельо! Только скажи, что надо сделать!
Амрас кивнул в знак согласия.
- Сны всего лишь сны, Майтимо,- мягко сказал Менестрель.- Подумай еще раз, стоит ли ради одноминутного ночного кошмара…- но тут он осекся. Взгляд, устремленный на него, заставил его замолчать.
- Каждый волен решать за себя, - проговорил Маэдрос. Его голос был тверд, как сталь. – Ты, Макалаурэ, волен идти и остаться. Так же как и все вы. Даже если мне одному придется идти, я пойду.
- Мы с тобой, Нельо, - тут же заверил его Амрас.
- И… я…- нехотя произнес Маглор. – Я пойду с тобой. Но тебя я призываю еще раз задуматься.
- Хватит меня призывать, - огрызнулся Маэдрос. – Раз так, решено. Амбаруссар, Канафинвэ – готовьтесь к сражению. Скоро рассвет, я хочу войти в гавани до первых лучей солнца, - старший Феанарион выпрямился. - Скажите своим дружинникам, чтобы не смели трогать женщин, детей и безоружных, и не смели добивать раненых, - ледяным тоном скомандовал Маэдрос Амбаруссар и Маглору. – Помните, наша цель - Сильмарилл.

Предрассветный сумрак, всегда приносящий покой и надежду, в этот раз пролег покрывалом ужаса и теней. Эльвинг не могла уснуть всю ночь – слова Артанис все еще звучали у нее в голове. Она смотрела на Сильмарилл, который лежал у нее на подушке, и уже начинала подумывать о том, что допустила ошибку. Священный Камень не вернет отца и мать, не вернет братьев, потерянных в глуши. Может, стоило внять совету Галадриэль, а не Келеборна, и отправить алмаз Феанора его сыновьям? Но как тут понять – правы и они, права и она - у каждого есть причины требовать его себе. Им - потому, что это их наследие, ей - как виру за убитых родичей и потерянное королевство.
Шум с улицы вырвал Эльвинг из раздумий. Она привстала, тут же в коридоре послышались шаги, и через минуту к ней в спальню ворвалась Галадриэль. Дочь Финарфина была в одном исподнем платье, босая, с распущенными волосами.
- Эльвинг, вставай! – зпакричала она. – На Гавани напали!
- Что?! Кто?! - дочь Диора вскочила, но тут же озарение снизошло на нее. – Феаноринги?..
- Да, они! – Артанис бросила Эльвинг ее платье. – Одевайся, живее! Пока не поздно, бери с собой сыновей и спеши к пристани! Я пойду с тобой! Мы должны бежать на Балар, пока не поздно!
Эльвинг, сбрасывая оцепенение, стала быстро одеваться. Галадриэль куда-то вышла и вскоре вернулась с Элрондом и Элросом.
- Скорее, скорее, малыши, - говорила она, помогая мальчикам одеваться. – Быстрее, мы должны бежать.
Элронд и Элрос были близнецами, так похожими друг на друга, что даже не все родичи могли различить их.
Эльвинг быстро зашнуровала свое платье. Звуки сечи теперь приближались – стали отчетливо слышны крики и возгласы на квенья. Дочь Диора схватила Сильмарилл и застегнула Наугламир на шее.
- Эльвинг! Во имя всех сил, оставь ты этот Камень здесь! – вскричала Галадриэль. – Они за ним пришли, они же убьют тебя!
- Назад пути больше нет, Артанис! – ответила ей та.
Галадриэль в отчаянии закрыла лицо руками, но времени на раздумья и уговоры не оставалось, и обе эльфийки, подхватив на руки Элронда и Элроса, бросились бежать к потайному ходу, что вел из дома на набережной прямо к пристани.
Бой шел на улицах прибрежного города, на освещенных светильниками набережных и постепенно приближался к пристани. Маэдрос и Маглор очень хорошо понимали, что Эльвинг может попытаться бежать на корабле, и потому старшие Феаноринги велели Амрасу и Амроду пробиться к причалам и никого не пропускать к судам фалатрим.
С большим трудом, пару раз чудом спасаясь от стрел, Галадриэль удалось провести Эльвинг и ее сыновей к причалу. С этой стороны стояла относительная тишина – нолдор еще не успели придти сюда. Но надежда тут же сменилась отчаянием: у причалов, мерно покачиваясь на волнах, были пришвартованы лишь большие суда, и двум женщинам справиться с ними было невозможно.
- Все лодки и тростниковые ладьи с другой стороны, - прошептала Эльвинг. – Но нам туда не пробраться! Видишь, там зарево!
- Мы попытаемся, мы должны, - ответила ей Галадриэль. – Ты должна спастись, Эльвинг, и я тебя проведу туда.
Скрепя волю и позабыв страх, Галадриэль и Эльвинг вместе с детьми стали перебираться к другой части пристани. Запах гари от подожженных кораблей и прибрежных хижин становился все отчетливее, пока, наконец, они не увидели белокаменные помосты и причалы. Но путь туда был заказан – везде, куда ни падал глаз, были нолдор из рода Феанора. Начало светать, и, словно в насмешку над тем, что происходило в Гаванях, Ариэн подожгла облака жемчужным сиянием, и воды Моря окрасились розовым от ее лучей. Восставал еще один прекрасный день, ясный в полноте своего света, будто указывая на разницу - на солнце в вышине и красные от его света небеса и на кровь на белых камнях.
- Гляди! – вдруг прошептала Эльвинг. – Видишь, там, за рыбацкой лодкой тростниковая ладья?
-Вижу, - так же ответила Галадриэль. – Думаешь, мы сможем пробраться незамеченными?
- Мы можем попытаться.
Галадриэль вздохнула, и ее взор упал на Сильмарилл на груди Эльвинг, прикрытый легким плащом.
На пристани показался высокий эльф. Его рыжие волосы были совсем коротко острижены, а на груди сияла Звезда Феанора. Он стал отдавать какие-то приказания своим воинам.
- Маэдрос… - в ужасе проговорила Эльвинг.
- Нет, это Амрод, - отозвалась Артанис. – Маэдрос выше, и разве ты не видишь, что он держит меч в правой руке? Хотя нам было бы лучше, будь это Руссандол… Ладно, давай попробуем… Тише…
К Амроду тем временем присоединился и Амрас.
- С моей стороны все тихо, - сказал он брату. – Фалатрим и не думают пробираться к кораблям.
- Здесь тоже пока все тихо, - ответил Амрод.
- А почему у тебя третья часть пристани без присмотра? - кивнул в ту сторону Амрас.
- Нельо велел приглядывать за небольшими судами и лодками. Видишь, какие там большие корабли, для них не меньше десяти мореходов надо. А если такая толпа будет ломиться, я ее увижу.
Братья улыбнулись друг другу. Амрас уже собрался уйти, но тут вдруг схватил брата за рукав.
- Эй, Амбарусса, - проговорил он тихо, не оборачиваясь. – Увидишь, говоришь? А кто это там крадется к травяной лодке, а? Только не оборачивайся резко, они смотрят на нас.
Амрод нарочито медленно обернулся, делая вид, что смотрит вдаль. Но краем глаза он заметил двух женщин.
- Там Артанис, - проговорил он. – Небось, убегает… Как это на нее не похоже, - рыжий нолдо потянулся осанвэ к своим воинам, мысленно давая им приказ идти вглубь пристани.
Галадриэль раньше Эльвинг заметила, что кольцо нолдор вокруг них стало смыкаться.
- Эльвинг, бери Элронда и Элроса и быстрее к лодке, - сказала она. – Я вижу там весла… А я побегу в другую сторону, чтобы их отвлечь.
Эльвинг кивнула и покрепче сжала руки своих сыновей.
- Хранят тебя Валар, Артанис…- проговорила она. – Я отблагодарю тебя, чем смогу, когда мы встретимся на острове Балар.
Галадриэль странно посмотрела на нее и улыбнулась.
- Мы уже не встретимся, Эльвинг, - отозвалась она. – Беги же!
В тот же миг, когда Эльвинг незамеченной скользнула под тень большой лодки, Артанис бросилась прочь.
- Леди Нэрвен! – вскричали некоторые воины, узнав дочь Финарфина, и остановились, пряча клинки в ножны.
- Что встали, не упустите ее! – раздался голос Амрода.
Галадриэль бросила взгляд на тех, кто стоял перед ней.
- Вспомните, кто вы. Вы нолдор, а не убийцы. Остановитесь, пока не поздно!
- Вы не слышали приказа?! - Артанис видела, как Амрод вскочил на коня и теперь во весь опор помчался к ней.
- Галадриэль! – раздались крики у нее за спиной. Золотоволосая нолдэ резко обернулась – к ней, вооруженные луками и короткими клинками, бежали фалатрим и кое-кто из нолдор Второго Дома.
Увидев это, Амрод осадил коня, но лишь для того, чтобы выхватить свой меч.
- В бой, Верные! – закричал он. – В бой! Предателям нет пощады!
Галадриэль на миг зажмурилась. Те, кто бежали ее защищать, были далеко, а Амрод был конным и во мгновение ока мог ее достигнуть. Не о такой смерти думала она, уж точно не от руки сына Феанора. Будь у нее клинок, она бы сразилась, но, спасая Эльвинг, дочь Финарфина даже думать забыла про оружие. Артанис открыла глаза на миг, чтобы увидеть, как Амрод мчится к ней, занося руку для удара. Последнего удара. Но его не последовало.
Нолдор со Звездой Феанора, что узнали дочь Финарфина, внезапно обернули свое оружие против своего же лорда. Остальные воины смешались, Амрод теперь отбивался от своих же дружинников.
- Предатели! – раздался голос Амраса. Он резко осадил коня, выхватил лук, пропела тетива и один из нолдор, предавших Феанорингов, упал замертво.
- Амбарусса! К Пристани! Скачи к пристани! – кричал Амрод. – Там эта девчонка, Эльвинг! Не дай ей уйти! Живее!
Галадриэль бросилась прочь.
- К пристани, во имя Валар, к пристани! – кричала она тем, кто сражался на стороне сирионцев. – Не дайте сынам Феанора убить Эльвинг, она должна спастись!
Амрас, услышав голос Амрода, тут же развернул коня и помчался со своими дружинниками к лодкам. Амрод старался сдержать натиск фалатрим, но то, что дружинники предали его, фактически оставило его одного против десятка. С ним рядом бился Гелмир – тот самый, что привел Верных с Долмед на Амон Эреб.
- Нам не выстоять, мой лорд! – сказал он Амроду. – Надо спасаться!
- И не думай об этом! – ответил ему Феанарион. – Смерть - не самое страшное, мы здесь ради Клятвы! Скачи к Майтимо, зови его сюда!
Гелмир медлил – пятеро из девяти дружинников Амрода уже пали, двое других были ранены и истекали кровью - если он уйдет, то лорд Феанарион останется один. Но если сюда придет на помощь Маэдрос…
- Прошу тебя, держись, мой лорд! – сказал Гелмир Амроду и, развернув лошадь, поскакал в сторону набережной.
Услышав, что произошло – о предательстве Верных, о том, что Эльвинг вот-вот ускользнет от них – Маэдрос впал в ярость. Забыв обо всем, призывая всех, кого возможно, он, быстрый как ветер, помчался на помощь близнецам. Рядом с ним был Маглор – теперь даже Менестрель горел огнем гнева, его лицо было в крови - не то своей, не то тех, кого он безжалостно разил мечом. Сейчас они думали не о Сильмарилле, не о Клятве, а о младших братьях. Защитить их, спасти - это было единственной целью!
Но они опоздали.
Амрод пал, вместе со всеми своими дружинниками, а Амрас был смертельно ранен. Его Маэдрос нашел у входа на пристань – грудь Амбаруссы была истыкана стрелами, а рука все еще сжимала рукоять меча. На миг у Маэдроса потемнело в глазах – он мог представить все, что угодно – и свою смерть, и смерть Маглора, но только не близнецов. Всегда веселые, никогда не теряющие надежды и веры, они были для старших олицетворением самой жизни. Но одна золотистая искра уже погасла – у Старшего Феанариона до сих пор стояло перед глазами, как Маглор наклоняется над погибшим Амродом в надежде, что тот, может быть, жив, а потом как подкошенный падает на колени.
Но Амрас был жив. Маэдрос присел перед ним и дотронулся до его шеи. Под пальцами слабо бился пульс.
- Амбарусса… - тихо позвал его старший Феанарион. Тот ничего не ответил, только открыл глаза и сжал холодеющими пальцами руку Маэдроса.
- Нельо, Амбарусса, он мертв да? Я не видел его, но знаю, он уже ушел.
- Он ушел.
- Значит, и мне пора. Я вижу, ты хочешь возразить, но не нужно, Нельо. Выслушай меня, пока я могу говорить. Мы проиграли…
- Нет, малыш, мы победили. Гавани взяты, защитники сдались.
- Но нашу войну мы проиграли! Все, кого я смог удержать, это сыновья Эльвинг – а она сама... Майтимо, она бросилась в Море! С Сильмариллом!
- В Море? - проговорил Маэдрос. – Она утонула?
- Я не знаю, но, видимо – да…
- Это не важно, уже не важно. Я отнесу тебя к…
- Майтимо, - Амрас слабо улыбнулся. – Не нужно. Ты же никогда не даешь надежды тому, кто безнадежен. Я держался только ради того, чтобы тебя увидеть и сказать. А теперь пообещай мне одно: ты сожжешь наши с Амбаруссой тела.
Маэдрос промолчал.
- Почему, Питьо? Зачем?
- От Пламени я рожден, в пламя и уйду. Обещай!
Старший Феанарион кивнул, но не смог произнести и слова.
- А теперь отпусти меня, Майтимо, прошу. Дай мне уйти, - прошептал Амрас и разжал свои пальцы.
Маэдрос и сам понимал, что младшему братишке уже не выжить. Он отпустил его руку, но не встал с колен и не отошел от него, пока жизнь не погасла в пасмурно-серых глазах.
К нему бесшумно подошел Маглор.
- Он умер, Майтимо? – тихо спросил Менестрель, хотя и сам понимал, что вопрос этот был лишним.
Маэдрос поднялся с колен. Некоторое время оба брата молчали.
- Ты уже знаешь, сколько убитых с нашей стороны? – спросил, наконец, старший. Этот будничный вопрос прозвучал очень странно, словно из другого мира, и Маглор не сразу нашел что ответить.
- Около двух десятков, - проговорил он, наконец. – Но очень много раненых.
- Вели сложить погребальный костер. Амбарусса просил сжечь их с братом тела. Остальных мы предадим земле.
Маглор немного удивился этому решению, но спорить не стал.

Всех, кто остался жив, нолдор взяли в плен. Среди них были и Галадриэль, и ее муж, и многие другие эльдар, а также Элронд и Элрос. Разгневанный, опьяненный болью от гибели младших братьев Маэдрос готов был преступить все на свете, и жестоко наказать сыновей Эльвинг, но потом остановился, вспоминая Элуреда и Элурина. И своего сына. Мальчишки были помладше Эрьо, и в них текла кровь Финвэ. К тому же, Маглор, как ни странно, почти мгновенно привязался к ним - он обращался с Элрондом и Элросом ласково, и, похоже, мальчишки видели в нем защитника, так как испуганно жались к Менестрелю, едва видели Маэдроса.
Старший Феанарион и вправду был страшен в гневе. Когда зашла речь о том, что делать с теми, кто обернул свое оружие против Первого Дома, Маэдрос сказал ледяным тоном:
- Они давали клятву Амбаруссар. Не предай они своих лордов, наши братья были бы сейчас с нами. А за отступничество от своего князя в законе эльдар есть только одно наказание – смерть! Они умрут как предатели – пусть их свяжут и бросят с высокого причала в море.
Маглор с изумлением взирал на брата.
- Майтимо, ты … ты хочешь предать их смерти? – ошеломленно спросил он.
- Так гласит закон.
- Майтимо, нам ли говорить о законе, брат? Мы сами его преступили уже три раза! Если уж ты хочешь некоей справедливости, то мы и сами заслуживаем смерти: Верховный Король Эрейнион волен казнить нас, как братоубийц, и он тоже будет прав, следуя закону!
-Этот мальчишка мне не король, - отрезал Маэдрос. – А если тебе угодно, то ты можешь бежать к нему и требовать, чтобы тебя предали смерти. Думаю, он сделает это очень охотно!
- Майтимо, прошу тебя, одумайся, пока не поздно. Они предатели, я не спорю, но пусть они живут и сожалеют, о том, что сделали! Муки совести хуже, чем смерть!
- Да ну? Вот пусть и страдают от них в Чертогах Мандоса.
- Майтимо, а что сказала бы Эледвен сейчас, глядя на тебя?
Маэдрос вздрогнул так, словно получил пощечину. Уж он-то знал, что каждая пролитая им капля эльфийской крови таким же тяжким грузом ложится и на его ни в чём не повинную возлюбленную. Но в Мандос они оба либо придут, либо нет, а вот смерть Амбаруссар была реальной и настоящей.
- Она, во всяком случае, не стала бы пререкаться со мной, в отличие от тебя, Кано! – гневно ответил старший Феанарион. - И она знает, что я не принимаю необдуманных решений. Если тебе что–то не нравится, ты волен отступиться от меня.
- И меня ты тоже велишь сбросить с причала, Майтимо?
- Тебя я велю сбросить в первую очередь, брат.
- Иного я и не ожидал, - вздохнул Маглор. Он подошел к Маэдросу и посмотрел ему в глаза. – Но я не отступлюсь от тебя. У меня больше никого нет, кроме тебя и Арнориэн. А ведь кто–то из нас следующий, Майтимо. Вот только кто?
- Уж точно не сестра, - хмыкнул Маэдрос.
- Значит, либо ты, либо я.
- Не знаю, как ты, а я в Мандос не собираюсь, - отозвался Маэдрос, и отошел в сторону.
- А я туда не хочу, - в таком же тоне ответил Маглор и, вздохнув, продолжил. – Что делать с теми, кого мы взяли в плен? Среди них наши кровные родичи.
- Артанис? Я слышал. Гелмир рассказал, что она помогла Эльвинг сбежать.
- И что …- Маглора прошиб озноб: в таком разъяренном состоянии Маэдрос был слишком похож на Феанора, а тот был способен на все. - …ты прикажешь сделать с ней?
- Ничего. Пусть идет своей дорогой. Вели отпустить всех пленников, я не собираюсь лить кровь без надобности.
Маглор кивнул и удалился отдавать и претворять в жизнь приказы.
Как и велел Маэдрос, тела Амбаруссар и тех павших воинов, что остались преданы Первому Дому, погребли в одном кургане недалеко от причала. Всех пленников, кроме двоих, отпустили. Элронда и Элроса Маэдрос решил взять с собой, что обрадовало Маглора. Старший Феанарион куда охотнее оставил бы их на попечение Артанис, но Маглору полюбились эти мальчишки, а Маэдрос видел, как одинок его брат, и насколько сильным потрясением была для него гибель близнецов, потому он не стал разлучать Элронда и Элроса с Менестрелем.
Свидание с кузиной Галадриэль было коротким и молчаливым. Она смотрела на Маэдроса с холодной ненавистью, он же на нее - с презрением. Это была их последняя встреча под небом Белерианда, и к вечеру их пути разошлись – Маэдрос ушёл на восток, к Амон Эреб, а Галадриэль собрала всех, кого смогла и отправилась вверх по Сириону. В конце концов пути привели ее к подножию Голубых Гор, где она и оставалась до самого конца Первой Эпохи.
Так пали Гавани Сириона в третьей и последней резне меж эльфами, а Маэдрос и Маглор не получили Сильмарилла. Но Эльвинг не погибла. Владыка Вод спас ее и унес прочь, к ее возлюбленному Эарендилу и вместе они отправились в Аман, где Эарендил просил прощения нолдор и эдайн и молил о милости для Двух Племен. И Владыки Запада не закрыли от него свой слух.
Феанорова Звезда, до того лишь вышитая на нарамниках и вычеканенная на мечах и доспехах Первого Дома, теперь засияла с небес новым светочем. Сильмарилл на челе Эарендила, что вознесся в небеса, теперь был доступен всем и в то же время недосягаем. Светом надежды и прощения явился сын Туора для всех, кто жил и страдал в Средиземье.
Но никто – ни Маэдрос и Маглор на Амон Эреб, ни Галадриэль и Келеборн в Оссирианде, ни Эрейнион и Кирдан на острове Балар, ни сам Враг Мира – не догадывались, что Эарендил вестник не только надежды. Он был вестником освобождения.
В это время, на далеком Западе, за жемчужными песками, вооружалось и готовилось к войне войско Западных Владык, и сердца нолдор Финарфина и ваниар Ингвэ горели гневом ярче, чем огонь в горнилах их кузниц, а тэлэри строили новые суда, что могли перевезти через Великое Море большую армию.
Близилась Война Гнева.
Истекали последние годы земель Белерианда.

УЗЫ КРОВИ

Арнориэн стояла перед Маглором, сжимая кулаки. Да, она готова была броситься на родного брата и ударить его – за безволие, за слабость, за страх! Стоявший рядом с ней Карантир был тоже не на шутку зол.
- У тебя нет совести, Макалаурэ! – гневно сказал Темный. – У тебя есть войско, у тебя есть сила, неужели ты бросишь его умирать в плену у Врага?!
- Он приковал его за руку, Кано, за руку! И оставил умирать! – голос Арнориэн срывался, слезы бежали по щекам. - Макалаурэ, ты бросишь Майтимо, своего короля, своего брата там? На скалах Тангородрима?
Маглор устало опустился в свое кресло и прикрыл глаза рукой. Эти слова он слышал постоянно, на протяжении вот уже многих лет. Серебряный венец короля сиял на его челе, а лунные камни бледно блестели в черных волосах. Он знал, все смотрят на него как на предателя. Особенно сестра и Карантир. Хорошо еще, Келегорм и Куруфин его поддерживают. А тут еще Нолофинвэ перешел Льды , хоть это и казалось невозможным – и, как сказал Келегорм, который и ездил к дяде на переговоры, он чуть ли не открыто грозится расправиться с сыновьями Феанора.
- Я не могу. И вы это знаете, - тихо проговорил Маглор. – Моринготто сделал из Майтимо приманку – чтобы мы обезумели от гнева и горя и бросились в атаку, и он с лёгкостью нас уничтожил. Майтимо сам никогда не пошел бы на такое. Он не стал бы ни вести переговоры с Врагом, ни уничтожать свой народ в бессмысленной борьбе!
- Как красиво ты поешь, Менестрель, - грубо отозвался Карантир. – Ты не король, ты лишь тень от настоящего государя! Майтимо бы тебя спас, он бы не оставил тебя умирать! И у меня уже язык опух повторять тебе это столько лет!
- Вот именно, что столько лет! - не выдержал Маглор. – Мы даже не знаем, жив ли он!
- Он жив! - твердо сказала Арнориэн. – Я знаю это.
- Откуда? Из снов? А то, что ночные видения могут быть лишь плодами твоей фантазии? Мы не знаем, жив ли он. Кто бы выдержал такие муки…
Все трое умолкли.
- Я сам хочу, чтобы Майтимо был здесь, - с горечью сказал Менестрель. – И ты прав, Морьо, я не король, я только тень. У меня ничего не выходит - ни держать в повиновении свой народ, ни войско, ни даже родных братьев! А тут еще Нолофинвэ… Но что мне сделать? Передать венец Тьелкормо? Может, он будет правителем лучше, чем я?
- Он устроит вторую резню между эльдар, - возразил Карантир. - Ты же его знаешь. Только Майтимо смог бы предотвратить это…
Арнориэн резко обернулась.
- Вы оба бессердечные! Вы как твари самого Моргота! – вскричала она. – Вы не думаете о его жизни, вы думаете только о себе! Конечно, вернется Майтимо и всех вас спасет! От ответственности, от кровопролития! Вы думаете не о нем, а о своей выгоде!
- Тьельпериэль! – Маглор поднялся. - Придержи язык, ты хоть понимаешь, в чем ты нас обвиняешь!
- Да будь ты проклят, Макалаурэ Канафинвэ! И ты вместе с ним, Морифинвэ! - выкрикнула в гневе Арнориэн и выбежала из дома Маглора.
Она бежала, не разбирая дороги, слезы застили ей глаза. Сколько лет подряд ей снилось одно и то же: Маэдрос, который зовет на помощь, но ветер уносит его голос. В том, что брат жив, Феанариэн и не сомневалась. Но никто из ее братьев даже не думал идти ему на помощь. А ее не выпускали из временного городка у Митрим, так как она уже много раз порывалась сбежать и самой отправиться на поиски Маэдроса.
- Леди Тьельпериэль! – позвал ее кто-то. Арнориэн, наконец, остановилась и обернулась. За ней бежал оруженосец Амрода – Гелмир, совсем еще юный нолдо. – Леди Тьельпериэль, стой, прошу тебя!
- Что тебе надо? – холодно спросила Арнориэн.
- Тут… тут… - глаза у Гелмира были скорее испуганными, чем удивленными. – Лорд Тэльво вернулся с охоты. Он не один. С ним лорд Финдекано!
Фингон.
Лучший друг Маэдроса, его тень, его «восьмой брат» - как звал его старший Феанарион.
Ни с кем их тех, кто пришел Льдами, Арнориэн еще не встречалась. Ее сердце отчаянно рвалось туда – там был Глорфиндейл, но стыд и страх каждый раз заставляли ее остановиться. Никто из рода Нолофинвэ и Арафинвэ не приходил к Феанарионам сам. Но вдруг, сейчас,пришёл Фингон. Знает ли он о том, что случилось с Маэдросом?
Арнориэн вытерла слезы.
- Где он, Гелмир? – спросила она мальчика.
- С лордом Тэльво. Лорд предложил отвести его к государю, но он отказался, - Гелмир смущенно опустил голову. – Финдекано сказал, что хочет видеть государя Майтимо, а не лорда Макалаурэ. Так и сказал!
Арнориэн поджала губы. Ей следовало бы разозлиться на Фингона за такие слова, но сердце отчего-то радостно вздрогнуло.
- Отведи-ка меня к нему, Гелмир, - сказала Феанариэн.
Фингона Арнориэн нашла у входа в дом Тэльво. Сам Амбарусса отсутствовал – как сказал кто–то из его дружинников – ушел к Маглору. Арнориэн медленно подошла к стоящему к ней спиной Финдекано.
- Финьо, - произнесла она.
Тот резко обернулся. Арнориэн сжала в кулаках складки платья. Двоюродный брат почти не изменился - но его лицо стало суровым, а серые глаза блестели как те самые льды, через которые он шел. Но его лицо смягчилось, когда он узнал Феанариэн, и через секунду они уже сжимали друг друга в объятьях.
- Это правда? – проговорил кузен. – Правда, что Моринготто держит его в плену?
- Да, это правда, - прошептала Арнориэн. Потом она обернулась и торопливо сказала: - Давай отойдем куда-нибудь… Братья не любят, когда я говорю то, что я должна тебе сказать.
Фингон удивленно посмотрел на нее, но потом они молча направились к озеру. Арнориэн проскользнула за высокие камыши, где открылась небольшая заводь с песочным берегом и поваленным деревом.
- Он жив, но никто уже не хочет в это верить, - сказала Феанариэн, садясь на бревно. – Враг зачем-то не спешит убивать его – видимо, ему нравится мучить старшего сына своего злейшего врага.
- В это я могу поверить. Но откуда точно известно, что Майтимо жив?- отозвался Фингон.
- Так говорят. И я вижу сны, где он жив.
- Сны? А ты им доверяешь?
- Доверяю, - твердо сказала Арнориэн. - Больше, чем тому, что вижу наяву.
Фингон как-то странно замолчал, а потом сказал:
- Когда мы пришли и узнали, что Верховный король теперь Макалаурэ, мы все были… Мы не могли поверить. Феанаро мертв, Майтимо – как сказал Туркафинвэ - тоже. Но я же чувствую, что он жив! Не может быть, чтобы кровные братья этого не ощущали!
- Они ощущают, но Макалаурэ ничего не делал и не сделает для его освобождения. Из братьев только Морьо поддержал мысль о том, что надо его спасать. Все остальные – против. – Арнориэн сжала челюсти и слезы снова потекли у нее из глаз. – Финьо, они справили тризну по нему! По нему, живому! Живому!
Кузен смотрел на нее молча – он, казалось, не мог поверить в то, что слышит.
- Почему? Чем они объясняют свое бездействие?
- Тем, что это ловушка. Что Моринготто заманит их и уничтожит.
- Как он попал к Врагу?
- Когда умер отец… Моринготто прислал посла. Сказал, что желает вести переговоры. Что вернет Сильмариллы. Майтимо ему не поверил, но на встречу поехал, взял собой самых лучших своих дружинников… самых верных. Они все погибли, а его увели в плен. Посол явился еще раз - к Макалаурэ, где и сказал, что отпустит Майтимо, если мы уйдем далеко на Юг или за Горы. Но Кано отказался – Моринготто не сдержал бы обещания.
- А откуда вы узнали, что он приковал Майтимо к скале?
- Сам же посол это и сказал. Враг, видимо, уже заранее изобрел эту пытку.
- А где он его приковал?
- Я не знаю.
- Тьельпе, подумай, может посланник Врага хоть словом обмолвился? Или это место приходило тебе во сне?
Арнориэн задумалась.
- Он говорил, да… Что–то про то, что прикует Майтимо так, чтобы он видел весь Митрим, видел, как мы его бросим, ждал каждый день, но безнадежно… В моих снах это место где-то очень высоко… Там нет звезд, только голые черные скалы… - Феанариэн поглядела на Фингона. – Что ты задумал?
- А ты пробовала его звать? – ответил вопросом на вопрос кузен. – Я пробовал. Он молчит, я словно натыкаюсь на невидимую преграду – но там бьется живое сознание!
Арнориэн долго смотрела на него.
- Мы не можем дозваться до него. Он то ли не хочет, то ли не может нам ответить. Но к чему эти расспросы? Финьо?
Нолофинвион вздохнул и через некоторое время ответил:
- Я ведь сюда пришел для того, чтобы убедиться, в том, что он жив. Я хочу найти его.
Арнориэн замерла. Она с трудом могла поверить тому, что слышит.
- Финдекано! Ты… Кого он предал… Ты хочешь идти один на Тангородрим и искать его?! – ошеломленно спросила она.
- Он бы сделал то же самое для меня, я уверен, - твердо сказал кузен. – Кто–то должен сделать первый шаг к примирению, и Майтимо сделал бы его, не будь он в плену. Потому это сделаю я. Каждый волен ошибаться, и это не значит, что перед лицом опасности и гибели я должен помнить об обидах. Он мой друг, мой брат. Я не брошу его там.
- Не ты должен говорить такие слова, Финьо… - с горечью сказала Арнориэн. – А его братья… Мои братья.
-Считай, что я сейчас Феаноринг - такой же, как и ты, как и другие. Он называл меня восьмым братом? Называл.
- Твой отец знает о том, что ты задумал?
- Нет. Никто, кроме тебя.
- Возьми меня собой.
- Тьельпе, это слишком опасно. Я, может, сгину вместе с ним.
- А может, ты вернешься вместе с ним. Я знаю тропы и смогу провести нас незамеченными. Обещаю, что на Тангородрим я не пойду. Я буду с лошадьми у его подножия, ждать тебя. Ждать вас. Ведь если ты его спасешь, он будет слишком слаб, чтобы идти самому.
Фингон вначале нахмурился, но потом кивнул.
- Хорошо. Тогда нам нельзя медлить. Если отец узнает, куда я делся, он примчится сюда и остановит меня.
Арнориэн сжала руку Фингону.
- Ночью. Меня не выпускают одну. Боятся, что я сбегу.
- Тогда как ты собираешься уйти?
- Мы все расскажем Морьо. Он поддержит и поможет.
- Трое посвященных в тайну. Уже слишком много.
- Но Морьо даст нам крепких лошадей. Валинорских лошадей.
Фингон не стал возражать. Все, что говорила Арнориэн, было правдой, и вдвоем им было бы легче исполнить задуманное.

В ночь, когда в небо взошел Эарендил, Маэдросу не спалось. Он встал, чтобы не ворочаться и не разбудить Эледвен, оделся и вышел. В коридоре стояла тишина, но его острый слух уловил идущий откуда-то голос Маглора и старший Феанарион направился туда.
Маглора он встретил у дверей в комнату, где жили Элронд и Элрос.
- Не спится, Кано? – спросил с улыбкой Маэдрос.
- Заснешь тут… - пробормотал Менестрель. – Твой Эрьо так напугал Элроса рассказами про призраков в лесах, что тот не хотел спать у себя. Пришлось переселить его на время ко мне, - Маглор с укором посмотрел на брата. – А Элронд подрался с твоим сыном и заработал синяк под глазом. Руссандол, это длится с самого первого дня, как мальчики поселились с нами. Ты отец, сделай хоть что–нибудь!
Маэдрос снова улыбнулся.
- Помнится, Нолофинвэ то же самое говорил отцу, когда Морьо и Турко задирали Турукано, - сказал он.
- И помнится, как отец бездействовал и чуть ли не хвалил их за это! – с негодованием возразил Маглор. – И что из этого получилось? Руссандол, прекрати так довольно улыбаться!
- Я не стану вмешиваться, брат, и не подумаю, - спокойно отозвался Маэдрос. – Они сами все решат. Но я скажу Эрьо, чтобы не распускал руки, он все-таки старше.
- И на том спасибо, - сухо согласился Менестрель и поджал губы. – По-хорошему, за Элрондом тебе с Эледвен и смотреть. Мальчишка совершенно неуправляем и непослушен.
- Да, я заметил, - тихо рассмеялся старший. – В нем много нашей крови, нашей – он мне так напоминает Финдекано в детстве! Он похож на него больше, чем Эрейнион.
Братья умолкли.
- Сегодня так душно, что кажется, словно будет гроза, - проговорил Маглор. – Но небо такое чистое! Знаешь, что мне это напомнило? Ту ночь, когда впервые взошел Тилион.
- Хм, небось, Валар изобрели еще что-нибудь, - язвительно сказал Майтимо.- Чем же им еще заняться, как не выпускать в небо новое светило. Пойдем, выйдем во двор.
Небо и вправду было спокойным и чистым, но словно замершим в ожидании чего–то. Феанарионы уселись на небольшой каменной скамье. Маглор сидел выпрямившись и с восторгом смотрел в небо, а Маэдрос вытянулся, сложил руки на груди и закрыл глаза. Менестрель отвел взор от звезд и теперь разглядывал брата. Ночные тени сделали его бледным, а рыжие волосы сейчас казались совсем темными. Все это – а так же упрямо сжатые губы, неприступное выражение лица – делало его таким похожим на Феанора, что Маглор даже моргнул пару раз, чтобы отогнать наваждение.
- Нельо… - тихо позвал он. Брат тут же открыл глаза и Менестрель вздохнул с облегчением - нет, тот, у кого глаза пусть и исполнены горечью и болью, но все равно сияют таким чистым огнем, не может быть Феанором.
- Что такое, Кано? – спросил, мягко улыбнувшись, Маэдрос.
- Да так… подумал, что ты заснул, - пожал плечами младший.
- Да нет, просто прикрыл глаза, - Маэдрос задрал голову и тоже поглядел на звезды.
- Почему тебе не спится?
-Сам не знаю. Бессонницей я никогда не страдал.
- Да ну? А я вот помню, когда ты был влюблен, ты ночами не спал, - усмехнулся Маглор.
Майтимо снова заулыбался и прикрыл глаза.
- Почему - был? И есть, Кано…
- Что, так же как тогда?
- Еще сильнее!
- Счастливый ты, брат…Ты не одинок.
- А ты что, да? У тебя есть эти мальчишки, у тебя есть я, сразу два Тьельпе , да и мои дети и жена тебе не чужие…
- Ну как сказать…Пока я нужен Элронду и Элросу, но потом, рано или поздно они вырастут… И скорее рано, чем поздно. И все, Макалаурэ уже больше никому не нужен . Тьельперинквар сам себе на уме, Тьельпериэль тоже. Ну, а вы с Эллэ вообще отдельное королевство. Там другим места нет.
- Разве ты чужой мне?
- Нет, конечно. Но между двоими не должно быть никого, пусть даже любимого брата. Верно?
Маэдрос промолчал. На самом деле, Маглор был прав. Они оба одиноки настолько, что даже узы родства мало чем могут помочь в обретении успокоения. И тут старшему Феанариону стало стыдно: он-то сам живет, пусть и с болью от потерь, но он все-таки хочет жить дальше и не ищет смерти и путей в Мандос. А вот Маглор и вправду один. И это одиночество глубже, чем можно подумать с первого взгляда. Но Маэдрос знал, что то, что по-настоящему нужно брату, никто из родичей дать не в силах. И как бы сильно ни любили его, пустоту в сердце заполнить невозможно.
Маэдрос поднялся.
- Я пойду спать, Кано, - сказал он. – Эллэ всегда просыпается, когда меня долго нет рядом.
- Да, иди, иди Нельо, - кивнул Маглор. – А я еще посижу.
- Кано… Я разберусь с Эрьо. И если хочешь, возьму опеку над Элрондом.
Менестрель улыбнулся.
- Спасибо, брат. Из меня вышел бы никудышный вождь. Я даже с двумя мальчишками справиться не могу, чего уж говорить о народе.
Маэдрос хотел что–то возразить, но тут его взор упал на восточный горизонт, и рыжий нолдо замер. Маглор, увидев выражение его лица, подскочил и тоже посмотрел на восток.
Небо стало светлым, таким, словно вот-вот взойдет Ариэн. Но вместо солнца на горизонте показалась огромная звезда. Она медленно плыла все выше и выше, разгоняя ночной сумрак, затмевая собой другие. Новая Звезда сияла так ярко, что ее свет лег на лица смотревших на нее Феанорингов, заблестел в их волосах жемчужными и огненными отблесками.
Оба брата сразу же поняли, что это. Свет был им слишком хорошо знаком. На него они смотрели в восхищении, за ним они последовали во мрак Сирых Земель.
- Кано, а ведь это наш Сильмарилл, - проговорил Маэдрос.
- Да, он и есть! – кивнул младший.
- Валар издеваются над ними… - прошептал старший.
- Почему же? Там Камню и место – он виден всем, и в то же время его никогда не достать!
- А ты хоть понимаешь, что теперь нам Клятвы не исполнить? Один Сильмарилл в Небе, другие два в короне Врага, а у нас нет войска, чтобы атаковать Ангамандо!
- Нельо, исполнить нашу клятву невозможно, брат… Смотри, сколько смертей она принесла… А это, - он указал на звезду. – Как знак нам – что пора остановится. Наша надежда грядет с Запада.
- Наша надежда умерла! – прорычал Маэдрос.
- Нет, Нельо. Вот она - сияет нам с Небес.
Старший упрямо поджал губы и, не говоря больше ни слова, вернулся обратно в крепость.
Когда он осторожно открыл дверь и вошел к себе, оказалось, что Эледвен не спала. Она сидела в одном исподнем платье на подоконнике, глядя вверх, судя по всему, на Сильмарилл. Едва Маэдрос появился на пороге, она соскочила и бросилась к нему.
- Нельо, мэльдо, ты видел? Что это? – спросила она встревоженно, хватая его за руку.
- Ты про звезду? Видел.
- Она похожа на… - Эледвен не закончила. Однажды она уже видела сияние Феанорового Алмаза, и забыть такое была не в состоянии.
- Он и есть, - ответил Маэдрос, притягивая ее к себе. – Тише, успокойся.
- И что теперь, Нельо? – тихо произнесла аданэт.
- Ничего. Снова будем ждать. Только чего именно - пока не знаю… Но неспроста это, анаринья, неспроста…
- Правильно сделали Западные Владыки… Теперь больше никто никого из-за него не будет убивать.
Маэдрос промолчал, в душе согласившись с Эледвен. Но сейчас его мучили другие подозрения и мрачные предчувствия – он очень хорошо помнил слова Варды Тинталлэ, о том, что судьба Сильмариллов связана с Ардой. Один из Камней нашел свое пристанище в небе. Куда денутся два других? В Воду? В Огонь и Землю? И как они туда попадут? Едва он касался этого мыслями, на него снисходил мрак, потому, чтобы отогнать его, Феанарион заговорил совершенно о другом.
- Почему ты не спишь? – строго спросил он. – Живо в постель!
Эледвен удивленно посмотрела на него, а потом улыбнулась:
- Нельо, что за приказы, словно я ребенок!
- Ребенок и есть. Для меня. Не забывай, я старше! – ответил, тоже с улыбкой, Феанарион и, взяв аданэт за плечо, подтолкнул ее к постели. – Кстати, о детях… я хочу попросить тебя кое о чем…
Эледвен обернулась.
- И о чем же? – спросила она, с любопытством глядя на него.
- Кано не справляется с Элрондом. Я думаю, мы должны ему помочь и взять мальчишку к себе.
Эледвен хмыкнула и сложила руки на груди.
- Зачем? Макалаурэ сам хотел, чтобы они были с ним, а теперь не справляется? Мне хватает двух своих мальчишек - тебя и Эрьо.
Некоторое время нолдо и аданэт смотрели другу-другу в глаза, но потом Эледвен вздохнула и качнула головой.
- Имей в виду, что одна я не буду заниматься его воспитанием, Нельяфинвэ. Даже не подумаю. И ты себе хоть представляешь, что это будет? Эрьо Элронда на дух не переносит! Ты знаешь, что вчера было?
Маэдрос заинтригованно посмотрел на свою возлюбленную.
- Нет, конечно, ты не знаешь! Так вот, Эрьо, Элронд и Элрос вчера играли во дворе и что-то не поделили. Эрьо стал задирать Элроса, а брат вступился за него, и твой сын пригрозился ему, что когда вырастет, приставит ему меч к горлу, как это сделал Феанаро с Нолофинвэ. После чего они передрались. В который уже раз.
- Интересно, кто ему рассказал про тот случай…
- Тьельпе, кто же еще! У него все истории сводятся к Феанору.
Феанарион обнял Эледвен.
- Не сердись, анаринья. Я во всем разберусь, прямо с утра.
- Я не сержусь. Я боюсь, Нельо… Пример твоего отца и твоего дяди меня пугает…
- Почему ты думаешь сразу об этом? Финдекано и я были друзьями, были братьями. А Элронд мне напоминает его.
Эледвен тихо вздохнула.
- Ты потому решил взять мальчика к нам?
- Да. Они с Эрьо так похожи на меня и Финдекано. Это странно звучит, но кажется, что через них можно вернуть то, что было в прошлом.
- Ты был гораздо старше Финьо.
- Ну да, потому мы и не ссорились с ним, - рассмеялся Майтимо. – Ты же не знаешь, каким непослушным и вредным мальчишкой я был!
Эледвен обняла его крепче. Майтимо сжал ее пальцы в своих.
- Ты замерзла, смотри, какие руки холодные… ложись, - нежно сказал он.
- Нельо, прошу тебя, больше не уходи так от меня. Когда я просыпаюсь среди ночи и вижу пустую постель, мне становится страшно.
- Чего ты боишься? Мы же никогда не расстанемся… Уж тебя у меня никто и никогда не отнимет!

Фингон пришел за ним.
Один.
-Майтимо!
Голос унес этот проклятый ветер. Здесь дыхание воздуха смертоносно: оно холодно, как смерть, и с ним словно вдыхаешь безнадежность. Но нет! Вперед, выше!
- Майтимо, ответь!
И снова тишина, только свист ветра в скалах.

Фингон поднял голову и посмотрел на небо - где-то на западе еще виднеется голубая полоса, но над Тангородримом тучи, чернее мглы, и на волосы осела пыль, похожая на пепел. Скалы высились на головокружительной высоте, а внизу они были остры как лезвия рапир. Один неверный шаг, и... О таком исходе Фингон не думал - ему во что бы то ни стало надо было найти Маэдроса. Его сердце горело от боли - воспоминания о былой дружбе жгли его все это время: от гнева - родные братья отказались от Нельо, справили по нему тризну - по нему, живому! Словно он мертв!
- Майтимо! Ответь же!
Зов отчаяния снова был унесен ветром, и порыв был настолько силен, что нолдо едва удержался. Его нога скользнула по гладкому граниту, и, если бы не сильные руки, он бы не смог устоять. Переведя дух, Фингон снова подтянулся и на этот раз забрался на широкую площадку и огляделся на весь пройденный путь. Пепел, камни и мрак - все вокруг мертво. А там, под полосой голубого неба жизнь, свет и надежда. Оттуда он пришел, и туда он вернется - но не один.
- Майтимо! - позвал он, и слеза скатилась с ресниц. - Майтимо! Прошу тебя! Брат!
Но нет ответа. Неужели он опоздал? Неужели его друга уже больше нет здесь, и его дух ушел в Палаты Ожидания? От этой мысли все внутри сжималось. Вспоминались дни в Амане, когда он, мальчишка, прыгал с обрыва в водопады, рискуя своей жизнью ради забавы, и как однажды, после такого вот прыжка, Фингон подвернул ногу, и Майтимо вытащил его из воды. Как же ругался отец! И несколько дней Фингон пролежал в постели, а брат рассказывал ему истории и пел... Что же он пел ему?
- Man tiruva kirya ninqe... - тихо пропел Фингон.
Да, он пел ему о кораблях, что словно чайки.
- Man tiruva kirya ninqe
Oilima ailinello i ear! - голос стал крепче, светлые воспоминания стали побеждать безнадежность.
Man tiruva kirya ninqe
Enthulien i amar!
Man tenuva sure taurelasselindon!..
Да, пусть он услышит родной голос, и свою песню!
"Кто увидит белый, как снежинка, челн,
Что уходит в вечное море?
Кто увидит белый, как снежника, челн,
Что возвращается домой?
Кто услышит песню ветра в лесной листве?..

Так пел Фингон, и голос его, звеневший среди скал, что не знали до этого иных звуков, кроме крика боли, отдавался в теснинах, отгонял мрак, поднимался выше скал черного Тангородрима. Песня, сложенная во времена, когда нолдор не знали горя, когда стояли в цвету Золотое и Серебряное Древа, звучала как насмешка над Морготом и над всеми его черными делами.
И тут, словно с неба, донесся до боли знакомый голос, что подхватил слова. Фингон умолк, думая, что это его собственное эхо, но голос не смолк, он продолжал петь - слабо, путая звуки, но...
- Майтимо! Toronya! - снова позвал Фингон, и, забыв все на свете - и острые скалы внизу, и злобный ветер - стал карабкаться дальше, все выше, и выше, на следующий уступ, который скрывал от него того, чей голос он слышал. Камень стал крошиться под его ногами, словно не хотел пускать дальше, но Нолофинвион не отступал и, наконец, преодолел все преграды.

Он увидел Майтимо, прикованного к скале на высоте двадцати футов, за правую кисть.
- Майтимо! - позвал он в который раз.
- Финьо... - прошелестел голос. - Это и вправду ты?
- Я! Майтимо, это я! - боль и радость - все смешалось в сердце. - Я нашел тебя! Я пришел за тобой!
- За мной? Финьо... Да, ты можешь спасти меня!
- Конечно, только погоди, сейчас! Я заберусь к тебе и ...
- Финьо, мне кажется, или это лук у тебя за спиной?
- Что?.. А, лук да, Майтимо!
- Наложи стрелу на тетиву и убей меня!
- Убить тебя?! Что ты говоришь, я тебя сейчас освобожу!
- Бесполезно! Ты не сможешь подняться, взгляни на скалу! Здесь не за что зацепиться!
- Это мы еще посмотрим!
Долго Фингон рассматривал неприступные черные камни, стараясь не слушать Майтимо, который умолял убить его, но потом с ужасом понял, что кузен прав - в стене не было ни трещины, ни зазора, за что можно было зацепиться.
- Финьо! Брось это дело. У тебя есть лук. Убей меня! Если ты и вправду хочешь меня спасти!
Он был прав.
Забраться наверх невозможно.
Стрела с белым оперением, тонкая тетива.
- Манвэ Сулимо! Молю, не отвращай свой слух от нолдор в час нужды! Направь эту стрелу в цель!
Тень, падающая на скалу, застилающая зрение, шелест могучих крыльев.
Орел!
Он подхватил Фингона и вознес его к Майтимо. Но сколько ни пытался нолдо разжать зачарованные оковы, сколько ни пытался он выкорчевать их из скалы мечом, они не поддавались.
- Финьо, не терзай меня! - снова проговорил Майтимо. - Убей. И прекрати наши муки!
- Нет, нет! Даже не думай! - Фингон коснулся рукой щеки друга. - Я спасу тебя. Любой ценой.
- Это невозможно! Моргот смеется над нами! Убей - и пусть его злоба обернется против него же!
- Обернется чем?! Твоей смертью? Сына Феанаро, его злейшего врага? Нет! Ты будешь жить, и ты будешь мстить!
Молчание.
- Прости меня, Майтимо... - тихо прошептал Фингон, занося меч...
Маэдрос никогда не знал, было ли вправду все так, как ему вспоминалось, или это было творением его разума, но песню - свою песню – он тогда узнал и ответил на нее. Поверить в Фингона, пришедшего за ним, было сложнее, чем во все те черные сны и видения, что посылал ему Моргот. Когда Феанарион увидел занесенный над ним меч, он подумал, что упрямый друг, наконец, внял его словам, и сейчас жизнь оборвется. Но за ужасающей болью не последовало ни зова Намо, ни самого Судьи и его Палат. Как сквозь кровавый туман, он увидел лицо Арнориэн, лицо Карантира. Это вправду были они, их голоса? Брат и сестра… Те, кто, казалось, забыли его навсегда…

Элронд стоял перед Маэдросом, насупившись и спрятав руки за спину.
Утром он снова повздорил с Эрьо, и на этот раз сын Эарендила начал драку первым, за что Макалаурэ, недолго думая, втолкнул зачинщика беспорядка в комнату к старшему брату, который только и успел, что натянуть штаны, да умыться.
- Что на этот раз? – спросил Маэдрос, глядя на мальчишку.
- Он обзывался, - отозвался Элронд.
- И как же он обзывался? – поинтересовался Феанарион.
- Назвал меня Нолофингом. А я не Нолофинг! Я Элронд, сын Эльвинг!
- Эллэрондо, разве я не велел тебе говорить со мной на квенья? – устало проговорил Маэдрос.
- Квенья - твой язык, князь Маэдрос, - мальчишка вскинул голову и гордо посмотрел на него.
- Твой брат говорит на нем.
- Мой брат боится тебя! А я не боюсь! И его тоже не боюсь, пусть он и выше меня на голову и гордится тем, что он твой сын! На его месте я бы стыдился!
Маэдрос забарабанил пальцами по подлокотнику. «Он», несомненно, был Эрьо, кого Элронд никогда не называл по имени.
- А за что моему сыну стыдиться меня, как ты думаешь? – спросил Феанарион. Они так и разговаривали – он на квенья, мальчишка на синдарине.
- Ты убийца, и это каждый знает! Мне было бы стыдно называть тебя отцом! Я хочу к Эрейниону! Или к народу моего деда Туора!
- Вот как… А чем Эрейнион лучше меня, а? Ты знаешь чей он сын?
- Фингона, - произнес Элронд, но запала в его словах как-то поубавилось, и он немного притих.
- А что, Финдекано не был братоубийцей? Ты знаешь, что было в Альквалондэ?
- В Лебяжьей Гавани? Знаю… - голос Элронда упал почти до шепота.
- И что же, Эрейнион не гордится, называя себя сыном Финдекано?
Элронд промолчал.
- Как ни крути, Эллэрондо, но мы с тобой родичи. И не суди моего сына за то, что он любит своего отца. Ты же любишь своего, верно? И гордишься им.
- Да… Он стал звездой, - прошептал Элронд. - И он смотрит на меня с небес. И… - мальчишка закусил губу. – Я видел это во сне. И его. И маму. Сегодня ночью. Они спрашивали у меня, кем я хочу бить – эльфом, или человеком.
Маэдрос, до этого слушавший Элронда вполуха, тут же обратился во внимание.
- И что ты сказал? – спросил Феанарион.
- Я не ответил. Я не знаю. Я хочу к ним. Но они на Западе. За Морем.
Маэдрос внимательно посмотрел на мальчишку и протянул ему руку.
- Иди сюда, малыш, - сказал он мягко. – Ну, неужели ты меня боишься?
Элронд так и стоял, даже не шевельнулся.
- Ты накажешь меня из-за него, да? – спросил мальчишка.
- Нет, не накажу. Не сегодня. А тебе нужно перестать задирать моего сына – я хочу, чтобы вы жили как братья, и больше не ссорились.
- Он первый начинает!
- Всегда ли? А, Эллэрондо?
Элронд отрицательно мотнул головой.
- Ну, вот и хорошо. Я не знаю, сказал ли тебе Макалаурэ, что теперь тебе придется жить в нашей части крепости. Так что теперь ты под моей опекой и защитой, - с этими словами Маэдрос поднялся с кресла и вышел в другую комнату, показывая, что разговор окончен, и мальчишка может идти.
Но Элронд не ушел. Он стоял некоторое время, наблюдая за Маэдросом через открытую дверь, а потом пошел за ним и остановился на пороге.
- А то правда Моргот сделал? – спросил он, глядя на правую руку рыжего нолдо.
Маэдрос, рассматривающий вчерашние письма с застав, посмотрел на него.
- Он самый.
- А тебя Фингон спас, да? Все про это рассказывают.
Маэдрос не ответил, продолжая читать. Элронд, чуть осмелев, зашел в комнату.
- А еще говорят, ты Белое Пламя, - сказал мальчишка, внимательно глядя на Маэдроса. Феанарион снова посмотрел на него, и их взгляды встретились. Серые, отдающие голубизной глаза Финголфина. Глаза Фингона. Элронд, хоть близнец Элроса, но он явно пошел в своих предков-нолдор.
- Мало ли что говорят, - улыбнулся Маэдрос.
- А твоя жена-аданэт? Значит, он тоже полуэльф?
- У него есть имя, и его зовут Эрьо, - строго сказал Феанарион.
Элронд снова нахмурился.
- Ну и что, раз полуэльф, значит, мы с ним равны, - заявил он. – И я больше не буду его задирать, обещаю. Даю слово нолофинвиона!
Маэдрос удивленно смотрел на мальчишку и не знал, сердиться ему или смеяться.
- Хотя нет, - вдруг сокрушенно сказал Элронд. – У него есть ты, его отец, а мой – далеко, и я его больше не увижу.
Сердце Маэдроса сжалось от боли и жалости, столько горечи было в словах этого мальчика. Он бросил письмо на стол, подошел к нему и, опустившись на одно колено, посмотрел тому в глаза.
- Элронд, - сказал Феанарион на синдарине. – Я есть не только у Эрьо, но и у тебя, если ты меня примешь. Да, я виноват перед тобой во многом, но пройдет время, и ты сможешь хотя бы понять кое-что из того, что я сделал, даже если не сможешь простить. Но сейчас, здесь я тебе не враг – и уж я готов принять тебя как родного.
Элронд протянул руку и коснулся его лица.
- И ты не будешь считать, что он … Эрьо… Всегда прав? – спросил он осторожно.
- Не буду.
Элронд снова закусил губу и бросился к Маэдросу, обнимая его. Феанарион на миг замер, но потом мягко приобнял мальчишку.

Кровавый туман и страшные видения стали отступать. Временами Маэдрос приходил в себя, и будто бы видел перед собой то Арнориэн, которая что–то говорила, касаясь его лица, то Атаринкэ с чем-то похожим на клещи или ножницы в руках, то Маглора… Но яснее всего он запоминал Фингона –его серые, отдающие синевой глаза, сейчас были единственным, что было реально в мире снов.
Окончательно в себя он пришел, как выяснил позже, на десятый день после того, как Нолофинвион спас его с Тангородрима. Вначале Маэдрос почти ничего не чувствовал и не ощущал – только полумрак в комнате, да мирную тишину, но потом саднящая боль в правой руке, странное чувство удушья вернулись к нему. Феанарион некоторое время лежал, прислушиваясь ко всем этим ощущениям, и чувствовал странную радость – без сомнений, он был у себя в покоях, их он узнал, а боль – пусть и сильная, говорила ему о том, что он жив. ЖИВ.
Маэдрос чуть пошевелился и протянул левую руку к шее - ошейник раба Ангбанда был снят, но пальцами он ощутил шершавые корочки болячек.
- Нельо! – раздался голос, знакомый до боли, и над ним склонилась Арнориэн. Ее прекрасное лицо было в слезах, но серые глаза светились радостью. – Нельо, брат!
- Тьельпе… - проговорил Маэдрос, протягивая к ней руку. Сестра тут же перехватила ее и прижала к своей щеке.
- Нельо, Нельо, раз ты пришел в себя, теперь все будет хорошо! – быстро заговорила она. – Мы с Финдекано не отходили от тебя. Макалаурэ хотел позвать целителей, но я не позволила - я ведь училась у самой Эстэ, кто лучше меня может справиться с хворью моего любимого рыжего брата?
- Где Финьо?
- Я отправила его спать! Он еле на ногах держался!
- Скажи, Тьельпе… Там… Я видел тебя и Морьо. Это правда были вы?
- Мы, мы, а кто же еще! – Арнориэн заулыбалась, и Маэдрос почувствовал, как на его ладонь капают слёзы.
- Я думал, мне показалось.
- Нет, нет, это были мы!
- Ты можешь позвать Финьо?
- Сейчас? Конечно! Но, может, вначале ты хочешь, чтобы я позвала наших братьев?
- Нет! – резко ответил Маэдрос. – Нет.
Арнориэн посмотрела на него, но не стала возражать.
- Хорошо, братишка, я сейчас позову Финьо.
Сестра вышла, и все вокруг снова погрузилось в тишину. Откуда- то из окна доносилось конское ржание, где-то были слышны детские голоса. Жизнь кипела во всю. Боль стала затихать, и Маэдрос погрузился в легкую дремоту.
Проснулся он, когда снова скрипнула дверь – это был Фингон. Двоюродный брат некоторое время стоял на пороге, но потом зашел в комнату и сел у изголовья. Нолофинвион улыбнулся.
- Ну, что, Руссандол, все страшное позади, верно? – сказал он.
- Я смотрю на тебя и до сих пор не верю, что это вправду ты, Финьо, - ответил Маэдрос. – Я видел, как вы пришли в Средиземье, как ваше войско ударило во врата Ангамандо. Я звал. Я кричал, но никто не услышал!
- Тссс, Нельо, все позади, - мягко проговорил Фингон.
- Расскажи мне, как все произошло,- попросил рыжий нолдо. – Я знал, что мои братья не придут за мной. Я знал это, но все равно надеялся. И ждал. Каждый день.
- Не вини их в том, что произошло. Они просто… не верили, Нельо.
- Но Тьельпе и Морьо! Они же пришли с тобой!
- Они - да. Но все твои братья любят тебя, и сейчас счастливее их нет во всей Арде! Они просто…
- Трусы?
- Нет, нет, не говори так! Они… хотя я лучше промолчу. Пусть они сами все тебе расскажут. Что касается меня…
Маэдрос внимательно слушал историю Фингона - начиная от того самого мига, когда воинство Финголфина увидело на востоке зарево от горящих кораблей, заканчивая тем моментом, когда он отважился идти один к Тангородриму.
- Тьельпериэль была уверена, что Морьо не откажет в помощи, так и оказалось, - рассказывал Фингон. – Правда, он обозвал нас безумцами, но именно он открыл ворота лагеря и вместе с нами проехал через них. Макалаурэ боялся, что твоя сестра сбежит одна, меня бы они не пустили - сам понимаешь, что было бы, сгинь мы оба - и я, и ты в одиночестве… Но с Морьо у нас не возникло препятствий и так, втроем, мы отправились на Север. Одному мне было легче пробраться к самым пикам Тангородрима, а твой брат остался внизу, на страже Арнориэн… - он умолк на миг, а потом продолжил. – Нельо, не гневайся на них, прошу тебя… Спроси себя, как на их месте поступил бы ты?
- Я бы не пошел, - ответил Маэдрос. – По тем же причинам.
Снова повисла тишина. Фингон смотрел на него внимательно и участливо – он не осуждал, не укорял, не бранил…
Маэдрос попытался присесть.
- Куда! – воскликнул друг, вскакивая. – Тебе еще нельзя!
- Я хочу пить, - ответил рыжий нолдо.
- А я на что? Сейчас дам воды, хотя Арнориэн сказала, что тебе вместо воды надо пить отвар из… чего–то там... - сказал Фингон, разглядывая стоящие на небольшом столе кувшины. – Я уже не помню, что она там говорила…
- Я хочу обычную воду.
- Сейчас, минуту… Ты только ложись!
- А пить я буду тоже лежа?
Фингон обернулся, держа серебряную чашу в руках. Его лицо озарила улыбка.
- Ты возвращаешься к жизни, братец, - сказал он.- Раз уже показываешь свой характер, - с этими словами он помог Маэдросу чуть присесть и протянул ему чашу.
Феанарион принял ее из рук друга, и некоторое время смотрел на свое отражение в воде, а чуть ли не залпом выпил. Пить оказалось немного сложно - горло словно сжалось, и на миг ему показалось, что сейчас он захлебнется, но потом все прошло.
- У меня к тебе две просьбы, Финьо, - сказал Маэдрос, протягивая ему чашу. – Если я, конечно, вправе у тебя что–либо просить…
- Конечно вправе, что за ерунда! – возразил Нолофинвион.
- Когда я немного оправлюсь, я хочу видеть твоего отца. Как я понял, Макалаурэ не преуспел в переговорах с ним, верно?
Фингон промолчал, хмыкнув.
- Так я и думал. И второе… - Маэдрос посмотрел на перевязанную правую руку и попытался сесть поудобнее, но у него закружилась голова от слабости, и друг помог ему лечь. – И второе. Финьо… я не буду сдаваться. Ты поможешь мне научиться сражаться левой рукой?
- Спрашиваешь! Я всегда приду на помощь, тебе даже просить не нужно! – горячо заверил Фингон.
Маэдрос улыбнулся ему и сжал его руку.
- Ты уже доказал это, брат мой…


***
В жизни хозяев крепости на Амон Эреб наступил относительный мир.
Маглор и Элрос почти не расставались. Менестрель видел, что мальчик проявляет большие способности к музыке, и взялся его обучать игре на арфе. Элрос, в отличие от своего брата-близнеца, был спокойнее и ласковее, редко спорил со старшими, стремился во всем помогать им. Из всех обитателей крепости, кроме Маглора, он был привязан к Анариэн, которая никогда не обделяла его ни лаской, ни вниманием. Их сближало не только это, но и то, что сама молодая нолдэ тянулась к Маглору, и они частенько втроем сиживали у него в покоях, не нуждаясь ни в ком другом.
Арнориэн, дабы облегчить жизнь Эледвен, взяла покровительство над Тинвэ, и та была только рада этому – Феанариэн брала ее на охоту, как когда–то Келегорм. У них было много чего общего, да из всех своих племянников нолдэ любила рыжую девчушку больше всех.
Келебримбор был ближе Маэдросу и с большой охотой приглядывал за Эрьо и Элрондом, стараясь помочь Эледвен. В лице племянника Феанарион нашел хорошего помощника и в военных делах – Келебримбор показал неплохую сноровку да и тактический ум, помогая сыну Феанора во всем, в чем тот нуждался.
Из всех обитателей Амон Эреб Элронда больше всего тянуло к Маэдросу и Эледвен. Довольно часто он и Эрьо, уставая от своих игр и беготни, приходили к аданэт и, смотря, как она вышивает, или занимается каким своим делом, слушали ее истории. Большей частью Эледвен рассказывала им о Таргелионе да о тех днях, когда она была ребенком. Элронду было интересно все - и истории о других Феанарионах, и о Фингоне, и о Финголфине, которого Эледвен видела пару раз.
Элронд словно зачарованный, внимал ее голосу, мягкому и нежному, смотрел на ее улыбку, следил за каждым ее движением. В такие минуты он так завидовал Эрьо, который мог запросто подойти к аданэт и обнять ее, и назвать «аммэ».
Пару раз он порывался пойти за ней и Маэдросом, и устроится у них в спальне, в большом мягком кресле, но Феанарион каждый раз, мягко, но твердо, выставлял его прочь.
- К ним нельзя входить без разрешения, - говорил Эрьо, который сам бы не прочь спать поближе к матери и отцу. - Да и не войдешь туда. Ата каждый раз запирает дверь.
Изначально Элронд не особенно верил в слова Эрьо, но проверяя дверь в покои Маэдроса и Эледвен каждый вечер, убеждался, что тот говорил правду, и ему приходилось возвращаться к себе.
Но однажды ему несказанно повезло.
Встав посреди ночи, чтобы поглядеть на Звезду Эарендила, мальчик увидел, что дверь приоткрыта. Забыв о цели своего ночного бдения, Элронд осторожно зашел в переднюю комнату. В ней было темно, единственным источником света был большой камин, который полыхал ярким пламенем. Его топили круглый год, так как на вершине даже летом было прохладно по ночам. В саму спальню двери были нараспашку и Элронд, чуть помявшись, все-таки зашел туда.
Маэдрос спал, лежа на спине и одной рукой обнимал Эледвен. Сама аданэт лежала на боку, положив голову ему на плечо. Ее длинные светлые волосы рассыпались по подушке и свисали с края постели.
«Если не смотреть в лицо, можно подумать, что это мама» - подумал Элронд, на цыпочках подходя к спящей Эледвен, беря в ладони ее волосы, и поднося к лицу, чтобы вдохнуть их запах. Но волосы Эльвинг всегда пахли ветром и соленым морем, и были жесткими, а волосы Эледвен - травой и солнцем, похожие на прохладный шелк.
Так же он приходил к матери и отцу, и смотрел, как они спят, а потом устраивался на небольшой кушетке у края их ложа, и спал до самого утра. Иногда Эарендил, проснувшись рано поутру, относил спящего сына обратно к тому в постель, но чаще всего кто–то из родителей просто накрывал его покрывалом и не тревожил мальчика.
К спящему Маэдросу Элронд ни за что бы не решился подойти, пусть Феанарион и обращался с ним ласково, как с сыном, но все-таки некий благоговейный страх не позволял Элронду слишком уж навязываться ему. С Эледвен было все иначе. Она щедро дарила и ласку, и нежность своим детям и Элронду, и к ней мальчик питал только самые нежные чувства. К тому же, от Анариэн и Тинвэ он слышал, что аданэт из рода Хадора, а значит, наверное, приходится близкой родственницей его деду - Туору.
Подержав ее волосы в ладонях, Элронд наконец отпустил их, но лишь для того, чтобы привстать на колени и положить голову на ее косы.
Почувствовав чьи–то прикосновения, Эледвен, которая всегда спала чутко, приоткрыла глаза и сонно посмотрела на своего супруга, но потом осторожно повернулась, так, чтобы не разбудить Феанариона, и увидела Элронда. Мальчик испуганно подскочил, глядя то на нее, но на рыжего нолдо, который, почувствовав возню, заворочался во сне. Аданэт улыбнулась, приложив палец к губам, и кивком головы указала на комнату с камином. Элронд тут же ее понял и тихонько вышел, то и дело оглядываясь на Маэдроса. Эледвен осторожно высвободилась из объятий Феанариона и последовала за Элрондом, на ходу накидывая на себя пушистую шаль.
- Ты чего не спишь, а? - спросила аданэт.
Элронд смущенно промолчал, глядя на нее.
- Еще и босой! – возмутилась Эледвен, глядя, как он поджимает пальцы ног.– Забирайся в кресло скорее! А еще лучше иди спать!
- Эллэ… А можно я тут останусь? – спросил он робко.
- Почему?
- Ну, мама разрешала … Я буду спать в кресле, мне будет удобно, честно! Я всегда так делал! – затараторил Элронд.
- Тссс! – шикнула на него Эледвен. – Разбудишь Нельо!
- Ну, пожалуйста! Один раз!
- Да зачем тебе это? Тогда ты был совсем ребенком, а сейчас уже не такой маленький. Боишься спать один?
Элронд промолчал.
- Ну, вот видишь! Иди спать, - Эледвен погладила его по волосам и развернулась, чтобы уйти.
- Эллэ! – тихо позвал ее Элронд. Аданэт обернулась. – А ты бы… Ты бы бросила своих детей ради самоцвета?
Эледвен удивленно посмотрела на него и присела на невысокий стул.
- Я не могу тебе ответить, - сказала она.- Меня там не было, и я не знаю, почему Эльвинг так поступила.
Элронд молчал, смотря на нее.
- Ты скучаешь по ней, да? – спросила Эледвен.
- Иногда да. Иногда нет, - ответил он.
Аданэт встала, сняла с себя шаль и закутала в нее мальчика.
- Я разрешаю тебе остаться, только не шуми, - она улыбнулась ему и вернулась в постель. Элронд тихо прокрался за ней и свернулся калачиком в кресле. Некоторое время они смотрели друг на друга, но потом усталость взяла свое, и он провалился в сон.
Проснулся Элронд там же, где и заснул, поздно утром, когда солнце было высоко.
«Не выгнали!» подумал он радостно и тут же подcкочил и вылетел из спальни в переднюю, но и там никого не было. Мальчик прислушался – во дворе были слышны голоса Тинвэ и Арнориэн, видимо, они собрались уезжать на прогулку. Элронд выглянул в коридор, но и там было тихо и пусто. Тогда он бегом припустил к себе, наскоро переоделся, умылся и направился на кухню.
По пути ему встретился Элрос.
- А ты знаешь, Эрьо влетело от отца, - сообщил брат.
- За что? – удивился Элронд.
- Ну, не совсем влетело, - помялся Элрос. - Но он получил нагоняй.
- Да за что?
- Волосы себе обрезал! – торжественно объявил брат. – Хотел, чтоб было как у Маэдроса, но отца его выходка не вдохновила. А потом он обиделся и хотел сбежать, но свалился с лошади! – Элрос внимательно посмотрел на брата. – Меня Эледвен послала тебя разбудить. Сказала, если ты хочешь есть, то беги на кухню.
- А где Эрьо?
- На заднем дворе. Злится и не хочет разговаривать.
-Ааа…- протянул Элронд. Ему отчего-то стало завидно, что Эрьо такой смелый, раз без разрешения выделывает столько всего и не боится. Самого Элронда тоже посещали мысли о коротких волосах – Маэдрос и Келебримбор носили короткие волосы. Куруфинвион говорил, что Феанаро всегда стриг свои черные локоны, так как они мешались ему в работе, а заплетать в косы он считал постыдным и уделом нисси. Сам Келебримбор, если не бывал с Маэдросом, то днями напролет сидел в мастерской. Он говорил, что у него есть идея, которая еще никогда никому не приходила в голову, и если он ее осуществит, мир изменится навсегда, и изменится к лучшему. И тогда никто больше не будет думать о Валиноре, Сирые Земли сами наполнятся светом и станут такими же прекрасными. Элронду эта мысль очень нравилась, хотя он весьма смутно представлял себе Заморье, но втайне надеялся, что, может, тогда отец и мать вернутся назад. Феанарионы на это смотрели без энтузиазма, но Маглор, как всегда, тактично молчал, а Маэдрос говорил, что видимо, племянник собирается повторить славный путь Феанаро и создать что–то наподобие Сильмариллов, и первым шагом было обстригание кос– мол, раз кудри короткие, то и работа будет достойной звания Мастера.
Почему Маэдрос никогда не носил длинных волос, Элронд представлял совсем смутно. Сам Феанарион об этом не говорил, но от других нолдор он слышал, что короткие волосы носят рабы в Ангбанде. Сам же он себя считал пленником и слугой Клятвы, и с тех самых пор, как вернулся из плена Врага, поклялся, что не станет отпускать волос, пока Клятва не будет исполнена.

Маэдрос вскрикнул и выронил меч. На запястье тут же заалел ушиб.
- Больно? – безо всякой жалости спросил Фингон. – А ты еще хотел сразу стальными! Я бы тебя сейчас вообще без рук оставил. И без головы, - темноволосый нолдо выразительно посмотрел на наливающийся синевой ушиб на шее Маэдроса.
Феанарион промолчал и поднял деревянный меч. Сдаваться он не собирался.
- Еще раз! – сказал он.
Фингон посмотрел, прищурившись, на солнце.
- Нельо, давай передохнем. Тьельпериэль запретила мне тебя гонять.
- Финьо, еще раз!
- Нет, позже. Тебе нужно отдохнуть. Ты бледный, как стяг Ингвэ.
Маэдрос сверкнул на друга глазамии что есть силы бросил меч на землю. Дерево не выдержало и треснуло.
- Такое ощущение, что ты хотел разломать его о мою голову, брат, - сказал Фингон.
Маэдрос улыбнулся и притянул друга к себе, обняв его за шею.
- В следующий раз так и будет, не сомневайся. Не забывай, я пока еще король.
Фингон вывернулся и потер шею – Маэдрос чувствоал себя все лушче и лучше, и былая стальная хватка уже вернулась к нему.
- Ты все-таки точно решил, а, Нельо? – спросил он.
- Да.
- А жалеть не будешь?
- О чем? О короне? Она мне без надобности.
- А что братья скажут?
- Меня это не волнует. Будут возникать, напомню им кое о чем. Пусть считают, что это цена, которую они платить не захотели.
- Отец сомневается, что ты с ними справишься…
Маэдрос посмотрел на Фингона.
- Да ну? Может приехать и проверить. Как-никак, будущий король!
Ирония в голосе друга не обманула Нолофинвиона. Он подозревал, что тот передает главенство над нолдор потому, что должен так поступить, а не потому, что хочет. Но доводы, которые привел ему Маэдрос, показались ему вполне понятными и справедливыми – все-таки, Рыжий сын не только Феанаро, но и Нерданель Мудрой.

Элронд нашел Эрьо там, где и сказал Элрос. Сын Маэдроса сидел под деревом, с непроницаемым лицом жуя травинку и сложив руки на груди. Волосы у него едва закрывали затылок, а на щеке была ссадина - видимо, от падения с лошади. Элронд окликнул его. Рыжий даже не повернулся.
- Эрьо, ты не слышишь, что ли? – удивился Элронд.
- А ты чего пришел? Надавать тебе по шее, а? – неожиданно агрессивно отозвался тот, подскакивая. Элронд тут же сжал кулаки – Эрьо был выше него на полторы головы – судя по всему, он вырастет таким же высоким, как и его отец, но так просто сдаваться сын Эльвинг не собирался.
- Я пришел тебя поддержать, а ты в драку, - как можно спокойнее ответил Элронд.
- Найди другого для поддержки, Нолофинвион! – с вызовом сказал Эрьо. – Мне надоело, что ты вечно так и липнешь то к моему отцу, то к моей матери! Я с тобой как с братом, а ты!.. Тебе все равно мое место не занять, понял? А попробуешь, я тебя так поколочу, что мало не покажется! У вас у всех это в крови – лезть да занимать чужие места!
Элронд сощурился и сжал кулаки сильнее – так, что побелели костяшки пальцев – и приготовился к драке. Раз Эрьо злится, значит Маэдрос и Эледвен любят его по-настоящему, иначе этот Рыжий так бы не бесился.
Но Эрьо, вопреки ожиданиям Элронда, не стал размахивать кулаками и сел обратно.
- И чего ты злишься? Из-за того, что отец тебя наказал? – спросил Элронд.
- Ну, наказал, и что? Раз у них есть ты, я им не нужен. Вот сбегу… Посмотрят потом! – огрызнулся Рыжий.
- А почему нельзя жить вместе и ревновать? – удивился Элронд. – Разве я тебя обижаю?
- Только этого еще не хватало, чтобы такая малявка, как ты, меня обижала!
- Я не малявка! То, что ты вымахал, что твой вяз, не значит, что…
- Я хотя бы не реву по ночам и не зову маму, - зло прервал его Эрьо.
Терпение у Элронда лопнуло. Он, забывая, что Рыжий выше и сильнее, бросился на него, и, что есть силы залепил ему кулаком по щеке. Тот не преминул ответить, и завязалась драка.
Неожиданно кто–то растащил их в стороны. Через мгновение Элронд пришел в себя и увидел, что его держит Келебримбор, а Эрьо перехватил Маэдрос. Лицо у Феанариона было бледным от гнева.
- Что опять? - грозно спросил он, схватив сына за локоть.
Эрьо молчал.
- Эллэрондо! Что опять не поделили?!
Элронд тоже молчал, глядя на Эрьо.
- Молчим? Хорошо, - Маэдрос дернул сына за ухо. – Что произошло?
Эрьо скорчился от боли, ухватился обеими руками за руку отца.
- Не скажу! Пусти, ата, больно! – простонал он.
На шум во двор выбежали Анариэн и Эледвен. За старшей дочерью аданэт увязался и Элрос.
- Нельо! Ты ему ухо оторвешь! – жалобно сказала аданэт, глядя на все это.
- Я ему не только ухо оторву, и руки тоже! – все еще гневно продолжал Маэдрос. – Драку опять он начал, я уверен!
Чувство справедливости не позволило Элронду смолчать.
- Не он, я начал! – крикнул он.
- А почему?!
- Мы поссорились! - отозвался Эрьо. – А большего не скажем!
- Майтимо, Эллэрондо опять задирался, а Эрьо его трусом обозвал, - безжалостно сказал Элрос.
- Таааак… - протянул Маэдрос, отпуская Эрьо. – Опять, значит? Тьельпе, ты говорил, у тебя в мастерской разлилась краска? Вот сейчас эти двое пойдут и буду ее отмывать! Может, совместное наказание научит их жить в мире!
Эрьо увернулся от отца и бросился к Эледвен, прижимаясь к ней. Одно ухо у него было красным.
- Аммэ, я не пойду! Не пойду! – простонал он.
- Ну, и кто сейчас маму зовет? – не выдержал Элронд, отпихивая от себя Келебримбора.
- Ах ты!.. – Эрьо снова был готов броситься на него, но Маэдрос тут же схватил его за воротник рубашки.
- Тьельпе, тащи второго! – велел он. Келебримбор, недолго думая, взял Элронда за шиворот и повел его за Маэдросом. Обоим мальчикам вручили щетки и одно ведро, а Куруфинвион не забыл дать наставления:
- Вымоете, протрите потом вот этим раствором, - указал он на прозрачный кувшин с бесцветной жидкостью и удалился.
Маэдрос некоторое время понаблюдал за Эрьо и Элрондом.
- Учтите, я тут же буду, за дверью! Услышу, что вы опять грызетесь, наказание будет другим. Уяснили? – спросил он.
Мальчишки промолчали.
- Будем считать, что да, - хмыкнул Феанарион и тоже удалился. Эрьо и Элронд услышал, как он говорил Эледвен, что запрещает ей давать им обоим пирог целую неделю.
Эрьо потер нос ладонью. Элронд хмуро на него посмотрел. Так же молча они принялись скрести пол.
- Он готов был нас простить, - шепотом сказал Эрьо.
- С чего ты взял? – так же шепотом спросил Элронд.
- Отец любит стойких. Мы вот молчали и не выдавали друг друга, он бы нам выговорил и отпустил. Но твой брат… предатель маленький… все испортил… - сын Маэдроса с сомнением поглядел на сына Эльвинг. - А вы точно близнецы, а?
- Сам уже не знаю, - хмуро отозвался Элронд.
- Надо ему отомстить! – злобно заулыбался Эрьо. – Только как?
- Обрежем струны на его арфе, что ему Макалаурэ подарил!
- О, точно! Но… Отец догадается, что это мы! И опять накажет.
- Тебе страшно страдать за праведное дело?
Эрьо неожиданно улыбнулся, бросил щетку и протянул мокрую руку Элронду.
- Не страшно. Будем, как Феанаро и Нолофинвэ, - сказал он. – Мир?
- Мир! – Элронд крепко пожал ему руку.

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ

Последний день на Амон-Эреб выдался погожим.
Весна давно уже вступила в свои права - стояла середина апреля, а леса Одинокого Холма только-только стали покрываться листвой. Зима в том году была суровой, и столько снега никто из обитателей крепости или поселений лаиквенди припомнить не мог. Но, наконец, Ариэн удалось своим жаром сломить оковы морозов и изгнать холода с Юга обратно на Север.
Тинвэ не могла нарадоваться, когда в ее небольшом садике внутри крепости зацвели вишневые деревья, а под ними проклюнулись крокусы и тюльпаны. Кто–то из ее друзей-лаиквенди принес ей альфирины и нифредили, и рыжая нолдэ все утро провозилась с новой рассадой.
В нескольких шагах от нее, во внутреннем дворе, тренировались на мечах Эрьо и Элронд, периодически обзываясь и смеясь друг над другом. С самой последней их ссоры прошло уже много лет, они оба выросли, забыли все обиды и теперь были не разлей вода. Элронд и лицом, и духом пошел в своих родичей–нолдор: он был высок и черноволос, а его синие глаза - похожи на звезды. Свой путь он избрал давно, и участь его теперь была участью эльдар, в то время как его брат, Элрос, все еще медлил.
Эрьо был сыном своего отца - на голову выше Элронда, лишь немногим уступая ростом Маэдросу, такой же рыжий и задорный. Он во всем старался подражать старшему Феанариону, сопровождал его везде, куда только мог, и помогал ему, в чем доставало сил. А так как натиск Врага с каждым годом все усиливался, Маэдрос и Маглор брали с собой и Эрьо, и сыновей Эарендила, и Рыжий – как его звали в семье - мог похвастаться несколькими сражениями и белесым, едва заметным шрамом на лбу, который был предметом его гордости.
До Тинвэ донесся очередной треск деревянных мечей и проклятия. Она обернулась и увидела, как меч Элронда улетел в траву.
- Эллэрондо, знаешь, как Тьельпе называет тех, кто похож на тебя? - смеясь, спросил Эрьо. – Руки–крюки.
Элронд ничего не ответил. Само собой, это выражение от Келебримбора слышали все - Куруфинвион называл так себя, своих подмастерьев, лаиквенди и кого угодно, кто на его взгляд не мог справиться с простейшими задачами.
Дверь, ведущая в застеклённый коридор, отворилась, и на пороге возникла Анариэн. За ней, как всегда, неотступно следовал Элрос. Они, не обращая внимания на остальных, прошли по двору и скрылись за воротами. Тинвэ только усмехнулась и продолжила рассаживать цветы, а вот ее брат и Элронд не смогли отреагировать на это молча.
- Знаешь, Эллэрондо, мне кажется, твой брат влюблен в мою сестру, - сказал Эрьо.
- С чего ты взял?
- Сам посуди - он за ней, как хвост, везде таскается, и смотрит на нее так, словно кроме нее никого на свете нет!
- А ты много знаешь, как влюбленные смотрят! – не выдержав, встряла Тинвэ.
- А ты на мать с отцом погляди, и сама поймешь, - отозвался Эрьо, глядя на ворота. – Я одно скажу, Эллэрондо, если твой брат пойдет по пути людей, отец ее ему в жены не отдаст.
Тинвэ охнула, а Элронд удивленно посмотрел на Рыжего.
- С чего ты взял, Эрьо, - сказала сестра. – Не забывай, кто наша мать. Да и ата не станет препятствовать, если Анариэн его любит.
- Я-то не забываю, но то, что мы родичи по крови, и не столь уж дальние, ты не забыла? – отозвался брат.- Ко всему прочему, я точно знаю, что отец и мать тоже что–то замечают. И что они не очень этому рады, это я тоже знаю, - с этими словами Эрьо посмотрел на Элронда. – Что–то мне надоело мечами махать, я в дом.
- Иди-иди, - как-то рассеянно отозвался тот.
Эрьо ушел, а Элронд уселся прямо на землю рядом с Тинвэ.
- Не воспринимай слова брата всерьез, - сказала Тинвэ. – Даже если Эллэроссэ выберет удел смертного, ни ата, ни амэ не станут им мешать.
- Думаешь? Но я слышал от Тьельперинквара историю о Арнориэн и Глорфиндейле, - возразил тот.
- Ну и что? Когда это было!
- Но Рыжий прав - мы действительно родичи.
- Не настолько близкие, - улыбнулась она.
Элронд промолчал. Тинвэ явно была не настроена продолжать беседу – рыжая нолдэ полностью сосредоточилась на своей рассаде.

Маэдрос молча прочел несколько посланий с застав. Все сообщали одно и то же – весь Юг наводнили орки и люди Моргота, и теперь, судя по всему, Враг надумал последний, сокрушительный удар по Амон-Эреб, чтобы раз и навсегда уничтожить ненавистный род Феанора. Сидевший напротив Маэдроса Инглорион наблюдал за своим лордом и ждал, что тот скажет.
- С наших башен видно, что они строят укрепления всего в паре лиг от нас, - нарушил тишину золотоволосый нолдо. – Лорд Майтимо, они готовятся ударить по нам.
- Я уже это понял, - Маэдрос развернулся, дотянулся до кожаного чехла, достал оттуда карту и развернул ее на столе. Некоторое время он смотрел на нее. – Судя по донесениям, укрепления возводятся здесь и здесь, - Феанарион указал на точки рядом с Амон Эреб. – Если будет удар, он пойдет лавиной с трех сторон.
- У нас мало воинов, нам будет тяжело устоять, - покачал головой Инглорион. – Даже с союзными нам Зелеными Эльфами сделать это будет сложно, - он с отчаянием посмотрел на Маэдроса. – Нам надо уходить, пока не поздно. Мой лорд, мы не сможем сдержать их.
- Уходить? – усмехнулся Маэдрос. – Куда, Инглорион? Куда дальше?
- Долмед, мой лорд. Часть Таргелиона, что у Голубых гор, не захвачена, и там наши укрепления.
- Нет, Долмед это последний оплот, туда я уйду только тогда, когда надежды не будет, - Маэдрос мотнул головой. - Мне нужен Аннаэл. Пусть мчится посланником к своим сородичам и тем синдар, что еще вольно бродят по защищенным нами землям Оссирианда. Пришла пора еще раз вместе сразиться против Врага. Я слышал об эдайн, которые все еще сопротивляются воле Моргота… Надо призвать и их.
Инглорион молчал, опустив голову.
- Лорд Майтимо… Синдар и эдайн – они не пойдут. Ты это знаешь.
Маэдрос долго смотрел на него. В серо-стальных глазах Маэдроса постепенно начал разгораться огонь – пламя его отца.
- Тогда мы останемся и сразимся в одиночку! – сказал он вроде бы спокойно, но голос звенел от гнева. – Посмотрим, как запоют лаиквенди и синдар, когда орки подойдут вплотную к их жилищам!
- Лорд Майтимо, - осторожно начал Инглорион. – Твое решение похвально. Но… что делать с женщинами и детьми?
- Они могут перейти Гелион и уйти в Оссирианд, - Маэдрос посмотрел на карту. – Вот что, Инглорион… Останься до вечера. Нам угрожает серьезная опасность, и я должен поговорить со своим братом и сыном.
«И убедить Эллэ уйти за реку» - добавил он про себя.
Это будет самым сложным.

Расставшись с Инглорионом, Маэдрос направился во внутренний двор, но там не оказалось никого из его близких – Элронд и Тинвэ уже ушли, а Анариэн и Элрос так и не вернулись. Феанарион немного задержался, разглядывая стены крепости, он словно видел их по-новому. Маэдрос помнил, когда он и его братья пришли сюда после разгрома войск в последней битве, он практически ненавидел Амон Эреб. Гора стала свидетелем его унижения, стала символом его изгнания. И так было довольно долго. Химринг он называл домом, и все еще жил отчаянной надеждой, что однажды он сможет вернуть свою крепость. Амон Эреб домом он так и не стал считать – до этого дня. Но эти стены помнили его братьев - живых, в этих стенах выросли его две дочери, и тут появился на свет его сын, больше которого он любил разве что жену. И теперь всему этому угрожает смертельная опасность. Маэдрос знал, что воинов у него мало, и то войско, что собирается на границах степей Эстолада, придет сюда для того, чтобы уничтожить всех до последнего.
Что тебе дороже, Феанарион, жизни твоих близких, или эти камни? Спросил сам себя Маэдрос.
- Майтимо! – раздался у него за спиной голос Эледвен. Аданэт подбежала к нему. – Я тебя везде ищу!
Сердце Маэдроса приятно вздрогнуло, как обычно, когда она называла его материнским именем, но тень прошлых мыслей еще не покинула его, потому он с тревогой посмотрел ей в глаза.
- Что–то случилось, Эллэ? – спросил он.
- А? – удивленно отозвалась аданэт и заулыбалась. – Да нет же, с чего ты взял? Ты что такой мрачный? Я тебя просто искала, потому что соскучилась. Тебя с самого утра не видно, - она встала на цыпочки и обняла его, обвив руки вокруг его шеи.
- Да? – Маэдрос не смог сдержать улыбки. – А ведь я тоже хотел тебя найти. Эллэ, я должен тебе кое-что сказать. Пойдем, зайдем внутрь.
Но серьезного разговора, видимо, получиться не могло, едва они оказались в застекленном коридоре, Эледвен снова повисла у него на шее и потянулась за поцелуем.
- Эллэ, может, ты выслушаешь меня вначале?– спросил Маэдрос, с трудом сдерживаясь, чтобы не склонить к ней голову и не исполнить ее желание.
- Выслушаю, но не вначале, а потом, - ответила аданэт. – Слышишь, как тихо везде? Пока всем не до нас… - она отстранилась и потянула его за руку. – Ну, пойдем, пойдем! А потом я выслушаю все, что ты хочешь мне сказать!

Келебримбор сидел на высоком стуле без спинки за своим столом и что–то писал, наблюдая за плавящимся металлом в небольшой чарке. Элронд сидел напротив него, подперев щеку рукой и водил пальцем по алмазной пыли. Они провели так уже больше часа. И оба молчали. Лишь изредка Куруфинвион шептал с горящим взором, глядя на сплав:
- Хорошо, хорошо! Все получится, отец…
Невольно при таких словах Элронд вздрагивал и смотрел на своего родича. С кем разговаривает Келебримбор? С погибшим отцом Куруфином или с самим Феанаро?
- Что ты делаешь, Тьельпе? – спросил, не выдержав, Элронд. – Ты уже несколько месяцев плавишь все, что тебе под руку попадается… - добавил он с усмешкой. Келебримбор и вправду пребывал в вечно задумчивом состоянии, даже во время завтрака, обеда или ужина, он иногда принимался разглядывать все металлические предметы, начиная с ножей, вилок и кубков, заканчивая пряжками на поясах у своих кузин, Эледвен и Арнориэн.
- Пора прятать клинки и кольчуги, - сказал как-то раз Маэдрос, глядя на племянника. И Элронд заметил, каким теплым был его взгляд - Келебримбор напоминал ему и брата, и отца одновременно, не только внешне, но и поведением. Правда, в отличие от них, он был более спокойным.
- Что я делаю? – переспросил довольный Келебримбор. – Продолжаю дело, начатое до меня столетия назад! Понимаешь, этот труд начал еще Феанор, после изготовления Сильмариллов, но у него все было на уровне размышлений. Отец всегда хотел продолжить это, развить, но времени у него не было – а Макалаурэ сказал, что он занялся записями деда только когда стал жить здесь, на Амон Эреб. Но закончить не успел. Зато я смогу. Пусть на это уйдут века, но закончу!
- Да что?
- То, мой друг, Эллэрондо, что изменит Средиземье на века. Аман будет диким лесом по сравнению с тем, чем станет Эндорэ. О, Феанаро! Ты был велик и мудр, сколько же всего осталось у тебя в голове, то, что ты так и не успел даже на бумагу перенести!
Элронд вздохнул. Тьельперинквар не искал себе иного занятия или смысла в жизни, кроме одного - он хотел сравняться с Феанором и стать таким же Мастером, как он. Арнориэн говорила, что потенциал у племянника намного выше, чем у его отца.
Сыну Эарендила было скучно. Тинвэ ушла в лес, принести свежей земли. Она не искала компании, часто бывала одна или с матерью. Она была похожа на Эледвен, пусть и волосы у нее были рыжими.
Мысли тут же скользнули к аданэт. Она заменила ему мать, любила его, как родного. А он, как ему казалось, вырос слишком быстро. Элронда вначале раздражала ее безграничная любовь к Маэдросу, но когда он привязался к Феанорингам, он полюбил и её. Как родную.
- А где Эрьо, не знаешь? – спросил Элронд у Келебримбора.
- Инглорион приехал. А братец если не за отцом таскается, то за бедным Златоволосым, - ответил, не глядя, Куруфинвион.
- Аааа… Тогда и я пойду к ним, - Элронд соскочил с такого же высокого стула и вышел, бесшумно заперев за собой дверь.
Снаружи крепости день постепенно сменялся вечером, и было как-то странно тихо. Темноволосый нолдо увидел Арнориэн, которая вела на привязи жеребенка ее кобылы. Рыже-белая борзая, Ронья, как ее звали, что раньше принадлежала одному из Амбаруссар, и теперь жившая у Эрьо, лежала у входа в конюшню, греясь на солнце.
«Если Ронья тут, значит и Эрьо в крепости» - подумал Элронд. Легкий ветерок доносил до него аромат цветущей вишни. Вокруг белых цветов вилось несколько пчел. Должно быть, весна наступила и для них.
Внезапно тишину разорвал зов множества рогов. Элронд, хотевший было вернуться в дом, замер, замерла и Арнориэн, смяв в руках повод. Сын Эарендила сразу же узнал сигнал тревоги, который подавали жившие у подножия лаиквенди. Буквально через минуту таким зовом наполнились почти все земли вокруг Амон Эреб. Не говоря ни слова, и Элронд, и Феанариэн бросились по лестнице вверх, к высокой дозорной стене, на которую уже выбежали воины из своей караульни.
Ариэн клонилась к западу, а на севере поднимался дым.
- Это… говорят наши заставы! – в ужасе произнес Элронд, с трудом способный поверить в собственные же слова.
- И на востоке тоже, глядите! – проговорил кто–то из воинов-лаиквенди.
- Майтимо… - прошептала Арнориэн. - Где Майтимо!
Во двор крепости выбежали Эрьо и Инглорион. Они были в оружейне, когда услышали сигнал тревоги. Появился Маглор.
- Эрьо, зови отца, живо! – крикнул Менестрель. – Элронд, где твой брат?
- Не знаю, он ушел куда-то с Анариэн, в лес! – ответил тот, сбегая вниз.
- Бери коня, разыщи их!
- И Тинвэ, Тинвэ! Она же ушла за землей!
- Живо, живо! – стал подгонять его Маглор. Его голос, обычно тихий и мягкий, сейчас звучал сурово и властно. - К оружию! К оружию! Инглорион, собирай воинов, скачите к подножию! Мы с братом сейчас присоединимся к вам!

Маэдрос и Эледвен пробудились одновременно от зова труб и от того, что кто–то громко колотил в дверь.
- Что происходит? - пробормотала не отошедшая ото сна аданэт.
- На нас напали, - глухо ответил Маэдрос. Он подскочил и бросился к двери, одеваясь на ходу. Эледвен услышала, как в передний покой ворвался Эрьо.
- Отец, отец, северные заставы в огне! Орки прорвались через наши укрепления и теперь идут сюда!
- Где Макалаурэ?
- Собирает всех!
- Хорошо, принеси мой меч! И вели седлать коней!
- Хорошо, я мигом! – тут же кивнул Эрьо и убежал исполнять приказ.
Эледвен, слушая сына, наконец, поняла, что это не дурной сон. «Орки идут сюда» - все еще звучало у нее в голосе, и с ней случилось то, что не происходило уже очень давно. От страха она оторопела и не могла даже шевельнуться.
- От северных застав до Амон Эреб несколько часов пути, - как сквозь туман услышала она голос Маэдроса. Ее возлюбленный натягивал на себя котту. – Эллэ, ты слышишь? – он, видимо, заметил, что с его аданэт что–то не ладно, и, ухватив её за плечо, мягко тряхнул. – Эллэ, ты слышишь меня?
Эледвен подняла глаза и тут же бросилась к нему в объятия.
- Что будет, Нельо, что будет? - тихо спрашивала она. – Неужели мы все погибнем?
- Никто не погибнет, - твердо ответил Маэдрос, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Слушай меня, Эллэ. Ты сейчас разыщешь Тьельпериэль, вы соберете всех женщин и детей, кого только сможете, и уйдете на восток, за Гелион, понятно?
- А как же вы?!
- Мы должны сражаться! И если не удержать Амон Эреб, то хотя бы дать вам возможность уйти, - Маэдрос стиснул ее в объятиях, и потом отпустил. – Все, Эллэ, делай, как я сказал! Ты моя последняя надежда! Нам нельзя терять времени!
Эледвен с трудом держалась, чтобы не заплакать. Она уже отвыкла от вечного бегства, и теперь тени последнего далекого путешествия на Юг, все страхи вернулись к ней. Но Маэдрос был прав - кому, как не ей сейчас спасать беззащитных? Аданэт бросилась к небольшому сундуку и вытащила что–то темное.
- Майтимо, стой! Твой нарамник! – сказала она, успев задержать его в дверях, и протянула темное полотно. – Обещай мне, что если ты поймешь, что крепость не удержать, ты развернешься и придешь ко мне! Обещай!
- Я обещаю, Эллэ, - сказал он, поцеловав ей руку.
Элронд тем временем успел найти своего брата и сестер Эрьо. Убедившись, что Анариэн и Тинвэ остались с Арнориэн, братья опрометью помчались к себе в покои, где обычно хранили и кольчуги, и свои мечи. По пути они столкнулись с Келебримбором, который был уже в полном боевом облачении и тащил за собой небольшую кожаную сумку, из которой торчал исписанный вдоль и поперек пергамент.
- Тьельпе! Ты что, рассудка лишился, куда ты это несешь?! – вскричал Элрос.
- Это работы Феанаро и моего отца! Труды всей моей жизни! - ответил Куруфинвион. - Я отдам это Эледвен! Она сохранит их до моего возвращения!
- Тогда беги скорее к ней, я слышал, как Майтимо говорил, что отсылает женщин и детей за Гелион!
Келебримбор кивнул и исчез за поворотом коридора.
Появление Маэдроса успокоило хаос, царящий среди воинов. Старший Феанарион одним своим присутствием излучал уверенность и возрождал надежду. Маглор был подле него.
- Где близнецы? Где Тьельперинквар? - спросил Маэдрос, опоясавшись мечом.
- Сейчас будут, - ответил Менестрель.
- Хорошо. Мы с Эрьо и частью воинов начнем спускаться к подножию, а вы нас догоните, - Маэдрос дал знак, и ему подвели коня. Феанарион тут же взлетел в седло. – Эрьо!
Рыжий нолдо, наконец, вырвался из объятий Анариэн и, оседлав своего коня, последовал за отцом.
- Ата, твой шлем! – вдруг вскричала Тинвэ, увидев, что Маэдрос так и оставил его на ступенях крепости.
- Нет времени, сэллэ! Берегите мать! – донеслось до нее.
Вскоре пришли и Элронд с Элросом. Маглор и близнецы взяли с собой оставшихся воинов и умчались вслед за остальными, к подножию Амон Эреб. Там их уже ждали Маэдрос, Эрьо и Аннаэл с лаиквенди.
Объединенное войско нолдор и Зеленых Эльфов двинулось на север, к полыхавшим заставам.

Арнориэн и Эледвен тоже не сидели, сложа руки. Аданэт велела всем нисси из крепости взять с собой только самое необходимое, целебные травы, бинты для перевязки, немного еды, такой, какую можно унести с собой, и самые дорогие их сердцам вещи.
- Ты не знаешь женщин нолдор? - спросила вполголоса Арнориэн у Эледвен. – Они сейчас потащат с собой все свои украшения и серебро. Зря ты это сказала.
-Вряд ли у них его столько, что это отяжелит им путь, - возразила Эледвен. – Ко всему прочему, мы можем никогда сюда не вернуться, и они буду жалеть о том, что не взяли их с собой.
К удивлению Арнориэн, которая всегда относилась к другим нисси из своего народа предвзято, никто из женщин-нолдор не взял с собой ничего ценного. Исильмэ, жена Инглориона, заявила Феанариэн, перед тем как покинуть свои покои в крепости:
- Самое ценное, что у меня есть, это, - и потрясла перед носом у Феанариэн пузырьком с настоем кровохлебки. - Когда мой муж вернется, я должна буду ухаживать за его ранами, а что мне до украшений, если он погибнет?
Анариэн собрала кое-что из вещей Маглора и Элроса с Элрондом, а Эледвен – одежду Маэдроса и Эрьо. Арнориэн позаботилась о еде и почти опустошила все кладовые, поделившись припасами со всеми нисси из крепости.
У Тинвэ были свои сокровища. Сердце подсказывало ей, что сюда она уже не вернется, и на всякий случай рыжая нолдэ выкопала луковицы своих любимых крокусов и тюльпанов, взяла пару черенков вишневых деревьев.
Привыкшие к бегствам от врагов и срочным внезапным сборам, женщины нолдор не заставили себя долго ждать, и меньше чем через час крепость на Амон Эреб опустела. Многие из нисси были опоясаны короткими мечами, выкованными для их рук. Это оружие было не для красоты – они и вправду могли сражаться. Их отцы, братья или мужья настаивали на том, чтобы они могли защитить себя, если придет беда и рядом никого не будет.
Сложности начались тогда, когда Эледвен и Арнориэн достигли подножия Амон Эреб. Женщины лаиквенди, не привыкшие к скитаниям и войнам, были в панике, они не знали, что делать и, едва завидев нолдэ и аданэт, засыпали их кто упреками, кто вопросами, а кто и просто жалобами. Феанариэн и возлюбленной Маэдроса пришлось приложить массу усилий, чтобы успокоить тех, кто не мог ничего сделать от слез и страха, и направить тех, кто еще пока был способен хоть на что–то.
- Чей это ребёнок? – выкрикнула Арнориэн, неся на руках маленькую девочку.
- Откуда мне знать!– отозвалась Анариэн, которая помогала двум нисси пристроить их небольшие переметные сумки на спину своей лошадке. – Спроси у Тинвэ, она тут почти всех знает.
- Надо найти мать этой крошки, иначе Род Феанаро превратится в род нянек, - сказала Феанариэн. Кто–то из нисси нолдор, что слышали ее, тихо рассмеялись - дочь Феанора умела вселять уверенность и нести хоть каплю надежды тем, кто ее окружал даже в такие ужасные мгновения.
Эледвен нашла кого–то из знакомых ей лаиквенди, которые раньше жили в Оссирианде и теперь раздумывала, как перейти реку.
- Идти до бродов Сарн-Атрада невозможно, - сказала подошедшая Арнориэн. – Во-первых, долго, а во-вторых, там враги. Ты сама видела со стены, что наши восточные заставы пали. Маэдрос и Маглор задержат их, но насколько?
- Но нам надо как-то пересечь Гелион, - возразила Эледвен.
- Пересечем как обычно, через мосты Зеленых Эльфов. Думаю, они уже знают о битве, и нам не будет препятствий.
- Через мосты не перевести лошадей, а они несут поклажу. Мы не сможем все унести на наших плечах.
- Аммэ, я слышала, что чуть южнее по течению реки есть брод. Там, где в Гелион впадает Леголин, - встряла Тинвэ.
- Есть? - обратилась Эледвен к лаиквенди.
- Есть, госпожа, - кивнула одна из них, Карниэ.
- Ты знаешь, где он?
- Знаю. Но брод узок, и идти по нему будет сложно.
- Это лучше, чем ничего, - ответила аданэт и, отойдя в сторону, громко сказала, так, чтобы ее слышали все - Поторапливайтесь, враг ждать не будет! Не берите собой ничего тяжелого, только то, что вам может пригодиться в пути!
Ее слова заставили всех поторопиться, и общими усилиями еще через час Эледвен смогла продолжить путь к слиянию Гелиона и Леголина.

***

Орки смели передовые отряды и полностью захватили все укрепления. Вместе с отродьями Моргота бились также и люди, среди которых нолдор узнали своих бывших союзников – вастаков. В ходе сражения были убиты многие и многие воины Маэдроса и Аннаэла, а сам Феанарион был ранен, но все равно продолжал сражаться. Эрьо и Келебримбор были рядом с ним, Маглор и близнецы были отправлены старшим к восточным заставам.
- Что-нибудь слышно о Макалаурэ? – спросил Маэдрос у Инглориона, когда на некоторое время наступило затишье. Никто не тешил себя надеждой, что враги остановятся, это было лишь временной передышкой перед последней атакой. В том, что атака будет последней, никто уже не сомневался.
- Ничего не слышно, лорд Майтимо, - с отчаянием ответил золотоволосый эльф.
- Отправь туда кого-нибудь, пусть возвращаются! – велел Маэдрос. – Мне нужен каждый воин, до последнего! Отступим к Амон Эреб, и попробуем отстоять крепость!
Инглорион кивнул и тут же умчался выполнять приказание. Эрьо ничего не говорил, лишь смотрел на отца.
Вместе с последними воинами северных рубежей пришел и Аннаэл – там были многие его подданные, и он не хотел бросать их.
- Нам не выстоять, Маэдрос, - сказал Аннаэл на синдарине. - Орков и людей Тени там не счесть! Они идут сюда волной.
- У нас мало воинов, отец, - поддержал его Эрьо. – Аннаэл прав, мы их не остановим. Надо отступать и идти за реку. Другого выхода нет!
Маэдрос упрямо сжал челюсти и мотнул головой.
- И не подумаю! Это все, что у нас осталось! – сказал он.- Мы будем сражаться до последнего!
Эрьо с силой ударил латной перчаткой о луку седла.
- Отец! Разве камни этой крепости тебе так дороги?! – воскликнул он, заглядывая Маэдросу в лицо. – Дороже, чем мать? Чем сестры? Отец, неужели ты нас всех – и Макалаурэ, и Эллэрондо с Эллэроссо положишь здесь ради Амон Эреб?! То–то Моргот обрадуется, ведь то, ради чего здесь его орки, будет исполнено!
Некоторое время Маэдрос и Эрьо молча смотрели друг на друга. Маэдрос помнил обещание, данное Эледвен, и оно теперь горело в его сердце.
Иногда мне снится, что ее никогда не было рядом, и я одинок, как этот ветер в степях Эстолада. Что моя жизнь без нее? Или нескончаемые войны? Эллэ…
… Их первый долгий разговор состоялся в день их встречи.
Феанариэн, привыкшая быть в своем доме хозяйкой, сейчас разрывалась между радостью от того, что брат и кузен приехали погостить, и праведным гневом, что ее отстранили от любимого дела.
- У тебя есть брусника? - спрашивал Фингон, гремя миской и деревянной ложкой.- Я хочу сделать соус к… пока еще не знаю, к чему.
- Есть, - ответила она. – В лесу. Сколько угодно.
- Это радует. Слушай, Майтимо, вместо того, чтобы стоять, занимать полкухни и мешать мне, пойди и собери бруснику, а? – обратился кузен к Маэдросу.
- Хорошая идея! - согласилась Арнориэн, обрадованная тем, что хоть одного точно выставит с кухни. Она схватила деревянную миску, чуть побольше, чем та, что держал Фингон, и вручила брату. – Вот тебе оружие, иди и возвращайся с победой.
- Ее что, всю надо наполнить? – Маэдрос с сомнением посмотрел на миску.
- Можно и половину, - беспечно отозвался Фингон. - Иди, иди, а я пока подумаю над вариантом песни про тебя, где будет рассказано, как Феанарион попал в плен к злой колдунье в лесу, - он задумался, а потом добавил. – И про то, как Финдекано Астальдо его спас.
- Какой ты скромный, - не удержался Феанарион.
- Что есть, то есть, - с улыбкой ответил кузен.
Дверь резко отворилась и на пороге возникла аданэт.
- Эледвен! – обрадовано сказала Арнориэн. – Вот ты где, а я уже переживать начала, что тебя так долго нет. Болит синяк?
- Нет, не болит, - ответила девушка.
- Вот и хорошо. Раз уж ты здесь, пойди и покажи Майтимо, где в лесу поблизости растет брусника. А то он так до следующего утра не вернется.
- Хорошо, как скажешь, Тьельпе, - сказала она..
Тропинка от калитки вела к дороге, но Эледвен повела Маэдроса в сторону чащи. За высокими кустами орешника открылся луг, который прорезала тонкая тропка, ведущая в буковый лес. Девушка шла чуть впереди, невольно оглядываясь на своего спутника. Некоторое время они молчали – Эледвен не могла и слова вымолвить от смущения, а Феанарион наслаждался тишиной и шелестом листвы.
- Ты что, босая? – спросил он с удивлением. От неожиданности девушка вздрогнула.
- Что? А, да… - ответила она. – Я люблю ходить так.
- И не боишься пораниться?
- Я всегда смотрю под ноги.
- И змей не боишься? В такой чаще наверняка водятся ядовитые твари.
- Так и есть. Но сейчас лето, они не опасны. Весной без сапог я не хожу, змеи меняют шкуру и теряют страх. Но летом они прислушиваются лучше и едва завидят кого, уползают.
- Сестра давно пускает тебя одну?
- Лет пять-шесть. Здесь бояться нечего, даже зимой. Волков тут нет, а про медведей я и не слышала, - Эледвен приостановилась, оглядываясь. – Сейчас мы пройдем еще немного, пересечем оленью тропу и выйдем к брусничному полю.
- Ты хорошо знаешь лес, ты охотишься? – спросил Маэдрос.
- Нет! – вскрикнула Эледвен и тут же чуть покраснела, от собственной горячности. – Я не охочусь. Арнориэн - да, она любит, а мне жаль животных и птиц.
- Ты знаешь Тьелкормо, моего брата?
- Знаю, как не знать. Он часто бывает здесь вместе с Морьо, Питьо и Тэльво.
Маэдрос улыбнулся, тому, что она называет его братьев их домашними именами.
- Турко охотник, да и остальные не прочь этим позабавиться, - сказал он.
- А ты? – Эледвен не смогла удержаться и не задать этот вопрос.
- Я охочусь только на волков. Копьем, - ответил Феанарион.
- И тебе их не жаль?
- Те твари, которые обитают в пустошах Лотланна, лишь имеют обличие волков.
- Варги? – уточнила девушка.
- Кто?
- Варги. Так лаиквенди называют злых духов, что надевают шкуру серых. У них, вроде как, даже язык свой есть, хотя настоящие волки не обладают даром речи. Говорят, что до прихода Эльфов Запада их в здешних лесах было полно, но Карнистир и его воины изгнали все порождения зла, и лес стал светел, как прежде, до возвращения Врага. А настоящие волки лишь животные, как и все олвар, что сотворила Кементари. Они не несут в себе зла и не убивают ради забавы или по приказу.
- Сколько тебе лет, Эледвен? – неожиданно спросил Маэдрос.
- Пятнадцать.
- Я слышал историю о том, как ты оказалась у сестры. Но почему она зовет тебя Эледвен? Твое имя на квенья звучит как Эллэвендэ.
- Потому что меня так зовут, - девушка опустила голову. – Это имя мне дали мои отец и мать.
Маэдрос молчал некоторое время, глядя на нее.
- Прости, - он мотнул головой. – Эта привычка у меня никак не исчезнет. Я не хотел тебя оскорблять. Просто на взгляд нолдор все имена на синдарине звучат менее благозвучно.
- Но я не приняла это как оскорбление, - возразила девушка. – Ты можешь звать меня Эллэвендэ, если тебе так больше нравится.
- Тогда я буду звать тебя Эллэ, если ты позволишь.
- Эллэ?
- Да. Ты знаешь, что это означает?
- Звезда?
- И не только. Отец моего отца, Финвэ Нолдоран, рассказывал, что когда первые квенди пробудились у залива, первое, что они увидели, были звезды Варды. И тогда они стали говорить друг другу «эллэ», что означало «гляди!». Судя по всему, это самое старое слово в нашем языке, хотя со временем оно и поменяло значение. Пусть это имя будет напоминать нам о нашей встрече. Тебе о том, что надо глядеть на дорогу, а мне, что надо глядеть, куда еду, - с этими словами он ей подмигнул. – А ты можешь звать меня Нельо.
Все это словно разбило оковы стеснения, и Эледвен рассмеялась.
- Солнце садится, - сказала она. – Нам бы поспешить, а то мы не разглядим ягод в траве.
Вернулись они тогда, когда совсем стемнело, а звезды усыпали небосклон.
Фингон и Арнориэн сидели на крыльце.
- Нельо, ты мог бы чуть задержаться, я уже дошел до половины сложенной о тебе песни. Хотел перейти на героические деяния, но, увы, ты вернулся не вовремя, - с улыбкой сказал Фингон, перегибаясь через перила и заглядывая в деревянную миску. – Думаю, этого хватит.


- Лорд Майтимо! - раздался голос Инглориона, отгоняя воспоминания. - Гонец не нужен, твой брат и сыновья Эарендила идут сюда. Их войско истаяло, но они все живы и, хвала удаче, лишь легко ранены!
Маэдрос ответил не сразу - он снова посмотрел на сына, который хмурился и буравил его взглядом. Взглядом его матери.
- Велите трубить отступление! – скомандовал Феанарион. – Но пусть не смеют бежать! Мы отходим в боевом порядке, к Гелиону!
Казалось, все четверо - и Аннаэл, и Эрьо, и Инглорион, и Келебримбор облегченно вздохнули. Умирать сейчас, здесь, не хотелось никому.
Трубы пропели сигнал отступления. Вскоре на кромке полей показались всадники - то мчался к брату Маглор с близнецами. На Элронде не было шлема, а все лицо было залито кровью, однако он крепко держался в седле.
- Ничего страшного, - с облегчением сказал Маэдрос, посмотрев на рану Элронда. – Попадешь к Эледвен, она мигом залечит тебе эту «царапину».
Отступающим к Гелиону эльфам пришлось сразиться еще раз – когда пали восточные рубежи, под ударом орков оказались синдар, что жили на западном берегу Гелиона. Правда, они успели собрать что–то наподобие войска и разрушить мосты через реку, переправив на другой берег тех, кто не мог сражаться, но вооружены они были легко, и их стрелы мало чем могли помочь против ятаганов и кривых мечей прислужников Врага. Командовал ими некий Даэрос, предводитель тех синдар, что покинули Дориат еще после смерти Элу Тингола, да так туда и не вернулись. Своим владыкой они признавали Келеборна, мужа Галадриэль, но жили почему-то на земле, которую защищали нолдор.
Увидев их отряды, Маэдрос, взяв знамя Феанора, вместе с Маглором и Аннаэлом отправился к Даэросу.
- Приветствую тебя, Даэрос! – сказал Маэдрос, не забывая об учтивости. Про этого синду он слышал, и его часто веселил спесивый нрав Сумеречного Эльфа, который ненавидел сыновей Феанора, но жил в их землях.
- И я тебя приветствую, Феаноринг, - отозвался синда, идя тому навстречу. – Час от часу не легче! То орки, то сыновья Феанора! Кто хуже, как разобрать?
Даже опасность, которая нависла над ним и его воинами, не помешала Даэросу ответить в своем привычном тоне.
- Решать тебе, синда, - Маэдрос и не подумал спешиться, чтобы смотреть в глаза собеседнику. – За вами идет орда врагов, будешь выкаблучиваться и умрешь геройской смертью, о которой вряд ли даже песню сложат, или пойдешь с нами?
- Лучше смерть, чем идти с тобой! – гордо отозвался Даэрос.
- А твои воины того же мнения? – не удержался Маглор.
- У нас много раненых, Феаноринг, - сказал спутник Даэроса, светловолосый синда, и посмотрел на своего предводителя. – Мы спасем их, если примем помощь.
Видимо, разум все-таки взял вверх над гордостью, и Даэрос нехотя кивнул.
- Хорошо, Ангалас, только ради твоего брата… - синда повернулся к Маэдросу. – Мы пойдем. Только сверни свое знамя, Маэдрос.
Рыжий Феанарион велел своим воинам, тем, кто не ранен и может идти сам, спешиться. Он, Маглор, Эрьо, Келебримбор и Элронд с Элросом сделали это первыми.
- Отец, - тихо сказал Рыжий. – Ты же ранен. Кровь сочится даже из-под кольчуги, тебе нужно беречь силы. Нам еще реку пересекать, прошу тебя…
- Мне не впервой с раной идти через Гелион за твоей матерью, - с улыбкой ответил Маэдрос, - А та рана была опасней этой. Пустяки, Эрьо, все заживет.
- Тогда позволь хоть перевязать тебя? – с мольбой в голосе продолжал сын. – Аммэ мне уши оторвет, если с тобой что–то случится!
- У нас нет на это времени.
- Есть, немного, но есть. Пока наши возятся с синдар. Ну же, ата…
- Упрямый, как адан, - проговорил Маэдрос. – Помоги мне стянуть кольчугу.
- А что, Феанаро тоже был аданом, а? – с ухмылкой спросил Эрьо.
- Ну, значит, как Феанор.
- Или как ты.
- Я сговорчивее, Рыжий, - ответил Маэдрос, улыбаясь. – Он бы не отдал Амон Эреб Врагу.
- Он и Камни не отдавал, и чем кончил?
На это Феанарион уже ничего не ответил. Рана в плечо была глубокой, но опасений не вызывала. Эрьо туго перетянул ее так, чтобы остановить кровь, и наложил обычный в таком случае заговор. Его рука пролила мало крови, и потому его слова действовали сильнее, чем Маглора, который среди братьев отличался умением исцелять. Потом Эрьо помог Маэдросу снова надеть кольчугу и нарамник.
К ним подъехал Инглорион. Он отступал последним вместе с горсткой воинов, которые прикрывали отход.
- Нам бы поторопиться, лорд Майтимо, - сказал он. – Они продвигаются.
Кое-как усадив раненых синдар на коней, объединённое войско продолжило путь. Элронд шел, поддерживаемый Келебримбором, но, несмотря на все уговоры брата и остальных, ни в какую не садился в седло.
В тот день остатки удачи еще сопутствовали роду Феанора, и враги, вместо того, чтобы нагнать эльфийское войско, первым делом, забыв приказ своего Властелина, направились в крепость Амон Эреб – грабить и жечь. Это дало возможность Маэдросу увести всех к реке без потерь, однако, едва они подошли к Гелиону, разведчики доложили, что им навстречу, с севера, направляется большой отряд вастаков.
Маэдрос, глядя на своих воинов, среди которых почти все были ранены, на едва державшихся на ногах Сумеречных Эльфов, принял отчаянное решение - переходить через мосты лаиквенди на лошадях.
- Те, кто еще может держать меч и копье в руках, пусть останутся со мной, если что, мы прикроем, - сказал он. – Остальные пусть переходят.
Вастаки появились на опушке леса, когда последние кони переходили по мостикам.
- Рубите веревки, сбрасывайте мосты! – приказал Маэдрос тем, кто был на берегу.
Аннаэл дал знак, и вскоре все пять мостов через эту часть реки пали. Оставался один - шестой, но его оставили для Маэдроса и его отряда. Как и подобало командиру, Феанарион ступил на него последним. Он перебежал мост и, едва вступил на илистый берег, дерево и веревки полетели в воды Гелиона.
- Там еще мосты, внизу, в лиге отсюда, - сказал Аннаэл. – Надо обрубить и их!
- Хорошо, собери всех, кто еще может держаться, и скачи туда, - сказал Маэдрос. – Мы пойдем вглубь леса. Знать бы, где Эледвен… - с отчаянием добавил он.
Однако долго гадать ему не пришлось. Маэдрос, забыв о своей ране, сам отправился с разведчиками на восток, туда, где были самые близкие к Амон Эреб переправы через Гелион. Вместе с ним был и верный Инглорион. Над лесом где-то далеко поднимался столб дыма. Кто–то из лаиквенди залез на древо, поглядеть, откуда он.
- Это горят леса Одинокого Холма, - сказал он, вернувшись.
Выйдя к реке, оказалось, что мосты кто–то обрубил, хотя отпечатков копыт тут не было – только следы от ног на влажной земле. Эльфы последовали за следами и вскоре вышли к небольшой прогалине в лесу, где и расположились беженцы с Амон Эреб.

***
Много было радости в ту ночь у тех, к кому любимые вернулись живыми. Но куда больше было слез - слишком многие так больше никогда и не встретились со своими близкими, а кто-то умер позже от ранений. Оказалось, что вастаки стреляли своими отравленными стрелами.
В истаявшем войске нолдор были те, кто очень хорошо помнил переправу через Гелион, когда на мосту в тумане их встретил Аэлин, брат Аннаэла. Теперь они снова оказались в хранимом Ульмо Краю Семи Рек. Вот только идти оттуда было уже некуда. Это был последний уголок Белерианда, не считая Балара, где эльфы могли чувствовать себя в безопасности.
Осмотрев раны своих домочадцев, Арнориэн вздохнула с облегчением - больше всего она боялась, что кто–то их них ранен отравленной стрелой. Сильнее всех досталось Маэдросу и Элронду. Брата Феанариэн поручила заботам его жены, а вот с сыном Эарендила возилась она.
- Тебя не учили надевать в бою шлем? – спрашивала она. – Ладно, Майтимо - от него благоразумия не жди, но в тебе же кровь Нолофинвэ! Тебе значение этого имени что–нибудь говорит, а, Эллэрондо?
Келебримбор, отделавшись от забот Феанариэн и своих двоюродных сестер, первым делом спросил у Эледвен о записях.
- В порядке они, - ответила аданэт, протягивая сумку Куруфинвиону.
- Что ты там изобретаешь, Тьельпе? – не выдержав, спросил Маэдрос.
- Пока не могу сказать, - покраснев, ответил тот. – Это задумано еще самим Феанором, я всего лишь продолжаю его дело… Но, знаешь, Майтимо, если у меня получится, все сделанное Морготом, обернется прахом. А большего, прости, сказать не могу.
- Еще один Мастер нашелся на нашу голову, - пробормотал Маглор, лежавший в траве и смотревший в небо. – Запомни, Руссандол, не будет от этого добра.
- Макалаурэ, не клевещи на мальчика, - ухмыльнулся Маэдрос, который от радости встречи с Эледвен забыл и про боль, и про поражение. Он улегся на расстеленный на земле плащ и положил голову на колени аданэт. – Он, может, превзойдет нашего отца.
- Вот этого-то я и боюсь, - вздохнул Менестрель.
От идеи идти к Долмед Маэдрос отказался. Посовещавшись, они с Маглором приняли решение уйти ближе к горам, но не покидать предела Оссирианда. По слухам, где-то там жили Галадриэль и Келеборн с нолдор из двух Домов и теми синдар, что спаслись после разорения Дориата и Гаваней. Но встречаться с родичами, а тем более искать их никто из Дома Феанора не хотел. Аннаэлу и Даэросу Маэдрос предложил выбор – многие лаиквенди вернулись к себе домой, в родные леса, откуда когда-то ушли, и кое-кто хотел остаться. Но сам Аннаэл желал следовать за Феанарионом. В своем решении он в первую очередь руководствовался тем, что вместе с нолдор Зеленым Эльфам будет легче обороняться от орков, если они посмеют пересечь Гелион.
Даэрос, к великому удивлению Маэдроса, тоже остался.
- До поры, пока не найду лорда Келеборна, - заявил он.
- Как бы это «до поры» не превратилось навсегда, - тихо сказал Эрьо отцу. Рыжий не любил синдар, и большинство молодых нолдор, его ровесников, а также воины из дружин Келегорма и Карантира, которые теперь охотнее всего следовали за сыном Маэдроса, были с ним согласны. – Пусть он уйдет, ата, у него и его эльфов языки длинные и острые, а наши воины за словом в карман не полезут. Сам знаешь, что может быть - наши обиды не забылись.
- Я сам ему не рад, - ответил Маэдрос, который редко признавался в том, что не любит синдар. – Но прогонять не стану - во-первых, не хватало еще, чтобы они потом трезвонили по всему Эндорэ, что сыновья Феанора закрыли перед ними свои двери, да и потом… они хорошие лучники, никогда не знаешь, когда это может пригодиться.
Эрьо невольно с этим согласился.

Так и случилось, что Амон Эреб была захвачена Морготом, но его план не удался, ведь сыновья Феанора избежали гибели и укрылись со своим народом у подножия Голубых Гор. К ним примкнули и лаиквенди, и синдар, которым ничего не оставалось делать, кроме как признать Маэдроса своим лордом. «Утопающий уцепится и за соломинку» - говорили про себя Сумеречные Эльфы.
Со временем в том месте, что позднее будет именоваться Харлиндон, эльфы с Одинокого Холма построили себе новые дома, как то было в обычае у лаиквенди. Крепостей Маэдрос не возводил, не видя в этом смысла. Леса Оссирианда были столь густы, что в каменных стенах не было надобности, и потом нолдор переняли у Зеленых Эльфов умение вести бой в чащах. Иногда им все-таки приходилось брать оружие в руки, но стычки бывали лишь с небольшими отрядами орков и истерлингов на границах Оссирианда, далеко от их домов.
Хозяева крепости на Амон Эреб вернулись, по возможности, к своим прежним занятиям. Они жили в одном большом доме, так как уже давно привыкли друг к другу.
Келебримбор снова обустроил у себя мастерскую и частенько общался с гномами, которые жили в чертогах на склонах Голубых Гор. Элронд и Эрьо предпочитали охотиться в лесах, и вместе с ними иногда бывал и Элрос. Тинвэ разбила новый сад из тех луковиц и черенков, что унесла с Одинокого Холма. Арнориэн предпочитала далеко от дома не отлучаться, и содержала его в чистоте и порядке, в чем ей охотно помогала Анариэн. Маглор закрывался у себя, а на все вопросы отвечал, что хочет перенести историю рода Финвэ в музыку.
Маэдрос и Эледвен все чаще и чаще искали уединения, то у себя в покоях, то где-нибудь подальше от чужих глаз, в лесу. Глядя на них, Арнориэн невольно вздыхала, и ее сердце переполнялось и радостью, и печалью. Несмотря на прошедшие года, они все так же любили друг друга, если не больше, но, как эльф, она понимала, что и на сердце ее любимой, жизнерадостной аданэт ложится извечная печаль эльдар - скорбь по тому, что ушло и никогда не вернется.
И никто из них даже не догадывался, что близятся события, после которых Средиземье изменится навсегда, и земля, за которую они проливали свою кровь, навечно уйдет на дно Великого Моря.

СИЛЬНЕЕ СМЕРТИ

Есть только небо и ветер, есть только небо и ветер,
Никто из нас не в ответе за отпущенный срок, за последний чертог,
Но лишь тот, кто бессмертен испытает свой рок.

Да, ты был тверд, как рукоять клинка.
Твой путь прямой разрублен пополам.
Пора домой, к далеким берегам.
С тобою голос мой, со мной твоя рука.

Айрэ и Саруман, «Идущему в Лориэн»

Нам даётся лишь раз
Вознестись или пасть
Испытания час,
Призывающий нас

Айрэ и Саруман, «Испытание Огнем»

Железная Твердыня пала.

Моргот был пленен, а корона Севера расплавлена, и Сильмариллы были освобождены.

Для творений Феанора окончился почти шестивековой плен в руках того, кого раньше звали Мелькором. Говорят, они теперь сияют незамутненным светом там, в шатре у Эонвэ… Светом тех, кто, наконец, освобожден. А ведь Феанор говорил, что Камни живые существа, и что они способны чувствовать боль и радость.

Их боль Маэдрос помнил. Помнил, как ему казалось, что словно завидев своего настоящего хозяина, Сильмариллы начинали сиять светом Амана Благословенного, а едва его уводили, они тускнели.

Клятва. Грань истончилась, конец вечной пытки так близок!

Маэдрос не мог забыть об этом с тех самых пор, как пришла весть о победе воинства Западных Владык. Никто из нолдор Средиземья не сражался на той войне, все они, кто смог, укрылись у подножия гор. Мощь битвы была столь велика, что грохот ее не прекращался ни днем, ни ночью, и весь Север был охвачен огнем и смертью. Но за много лет, что продолжалось сражение, жители Оссирианда привыкли к шуму, но в одну ночь они пробудились от ужасного грома – в ту минуту Эарендил сразил последнего летающего дракона Моргота - Анкалагона Черного, и он пал прямо на Тангородрим и сокрушил его в предсмертных биениях. А наутро эльфы и люди Эндорэ увидели изменившиеся берега. Белерианда больше не было, и Сирион с Гелионом ушли в море навсегда. Потонули и Дориат, и Нарготронд, и Химринг, и Митрим. Все земли, пропитанные кровью нолдор и эдайн, были утрачены.

Говорят, Химринг не утонул. Холм стоит одиноким островом совсем рядом с новыми берегами и, может… Может… Белая Форменоссэ…

А пепел все еще горчит на языке. Пепел от сожженных тел.

От Пламени я рожден, в полымя я и вернусь.

Отец!

Маэдрос вздрогнул и проснулся. Ему показалось, что покои заполнены огнем, но морок тут же исчез. Комната тонула в предрассветном сумраке, ветерок шевелил занавеси. Рядом была Эледвен. Она здесь, она спокойно спит, а, значит, мир не рухнул. Маэдрос обнял ее, уткнулся носом ей в плечо и тихо позвал:

-Эллэ! Эллэ, мельдэ, ты слышишь меня?

Но аданэт только заулыбалась во сне и не открыла глаз. Тогда Феанарион выпустил ее из своих рук и тихо встал, чтобы не разбудить. Его взор упал на скомканное послание на белом пергаменте. Рыжий нолдо упрямо сжал челюсти и отвернулся от него. Но через несколько секунд он быстрым движением взял пергамент, схватил со спинки невысокого стула свою рубашку и вышел, тихо затворив за собой дверь.

Белый пергамент, темные чернила. Послание Эонвэ – его принес высокий золотоволосый нолдо из Дома Финголфина.

Сыновьям и дочери Феанаро Куруфинвэ
Майтимо Нельяфинвэ, Макалаурэ Канафинвэ и Тьельпериэль Эрэфинвиэн

Ваша война окончена. Враг, с которым вы сражались, пал и более не восстанет до конца времен. Всех нолдор Владыки Запада призывают придти на Древний Запад и воссоединиться с родичами. Вас, тех, кто Клялся, осталось трое. И вас Владыки призывают вернуться в Валинор, где вас будут судить за ваши дела – и добрые, и злые, что вы свершили. Отриньте тьму в ваших сердцах, примите зов и получите милосердие и прощение.

Эонвэ, глашатай Манвэ Сулимо, Владыки Арды.

На это послание братья и сестра ничего не ответили. Маэдрос видел, что Маглор хочет покориться и уйти назад, вернуться в Валинор, домой. Арнориэн колебалась – ей пришло и другое письмо, через того же воина из дома Арафинвэ, от Глорфиндейла, где он звал свою возлюбленную к себе. Из него же Феанарионы узнали, что валар вернули к жизни не только родича Элэнвэ, но и Финрода, что тот взял в жены Амариэ, и они теперь живут в Тирионе-На-Туне.

Маэдрос же был тверд в своем намерении не возвращаться. Эледвен нельзя было ступать на бессмертные берега, она оставалась человеком и, в отличие от своего родича, Туора, не заслужила милости быть причисленной к эльдар. А без нее для него Аман был бы пуст. Маэдрос не мог даже помыслить, что он будет жить без своей аданэт, не сможет больше услышать ее голоса, не почувствует тепла ее тела.

С этими мыслями он остановился и понял, что стоит у дверей Маглора. Маэдрос тихо постучался, но ответа не было. Тогда он дотронулся до ручки и дверь распахнулась. Младший брат спал, свернувшись клубочком, совсем как в детстве. Но им нужно было поговорить, сейчас, пока все в доме спят, пока никто не может им помешать.
- Кано! – Маэдрос потряс его за плечо. Менестрель дернулся и подскочил.
- Нельо, это ты… - пробормотал он. - А я думал…
Он не договорил, но старший Феанарион очень хорошо знал, что снится брату. То же снилось и ему. Что посланники Валар с Финголфином и Ингвэ, приходя за ними, заковывают их в цепи и, как когда-то Моргота, волокут на корабль, чтобы увезти на суд в Валинор.
- Нет, братишка, это я, не бойся, - мягко сказал Маэдрос, садясь рядом. – Они не придут. Хотели бы, уже пришли.
Маглор вздохнул и смущенно посмотрел на брата. Было время, и в осиянном Древами краю их было только двое у Феанаро и Нерданель. Маленький Маглор боялся чудищ из сказаний об Эндорэ, тайком пробирался к Маэдросу и ложился рядом с ним. Он так и пронес через всю свою жизнь веру в то, что старший брат всегда сможет защитить его от всех ужасов и невзгод, пусть даже чудовища из сказок стали настоящими, и он убивал их сам.
- Кто их знает, мы же еще ничего не ответили, - ответил Маглор. – Что–то случилось, Майтимо?
- Нет, нет, все тихо. Я пришел поговорить о послании. Я считаю, нам надо ответить. За сестру я ничего не скажу, но напишу за себя - я никуда не уйду.
- Но почему, Нельо? – тихо спросил Маглор. – Разве ты не хочешь домой? Разве не хочешь свободы? Я вот, например, хочу, чтобы меня судили. Тогда, отбыв наказание, я смогу очиститься от всего, что сделал, и вернусь к своей старой жизни. Мне так ее не хватает!
- Потому, братишка, что Эледвен туда нельзя. А я не хочу ничего без нее. Мне не нужны ни суд, ни прощение, я хочу лишь одного - исполнения Клятвы. Вот, что я думаю, Кано… Напишем Эонвэ ответ и потребуем, чтобы он вернул нам наши Камни. И если он вернет, мы будем свободны. И тогда тебе не понадобятся ни суд, ни прощение Валар.
Маглор задумался, но через некоторое время мотнул головой.
- Нет, нет, Нельо, брат… Клятва, может, и будет исполнена, но прощения мы не получим.
- Да сдалось тебе это прощение! - гневно ответил Маэдрос. – Прощение кого? Этого труса Арафинвэ? Что явился сюда как победитель и присвоил славу нашего отца, и дяди, и павших братьев, и родичей себе?! Ты слышал, кого они вернули к жизни?! Финдарато! Того, кто лишь раз высунул нос из своего королевства, пошел против крови и предал всех нас! Где были твои валар, когда мы умирали и проливали нашу кровь здесь? Пока к ним не явился Эарендил с нашим Сильмариллом, они и не подумали придти нам на помощь! Они бросили нашего отца одного! О да, теперь я понимаю, как он был прав, когда говорил, что этим валар нужны лишь Камни! А я еще сомневался! – Маэдрос мотнул головой и встал, вытаскивая послание Эонвэ. – Скажи мне, где тут слова о том, чтобы вернуть нам наши Самоцветы? Ну же, может, я слеп или не умею читать между строк! – рыжий кинул скомканный пергамент Маглору.
Менестрель взял письмо и разгладил его на коленях.
- Нельо, я слышу горечь в твоих словах. Но, братишка, ты ведь не можешь не сожалеть о том, что было в Альквалондэ, в Дориате и Гаванях? Ты ведь сожалеешь, верно?
- Сожалею, - глухо ответил Маэдрос. - Но за Альквалондэ я давно уже расплатился сполна.
- А за Дориат и Гавани Сириона?
Маэдрос промолчал.
- Ну а Клятву мы исполнить сможем и там, в Амане, - продолжал Маглор.- Когда искупим все, что сотворили, быть может, валар вернут нам наши Сильмариллы. Клятва не запрещает нам ждать, верно ведь? Аман теперь открыт для Эндорэ, и потом ты сможешь вернуться к своей Эледвен и детям.
Маэдрос некоторое время молчал, не зная, что сказать. Гнев начал душить его сильнее, чем отчаяние, и сейчас, впервые в жизни, ему захотелось ударить Маглора.
- Что ты знаешь о том, что нам вернут Камни, Макалаурэ? – тихо произнес он, с трудом сдерживая себя. – Как ты себе представляешь мою разлуку с Эллэ? – он умолк на миг, пытаясь совладать с гневом, и произнес то, чего еще никогда не говорил: - Если ты решишь подчиниться валар до того, как наша Клятва будет исполнена, можешь считать, что у тебя больше нет брата. Я забуду тебя навсегда и вычеркну твое имя из своего сердца. Однажды ты уже предал меня, когда бросил на Тангородриме, поступишь так же и сейчас?
Это был нечестный ход. Маэдрос знал, как отреагирует Маглор. Менестрель задрожал, его синие глаза распахнулись от ужаса, он схватил Маэдроса за руку и тихо проговорил:
- Нет, нет, Нельо, брат, что ты такое говоришь? Разве я тебя предам? Разве я хоть раз сомневался в том, что ты делаешь? Ты мне дороже прощения! И ради тебя сделаю то, что ты скажешь! Ты ведь уже решил, что напишешь Эонвэ, верно?
Рыжий Феанарион готов был возненавидеть себя за то, что видел, но другого пути не было.
- Решил, конечно. Этот посланник ждет ответа. Я сейчас же напишу прихвостню Манвэ, что мы думаем по поводу его зова. У тебя есть чернила и перо? И зажги свет, Кано!
Маглор подскочил и зажег свечи. Маэдрос уселся за его рабочий стол и, взяв перо, быстрыми, отработанными движениями, стал выводить левой рукой тэнгвы на желтоватой бумаге.
Эонвэ, Глашатаю Манвэ Сулимо, Владыки Амана
Мы получили твое послание, благой Эонвэ, и обдумали каждое слово. Тебе мы отвечаем вопросом на вопрос: скажи, посланник Западных Владык, кто обрек нас на клятву и вечные скитания? Не Валар ли? Не они ли сидели, сложа руки, когда была пролита кровь Финвэ Нолдорана, когда наш отец был безумен от горя? Не они ли вынудили Феанаро уйти в Исход? Вот тебе наш ответ, благой Эонвэ: верни нам наши Сильмариллы, и тогда Клятва исполнится, и мы обретем свободу. Тогда кто–то из нас и покорится, и придет на суд, а кто-то останется в Эндоре, так как пути для него на Запад закрыты навсегда.
Майтимо Нельяфинвэ
Макалаурэ Канафинвэ
Потом он снял небольшой перстень-печатку с цепочки на шее, налил воск на сложенный пергамент и запечатал послание. На красноватом воске была выдавлена Восьмиконечная Звезда Феанора.
Маглор некоторое время смотрел на письмо, а потом осторожно сказал:
- Может, зря ты не приписал имя сестры, а Нельо?
- Зря? О, нет! Пусть ее с нами сейчас и нет, но обсуждать с ней я этого не хочу. Она, кстати, может делать, что хочет. Она готова забыть все и мчаться через Моря к своему Лаурванэлу. Я обещал дать ей благословение на брак? Считай, она его получила!
Маэдрос сам был немного удивлен своим жестоким тоном, но Клятва, Клятва, она жгла его душу, его сердце, и все, и вся теперь были не важны. Только Эледвен пока была важнее нее. Пока Клятва не угрожала жизни его возлюбленной, Маэдрос не собирался останавливаться. А милая, любимая Эллэ всегда понимала его и прощала ему все его дела.
Она никогда не отвернется от него.
Маглор и Маэдрос некоторое время молчали.
- Майтимо, Эонвэ не согласится отдать нам Сильмариллы, - снова сказал Менестрель. – Если бы он намеревался это сделать, он бы написал это.
- А я тебе что говорю? – отозвался Маэдрос.
- Ты передашь это письмо посланнику Арафинвэ?
Маэдрос ответил не сразу.
- Вначале так и собирался. Но пока мы дождемся ответа, пройдет немало времени, и Эонвэ вполне может переправить Сильмариллы за Море. А потом скажет, увы и ах, они в Валиноре, хотите получить их? Плывите на Запад. Давай лучше мы сами же отвезем это письмо, Кано, и передадим через кого-нибудь Эонвэ. Если что…
Маглор задумчиво посмотрел на брата, размышляя над смыслом сказанного, но потом вдруг побледнел и отшатнулся от Маэдроса так, словно то был не его родной и любимый Майтимо, а порождение Мрака.
- Нельо, неужели ты … Ты хочешь попытаться взять их силой?! – с трудом проговорил Менестрель. – Брат, ты лишился рассудка! Нас же убьют! Или точно закуют в цепи, как Моринготто!
-А ты видишь иной выход? Кануть во Тьму я не хочу! Не знаю, как с тобой, но со мной это произойдет! А я хочу жить, понимаешь? Жить, братишка…
Маглор подошел к нему и положил руки на плечи.
- И я тоже хочу, но с чистой совестью, - тихо сказал он. – Но пойми, Нельо… Вдруг сами Манвэ и Варда откажут нам в исполнении Клятвы, а? Ведь это их именами мы клялись, и тогда все это потеряет силу! И мы будем свободны… Нельо, братишка, я еще раз хочу тебе сказать, пока не поздно: одумайся, прошу! Сколько всего было…
- А Единый? И его имя мы произносили в безумии сердец! Услышит ли он нас за гранью мира, даст ли освобождение? Нет, Кано, нет!
- Но услышал же он тебя, когда ты полюбил смертную…
- Он услышал ее, а не меня, - ответил Маэдрос и резко встал. – Для нас его слух закрыт. Так что же, брат? Ты все-таки решил меня оставить одного на этом пути?
Маглор с отчаянием смотрел на Маэдроса.
- Я не хочу свершать непоправимое, - тихо произнес он.
- И я тоже. Но я тебя услышал, Менестрель, и не хочу терять времени. Чем быстрее все закончится, тем лучше, - рыжий Феанарион направился к двери. – Прощай.
Маглор бросился к нему и, опередив, встал у входа, закрывая дорогу.
- Что ты собрался делать? – произнес он.
- Хочу уйти, пока все спят, - ответил Маэдрос. – Пока Эледвен спит. Она не отпустит меня, а брать ее с собой я не хочу. Кто знает, они могут причинить ей вред.
Кто такие «они», Менестрель переспрашивать не стал.
- Неужели ты так плохо думаешь о Владыках Запада, что считаешь, что они смогут обидеть ни в чем не повинную женщину? – удивился Маглор.
Маэдрос промолчал. Если он начнет разговор о том, что отдала взамен Эледвен, и что она получила, это затянется надолго, а решение принято, и отступать сейчас уже поздно. Завтра утром он, может, уже и не решится. Рыжий Феанарион мягко отстранил Маглора от двери и потянулся к ручке.
- Майтимо, я с тобой, - глухо проговорил брат. – Раз уж вместе начинали, вместе и закончим… И будь что будет. Не уходи без меня, ладно? Я сейчас оденусь и…
Маэдрос обернулся и заключил Маглора в объятия.
- У нас все получится, - произнес он. – Мы вернемся с Сильмариллами, потом перейдем горы и затеряемся. Я тоже возьму кое-что с собой, и встретимся через полчаса у коновязи.
- Хорошо, я мигом, - кивнул Маглор и потер щеку ладонью. Маэдросу показалось, что он незаметно убрал слезу.

Когда Сильмариллы вернутся в наши руки, ты, отец, больше никогда не упрекнешь меня в том, что я слишком долго жду и ничего не делаю. И ты, и братья, вы перестанете приходить в мои сны и спрашивать с меня. И вы, и я – все мы обретем покой. С Клятвой будет покончено. Я с ней покончу!
Когда Маэдрос вернулся к себе, Эледвен все еще спала. Некоторое время он смотрел на нее, словно пытаясь запомнить ее лицо, а потом осторожно открыл ящик комода, чтобы достать кое-что из верхней одежды, и покидал все в небольшую переметную сумку. Он снова обернулся, чтобы бросить взгляд на аданэт. Маэдрос хотел подойти к ней и поцеловать - может, в последний раз, но боялся ее разбудить, потому усилием воли он заставил себя снова отвернуться и потянулся за мечом. Но, когда он прикреплял ножны к поясу, кончик клинка задел подсвечник, что стоял на невысоком столике и тот с грохотом свалился на пол. Эледвен тут же проснулась и подскочила. С полминуты они с рыжим молча смотрели друг на друга.
- Куда ты собрался? – тихо спросила она. В ее голосе чувствовался страх. Аданэт знала о содержании письма Эонвэ, и, похоже, решила, что Маэдрос решил ее покинуть и вернуться в Валинор.
- Исполнить Клятву, Эллэ, - ответил он и сел рядом на постель, протянув ей руку. – Не бойся, мэльдэ, я не ухожу на Запад. Но сейчас мне нужно идти, пока я не передумал.
- Ты вернешься, Нельо?
Феанарион промолчал. Первый раз за все то время, что они были вместе, он промолчал. В глазах аданэт появилось отчаяние, но она еще крепче сжала его руку и сказала:
- Раз ты не знаешь, то я пойду с тобой!
- Нет, Эллэ, нет! Нельзя! - Маэдрос боялся этого, боялся, что она захочет уйти с ним. – Ты должна остаться. Я не знаю, что может произойти, но уж лучше я сам погибну, чем увижу, что с то…
- Молчи, молчи, - прервала его Эледвен и встала. – Даже не думай, Майтимо Феанарион, уходить без меня! Решил умереть, исполняя Клятву? Хорошо, но я иду с тобой! До этого мне хватало твоего слова, что ты вернешься, а раз ты сам молчишь, я прослежу за тем, чтобы ни смерть, ни эти проклятые Камни не забрали тебя у меня!
Во дворе залаяла Роньа, послышался голос Эрьо. Маэдрос сжал руку в кулак: раз его сын уже на ногах, скоро он перебудит всех, и тогда уж точно не уйти. Он посмотрел на Эледвен и увидел отчаянную решимость в ее глазах.
Она не пытается меня отговорить, она хочет пойти со мной.
- Хорошо, хорошо же, Эллэ, пусть так! – сказал он. – Только быстрее, прошу тебя, анаринья, мы с Макалаурэ хотим быть далеко отсюда, когда обнаружат, что нас нет.
Больше она не сказала ни слова, но тут же бросилась одеваться и торопливо умываться. Наспех закинула в его сумку одно платье и теплый плащ, деревянный гребень для волос и направилась к двери.
- Стой, стой, Эллэ, - Маэдросу хотелось ее обнять, но времени не было. – Не через дверь. Через окно.
Аданэт удивленно посмотрела на него, но не сказала ни слова. Феанарион ловко перемахнул через низкий подоконник, почти бесшумно опустился на траву и помог Эледвен. Потом, взявшись за руки, они чуть ли не бегом направились к коновязи.
В сереющем сумраке леса между деревьями скользнула чья-то тень. Маэдрос и Эледвен замерли, но тут из тумана вышел Маглор. Он удивленно посмотрел на хмурую аданэт.
- Эллэ идет с нами, Кано, - ответил на невысказанный вопрос Маэдрос и направился к лошадям, которые паслись неподалеку. Гнедой тихо заржал, завидев хозяина.
- Только этого не хватало, - пробормотал Менестрель. Неизвестно, что он имел в виду, то, что его брат, вначале не собиравшийся брать с собой Эледвен, резко передумал, или что кони, заржав, могут привлечь излишнее внимание.
- Оседлаем пока только одного, - сказал Маэдрос. – Ты возьмешь к себе Эллэ, я поеду так, без упряжи. Нет времени. По дороге что-нибудь придумаем.
- Удержишься? - спросил Маглор.
- Раньше же держался, и сейчас удержусь. Кано, не болтай, дело делай.
Менестрель запряг своего каурого коня и усадил в седло Эледвен, а сам сел сзади. Маэдрос подошел, чтобы проверить стремя, и нежно коснулся ноги своей аданэт.
- Тебе удобно? - спросил он.
- Все хорошо, - кивнула она.
- Если будет что–то не так, скажи, но Макалаурэ хороший всадник, не бойся, - он наклонился, поцеловал ей колено и оседлал своего гнедого. Конь, не привыкший, чтобы на нем ездили без упряжи, затанцевал, но после короткого приказания своего седока, успокоился.
Все трое обернулись, чтобы бросить взгляд на свой дом. В кухонном окошке зажегся свет – должно быть, Арнориэн принялась стряпать что–то на завтрак.
- Я забрал с собой немного лембаса, - сказал Маглор. - Если она сейчас заглянет в кладовую, то обнаружит пропажу кое–чего еще…
- Не хватало, чтобы Тьельпе начала выяснять, куда все это делось. Нам дорога каждая минута, - Маэдрос направил вперед своего коня. – Едем. Пока медленно, шагом, не нужно поднимать лишнего шума.
Отъехав на небольшое расстояние от дома, Феанарионы пришпорили своих коней и помчались прочь. Туман поглотил их.

Все переполошились, когда выяснилось, что Маэдрос, Эледвен и Маглор исчезли. Эрьо и Элронд тут же бросились на поиски, а Тинвэ осталась утешать Анариэн, которая плакала с самого утра.
Вернувшаяся из покоев своих братьев Арнориэн устало опустилась на стул напротив племянниц.
- Куда они могли исчезнуть, ума не приложу… - произнесла Феанариэн. – Вроде, все вещи на месте, кроме каких–то мелочей…
- Вначале Эллэроссэ ушел сражаться вместе с войском валар, а теперь и отец с матерью пропали! – сквозь слезы проговорила Анариэн. – Почему все, кого я так люблю, бросают меня!
- А вдруг… вдруг… - глаза у Тинвэ расширились от страха. – Отец говорил, что его могут насильно…
- Не говори глупостей, Тинвэ! – прикрикнула на нее Арнориэн. – Эльдар Арафинвэ не призраки и не отродья Моргота, если бы они пришли увести моих братьев в Валинор, все было бы открыто.
- А может, они решили уплыть на Запад, как их призывал Эонвэ? – подняла голову Анариэн.
- Нет, отец же сказал, что он без мамы никуда не уйдет, а ей нельзя за Море, - возразила Тинвэ.
Арнориэн хмыкнула. Смутная догадка уже прокралась в ее сердце, но она не могла пока поверить, что ее старший брат, всегда благоразумный Маэдрос, который вначале взвешивал все возможные последствия, а потом действовал, мог так поступить.
Вернулся Келебримбор.
- Я осмотрел коновязь, Тьельпе, - сказал он. – Двух лошадей нет – гнедого Майтимо и каурого Макалаурэ.
Анариэн и Тинвэ посмотрели друг на друга.
- Может, мама где-то здесь? – робко спросила Анариэн. – Может, она раньше нас поняла, что отца нет, и ушла его искать?
Келебримбор покачал головой.
- Боюсь, она ушла с ними, Анариэн, - проговорил он. – Там следы троих, и одни из них точно принадлежат Эледвен. Неужели никто из них не оставил ни записки, ни строчки? - продолжил Куруфинвион. – Поверить не могу, что даже Макалаурэ ничего не написал.
- Ни слова, - сокрушенно сказала Арнориэн. – Я все осмотрела. Исчезло даже письмо Эонвэ…
Во дворе послышался лай Ронья – значит, вернулись Эрьо и Элронд. Рыжий влетел на кухню первым.
- Все тщетно! В лесу ничего не видно! – сказал он. - Мы что смогли – разглядели - все следы ведут на запад, но пока держится этот треклятый туман, мы не сможем ехать дальше.
Тинвэ посмотрела на брата, встала и прижалась к нему.
- Неужели они покинули нас? – произнесла Анариэн.
- Если да, то ненадолго, - раздался голос Элронда. Он вошел и закрыл за собой дверь. – Они же не моя мать, ради Самоцветов Феанаро они нас не бросят, - с этими словами все пятеро посмотрели на Арнориэн.
Но Феанариэн молчала.
- Вам не понять, что могут эти Камни, - произнесла она тихо. – Они сводили с ума даже тех, кто Клятвы не давал…
- Мама не клялась, - прошептала Тинвэ.
- Но она бы не бросила Майтимо одного, - отозвалась Арнориэн.
- Ты пробовала позвать их через осанвэ, Тьельпе? – спросил Келебримбор.
- Да, но у обоих моих братьев аванирэ. Они не хотят, чтобы мы знали, куда они делись. Это может означать только одно…
- Они ушли за Сильмариллами… - закончил за нее Эрьо.


Берега Средиземья настолько изменились, что знавшие чуть ли не каждую былинку и тропку Феанарионы с трудом смогли найти дорогу к побережью. Море появилось на горизонте еще в конце второго дня пути.
- А раньше тут были леса, - пробормотал Маглор, спешиваясь. – Велика мощь валар…
- Моринготто тоже был велик, но где он сейчас? - отозвался Маэдрос, спешиваясь.
- Как бы нам не разделить его участь, - сказал Маглор, все еще глядя на море.
Маэдрос поджал губы, но отвечать не стал.
- Может, ты, наконец, дашь Эледвен спешиться, а, братец? – поинтересовался рыжий.
- О, прости, прости, Эллэ, - Маглор тут же спрыгнул со спины коня и Маэдрос помог аданэт спуститься. Эледвен охнула и чуть не упала, так сильно ей свело ноги от бесконечной скачки, но Маэдрос поддержал ее.
- У тебя совсем холодные руки, - сказал он нежно.
- Я забыла свои перчатки, - смущенно ответила она.
- Ничего, сейчас разведем огонь, и ты отогреешься, - ее холодные ладони обжег горячий поцелуй.
Погода была хорошей, несмотря ни на что. Небо над морскими просторами окрасилось алым, когда солнечная ладья направилась к западу. Ветер играл с причудливыми формами, и на некоторое время всем троим показалось, что это вовсе не облака, а башни далекого белого города.
- Тэлумар… - прошептал Маглор, глядя на эту картину, забыв обо всем. Маэдрос ничего не сказал, он был занят костром. – О, Нельо, Эллэ, глядите! Корабль!
На горизонте, вначале словно часть облаков, появилась белая светящаяся точка. Но потом она все приближалась и приближалась, и вскоре на волнах показался большой белый эльфийский челн. На его парусах был выткан серебристый лебедь. Он заскользил по воде далеко от берега и вошел в узкий залив, что образовался в проломе Голубых гор.
- Смотри, Эллэ, это корабли тэлэри, - сказал Маглор. – На таких мы когда-то пристали к берегам Эндорэ. Кстати, Майтимо, - Менестрель повернулся к брату. – А вдруг Эонвэ вовсе не на этом берегу, а на том? – он указал пальцем на виднеющийся вдалеке северный берег залива.
- Значит, мы отправимся туда, - твердо ответил Маэдрос.
- Знать бы еще, как, - не удержался Маглор.
Маэдрос отряхнулся от золы, встал и в упор посмотрел на Менестреля.
- Братишка, ты намерен разводить трагедию из всего, что видишь? – спросил он.
Маглор попытался выдавить из себя улыбку.
- А челн не уменьшается, - произнесла Эледвен. – Должно быть, лагерь Западного воинства на этом берегу.
- Еще лучше, не будем зря терять времени, - кивнул Маэдрос. – Иди, мэльдэ, погрейся у костра.
- А что это там, на востоке дымится? – аданэт словно и не услышала слов рыжего.
- Расселины огня, - ответил он. – Валар еще не усмирили стихию Земли после такого большого разлома, - Маэдрос подошел к ней и положил руку ей на плечо. – Эллэ, ты замерзла совсем. Иди сюда.
Некоторое время они провели в молчании. После небольшого ужина Маглор достал свою арфу, за которую еще вчера удостоился от Маэдроса колкого замечания.
- Если ты сейчас начнешь наигрывать что–то грустное, я брошу тебя в Море, - сказал Маэдрос. Они с Эледвен сидели, обнявшись и закутавшись в один плащ.
- Ульмо меня спасет и превратит в птицу, - с грустной улыбкой ответил Маглор, нежно трогая серебряные струны.
- И не надейся. Ты же преступник, он тебя накажет и превратит в рыбу, - отозвался Маэдрос.
- Нельо, зачем ты так! - не удержалась аданэт. Но Маглор, похоже, ни капли не обиделся. Вместо этого он стал наигрывать какую-то очень приятную мелодию, но потом резко оборвал ее и посмотрел на Маэдроса.
- Что будем делать завтра, Майтимо? – спросил он.
- Прямо с утра отправимся к проливу. Если Эллэ права, и лагерь там, войдем и встретимся с Эонвэ, - ответил Маэдрос.
- Я думал, ты хотел передать ему послание…
- А на кой оно нужно теперь? Мы сами здесь. Только говорить буду я, ладно? Ты не вмешивайся.
- А я? – Эледвен подняла голову и посмотрела на рыжего.
Маэдрос некоторое время молчал, размышляя, что делать.
- Ты останешься за пределами их лагеря, Эллэ, - сказал он, наконец. – Я не стану тобой рисковать, хватит уже того, что я взял тебя собой.
Эледвен промолчала, но еще крепче прижалась к нему.
Вечер и ночь пролетели незаметно, а наутро Феанарионы снова отправились в путь.
К полудню перед ними показался лагерь Западного Войска. Путники не могли счесть белых шатров, так много их было - они продолжались на восток, насколько было видно глазу. Оставив Эледвен в прибрежном лесочке, Маэдрос и Маглор пешими отправились к страже, что стояла у частокола копий, который создавал своеобразный забор. Надо всем развивался белый стяг Ингвэ и Золотое Солнце Финарфина
- Майтимо, если Эонвэ откажет, что будем делать? - спросил Маглор, прежде чем их завидели золотоволосые воины-ваниар.
- Как и условились – уйдем, сделаем вид, что покорились. А ночью вернемся и заберем Сильмариллы.
- Ты думаешь, нас прямо вот так пропустят?
- Мы изменим облик, Кано. Используем старый добрый способ. Пошли, - Маэдрос подтолкнул его вперед.
К большому удивлению обоих братьев, стража не задержала их у ворот, даже не шевельнулась, даже не спросила имен. «Должно быть, потому, что мы эльфы» - подумали Феанарионы.
- Где мы можем найти Эонвэ, посланника и глашатая Манвэ Сулимо? – спросил Маэдрос, остановив одного из эльфов. И он, и Маглор ждали, что хоть кто-нибудь их узнает, хотя бы старшего Феанариона, но либо эти западные эльдар притворялись, либо вправду не знали, кто перед ними.
- Эонвэ? – удивленно спросил он. – Он в лагере. Как вас представить?
- Майтимо и Макалаурэ, сыновья Феанора! – гордо сказал Маэдрос. На лице золотоволосого эльда отразилось странное выражение: словно упомянули Моргота или кого-нибудь из его приспешников. Его взгляд невольно упал на мечи у поясов Феанарионов.
- Идите за мной, - сказал он, учтиво поклонившись.
Шатер Эонвэ был в самом центре лагеря. Когда эльф вошел туда, самого хозяина там не было, только двое стражников-нолдор в серебряных кольчугах и с копьями. Они стояли у небольшой серебряной же шкатулки, которая лежала на высоком постаменте, укрытом стягом Финарфина. От нее исходило слабое свечение. Маглор осторожно коснулся локтя Маэдроса.
- Майтимо, это они... - тихо произнес он.
Брат ответил не сразу - он как завороженный смотрел на ларец.
- Ты видишь, Кано? – тихо отозвался он. – Они положили творение нашего отца на герб Арафинвэ, словно Камни принадлежат ему!
Ответить Маглор не успел, так как занавес, представлявший из себя вход в шатер, откинулся, и в него зашли трое. Они были высоки, двое из них носили доспехи - один золотые, другой серебряные. Все трое были золотоволосыми, а лица их словно бы светились, но лишь у одного серые глаза на миг омрачились болью.
- Приветствую тебя, Майтимо Нельяфинвэ, сын Феанаро, - сказал тот, что был без доспехов. – И тебя, Макалаурэ Канафинвэ. Будь благословлен сегодняшний день - вы пришли!
Маэдрос коротко поклонился.
- И я тебя приветствую, Эонвэ Благословенный, - сказал он. – Как и своего родича, Арафинвэ, и владыку всех эльфов Ингвэ Владычного.
Финарфин - эльф в серебряной кольчуге - быстро подошел к Маэдросу и Маглору и поочередно обнял их обоих. Старший Феанарион был выше его на голову.
- Этот день благой не только для нас, но и для твоей матери, Нерданель Махтаниэн, - произнес он, глядя в лицо своему племяннику. – Она дождется домой хотя бы двух своих сыновей!
Маэдрос и Маглор не ожидали подобной встречи. Менестрель готов был расплакаться, а вот Маэдрос сохранял ледяное спокойствие.
- Ты обнимаешь и называешь родичем убийцу, Арафинвэ, - сказал он, когда Финарфин отстранился. – Не ты ли слал нам вслед проклятия, когда мы уходили? Не спорю, мы заслужили каждое злое слово. Но мы здесь не для того, чтобы просить прощения. И, боюсь, мать не дождется никого, во всяком случае, не меня.
Повисло молчание. Ингвэ наблюдал за Феанарионами словно бы издалека, а вот Эонвэ подошел к ним ближе.
- Так зачем же ты пришел, Майтимо, если не за прощением? – спросил майа. Голос его звучал теперь тихо и печально.
- За ними, - Маэдрос указал на ларец. – Мы пришли забрать то, что принадлежит нам по праву.
- Принадлежит вам? - переспросил Эонвэ. – Сильмариллы давно не принадлежат вам, Феанарионы. Ваше право на них было утеряно еще тогда, когда вы впервые подняли клинки на ваших сородичей. Разве не вы убивали тэлэри на набережных Альквалондэ? Не вы сразили Диора, сына Лютиэн? Не вы убивали ваших же сородичей в Гаванях Сириона? Нечистая рука не коснется священных Алмазов. И вам их не унести - они сожгут вас, как жгли Моринготто.
- Нас вела Клятва! – сказал Маэдрос.
- Клятва вас же и предала. Все, сотворенное ее именем – зло. И вы творили зло.
- Тогда чего ты ждешь, Эонвэ? - Маэдрос с вызовом посмотрел майа в глаза. – Зови же стражу! Пусть нас закуют в цепи и как Моринготто утащат на Суд в кольцо Судьбы! И потом казнят, ведь закон требует смерти убийцам! Разве мы не этого достойны? Разве не это наш удел?!
Финарфин закрыл глаза и прошептал «Оо, Майтимо…». Эонвэ опустил голову - казалось, он старался спрятать свою скорбь.
-Мне горестно слышать это от тебя, Майтимо, - сказал, наконец, майа. – Неужели Тьма так проела твое сердце, что ты готов поверить в то, что говоришь? Смерть? Разве валар вправе отбирать жизнь, дарованную самим Эру? Ты исполнен горечи и боли, как и твой брат. Но в его глазах я вижу то, что не может меня не радовать - он признает, он готов прислушаться к совету Манвэ Сулимо и Варды Тинталлэ, последовать на Запад и искупить свою вину…
- Смерть искупается смертью! – отрезал Маэдрос.
- Ты не хочешь услышать меня, Майтимо. Почему?
- Я не могу услышать тебя, Эонвэ. Я должен исполнить Клятву. И сейчас ты говоришь мне одно, я вижу другое: неужто отец был прав в том, что вам нужны лишь Камни? Ты хочешь спасти меня, так отдай нам с братом Камни, пусть Клятва исполнится и …
- Ваша клятва изначально была неисполнима. Вы утеряли право на Сильмариллы, едва пролили первую кровь. Идти - или остаться, решать тебе, я ведь знаю, отчего ты так не хочешь покидать Эндорэ. Но Камней вам не получить.
Маэдрос кивнул.
- Я слышал тебя, Эонвэ. – произнес он и, даже не попрощавшись с Финарфином или Ингвэ, вышел из шатра. Маглор последовал за ним.

***
От своей идеи Маэдрос отказываться не собирался. Маглор был мрачен, еще мрачнее, чем до того, как они ушли в лагерь западного воинства. Эледвен была бледна. Она до последнего надеялась, что, получив отказ, ее возлюбленный все-таки покорится, и они вернутся домой, в Оссирианд. Но Маэдрос был упрям и решил, во что бы то ни стало идти до конца.
- Мне нужен огонь, много огня, - сказал он Маглору.- Тогда я смогу наложить чары, мы изменим облик и заберем Сильмариллы. Сегодняшней ночью с Клятвой будет покончено.
- Я не знала, что ты владеешь чарами, - тихо произнесла аданэт, глядя на рыжего.
- Разве? - Он улыбнулся ей. – А ведь однажды ты на себе их уже испытала, правда, не совсем такие, но все же… Дай мне свой волос, мэльдэ, мне нужен золотой волос.
Эледвен вздохнула, ножом отрезала прядку своих золотых волос и протянула Маэдросу. Он коснулся ее щеки ладонью.
- Не бойся, любимая, все будет хорошо. Сегодня все будет кончено.
Как и что он делал, аданэт не разглядела. Она только видела странный золоченый пепел его руке, когда Маэдрос закончил. Он подозвал Маглора и когда тот подошел, отсыпал горсть ему в ладони.
- Приложи к лицу, - велел он. – Но запомни, чары долго не смогут действовать, я в них не силен. У нас совсем немного времени.
С этими словами они оба приложили ладони с золотой золой к своим лицам. Когда они подняли головы, Эледвен не увидела ничего, что говорило бы ей о чарах - перед ней все ещё стояли Маэдрос и Маглор, только вокруг них было золотое свечение.
- Майтимо, ты уверен, что получилось? - с сомнением спросила она. – Я не вижу изменений.
- Ты и не увидишь. Так же, как и Кано, - ответил Маэдрос. – Ты связана со мной нерушимыми узами, и меня ты узнаешь всегда. Но глянь в отражение, - Маэдрос протянул ей глиняную мисочку, из которой Эледвен пила воду. В воде, в свете звезд, аданэт увидела золотоволосого воина в сияющей кольчуге. Она охнула и выронила мисочку из рук.
- Что, так страшно? - улыбнулся Маэдрос. - Но не время сейчас, Эллэ, мэльдэ, ты должна нам помочь. Жди нас здесь, но держи наготове лошадей… Едва мы вернемся, мы умчимся прочь.
- Я возьму твоего коня, Майтимо, - сказал Маглор. – Вам с Эллэ в одну строну, мне в другую. Как и условились.
Маэдрос ничего на это не ответил, только проверил в ножнах меч.
- Да пребудет с нами удача, - прошептал Маглор.
Чары вышли на славу, и никто в лагере не догадался, кто эти два высоких воина-ваниар, что пришли от ворот. Маэдрос и Маглор безо всяких препятствий проникли к шатру, где хранились Сильмариллы и, оглушив стражу, вошли внутрь.
Пока Маглор втаскивал воинов внутрь шатра, Маэдрос подошел к ларцу и откинул крышку. Сильмариллы сияли ровным светом, но едва Феанарион склонился над ними, они вспыхнули алым огнем.
Казалось, прошла вечность. Маэдрос смотрел на них, забыв обо всем. Перед его глазами словно бы стояли отец и братья, и на их лицах он видел улыбки. Он очнулся от грез, когда его плеча коснулся Маглор.
- Там шум снаружи, они что–то заметили. Надо уходить, Нельо.
- Бери Камень, Кано, - коротко бросил Маэдрос и схватил один из Сильмариллов.
Жар обдал их с головы до ног, а руки стало нестерпимо жечь. Но, скрепив волю и не обращая внимания на боль, оба Феанариона выскользнули из шатра. Но было поздно. Воины нолдор и ваниар уже были здесь. Чары пали - и все теперь могли видеть их лица. Другого выхода не было - надо было либо сдаваться, либо сражаться. Но в первом случае их точно повезут насильно в Валинор – так рассудили братья и приготовились к бою. Маглор взял оба Сильмарилла и прижал их к груди, хоть они и нестерпимо горели, в другой руке он держал меч. Маэдрос, преодолевая боль от ожога, тоже обнажил клинок.
- Смерть любому, кто встанет у нас на пути! – крикнул Маэдрос.
Внезапно среди воинов прошел ропот, они опустили оружие. К Феанарионам вышел Эонвэ. Он долго смотрел на них, потом поднял руку и громко сказал:
- Отпустите их, пусть идут.
Воины Запада молча расступились, давая Феанарионам дорогу. Маэдрос и Маглор не убирали клинков - они не верили, что их так легко отпустят, и, едва достигнув ворот, бросились бежать.
У опушки лесочка они распрощались.
- Встретимся еще, брат, - сказал Маглору Маэдрос, заключив его в объятия. Потом порывисто отпустил и взлетел в седло каурого жеребца. Маглор подсадил к нему Эледвен и отдал ей Сильмарилл, завернутый в его плащ.
Эледвен охнула - Камень жег и ее.
- Терпи, прошу тебя, терпи! – взмолился Маэдрос. – Скоро я заберу его у тебя! Прощай, Кано! – с этими словами он пришпорил своего жеребца и погнал его на восток, туда, откуда шел дым.
В глазах у Эледвен потемнело от боли, но она крепко прижимала к себе Сильмарилл, одной рукой вцепившись в Маэдроса. Долго ли мчались они сквозь ночь, она не знала – но, наконец, впереди замаячило алое пламя, и конь замедлил бег, а потом и вовсе перешел на шаг. Маэдрос натянул поводья, и жеребец остановился. Рыжий спешился и спустил с седла Эледвен, взяв у нее Сильмарилл. Левая рука у аданэт покраснела и припухла. Маэдрос положил Камень на землю и заключил ее в объятия.
- Все, все, моя любимая девочка, все, теперь я сам, - прошептал он.- Теперь я сам.
- Почему мы здесь, Нельо, - простонала Эледвен. Вокруг был огонь, он же вырывался из глубокой трещины, где бесновалась лава.
- Здесь нас не будут искать, и здесь тепло, ты опять вся холодная, - сказал он. – Пойдем, я вижу что–то вроде пещеры. Там отдохнем и решим, что делать дальше.
Эледвен огляделась, но потом покорно последовала за Маэдросом.
Темнеющим пятном оказалась не пещера, а выемка в скале. Там то и устроились на ночлег эльф и аданэт. Эледвен прилегла прямо на камни, укрывшись плащом, который достался ей от Маглора и, положив голову на колени Маэдросу, скоро забылась глубоким и тяжелым сном. Сильмарилл лежал на земле и тускло светился. Маэдрос некоторое время смотрел на него, но потом отвернулся, переведя взгляд на Эледвен.
Ее рука, которой она держала Сильмарилл, покраснела еще сильнее и опухла. Золотое обручальное кольцо словно перерезало ее пальчик. Сердце у Маэдроса сжалось - ведь это он ее попросил нести Камень и терпеть боль.
Это я причинил ей боль, я взял ее с собой, я втянул ее в это. Она, ни в чем не повинная девочка, страдает так же, как и я, словно бы это она проливала кровь своих сородичей, давала Клятву Феанаро!
Воспоминания плавно перешли на их первую встречу, на первые признания, во времена, когда, казалось, ничто не сможет сломить нолдор, а Моргот будет в заточении вечно. Маэдрос не знал, спит он или грезит наяву, но перед ним по очереди вставали лица тех, кого уже давно нет в живых, тех, кто все еще бродит под этим солнцем, тех, кого он любил всем сердцем.
Финдекано, брат мой! Что стало с нами? Твоя могила теперь стала дном моря и водяными порастет цветами, твое имя всегда будет освещено славой и никогда не забудется. А что я? Если про меня что и будут говорить, так это то, что я братоубийца, тварь, чудовище!
Отец! Этого ли ты хотел, о такой ли судьбе мечтал для своего старшего сына? И, пусть я знаю, что это ты сам повел нас всех по этому пути, у которого только один конец – вины это с меня не снимет. Я хотел идти за тобой, и был горд, называя себя твоим сыном. Я горд и сейчас, и всегда буду, пока дышу, несмотря ни на что.
Мама… Как жаль, что я тебя, наверное, уже никогда не увижу. Как жаль, что тебя не было рядом со мной все эти бессчетные годы! Ты всегда была нужна мне и моим братьям, пусть мы и не признавались в этом даже друг другу, даже себе.
Тьельпе, сестренка… Моя маленькая, непослушная сестренка, та, которой я отказал в единственной просьбе в твоей жизни! В том, чем ты сама меня наградила позже. Разве я был этого достоин? Что стоило мне убедить отца в том, что Глорфиндейл достоин тебя? Может, вы бы остались в Амане и никогда бы не познали горечь разлук. Простишь ли ты меня до конца, Тьельпе?
Маэдрос тяжело вздохнул и его взор снова упал на Сильмарилл. Клятва исполнена. Но перед тем как раствориться, уйти в небытие, она оставила его одного наедине с совестью. И теперь внутренний голос напоминал ему обо всем, что было, обо всех его ошибках, гордых, теперь казавшихся такими пустыми, словах и деяниях.
Эледвен пошевелилась во сне, тихо простонав. Маэдрос вздрогнул, посмотрев на нее. Он понимал, она стонет от боли, которую причинял ей ожог.
Она никогда меня не упрекала. Никогда не пререкалась, всегда была рядом, что бы я ни делал. И я обрек ее на мучения. Ради чего?
-Смерть искупается смертью, - прошептал он и, осторожно отстранив от себя свою любимую, встал. Некоторое время он еще смотрел на нее.
- Когда меня не станет, ты обретешь свободу, анаринья, – снова прошептал Маэдрос, наклоняясь к Эледвен. – Ты проживешь свою жизнь и потом уйдешь в те дали, о которых эльфам только мечтать. Прости меня, Эллэ. Прости меня, - рыжий осторожно поцеловал ее в щеку. – Прощай.
С этими словами он поднял Сильмарилл и, не обращая внимания на боль, направился к расселине с бушевавшим огнем.
***
Через две недели с того дня, как родичи обнаружили пропажу Феанарионов и Эледвен, в сумерках заката в дом Арнориэн постучались. Когда Феанариэн открыла дверь, на пороге стоял эльф – синда, в сером плаще.
- Я ищу дом Арнориэн Келебриэль, - сказал он.
- Ты его нашел, - ответила нолдэ.- Я и есть Арнориэн.
- О, ну хвала Валар, наконец- то! Я проблуждал по всему Оссирианду, прежде чем нашел тебя, дочь Феанора, - он полез в поясную сумку и достал запечатанное послание. – Это меня просили передать тебе.
Арнориэн неуверенно взяла письмо и увидела на нем знак своего Дома и тэнгвы «М» и «К». Ее сердце тревожно забилось, но она не забыла об учтивости.
- Проходи в дом, путник, - сказала она. – Отдохни с дороги.
- О нет, спасибо, Келебриэль, здесь мои родичи, я пойду к ним, - ответил он с улыбкой. – Да будет светел твой вечер!
Арнориэн ничего не ответила, только проводила его взглядом, а потом быстрым движением сломала воск и стала читать.
Тонкой вязью были выведены строки на ослепительно белом пергаменте. Феанариэн сразу же узнала этот почерк - так писала Эледвен. Сердце нолдэ забилось так быстро, что ей пришлось закрыть глаза и перевести дух, и только потом начать читать.

Когда ты получишь это послание, дорогая моя Тьельпериэль, думаю, я уже буду очень далеко. А свидимся мы или нет, это уже не мне решать. Я вообще уже сомневаюсь, решала ли я хоть что-то в своей жизни? Хотя, да, однажды. Всего однажды…
Я помню, раньше ты спрашивала у меня, каким образом меня связало с твоим братом, но я всегда отмалчивалась - так было надо. Это было нашей тайной - его и моей. Сейчас это уже не имеет никакого значения, потому я тебе расскажу, хоть и вкратце - я очень спешу передать тебе это письмо через одного синду, который направляется в Оссирианд. Вернее в то, что от него осталось.
Мне дали выбор – быть смертной и воспользоваться всеми благами Дара Единого, либо же отказаться от него и остаться. Этот выбор я могла сделать лишь единожды, и потом я уже была не вправе поворачивать назад. Меня предупредили, что если я решу и откажусь, то на меня падет ваше Проклятие, и каждая капля крови, пролитая вами, ляжет таким же тяжким грузом и на меня. А крови было немало. Ее было слишком много, Тьельпе. Это был не «дар», как ты это называла, это был «обмен». Я никогда не могла получить что–то, не потеряв. Так было с самого моего рождения - я потеряла родителей, и обрела тебя. Я встретилась с ним, и отдала свободу. Дар Единого, Тьельпе. Отпустив Серебряную Даль, я приняла любовь. И я никогда, никогда об этом не жалела!
Арнориэн невольно приложила руку к горлу и сглотнула. Она вспомнила тот ожог на руке Эледвен, от Сильмарилла. Братья тогда говорили, что это Диор наложил чары на Сильмарилл…
Именно любовь и заставила меня идти вместе с твоими братьями. Я была там, когда они ушли за Камнями. Я не знаю, на что с самого начал рассчитывал Майтимо – должно быть, он все-таки верил в глубине души, что Эонвэ отдаст Камни. Но он отказал, сказав, что Феанарионы потеряли право на свое наследие и нечистая рука никогда не коснется их. Майтимо не верил. Он никогда не мог поверить в такое. Потому они с братом изменили облик и решили выкрасть Камни. А до того договорились, что если будет погоня, они разделятся: мы с Нельо в одну сторону, а Макалаурэ - в другую. Так они и сделали, но Сильмариллы, они жгли им руки, Тьельпе! Когда твои братья вернулись из лагеря Эонвэ, Майтимо не дал мне и слова вымолвить, усадил меня на коня, и дал один из Самоцветов. Они жгли и меня. Еще хорошо, я держала его левой рукой, иначе не смогла бы сейчас написать и слова… Майтимо умолял меня потерпеть немного, и я терпела. Мы расстались с Макалаурэ и отправились на восток, к огненной расщелине, которая еще не была утихомирена после разлома. Там мы с ним нашли укрытие и решили переночевать, и уже утром решить, что делать дальше.
Я заснула почти сразу, хотя рука болела нестерпимо. Мне даже страшно представить, что испытывал Майтимо – он ведь нес его больше меня! Я не знаю, что произошло за те краткие минуты, пока я провалилась в сон, но я очнулась от того, что он сказал мне «прощай» и направился к пропасти.
Арнориэн почувствовала, как ее руки похолодели. Она зажмурилась, но потом, усилием воли, заставила себя читать дальше:
Что я испытала в этот момент, когда увидела его там, на самом краю, и когда осознала, что он собирается сделать – не описать словами. Я боялась пошевелиться, боялась броситься к нему, потому я только позвала. Майтимо обернулся. Такого отчаяния и такой решимости мне еще видеть не приходилось. Он приказал мне не подходить ближе, боялся, что у меня голова закружится. и я упаду. Я умоляла его отойти, но он был непреклонен. Только и делал, что повторял, что любит и хочет, чтобы я, наконец, освободилась от его Проклятия. Несносный остроухий мальчишка! Но он ведь не знал, Тьельпе… не знал… И никто не знал… Если умрет он, умру и я. Прожитые года навалятся на меня и сметут, как лавина сносит все на своем пути. И тогда я бы пришла к нему в Палаты Мандоса, и там нам с ним быть до скончания Арды…
Он хотел защитить меня от себя, но на самом деле, убив себя, он убивал и меня. Я никогда ему этого не говорила, не хотела его сковывать. А ты еще удивлялась, как я могла знать, что он ранен, или жив! Это нерушимые узы, нерушимые, даже после смерти! И в тот миг, считай, последний, я решилась и сказала ему все. Все. И я упала на колени, умоляя Майтимо не губить себя. Я ощущала все его отчаяние, и боль - Тьельпе, его мучила совесть. Клятвы не было, но деяния, что были свершены, остались. И тогда я сказала Нельо, что если он решил свести счеты с жизнью там, в огне, я уйду вместе с ним. Мне все равно не жить.
И он отошел. Отошел. И тогда я уже бросилась к нему. Когда я обняла его, мне показалось, что он горит, словно сам стал огнем. А потом поняла - это Сильмарилл в его руке. Майтимо ни в какую не хотел его отпускать, хотя он причинял ему ужасную боль. Мы оба знали - Эонвэ был прав. И Макалаурэ был прав. Если и был шанс обрести наследие Феанора, то только через прощение. Я стала уговаривать Майтимо идти обратно к Эонвэ и согласиться на суд в Валиноре. Но он не соглашался, говорил, что не уйдет без меня. Я и сама понимала, что нам, в таком случае, придется расстаться на этих берегах навсегда. Но я не думала о себе - я хотела, чтобы его муки прекратились. Я же видела, он хочет, наконец, очистить совесть, но я его держала. Я. И больше никто. В конце концов, мне удалось его уговорить, но Нельо взял с меня обещание, что если Эонвэ откажет мне в праве уйти за Море, мы уйдем. Я согласилась – это было лучше, чем ничего. Но, перед тем как уйти от этой огненной расщелины, Майтимо резко обернулся и выбросил Самоцвет. Он бросил его в огонь. «Пусть он никому не достанется больше- не мне, но и не им!» - это все, что он сказал… Одного Сильмарилла не стало.
Майтимо и я пришли в лагерь Западного воинства, к Эонвэ. Нельо попросил меня подождать снаружи шатра Эонвэ. Он боялся, что я вмешаюсь и не позволю ему отказаться, и я бродила по лагерю одна. А потом какой-то золотоволосый эльда, с гербом Восходящего солнца на нарамнике, позвал меня к Глашатаю Манвэ.
Я всегда считала, что лиц прекраснее, чем у твоих братьев, мне видеть не довилось. Но увидев посланника Валар, я поняла, чего им всем не хватало - покоя. Покоя в душе. Едва я вошла, Майтимо тут же, молча, покинул шатер. Эонвэ говорил со мной. Он напомнил мне о моем выборе, и сказал, что все несчастья и горести вознаграждаются рано или поздно, а нерушимые узы разрушить невозможно. И он сказал, что теперь выбор за мной - снова, еще раз. Я должна была либо уплыть за Море с Майтимо – но в таком случае, я уже больше никогда не ступлю на смертную землю, и не увижу своих ЧЕТВЕРЫХ детей, не увижу тебя и Тьельперинквара никогда, если только они не пожелают придти в Валинор. Или же останусь с вами - но тогда я уже не смогу увидеть Майтимо – ему, как мне сказал Эонвэ, Валар уже больше не позволят покидать Аман, а мне после отказа не позволят уйти. А это означает одно: наши узы буду нерушимы даже независимо расстояния, но нам никогда больше не увидеться.
Я выбрала первое. Я не могу его оставить. Ведь если я останусь, останется и он, и никогда, никогда, не обретет покоя! И тогда Извечная Тьма все-таки падет на него. Я не могу его оставить. Не могу и не хочу. Я ухожу с МАйтимо, и что бы там его ни ждало, я готова разделить его судьбу. Ведь так было задумано изначально, верно?..
Когда решение было принято, в лагерь пришел и второй твой брат – Макалаурэ. Он рассказал нам позже, что едва мы расстались он бросился в море с обрыва. Сильмарилл он хотел забрать с собой на морское дно, но волны вынесли его обратно на берег, а Камень сгинул в пучине. Так был утерян третий и последний Сильмарилл. Как ты можешь догадаться, Макалаурэ согласился на то, чтобы уйти – сразу же, даже не дослушав Эонвэ. Его сердце рвется домой. Он очень хочет вернуться – к матери, к своей возлюбленной. Арафинвэ, ваш дядя, сказал ему, что его все еще ждут, там, на другом берегу, ждут, несмотря на то…
Я ничего не пишу своим детям. Только одно скажу - у меня их четверо, и всех четверых я люблю, может, теперь даже сильнее, чем раньше. В их праве меня ненавидеть и не прощать - особенно Эллэрондо! Ведь, получается, его бросают второй раз – но я очень хочу, чтобы они поняли… Поняли, что мы не расстаемся навсегда. Если они захотят…
И пусть не гневаются на отца и Макалаурэ. Они бы написали что-нибудь, но не могут. Их руки настолько сильно обожжены, что даже целители-ваниар не сразу справились с болью…
Вот и весь рассказ. Я очень надеюсь, что синда не задержится в пути, и ты скоро прочтешь это письмо. Одно хочу тебе сказать: спасибо тебе за то, что была рядом все эти годы, спасибо за то, что пришла в тот миг, когда я была на грани жизни и смерти и открыла мне самое дорогое, что у меня было и есть. Прощай, моя Тьельпе, быть может, не навсегда. Моя дорогая, любимая сестра.

Эллэ

.
Смысл всего написанного не сразу дошел до Феанариэн. Мысли оттесняли одна другую, и она долгое время стояла, держа пергамент в руке. Но потом облегчение, граничащее с радостью и неимоверной печалью, и болью, стало затоплять (заполнять)ее существо.
- Вот так дела, - пробормотала Арнориэн, садясь на стул, все еще не выпуская пергамента из рук.
На кухню вошел Келебримбор.
- Что это там у тебя, Тьельпе? – спросил он.
- Послание от наших беглецов пришло, - Арнориэн встала. – Зови-ка своих двоюродных и Эллэрондо, они должны это прочесть.
Келебримбора как ветром сдуло. Феанариэн услышала, как он кричит Эрьо и Элронду о послании, а те в свою очередь зовут сестер.


ЭПИЛОГ

Много веков прошло в тех пор, как окончилась Война Гнева, и Белерианд ушел под воду. Медленно, но верно приближалась Эпоха Людей.
За доблесть, проявленную в войне с Морготом и в последней битве, Валар даровали эдайн землю в Море - Нуменор, что по очертанию был так похож на Звезду. Первым королем его стал Элрос, что, в отличие от своего брата, избрал судьбу людей. Поговаривают, что перед тем, как уплыть на остров, он вернулся к своему брату и Арнориэн и просил руки Анариэн. Но после того, как ее и сестру с братом покинули отец и мать, темноволосая нолдэ стала печальна и грустна еще больше, чем до этого. Ей предстоял выбор – либо Элрос, либо надежда на встречу с Эледвен за Морем. И она отказалась – слишком сильной была её привязанность к матери и Маэдросу, сильнее, чем ее любовь. И потому Элрос один уплыл в Нуменор. Конечно же, он позже женился, и его старший сын стал королем после его смерти – а дочь – владычицей Андуниэ, самой Западной Гавани, что была обращена на Аман.
Элронд остался в Средиземье. Изначально он подумывал над тем, чтобы уйти в Валинор, но Эрьо, которого он считал братом, твердо решил остаться. Так же решительно был настроен и Келебримбор – его пламенная идея превратить Эндорэ в прекрасное вечное королевство все еще жгла ему душу, и он хотел исполнить ее даже ценой собственной жизни. Элронда и Эрьо связывала крепкая дружба с Эрейнионом Гил-Гэладом, сыном Фингона. Многие нолдор, что оставались в Средиземье несмотря на призыв вернутся домой, требовали у своих князей избрать Верховного Владыку, и ходили слухи, что многие из них очень хотели, чтобы корона вновь вернулась к Первому Дому. В таком случае, королем должен был стать Келебримбор, как старший в роду, но они с Эрьо, памятуя об Отречении Маэдроса, не стали вмешиваться в такие дела и утвердили право Эрейниона на венец. Так сын Фингона стал Верховным Князем всех нолдор измененного Средиземья.
Тинвэ и Анариэн долгое время жили вместе с Арнориэн у предгорий Эред Луин, пока Феанариэн не решила перебраться в город Келебримбора, который тот основал на Востоке, у Мглистых Гор. Тинвэ, в отличие от своей старшей сестры, не потеряла волю к жизни и решила быть рядом с братом, пока тот не решит покинуть Средиземье, а Арнориэн не желала бросать своих племянников, хотя ее сердце рвалось в Тирион-На-Туне. Почти всю Вторую Эпоху они провели в Эрегионе, пока не пал Мрак, ибо Саурона Валар так и не смогли пленить, и он вернулся в Средиземье, став Тенью своего Господина, что был выдворен за Стены Ночи. Гортхаур, всегда ненавидящий род Феанора, пытался обмануть Келебримбора, когда тот свершал величайший после Сильмариллов труд - ковал Кольца Власти. Но у него ничего не получилось, и тогда Саурон убил Келебримбора и объявил войну эльфам. Гортхаур смог завладеть кольцами Гномов и Людей, а вот Три Эльфийских Келебримбор успел передать Тинвэ, и та бежала к Эрейниону и Эрьо, к Морю. Вместе с ней были Анариэн и Арнориэн. Там Кольца Эльфов обрели новых Хранителей, а Анариэн, не в силах позабыть ужасы и смерть сына Куруфина, отправилась за Море, к отцу и матери.
Историю гибели Нуменора и Саурона рассказывает «Акаллабет». А здесь стоит лишь добавить, что разразившаяся Война Последнего Союза против Гортхаура унесла с собой жизни Эрейниона и Эрьо. Они крепко дружили, как и их отцы, и пали бок о бок. Элронд рассказывал, что Эрейнион умер сразу, от копья, что пробило его сердце, а Эрьо еще жил некоторое время, и сыну Эарендила удалось вынести его с поля боя и доставить к целителям. Но рана его смертельна, и даже Тинвэ, его сестра, что славилась своим умением, не смогла ему помочь. Он умер на ее руках, и последнее, что он сказал, было «аммэ» - с годами Тинвэ стала похожей на Эледвен настолько, что если бы не ее рыжие, как у Маэдроса, волосы, их было бы не отличить.
Этими событиями завершилась Вторая Эпоха и многие, многие нолдор, что пережили Годы Бегства, теперь уже покидали берега Сирых Земель. Среди них была и Тинвэ – раны от утрат могли быть залечены только в Валиноре.
А вот Арнориэн и Элронд остались, как и Галадриэль. Князь Нолдор не желал покидать свой пусть и малочисленный народ, а вот у Арнориэн появилась причина остаться – Глорфиндейл, любимый ею все эти века, исполнил обещание – и их пути сошлись в Средиземье еще раз.
Но это уже совсем другая история…